1. Начало исследований режима океана

Широкое внедрение на морских судах парового двигателя и винта, а также постепенный переход от деревянного судостроения к железному, совпавшие с началом рассматриваемого периода, отразились не только на мореплавании как таковом, но и на возможностях описи берегов и исследования режима Мирового океана. Влияние условий погоды на производство исследовательских работ сильно уменьшилось.

Действительно, опись берегов с моря для парусного судна при ветре, противном намеченному маршруту, почти невозможна. Приходится лавировать, лавировка же короткими галсами утомляет команду; при лавировке длинными галсами судно, отходя от берегов, теряет их из виду. Само счисление при лавировке неточно, и это отражается на точности съемки. Штиль не только прекращает опись, производимую парусным судном, но иногда вблизи берегов создает опасность и для него самого.

Паровое судно прекращает опись только при очень сильном ветре. Оно всегда имеет возможность, например в случае тумана или при ветрах, прижимающих судно к берегу, отойти в открытое море. Штиль является лучшим состоянием погоды для производства описных работ паровыми судами и худшим для парусных судов.

Длинные и извилистые узкости почти недоступны для точной описи с парусных судов. Для паровых судов такая опись не представляет затруднений. Неудивительно поэтому, что винтовая канонерская лодка «Морж» (1860–1862) под командой капитан-лейтенанта Александра Егоровича Кроуна – одно из первых русских паровых судов, следовавших из Кронштадта в устье Амура вокруг Южной Америки, – свободно прошла через Магелланов пролив. Участник этого плавания лейтенант Николай Алексеевич Фесун составил подробное его описание. Капитан-лейтенант Роберт Александрович Лунд в 1864 г. на парусно-паровом судне «Варяг» первым из русских военных моряков прошел Магелланов пролив полностью.

Более или менее сильный ветер не позволяет парусному судну производить глубоководные исследования. Дело в том, что при таких работах необходимо посылать приборы на заданную глубину, а при большом дрейфе парусного судна трос, на котором посылаются приборы, изгибается иногда настолько сильно и сложно, что полагаться на показания приборов почти не приходится. Паровое же судно во многих случаях можно привести на ветер и, работая машиной, удерживаться на месте так, что тросы, на которых приборы посланы на глубину, остаются почти вертикальными.

Преимущество паровых судов особенно сказалось при производстве океанологических разрезов и океанологических съемок моря, когда наблюдения необходимо производить в заранее намеченных пунктах, в заранее намеченной очередности и притом в возможно более короткий срок, что для парусного судна почти невозможно.

Приблизительно к началу рассматриваемого периода были изобретены приборы и разработаны методы для исследования глубинных вод океана. Уже в 1854 г. появился так называемый лот Брука, идея которого была впервые осуществлена Петром Первым. Этот прибор дал возможность измерять большие глубины океана.

Как только была получена возможность посылать приборы на большие глубины, сейчас же началось изучение глубинных вод океана, определение их физических, химических и биологических характеристик.

Основными физико-химическими характеристиками водных масс Мирового океана являются: температура, соленость, прозрачность и содержание кислорода. С начала XX в. в дополнение к этим основным характеристикам стали изучать содержание соединений углерода, азота, фосфора, кремния и других элементов, определяющих жизнь в океане.

Температура и соленость, обусловливая самую возможность существования в море тех или иных организмов, в то же время определяют плотность морских вод.

Изучая распределение плотности по пространству и глубине, мы получаем возможность судить о направлении и скорости движений водных масс и с помощью методов, разработанных в начале XX в., вычислять эти величины. Кроме того, изучая распределение температуры и солености по глубине, мы получаем представление о напряженности вертикального перемешивания вод в океане, о теплообмене между океаном и атмосферой и т. д.

Изучая распределение прозрачности и цвета, мы получаем возможность судить о замутненности морской воды взвешенными в ней органическими и неорганическими частицами. Чем меньше этих частиц, тем прозрачнее и синее воды океана. Поэтому, если желтый цвет – цвет пустынь на суше, то синий цвет – это цвет морских пустынь.

