Сережа, как обычно, пришел на свидание загодя. Был чудный вечер, который незаметно переходил в ночь. Сережа лежал на сене (на том самом, где они вчера лежали с Юлей) и, казалось, не замечал ничего. Он был занят все тем же: молодым напряжением, той игрой просящих сил, от которых, казалось, могла закипеть кровь.

Когда скрылось за горизонтом солнце и быстро стало темнеть, он взглянул на часы, встал, стряхнул с себя сенную труху и по влажной от вечерней росы траве пошел навстречу своей любви.

Он не знал когда она точно придет. Юля сказала: «Когда заснет тетя». А когда она заснет?

Когда до изгороди из жердей оставалось метров сто, он остановился и стал вглядываться в темноту. Никого не было. Тогда он решил, что, как и прежде, встанет за куст и будет наблюдать за ней, но сегодня Юля опередила его.

– Ку-ку! – услышал он сзади себя.

Сережа оглянулся и увидел её. Юля вышла из-за дерева и уже с полминуты наблюдала за ним. В её глазах было кокетство и готовность на ласку.

Глядя на неё, он замер. Ему остро представилось, как обовьют в любовном экстазе её маленькие ручки его шею, как запрокинет она голову, как забьется она, словно подраненная птичка, подставляя поцелуям лицо и шею; как сплетутся его руки с её руками, как они заскользят по её плечам, стану, бедрам и прижмут её тело к его телу, и она, чувствуя напряжение его плоти, затрепещет.

Но Юля словно не видела, что творится с ним.

– Сегодня я раньше, – сказала она, когда Сережа подошел к ней. – Чего молчишь?

Он молча продолжал смотреть на нее. Глаза его горели и говорили о нескрываемом желании. Но он не мог предугадать, как же она поведет себя в эту ночь.

– А ты давно пришел?

– Давно.

– А чего делал? Почему не подходил?

– Я опоздал на чуточку.

– Чуточку не считается.

«Ах ты, капризница!» – глядя на нее, подумал Сережа. Сейчас она будет держать его на расстоянии, разыгрывать недотрогу, но ведь он то видит, чувствует, что творится у нее на душе.

– Не рассчитал, – её игра еще в большей степени возбуждала его.

– А я думала, что мне подарят букетик.

«Оно и правда. Какой же я, однако, болван!» – подумал Сережа.

– В следующий раз.

– Посмотрим…

Юля сегодня пришла в коротенькой в красную клетку юбочке и в бордовой, на пуговках, блузке. Глядя на нее, Сережа подумал, что пуговки можно будет легко расстегнуть.

– Ну, что же мы стоим, идем, – выходя на тропку, сказала Юля. И пошла грациозно, чуть покачиваясь, точно разыгрывая симфонию пластических, никому не доступных больше движений.

Ступая по траве, Сережа с ней поравнялся, коснулся её ручки, желая идти, держа её руку в своей руке, но Юля наклонилась, подобрала сухую ветку и стала её вести по траве.

Сережа отстал, перешел на другую сторону, коснулся пальчиков её руки. Искра пробежала, и он не выдержал: сделал два шага вперед и встал перед ней.

Его руки уже готовы были обнять её тело, но её глаза, с бесятами в глубине, смеялись.

– У-у, какой нетерпеливый, – охлаждая его пыл, сказала она, и он отступил, взял её руку, и они молча пошли.

– Ты со всеми девочками такой пылкий? – спросила она.

– Нет.

– А с кем же?

– Только с вами.

Его ответ Юле понравился. «Он еще никого так не любил, как меня», – подумала она.

– Ты что сегодня делал? – через некоторое время спросила Юля, все еще делая вид, что не замечает, что же творится в его душе.

– Я? – переспросил Сережа, видимо не понимая, о чем же это она спрашивает его. Юля улыбнулась и повторила вопрос.

– Купался, загорал, думал, что ты тоже придешь…

– Ой! Смотри, – перебила его Юля, увидев в траве светлячков, и наклонилась, но светлячок вдруг куда-то исчез. – А мы с тетей ездили за лесной ягодой. Должна же я ей хоть в чем-то помогать!

– Что-нибудь нашли?

– На двоих набрали трехлитровую банку. Я всего набрала литр, остальное тетя. Сварили варенья. Она мне баночку даст, я увезу её с собой.

Она говорила, а он почти не слушал её, не понимая, как можно серьезно говорить о каких-то банках.

Юля высвободила свою ручку, но он вновь поймал её. Их пальцы сплелись.

– А вы со всеми мальчиками себя ведете так же, как со мной? – осмелев, спросил он.

– Я… – Она на мгновение задумалась. – Конечно, – ответила и подумала: «Пусть не зазнается».

«Вся прелесть в том, что её мысли невозможно предугадать», – подумал Сережа и посмотрел на неё. Она тоже на него оглянулась, и он почувствовал, что огонь, которым горел он, стал перекидываться и на неё. Несколько минут они шли молча.

– Куда мы идем? – мягко спросила Юля.

В её голосе он уловил перемену и не мог больше ждать. Сережа остановился, обнял её за плечи, от желания у него закружилась голова.

– У-у, какой пылкий… – сказала Юля, но уже почти шепотом.

Она еще колебалась, не теряла благоразумия, но не успела отвернуться, как Сережа впился губами в её губы. Оторвавшись от её губ, он стал целовать шею, расстегнул пуговки на блузке, покрыл поцелуями груди.

– Прямо на тропке! – прошептала она.

