В ночной тишине казармы барачного типа раздалась телефонная трель. Дневальный, коротко стриженный крепыш лет восемнадцати, быстро схватил трубку и через несколько секунд поставленным командным голосом (двухгодичное Суворовское училище!) прокричал: «Рота, подъем, тревога!»

Заскрипело несколько десятков двухъярусных коек, удары босых ног о дощатый пол заполнили казарму. Голоса «замков» перекрывали чертыхающийся, сопящий рой молодых парней в зеленых комбинезонах:

— Первый взвод, быстрее, быстрее!..

— Третий взвод, кто после меня, тот без личного времени!..

— Четвертый взвод, шевелитесь, что вы, как жуки навозные!..

— Второй взвод, строиться на улице!..

«Замки» — заместители командиров взводов, сержанты или «капралы», как на армейском жаргоне их именуют, коротко доложили о готовности. Резким зычным голосом командир роты скомандовал: «Рота, напра-во! Бе-гом марш!»

Старший лейтенант Мигунов Арсений Степанович, командир 8-й роты курсантов единственного в мире военного воздушно-десантного училища, по своей пагубной привычке был на «взводе». Пил он редко, но «по-черному», что не помешало ему несколько лет назад сдать норматив на мастера спорта СССР по лыжам и по бегу. И он вполне заслуженно носил на кителе серенький квадрат значка «Мастер спорта». Его нечеловеческая выносливость, проявленная на кроссах и марш-бросках, поразила новоиспеченных курсантов, которые быстро определились с кличкой ротного — Лось. Впрочем, курсанты старших курсов пренебрежительно говорили о нем «Арсюша», намекая младшим о ротном, не раз виденном ими в пьяном виде.

Дикие загулы старшего лейтенанта в рязанских кабаках, дебоши в учебном центре училища, казалось, поставили крест на карьере командира. Но недаром Господин Случай играет в жизни каждого человека одну из главных ролей. После того как на чемпионате Вооруженных сил Мигунов первым пришел на марафоне, обойдя и «чмошников» — другой род войск, презрительно называемый так десантниками, — и вечно задиравших нос спецназовцев, генерал-майор, начальник училища, вызвал к себе старлея и коротко, как два удара по гвоздю, объявил:

— Мигунов, даю тебе новую 8-ю роту курсантов. Это твой последний шанс. Погоришь — поедешь в войска. Все, иди.

«Новой» рота называлась потому, что не выпускалась еще из стен училища прежняя рота, тоже восьмая. Так и было в училище, несколько рот «молодых» и «старых» курсантов с одной нумерацией, 7-я, 8-я, на протяжении двух месяцев до сентября — до выпуска. Курсанты «молодой» 8-й роты с восхищением и завистью смотрели на выпускников — стройных, крепких, уверенных в себе парней, без пяти минут лейтенантов, которые пели в строю разные песни, включая белогвардейские, невзирая на начальство.

А сегодня они пели выпускную, переделанную из детской песенки:

РВВД КДКУ — Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды краснознаменное училище имени Ленинского комсомола — таково было официальное название. Но никто его так из курсантов и офицеров не называл, если только иногда в шутку «РВВ и два КУКУ». Все называли его короче — РКПУ с легкой руки Ленина, который и приказал создать его в 1918 году, а уже в 1919-м его выпускники-недоучки жестоко подавляли восстание казаков на Дону, если верить великому русскому писателю Шолохову.

РКПУ имело свой очень точный неофициальный табель о рангах, или незыблемую иерархическую курсантскую лестницу: первый курс — «Без вины виноватые», второй курс — «Приказано выжить», третий курс — «Веселые ребята», четвертый (выпускной) — «Господа офицеры, или Звезды надают с неба».

* * *

Сегодня «Без вины виноватые» прыгают с парашютом в первый раз…

Громыхая сапогами по асфальту, рота бежит по учебному центру. Курсанты новой 8-й роты видят, что весь их маленький мир пришел в движение. Непосвященному, тем более невоенному человеку, все это движение может показаться хаотичным и бестолковым. На самом-то деле это не так. Две роты курсантов бегут на склад ПДИ грузить парашюты в грузовики. Четыре роты тоже бегут — на завтрак (в 3 часа ночи!), так как завтрак на аэродроме перед прыжком — это нонсенс. И одна из них — Мигунова, 8-я. Сухих пайков не выдавали. Посыльные бегут в гостиницу будить офицеров. Взвод связи — за рациями. Несколько выпускников бегут из общежития гражданской обслуги от молодых поварих. Кучка «дедов», солдат из батальона обслуживания, — из котельной, где они всю ночь «глушили» бражку из сухофруктов. Все пришло в движение.