Изучая распределение растворенного в водах океана кислорода, мы судим о происхождении водных масс, о биологических процессах в этих массах и даже о «возрасте» водных масс. Действительно поверхностные слои океана насыщаются кислородом из атмосферы и в результате фотосинтетической деятельности растений. На глубинах кислород только расходуется (на окисление). Запасы его здесь пополняются лишь в результате перемешивания глубинных вод с поверхностными и в результате приноса течениями вод, обогащенных кислородом, из районов, где эти воды были когда-то поверхностными. Поэтому, изучая распределение содержания кислорода по пространству и особенно по вертикали, мы можем судить о напряженности поступления и расхода кислорода на глубинах океана. Там, где кислород отсутствует, и особенно там, где вместо кислорода находится сероводород, жизнь, за исключением особых (анаэробных) бактерий, невозможна.

Самыми простыми из перечисленных наблюдений являются определения температуры поверхностных слоев океана. Однако до XIX в. даже такие наблюдения были несистематическими, случайными.

Как мы видели, первые определения вертикального распределения температур в океане были сделаны во время кругосветного плавания «Надежды» в 1803–1806 годах.

Во время кругосветного плавания «Предприятия» (1823–1826) Э. X. Ленд построил первый «изолированный» батометр, в котором вода, взятая на глубине, доставлялась наверх с почти не измененной температурой.

Определения Ленцем глубинных температур считаются классическими, а изобретенный им батометр стал прообразом многих батометров вплоть до начала XX века.

Но определение глубинных температур с помощью максимально-минимальных термометров, которыми пользовались Крузенштерн и другие русские мореплаватели первой половины XIX в., было достаточно точно только при условии убывания температур океана от поверхности на глубину. Для районов, в которых теплые и холодные воды переслаиваются, такие термометры неприменимы. «Батометрический» метод определения глубинных температур, использованный Ленцем, не зависит от распределения температур, но дает точные результаты только в очень опытных руках.

В 1878 г. английские механики Негретти и Замбра изобрели опрокидывающийся термометр с отрывающимся столбиком ртути. Усовершенствованный опрокидывающийся термометр, прикрепленный к опрокидывающемуся батометру, остается основным для измерения температур в море и в настоящее время.

Удельный вес морской воды как поверхностной, так и глубинной, до начала XX в. определялся ареометрами постоянного веса. Как мы видели, точные определения температуры и удельного веса поверхностных и глубинных вод океана позволили Ленцу сделать первые, подкрепленные непосредственными наблюдениями выводы об основном круговороте Мирового океана: теплые воды низких широт поверхностными течениями устремляются в высокие широты, холодные воды высоких широт глубинными течениями проникают в низкие широты.

Ареометры не потеряли своего значения и в настоящее время. Однако более точные определения плотности морской воды получаются по солености. В свою очередь соленость вычисляется по содержанию хлора, определяемому химическим (аргентометрическим) методом. Этот метод был разработан тоже только в начале XX века.

Первые определения относительной прозрачности морской воды были произведены, как мы видели, Коцебу в 1817 г. во время кругосветного плавания на «Рюрике».

Прием Коцебу в дальнейшем получил широкое распространение. В 1827–1833 гг. очень точные и обстоятельные наблюдения прозрачности воды у побережий Белого моря и Мурмана с помощью белой тарелки были произведены лейтенантом М. Ф. Рейнеке. Как указывает Снежинский, это была первая в истории океанографии систематическая съемка прозрачности и цвета воды в море.

Только в 1865 г. Секки и капитан Чальди начали определять прозрачность вод Средиземного моря по способу Коцебу. Однако в иностранной литературе диск, служащий и в настоящее время для определения относительной прозрачности, называется не диском Коцебу, а диском Секки. В советской литературе этот диск называется стандартным белым диском.

Химические методы определения растворенного в морской воде кислорода, так же как и определение содержания хлора, по которому можно вычислить соленость, были разработаны только во время обработки материалов английской научной экспедиции на «Челленджере» (1872–1876). Определение плотности морской воды по температуре и солености также разработаны во время этой экспедиции.

