Скажи мне кто-нибудь вчера: «Марго, ты станешь мэтром Лиги», я бы посмеялась от души, а потом забыла бы напрочь. Ерунда какая — еще чего придумали бы. Посмешнее.

Косынка появилась в моей жизни случайно — и как всегда, от лени. От лени вообще великие вещи делаются: мусоропровод, канализация, свежие газеты, цветы в горшках, подставки для компакт-дисков, пульт для телевизора, подъемные краны… А мне в 16 лет папуля компьютер купил и строго настрого наказал за два месяца освоить «Word». Дрянная программа, ни фига не понятно, да и лень вникать, жара на улице стояла такая, что хоть жри ее с кашей — масло растает и растечется желтым пятном в прозрачной сфере, наполненной одним воздухом. Да что там воздух! Что масло! Анечка клянется, что в эти дни она жарила яичницу на мостовой — ничего себе яичница получилась, никто ее, конечно, есть не стал, и подгорела она потом — однако, проверить практически невозможно, да и стоит ли?

Тогда еще ночи стояли такие — лежишь на диване, и представляешь, как твое тело медленно вплавляется в поролоновые подушки, муторно, язык прилип к небу, а в желудке уже болтается литр тепловатой воды с хлоркой, потому что минералка давным-давно кончилась, послать за ней некого, темнота стоит густая и мутная, как дрянной кофе в крохотной забегаловке рядом с моей нынешней работой — хочешь пей его, а хочешь — поливай им кактус… Порой накатывала паника, казалось, что если жара продлится еще хоть пару минут, то нагрянет необходимость сделать хоть что-то, но тупая истома гвоздила меня к дивану, и я медленно вплавлялась в поролон, как горячая ложка в круглой банке бутербродного маргарина.

Экран монитора светился с неотвратимостью божьего возмездия, ни пса там не было понятно, папуля же, отдуваясь, по утрам пил ледяной, прямо из холодильника, каркаде и даже не ослаблял узел галстука. Он хотел видеть свою дочь хакером — он был намерен сделать для этого все. Героическую попытку освоить в компьютере что-то посерьезнее включения и выключения или бесцельного вождения мышкой по рабочему столу я осуществила через неделю пребывания в моей комнате этого монстра. Косынку я заприметила сразу. Простенькая такая программка, именно для таких погод, которые стояли в тот момент, когда гарь и цветение перемешивались в пыльном чаду колыхающегося зноя. С косынкой же как: открываешь этот пасьянс, и полчаса ты, вроде, занимаешься делом. Полчаса превращаются в полтора, время идет, пасьянс то не сходится, то сходится, а ты, знай себе, перетаскивай мышкой карты их угла в угол.

В принципе, я сходила с ума по косынке всегда, даже в бумажном и настольном ее варианте. Где-то далеко в памяти, когда, не понимая смысла этого пасьянса, не разбираясь в старшинстве карт, я наблюдала за тем, как бабушка аккуратно раскладывает на столе красивый треугольник рубашками вверх, появлялось ощущение, что кто-то гладит теплой ладонью мой затылок. На дачной террасе пахло табачным дымом, и дрожащие пятна солнечного света лежали на столе, покрытом льняной скатертью, бабушка задумчиво курила, а я заворожено смотрела на ее пальцы, быстро тасующие карты. Словно сухие листья ложатся тебе на лицо — умиротворение, как из какого-то далекого сна: золотисто-коричневые тона и амплитуда раскачивания постепенно уменьшается.

Анечка ржала, распечатывала на моем принтере какие-то идиотские рассказы, ругала косынку и накуривала в комнате так, что топор можно было вешать. Или самой повеситься.

Конечно, «Word» я освоила. На ура. Научилась пользоваться шифтами, там и недолго до опции shift + F3 осталось, однако я не нашла ничего лучшего, чем влюбиться. Такая вот история — первая любовь это вам не шутки какие-нибудь, тут все серьезно: розы, грезы, прозы, слезы, морозы, грозы, угрозы, позы, мимозы, сахарозы, дисахарозы, дезоксирибонуклеиновая и аденозинтрифосфорная кислоты — всего предостаточно. Хоть жопой их кушай. Дело принимало серьезный оборот: я стала реже показываться у Анечки, мы с моей любовью трахались на чужих кухнях, отчаянно пили, курили одну на двоих сигарету, говорили о больших и недоступных толпе чувствах, я наплевательски относилась к учебному плану выпускного класса и даже как-то назвала директора школы писюком. Звезданутым. Осень прошла для меня как в угаре, я не слушала своих собеседников, извела миллион противозачаточных вагинальных свечек и тестов на беременность и часами ждала телефонного звонка, вздрагивая от каждого шороха. Пришла зима.