Раздаются команды в ночи, гремит железом оружие у старшекурсников, урчат моторы грузовиков, сигналят УАЗы начальства.

По команде рота останавливается у столовой. В колонну по одному курсанты быстро заходят в большое одноэтажное здание и по десять человек встают у длинных столов с лавками.

— Рота, садись! — раздается команда приземистого старшины.

Жуя уже остывшую рисовую кашу, Саня Орлов, теперь окончательно отошедший от сладкого курсантского сна салаги, ловит обрывки мыслей, мелькающих одна за одной: «Неужели сегодня? Сегодня прыгну в первый раз? Письмо бы надо написать домой. Как я там, в самолете, не оплошаю? Ничего — прорвемся».

Чувствуя себя в рядах элиты Вооруженных сил страны, в восемнадцать лет, кажется, что все, буквально все лучшее еще впереди. Саня конечно же не знает по молодости, что вот сейчас и проходит то лучшее время его жизни. И эта жизнь, которая сейчас мелькает, как в немом кино, — будет потом, через годы, казаться счастливым мгновением, которое вернуть, увы, нельзя… А пока… Пока надо Орлову стараться, успевать, тянуться изо всех сил и, не дай бог, отставать от товарищей. Надо быть как все: быстрым и ловким, сильным и выносливым, четко выполнять команды.

Год назад книга трех авторов со сложным псевдонимом выбила его из колеи простой юношеской жизни. Книга «Джин Грин — неприкасаемый» подняла вихрь в голове молодого человека, а военный телефильм под названием «Голубые береты» окончательно подвигнул на выбор в пользу армии и воздушного десанта. Только настоящие мужчины служат в ВДВ. А кто не хочет стать настоящим мужчиной, суперменом, в 18 лет? Скоро, очень скоро, уже в РКПУ, он поймет, что тот фильм — обыкновенная армейская показуха, которая не одному ему изменила жизнь.

И опять бег. Бег по мещерскому лесу, по песку в смеси с сосновыми иголками. Вот кого-то вырвало белым рисовым завтраком, кого-то, уже обессиленного, тянут на своих кожаных ремнях товарищи. «Салага»… Военная машина заведена — она не может остановиться. Саня вынослив по природе своей, но все равно еретические мысли приходят и ему в голову: «А почему бежать именно после плотного завтрака, если надо быстро попасть на аэродром. Сколько в парке боевых машин, грузовиков, что ими-то тогда делать? Или нас уже бомбят американцы, что надо так рвать по песку?»

Светает. Показался аэродром из-за последних молодых сосенок. Впрочем, аэродром — громко сказано. Полевой аэродром — это обыкновенное поле, на траву которого уложены длинные, в несколько метров, металлические полосы с просечками-отверстиями.

Курсанты других рот уже разгружают парашюты из грузовиков. Объемные, тяжелые зеленые парашютные сумки они расставляют в ряды на длинных брезентовых полотнищах, называемых «столами». В нескольких сотнях метров от них стоят АН-2 или «кукурузники» — самолеты, известные своей простотой и надежностью.

Курсанты новой 8-й роты после разгрузки встали каждый за своим куполом. «Купола в козлах» — это когда основной купол парашюта стоит позади запасного парашюта, опираясь о него. В полной тишине проходит проверка куполов в козлах. Пэдээсники — офицеры парашютно-десантной службы — внимательно осматривают парашюты, предохранительные приборы, а каждый курсант стоит за своим куполом и ждет.

Ишбабаев, поступивший в РКПУ из войск связи, завязал контровку на куполе не восьмеркой, как положено, а каким-то немыслимым узлом и теперь получает легкую взбучку от угрюмого капитана-пздзэсника:

— Что ж ты здесь навязал, Ишбабаев?

— Да я, тщ капитан, щас справлю, тщ капитан, разрешите, тщ капитан, — скороговоркой начал курсант, глотая от волнения и гласные, и согласные.

— Не лезь, пацан.

Капитан не спеша достает из кармана комбинезона контровку — толстую нитку разрывом на 16 кг — и исправляет ошибку курсанта; срывает немыслимый узел и выбрасывает на траву, вяжет своей ниткой восьмерку, как положено.

Через несколько секунд офицер ПДС в полной тишине цепким взглядом проверяет дальше купол Меринова Володьки — здоровенного амбала, бывшего грузчика из Волгограда. Громко вздыхает его сосед Олег Потапов, подкалывая:

— Ты бы еще медной проволокой перевязал, так бы и «свистел» до поверхности.

Молодые курсанты улыбаются. Олег — первый подкольщик во взводе. Ребята его уважают, ведь Олег поступил в училище, отслужив год в ВДВ.