Экспедиция на паровом корвете «Челленджер» была большим событием в науке об океане. Она отправилась из Англии в декабре 1872 г. и вернулась в мае 1876 года. За это время было пройдено 68 900 морских миль и сделаны 362 глубоководные станции, на которых определялись: глубина, грунт, температура на разных глубинах от поверхности моря; кроме того, собирались образцы воды для последующего химического анализа и исследовались флора и фауна морских вод от поверхности до дна. На каждой станции определялись также поверхностные течения, иногда течения на глубинах и велись ежечасные метеорологические наблюдения.

Экспедиция на «Челленджере» и последовавшие за ней научные морские экспедиции других стран, совершенные также на паровых судах, собрали множество самых разнообразных фактов о режиме глубоководных районов океана. Постепенно внимание отдельных исследователей обратилось главным образом не на добывание новых фактов, а на обработку и обобщение фактов уже известных, а также на обоснование процессов, создающих эти факты.

Наиболее яркими представителями исследователей такого направления были: за рубежом Ф. Нансен, у нас в России – С. О. Макаров. Этих ученых надо считать основоположниками современной науки о море. Разница состоит лишь в том, что Нансен был ученый-профессионал, а Макаров прежде всего практик-судоводитель и флотоводец и наукой мог заниматься только в свободное от служебных обязанностей время.

 

2. Плавания и океанологические наблюдения Миклухо-Маклая

(1870–1882)

Путешественник и географ в самом широком значении этого слова, Николай Николаевич Миклухо-Маклай был одновременно одним из крупнейших океанологов своего времени. Интерес к вопросам океанологии у Миклухо-Маклая зародился во время его путешествия, еще студентом (в 1866–1867 гг.), на Канарские острова. Уже тогда он понял, что нельзя изучать морские организмы, не изучая одновременно морскую среду, в которой эти организмы обитают.

В самом начале своей самостоятельной научной деятельности, в 1869 г., Миклухо-Маклай отправился на Красное море для изучения морских губок. При этом он обратил внимание, что донная фауна Красного моря резко отличается не только от фауны Средиземного моря, от которого она отделена Суэцким перешейком, но и от фауны Индийского океана, с которым Красное море соединяется Баб-эль-Мандебским проливом.

Это явление Миклухо-Маклай объяснял резко повышенной температурой поверхностных и придонных вод Красного моря. Действительно, температура придонных вод Красного моря (наибольшая глубина около 2604 м), равна около 21,5°, в то время как на такой же глубине в Средиземном море господствуют температуры порядка 13–14°, а в прилегающих районах Индийского океана всего около 3°.

Кроме того, Миклухо-Маклай обратил внимание на существенные различия в фауне морских губок, у африканского и азиатского берегов Красного моря, объясняя это явление морскими течениями, создающимися господствующими ветрами, дующими то в одном, то в обратном направлении, вдоль оси. Красного моря.

Интерес к океанологии особенно укрепился у Миклухо-Маклая после того, как он стал разбирать коллекции морских губок Зоологического института Академии наук, собранные русскими учеными в Белом и Баренцовом морях и в Тихом океане, главным образом в Охотском море. Для того чтобы объяснить большое разнообразие форм губок, Миклухо-Маклай в своих работах подробно разобрал океанологический режим этих районов Мирового океана. Он писал:

«Только при точном определении температур воды и ее колебаний, плотности и состава ее, морских течений и соседства других организмов и вообще всех разнообразных географических и физиологических условий местности можно объяснить удовлетворительно, почему и каким путем развилась та или иная форма». Эти положения Миклухо-Маклая сейчас общеприняты в биологии моря и, в частности, в промысловой океанологии.

В докладе Географическому обществу, сделанном 7 октября 1870 г., о планах своего путешествия в Тихий океан среди многих других задач Миклухо-Маклай ставил следующие:

«Исследование температуры и удельного веса морской воды на разных глубинах и в разных местах.

Проверка открытия Росса относительно линии постоянной температуры.

Наблюдения над образованием льда в море; действительно ли он образуется вследствие поднимающихся со дна или с глубины пластинок льда…

Действительно ли закон понижения температуры вблизи берегов у островов Тихого океана оказывается неверным?