У меня появилась странная привычка часами вглядываться в свое отражение, сидя в темной комнате, я купила себе лифчик на два размера меньше и научилась с филигранной виртуозностью надевать презерватив на любой продолговатый предмет. Зима выдалась холодной, и мой герой подарил мне теплую тельняшку с начесом. Я куталась в полосатую обновку и часами думала о любви, бытие, вечности, горячей ванне и средстве для удаления волос с ног. За окном сыпал снег, наметались огромные сугробы, а я измарала огромную кипу бумаги, записывая стихи, которые извлекала прямо из своей измученной любовью, портвейном и африканскими страстями души: что-то про солнце, оконце, букашки и ромашки — эдакие пасторальные мечтания о том, как бы было здорово, если бы родители свалили хоть куда-нибудь на пару дней. На улицу и не выйдешь — такой стоял мороз, и когда я и мой герой попытались по старой памяти трахнуться в подъезде, ничего не вышло — так было холодно. Мы долго курили и сидели, тесно прижавшись друг к другу, на ступенях, пачкающихся белым. На следующий день он не позвонил, и через два дня тоже.

Прошла неделя.

Я кидалась на стены и плакала в голос, потому что не хотелось разговаривать с папулей и гулять с собакой, а хотелось хлопать любимого по коленке и копаться в карманах его джинсов, любуясь его небесной красотой и наслаждаясь его безграничным умом. Я думала о тантре каждую минуту, сон для меня превратился в пытку: с часа до трех я крутилась в постели, наматывая простыни на ноги, а с трех до шести благородно рыдала и заламывала руки. Еще я сутками пялилась на телефон и рисковала получить инфаркт, когда вдруг раздавался звонок. Прошла еще неделя, близился чертов день всех влюбленных. Хотелось кричать, плакать, раздирать в мясо шелковые кружевные сердечки, продающиеся на каждом шагу, бить посуду, кусать от стакана и со скрежетом пережевывать острое стекло. Вместо этого я сидела на полу в полной темноте и смотрела в одну точку.

Анечка достала билеты в Театр киноактера на какой-то глупый спектакль, из тех, что забываются сразу, как только выйдешь из зала и предложила подойти к проблеме творчески. Я вцепилась в эту возможность, как утопающий хватается за соломинку. Подняла трубку и, корчась от ужаса, позвонила своей самой большой и трепетной любви. Он наверное даже рад был, потому что человек просто не может все время пить пиво — хоть иногда надо заниматься чем-нибудь еще.

Я была готова к выходу уже с утра. Коротая время до вечера, я торчала у компьютера и бесцельно играла в косынку, такую родную и понятную — вроде бы дело, а вроде бы и нет. За три часа пасьянс не сошелся ни разу — мертвая тишина, ровное гудение компьютера и карты, мелькающие перед глазами. До шести часов вечера пасьянс сошелся лишь однажды, и то, как-то странно и нехотя. Я не верила, будто это что-то значит. Ерунда — я так и подумала.

Мой герой опоздал на полчаса, а когда подошел поближе, я увидела, как он пьян. Вероятно, на ногах он держался благодаря годами выработанной системе сноровистой смены поддерживающих средств: вот, кончается стенка, два коротких шага, начинается вторая, ухватились за тетеньку и перебазировались к поручням, перевели дух и рухнули на лавочку рядом со мной. Скотина — я так и подумала. А еще мучительно на воздух захотелось и впервые косынка начала пугать меня. Любим-ненагляд бессильно уронил голову.

— Что будем делать? — тихо спросила я.

— Может, по домам? — прошептал он с тихой надеждой.