До него долетел смысл сказанных ею слов. Здесь было так неудобно. К тому же по тропке мог пройти случайный прохожий.

Держа её за руку, на ходу расстегивая пуговицы у рубашки, пройдя метров сто, Сережа свернул к берегу реки. Юля молча, застегивая пуговки у блузки, шла с ним, обнявшись, плечом к плечу. Она словно знала, куда он её ведет.

Но что это? Здесь должна была быть, по его понятиям, копешка сена, а вместо нее росла с человеческий рост крапива, через которую не продерешься, а еще дальше, судя по очертаниям теней, кусты.

– Ой, кусает! Я острекалась. Здесь же крапива! Куда мы зашли? – спросила Юля.

Сережа, вглядываясь перед собой в темноту, остановился. Кругом, куда ни посмотри, были заросли. «Неужели от волнения я пошел не в ту сторону?» – подумал он.

– Я, кажется, перепутал.

– Еще укусила…

– Держись за шею, – и не успела она сообразить, что к чему, как он её подхватил, развернулся и понес.

– Ты куда меня понесешь?

– Куда захочешь.

– Тогда до тропки. Дальше я сама.

Прежде чем ее отпустить, он, крепко её обнимая, опять нашел губами её губы, осыпал поцелуями шею и они, прижимаясь друг к другу, не сговариваясь, пошли к очертаниям видневшегося в темноте стога.

Подойдя, Юля прислонилась спиною к сену, а он молча обнял её за плечи, и она вдруг как-то сразу подломилась, запрокинулась, послушно легла на душистое сено.

Юля, глядя в его горящие страстью глаза, все еще колебалась, а затем вдруг как-то по-особенному улыбнулась, в её глазах появился жизнерадостный яркий блеск и она, видимо, решила отбросить благоразумие.

Обжигая её горячим дыханием, Сережа продолжал целовать шею, расстегнув пуговки блузки, перешел на груди, потом опять на шею, и она, разгоряченная страстным желанием, выгнула спину.

Чтобы она приняла на себя только нижнюю часть его тела, Сережа уперся на локти. Было столько задержек и остановок. Они уже не могли больше ждать, его вежливость и благие намерения остались позади, она должна была принять его! Отбросив в сторону стянутую с плеч рубашку, он, толком еще не зная, что он будет делать дальше, в очередной раз впился в её губы.

Юля не сопротивлялась, только глубоко вздохнула, словно она ждала этого момента всю жизнь. Секундой позже её руки обвились вокруг его шеи, в ответном сумасшедшем порыве бедра выгнулись. В этот миг её тело сгорало от сладостного желания – ощутить на себе упирающуюся твердую пульсирующую плоть.

Сережа тяжело на нее привалился, и она почувствовала, как «дружок» настойчиво упирается в нижнюю часть её живота.

Юля затрепетала, желание затопило её с ног до головы. Она страстно хотела его, истомившаяся, разгоряченная, переполненная желанием. Но Сережа не торопился.

Оторвавшись от её губ, он в очередной раз стал целовать её лицо, шею, холмики грудей, решил вовсе снять с нее блузку, но ей было колко лежать голым телом на сене. Тогда он прижался своей грудью к её груди. Она как будто была в бреду, её голова запрокинулась, волосы разметались.

Сережа одной рукой гладил ей бедра, а другой пытался расстегнуть пряжку ремня, но её заело. В какой-то момент он изменил положение тела, и пряжка уперлась, причиняя боль, ей в живот.

– Больно! – вскрикнула Юля.

Сережа спустился вниз, стал целовать заболевшее место. Теперь его руки то скользили по её грудям, то ласкали животик, а когда он стал целовать ей пупок и щекотать его языком, то казалось, что она задохнулась. Уже знакомое сладостное возбуждающее чувство вскружило ей голову, но Сережа остановился.

– Еще, – с мольбою прошептала она, когда смогла хоть чуть-чуть вернуть ощущение реальности.

Он продолжил, и она подумала, что на этот раз на самом деле умирает.

Его руки вновь заскользили, лаская, по её ногам. Они то гладили икры, то колени, то поднимались к бедрам, а когда она выгибалась, руки оказывались на ягодичках, потом опять спускались к икрам и опять поднимались к бедрам.

Ремень поддался, и брюки были уже приспущены. Коротенькая в клеточку юбочка закинута на животик. В лунном серебряном свете на загоревшей шелковистой коже ярко выделялись белые кружевные трусики. Теряя голову, Сережа прижался грудью к её ножкам. А она то прижимала ручками его голову к своему телу, то её пальчики начинали торопливо ерошить его густые волосы, а то её ухоженные коготки царапали ему спину.

Вот уже его пальцы между её трусиками и телом. Он потянул, она прогнулась, и трусики легко спустились почти до коленей. Увидев черный треугольничек, Сережа припал к нему лицом. У него возникло странное желание расцеловать её всю, но Юля раздвинула ножки, согнула их в коленях, и опять трусики стали на его пути к тому месту, куда он стремился больше всего на свете.

Сережа перевел дыхание. Сердце его колотилось. Волна страсти, чтобы еще с большей силой вновь поднять их на гребень и захлестнуть, схлынула. Возможно, если бы он был опытен в любви, то уже обладал бы ею, но он был не опытен, к тому же еще заботился о её чувствах.

«А не злоупотребляю ли я её доверчивостью?» – где-то в укромном уголке его мозга смутно, но настойчиво возникал у него вопрос, а также: «Девственница ли она или разыгрывает невинность?» Эти вопросы обезоруживали, сдерживали его активность.