Наблюдения над направлением и значительностью морских течений».

Из этого перечня видно, какое большое значение придавал Миклухо-Маклай океанологическим исследованиям.

В свое первое путешествие на Новую Гвинею Миклухо-Маклай отправился на винтовом корвете «Витязь», которым командовал капитан 2-го ранга Павел Николаевич Назимов.

«Витязь» вышел из Кронштадта 27 октября 1870 года. В Портсмуте Миклухо-Маклай получил от Английского адмиралтейства шесть диплотов с выемками для взятия проб грунта, 1000 морских сажен (1830 м) пенькового пятимиллиметрового лотлиня и два заказанных заранее глубоководных термометра Миллер-Казелла.

3 февраля 1871 г. на переходе корвета от островов Зеленого Мыса к Рио-де-Жанейро на 3° с. ш. и 24°24′ з. д. во время штиля, Миклухо-Маклай измерил температуру океана на глубине 1830 метров. Температура оказалась равной 3,5°, в то время как на поверхности моря она была равна 27,6°.

Это измерение глубинной температуры повлекло за собой две интересные статьи Маклая. В одной из них он говорит о том, что вода в глубинах океана находится в постоянном движении и что в океане существует обмен вод экваториальных и полярных и подчеркивает, что этим опровергается теория Росса.

Как мы видели, первые основанные на наблюдениях сообщения об обмене полярных и экваториальных вод были высказаны еще Э. Ленцем.

В дальнейшем Миклухо-Маклай не упускал ни одного случая для измерения температур океана. Во время стоянки корвета в Рио-де-Жанейро с 12 по 24 февраля 1871 г. им было сделано семь станций. На четырех из них температура измерялась через каждую сажень от поверхности моря до дна на глубине 14 сажен. Одна станция была сделана к востоку от Рио-де-Жанейро до глубины 170 сажен, десять станций – на материковой отмели между устьем Ла-Платы и заливом Сан-Матиас, и семь станций в Магеллановом проливе.

В Тихом океане Миклухо-Маклай сделал пять станций с измерением температуры через каждые пять сажен (две в заливе Консепсьон и по одной у Вальпараисо, у острова Питкерн и острова Мангарева). Два ряда измерений температур в Тихом океане – один ряд на глубинах до 500 сажен на 32°26′ ю. ш. и 73°10′ 28'' з. д. и другой – на глубине до 1000 сажен на 14°40′7'' ю. ш. и 164°01′51'' з. д.

Для проверки гипотезы Гумбольдта о том, что температура поверхностных вод океана понижается по мере приближения к берегам, Миклухо-Маклай измерял поверхностные температуры океана при приближении к бухте Консепсьон, к Вальпараисо и к островам Пасхи, Мангарева, Таити, Уполу (Самоа), Ротума и к Новой Ирландии.Надо отметить, что этот вопрос до сих пор окончательно не выяснен. Известно лишь, что во многих районах понижение температуры поверхностных вод, по мере приближения к берегу, объясняется сгонно-нагонными явлениями, создающими у берегов перемешивание теплых поверхностных вод с более холодными глубинными.

Для деятельности Миклухо-Маклая характерно, что он не только наблюдал, но, производя наблюдения, отмечал, для какой цели эти наблюдения были произведены и какие выводы из них можно сделать. Наблюдая резкие суточные колебания температуры поверхностных вод в Рио-де-Жанейро, Маклай, среди других факторов, отмечал влияние на спокойную воду солнечной радиации в дневное время и излучения – в ночное. Указывая на низкую температуру вод материковой отмели восточного побережья Южной Америки, он объяснял это явление малыми глубинами, а однородность вод у восточного входа в Магелланов пролив, так же как и в самом Магеллановом проливе, сильным приливным перемешиванием.

Миклухо-Маклай в своей работе отметил большую помощь, оказанную ему в его исследованиях командиром корвета Павлом Николаевичем Назимовым, старшим офицером П. П. Новосильским и командой «Витязя».