Потом, года через три, мы поженились. Брак длился два месяца и оказался до одури неудачным — я сбежала от его портера, поздних просыпаний, безработицы и слепого обожания, засасывающего меня в пучину дремучего алкоголизма. Ждать три года не пришлось. Я верно истолковала смысл послания косынки, другое дело, что на практике это знание применить не пришлось — я смело шагала в болото с крокодилами. Впрочем, отныне я получила изворотливого и на редкость прозорливого советчика, который ни разу меня не подводил — косынку. Это было началом моего большого пути в мир игроков Лиги.

Потом были и shift + F3 в «Word», и нищета такая, что крупу заплесневелую жадно поедаешь, и пачки денег, которые с трудом умещались во всех карманах, утра, когда с трудом вспоминаешь как зовут хозяина постели, в которой ты проснулась, бесконечные дороги, порой в никуда, а порой с конкретным пунктом назначения, огромные пакеты марихуаны, полузнакомые люди, длинные разговоры, порой до одури пустые, а порой звучащие как откровения… А потом вдруг все кончилось. Словно кто-то школьную доску протер сахарным сиропом — подсохнет и пиши что хочешь.

Мне было 22 года, а я бесцельно сидела дома, изводя себя одиночеством и косынкой. Я пялилась в экран компьютера, хранила на полочке в ванной три дежурных презерватива, остававшихся моими бессменными спутниками уже полгода, и играла в косынку. Такая жизнь приводила меня в ужас. Когда я смотрела на себя со стороны, то понимала, что становлюсь толстой, некрасивой и нелюдимой грымзой, о которой не помнит никто на свете. Я привыкла к одиночеству настолько, что с трудом выбиралась в магазин, преимущественно ночью, низко наклонив голову и не решаясь взглянуть в глаза продавцам. Именно тогда моя техника игры начала оттачиваться, и я постепенно обретала ту форму, в которой находилась сейчас.

Как-то ночью, устав от бесцельного проверяния почты на Яндексе, на которую никто, кроме работодателей, не писал, я наткнулась в интернете на сайт Лиги. Простейшая графика, отсутствие ссылок на порносайты и занудное вступление отсеивали всех посторонних людей. Для меня же призыв Лиги изучать тонкую эзотерику косынки прозвучал как музыка высших сфер — вроде бы и занимаюсь чем-то, а вроде бы и нет. Через неделю я решилась поучаствовать в сетевом соревновании и быстро выбилась в подгруппу юниоров. Для простоты я взяла себе придурковатое имя G126, на фоне имен других юниоров смотревшееся весьма прилично. Оно быстро приобрело популярность в рядах ценителей и тонких знатоков косынки. В загнивающих рядах косыночников заговорили о новой звезде. Мне это льстило — хоть что-то кроме своего ежедневного отражения в зеркале, которое хочется скорее оплевать, чем броситься нацеловывать.

В то время косынка начала завоевывать все больше и больше людей. Всем надоела примитивная квака, и захотелось чего-нибудь еще более примитивного, но дающего прикосновение к тайне. Косынка пришлась как раз кстати, и ее примитивность диктовала свои правила. Барахлящие мониторы, цена которым в базарный день 20 баксов, в последнее время резко подскочили в цене. Железо к 486-ым компам на Митинском радиорынке теперь толкали втридорога, а мажорные золотые ребятишки дрались за убитую и выпотрошенную мышку без скрола (мол, со скролом только у придурков, которые про косынку слыхом не слыхивали). Если раньше тупо пялиться в компьютер было стыдно и недостойно гордого звания человека, сейчас эти посиделки внушали уважение и почти мистический ужас. Это была пора подпольных клубов, оснащенных 486-ми компьютерами в век 4-х пентиумов и 120 гиговых винтов. Избранные собирались в маленьких полутемных подвальчиках, выпивали и играли в косынку.

Я знала об этих соревнованиях, однако ритм моей растительной жизни не позволял появляться на людях — к моменту, когда моему добровольному заточению минул год, я приобрела паническую агорафобию. Про G126 заговорили, что он — инвалид детства, безногий карлик, страдающий нарушениями речи и обладающий даром предвидения. Я собирала отголоски этих слухов, расползающихся по форумам расплодившихся, как грибы после дождя, сайтов Лиги, и продолжала бить все рекорды на соревнованиях онлайн. Все изменилось недавно.