Взвод молодых курсантов вообще пестрый по составу. И хотя лейтенант Агафонов, командир взвода, пообещал сделать из него группу «коммандос», он пока похож на восточный базар — разноцветье характеров, привычек, судеб… Когда Агафонов знакомился со взводом, он спрашивал, что привело каждого из них в училище ВДВ. Ответ Олега Потапова озадачил Саню Орлова, и с тех самых пор он стал с интересом прислушиваться к неординарным суждениям своего товарища. Олег тогда сказал:

— Ведь надо же куда-то прибиваться в жизни, да и какое-нибудь образование получить. А меня ничего не привлекает на «гражданке». И вот я здесь.

Ответ Потапова вызвал раздражение у взводного командира. Он сердито хмыкнул, но Олег был спокоен, как всегда. Никогда никакие эмоции не прорывались у этого блондина-крепыша. Он был ровен и спокоен всегда и везде: на зарядке, на строевой подготовке, в столовой, на занятиях. Олег не «тянулся», как другие. Олег делал ровно столько, сколько положено, и ни грамма сверху. Не было и намека, что он хочет показать свою настоящую сноровку, умение или силу. «Солдат-автомат», — думал о нем Саня.

— Можно оправиться и покурить, — раздался голос старшины роты, и курсанты потянулись в невысокий молодой сосняк.

Саня подошел к Олегу. Тот, уже зная, что Орлов сейчас попросит закурить, с многозначительным вздохом полез в карман за сигаретами: мол, «салага ты, салага, и времени у тебя нет за сигаретами в магазин сбегать, и как курильщика мне тебя жалко». Размяв почти деревянные сигареты «Дымок» и прикурив от Олеговой газовой зажигалки, оба с удовольствием затянулись и стали прислушиваться, о чем «травит» Валера Жупаник — представитель «сатиры и юмора» роты, в жизни которой веселого пока было мало.

Валера, перворазрядник по боксу, огромный и сильный, как медведь, тоже пришел в РКПУ из ВДВ. Сейчас, перед первым для многих «салаг» и «кадетов» прыжком, он травил «по-черному»:

— Главное — сильно оттолкнуться на пороге. Если слабо оттолкнешься, то всю рожу сдерешь заклепками на обшивке нашего воздушного такси. Я вот, помню, в первый раз прыгал, так потом себя не узнал в зеркале.

Володька Лебедев из Прибалтики, поступивший в училище с «гражданки», фанат карате, снискавший уважение в роте тем, что у всех на глазах лбом разбил красный кирпич, спросил острослова:

— Валер, а у тебя парашют отказывал хоть раз?

Жупаник затянулся сигаретой и, чувствуя повышенное внимание всех «салабонов» к своим изречениям, ответил строго и серьезно:

— Нет, ребята, ни разу. У нас, в Союзе, самые надежные купола. Они, правда, проще, чем французские или штатовские, и в управлении хуже, но гораздо надежнее. Если бы они были ненадежными, то, наверное, генералы на нашем Д-5 не прыгали бы. Это только если ПДСник проглядит что-нибудь у какого-нибудь олуха царя небесного, то ему, олуху, — труба. Но пэдээсники ведь тоже звездами на погонах за правильную укладку купола отвечают. Так что вряд ли. Короче, если ты сам себе купол уложил правильно, то будь спок — все будет хоккей. Первая заповедь десантника: надейся сначала на себя, потом на друга. Интервал между парашютистами всегда очень большой, особенно если прыгаешь с большого самолета типа AН-12, АН-22, ИЛ-76. В воздухе до друга далеко.

Августовское солнце уже перевалило за верхнюю точку. Припекало. Давно прошел полдень, и только теперь захлопотали летчики у своих «кукурузников». Курсанты надели парашюты и равнодушно смотрели, как запускают двигатели у самолетов. Они сидели на раскаленных железяках поля аэродрома, через дыры которых пробивалась трава. Кто-то кемарил, опираясь спиной с парашютом о парашют товарища, кто-то постарше и поопытнее откровенно спал. Примолк от долгого ожидания и балагур Валерка Жупаник.

Вот первый «кукурузник», оглушительно тарахтя моторами, развернулся и встал на стартовой площадке, за ним пристроился второй, третий, четвертый… Рубя горячий воздух винтами, железные птицы ждали людей. Семеня от тяжести надетых парашютов, строго по своим кораблям побежали старшекурсники, группами не больше дюжины человек в колонну по одному. Короткий разбег — и самолет взлетает. За ним поднимается в воздух другой… В рядах других курсантов оживление. Закуривают последнюю сигарету здесь, на земле, перед прыжком.