Очень просто — кончились деньги. Контора, которая с успехом кормила меня целый год, развалилась, и голод погнал устраиваться на работу. Все сложилось как нельзя лучше — помогла одна из немногих оставшихся подруг, агорафобия потонула в пучине безденежья, голос снова обрел зычность и вернулось умение смешно рассказывать анекдоты. Вслед за этим пришли деньги, новые связи, посиделки в барах центра Москвы, я выкрасилась в блондинку, перестала торчать на месте, уставившись в одну точку, и сдружилась с одним из сослуживцев. Вместе мы пили пиво на солнышке под окнами своей конторы в обеденный перерыв и рассуждали о жизни. В одной из таких бесед новый друг тайком сообщил мне о Лиге и проводимых ею соревнованиях. В тот же день я напросилась в один из ее клубов.

Заведение это находилось где-то на Юго-Западной и называлось «Семерка» — один из заплеваных заштатных клубов Лиги, который истинные виртуозы посещали редко, если вообще посещали. И все же, оказавшись в душном, прокуренном помещении, я оробела, в ужасе озираясь по сторонам со стула барной стойки. Через полчаса, перекинувшись парой слов с барменом, я хлопнула стопку водки и села за один из компьютеров. Начиналось очередное соревнование — как всегда — местные мэтры в центре внимания, не очень талантливые завсегдатаи по бокам, с краю притулилась парочка дрожащих новичков — я, к примеру.

Первый раунд я позорно продула, с трудом вырвавшись в четверть финала — сделали свое дело потные ладони, комок в горле, непривычная мышка и сослуживец, дававший из-за плеча идиотские советы. Но к следующему раунду я освоилась и взялась за дело всерьез. Четверть финала длилась ровно 45 секунд. Со счетом 11894 я оставила далеко позади всех участников. Полуфинал выгнал из туалетов и отлепил от барной стойки всех присутствующих: народ сгрудился вокруг меня. Становилось ясно — они либо наблюдают рождение новой звезды, либо видят перед собой девицу, которой косынка благоволит необычайно, отмечая удивительно гладкую и удачную полосу ее жизни. И на то, и на другое стоило посмотреть. Знали бы они, сколько раз я разложила косынку за последний год, они бы с почестями спровадили бы меня в Кащенко, но — по мне ведь не скажешь.

Полуфинал был еще короче, чем четверть финала. За 39 секунд я уделала всех, а еще через пару минут взяла главный кубок «Семерки». Занося мое имя на доску победителей, организаторы попросили меня представиться своим онлайн именем. Появление на доске победителей аббревиатуры G126 произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сослуживец сгинул где-то в толпе, все рвались угостить меня, я намешала всю халявную выпивку в дикий коктейль и весьма навеселе пристроилась у бара, окруженная рюмками и почитателями.

В общем гаме и суматохе бармен наклонился ко мне и сообщил, что меня ждут в VIP-зале. Весьма подивившись, что в такой вшивой дыре вообще есть что-то подобное, я встала со своего табурета и, пошатываясь, направилась в туалет. Там, закрывшись в кабинке, я некоторое время блевала, с отвращением убирая волосы, набивавшиеся в рот, а потом пила холодную воду из-под крана и плескала ее себе в лицо. Переводя дух, я уставилась на свое отражение в зеркале — на меня смотрела девица с довольно помятой физиономией и кругами туши под глазами. В едином порыве я привела себя в порядок и направилась на поиски пресловутого VIP-зала.

Все, что я помню дальше, — это мои голые ноги, намертво приклеившиеся к кожаной обивке дивана. С громким треском отлепляла я их и закидывала одна на одну — получалось недурно. Кажется, я пыталась поддерживать непринужденную беседу, но с кем, и о чем — Бог знает. С утра дико болела голова и разрывался телефон — звонил каким-то чудом про все прознавший Гоша, который никак не мог взять в толк, что я и легендарный безногий карлик G126 — одно и то же лицо. Он притащился через полчаса, запарковал машину на тротуаре, наглухо загородив подъезд и помойку, и весь день отпаивал меня коньяком с походами под контрастный душ. Я лениво пинала его ногами — мы всегда так делали.

Гоша остался, и я засыпала, крепко прижавшись к его спине. Казалось, я стою на пороге чего-то необыкновенного, в лицо мне дует ветер, как в каких-то героических фильмах про походы в неведомое и мой силуэт четко вырисовывается на фоне приоткрытой двери. Вероятно, так и было. Хорошо ли это? Знал бы прикуп…