Саня Орлов попал в группу корабля всю из своего отделения взвода: Серега Егоров, «замок», Ишбабаев, Володька Меринов, Олег Потапов, Вовка Лебедев и еще несколько ребят. Выпускающим из самолета начальство назначило курсанта третьего курса, который должен прыгать вслед за ними. Залезли по приставной железной лестнице в горячее брюхо самолета. Сели как прыгать — в очередности, по весу. Первым должен прыгать Мерин — Володька Меринов, как самый тяжелый, за ним Егоров… Ишбабаев — последний. Саня Орлов — в серединке.

Летчикам, этим простым воздушным извозчикам, уже до чертиков надоело таскаться в небе по схеме: взлет — круг — выброска — посадка. С ума можно сойти. Но на АН-2 попадали невезунчики и раздолбаи, деваться им было некуда, требовалось просто пахать и терпеть. И они терпели и… пахали небо. Грузили зеленых человечков, выходили на круг, человечки по знаку зеленой лампы вываливались в дверь, а они снова шли на землю за новой порцией. Просто и неромантично.

AН-2 то и дело попадал в воздушные ямы. Сидя на откидной металлической скамейке, Саню стало подташнивать — он первый раз в жизни летел в самолете! Третьекурсник — выпускающий — заметил его побелевшее лицо, подошел, задернул штору иллюминатора, через который были видны, как игрушечные, мещерские леса и паутина дорог, наклонился и крикнул почти в ухо: «Соси слюну». Больше он ничем помочь не мог. Сане уже было все равно: прыгать, не прыгать, лишь бы поскорее вылезти из этого проклятого железного ящика, который то ухает вниз, то взлетает вверх. Он не искал острых ощущений и не бесился с жиру. И звезды офицера для него, конечно, неплохо. Но не это главное. Он хотел стать сильным. Сильным духом. Можно стать сильным, как бык, но с душой зайца, вздрагивая от каждого шороха. Только сильный духом — настоящий мужчина, пусть он даже физически слаб. А в идеале все должно быть гармонично: сила духа крепит силу тела. Тогда этому человеку нет преград, а если появятся, то горе тем, кто станет на его пути…

«Ну наконец-то!» — подумал Саня, когда загорелась желтая лампа («Приготовиться!») за кабиной летчиков. Все быстро встали, хлопнули — пристегнули откидные скамейки. Выстроились «в поток», друг за другом, касаясь передним, запасным, и основным, задним, парашютами. «Ну, вот сейчас, сейчас», — только это стучало в головах новичков-парашютистов. Вместе с резким сигналом сирены загорелась зеленая лампа («Пошел!»). Выпускающий третьекурсник хлопнул ладонью по серому куполу на спине у Володьки Меринова, и тот шагнул в овальный прямоугольник двери, В несколько секунд Егоров, Лебедев скользнули в люк — дверь.

Саня кожей услышал хлопок ладони сзади на основном парашюте и нырнул в дверь, со всей силой оттолкнувшись от пола самолета. «Вот и все», — мелькнуло далеко в сознании. Сильный встречный поток воздуха обдал лицо. «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три», — отсчитал Саня и выдернул кольцо. Что-то дернуло и потащило вверх — это вышел и надулся парашют. Он поднял голову и увидел над собой белый купол и синее-синее небо. В горле пересохло. Хотелось кричать и петь. Вспомнив, чему учили на земле на предпрыжковой подготовке, Саня развернулся на 180°, взяв стропы крест-накрест, и огляделся вокруг. Парашютисты-перворазники выдавали свои эмоции по полной. Кто-то кричал, кто-то пел, а кто-то и матерился на всю катушку. Белые купола парашютов как одуванчики скользили по небу. «Жизнь прекрасна!» — подумал Орлов.

А с земли уже неслось через мегафон: «Прекратить мат в воздухе! Приготовиться к земле!» До земли оставалось метров сто. Она быстро приближалась зеленым ковром.

Орлов сгруппировал ноги вместе, выпрямил их перед собой. Удар о землю, падение набок, и уже затухает купол, который бережно пронес его с высоты 800 метров. Отстегнув и сбросив лямки, Саня скатывает парашют в большой ком. Вынув из кармана «запаски» парашютную брезентовую сумку, бросает в нее скатанный основной купол и, не чувствуя 20 килограммов тяжести, забрасывает ее через плечо.

— Эй, десантник! — слышит он и, оборачиваясь, видит смеющегося Олега Потапова. Тот достает из-за пазухи комбинезона фотоаппарат и подначивает Саню: — Я тебе в воздухе орал-орал, но ты ноль внимания, ну, думаю, оглох от страха. Давай хоть на земле сниму тебя, — взводит фотоаппарат, щелчок, и исторический момент становления парашютиста-десантника зафиксирован, только восторги новоиспеченного воздушного рейнджера остаются за кадром.