8 сентября 1871 г. «Витязь» пришел в залив Астролябия (берег Маклая на Новой Гвинее), где Миклухо-Маклай обосновался для своих этнографических работ.

15 сентября корвет отправился на Дальний Восток. На пути к заливу Астролябия и во время стоянки на якоре в этом заливе «Витязь» положил на карту северо-восточный берег Новой Гвинеи, залив Астролябия с прилегающими островами, бухту Константина и пролив между островом Лонг-Айленд и берегом Новой Гвинеи, названный проливом Витязь.

Во время пребывания в заливе Астролябия, помимо основных своих работ по этнографии и биологии, Миклухо-Маклай вел три раза в день правильные метеорологические наблюдения и измерения температуры поверхностной воды, а также наблюдения над уровнем моря. Это были первые правильные гидрометеорологические наблюдения в этом районе Мирового океана.

* * *

О Маклае, оставшемся на Новой Гвинее, до Петербурга доходили лишь смутные слухи. Поэтому клиперу «Изумруд» под командой капитана 2-го ранга Михаила Николаевича Кумани, стоявшему в Шанхае, было приказано пройти к Новой Гвинее.

7 декабря 1872 г. «Изумруд» стал на якорь в бухте Астролябия, из которой вместе с Маклаем на борту вышел 22 декабря. Попутно он описал пролив между островом Каркар (Дампир) и Новой Гвинеей, названный проливом Изумруд. В Гонконге Маклай покинул корабль.

Следующее свое путешествие на Новую Гвинею, на этот раз в ее северо-западную часть, Маклай совершил в 1874 г. на специально нанятом местном парусном судне. Здесь Маклай открыл не обозначенный на карте пролив между Новой Гвинеей и небольшим архипелагом Мавара, названный проливом великой княгини Елены. В этом районе он пробыл неделю.

Третье посещение Новой Гвинеи (берега Маклая) продолжалось с конца июня 1876 г. по середину ноября 1877 года. За это время, помимо обычных для Миклухо-Маклая исследований, он собрал интересные сведения о землетрясениях в районе берега Маклая, а также установил, что этот берег на большом расстоянии от береговой черты «представляет не что иное, как выдвинутый из моря коралловый риф».

В июне 1878 г. Маклай приехал в Сидней и свои путешествия стал совершать из этого порта. В 1881 г. по его настоянию в Сиднее была открыта морская биологическая станция.

В 1879–1880 гг. Маклай четвертый раз побывал на Новой Гвинее, а в начале 1881 г. пятый раз.

В начале 1882 г. Мельбурн посетила русская эскадра в составе судов «Африка», «Пластун» и «Вестник». На «Вестнике» Маклай добрался до Сингапура, где пересел на корвет «Азия», возвращавшийся в Россию через Суэцкий канал. В Генуе он пересел на броненосец «Петр Великий» и во второй половине сентября 1882 г. вернулся в Петербург. Таким образом, после почти двенадцатилетних путешествий Маклай завершил кругосветное плавание.

Уже в конце 1882 г. Маклай снова отправился в Индонезию для продолжения своих исследований. В Батавии (ныне Джакарта, столица Индонезии на острове Ява) он случайно увидел корвет «Скобелев» под командой капитан-лейтенанта Вадима Васильевича Благодарева. «Скобелев» должен был итти во Владивосток, но Маклай уговорил находившегося на судне контр-адмирала Копытова зайти в залив Астролябия. В середине марта 1883 г. он в шестой и последний раз побывал на Новой Гвинее.

«Скобелев» простоял в заливе Астролябия двое суток и положил на карту северо-западную часть залива, бухту Алексея и несколько небольших островков, из которых крупнейший был назван островом Скобелева. Сошел Маклай с корвета на Филиппинских островах.

Все другие свои морские переезды Миклухо-Маклай совершал на иностранных судах.

 

3. Макаров как океанолог

Среди русских мореплавателей-исследователей Степан Осипович Макаров занимает совершенно особое место. Макаров был исключительно разносторонним – он был ученым-океанографом, изобретателем-конструктором, теоретиком кораблестроения и военно-морского дела, выдающимся организатором и флотоводцем. В любое дело, к которому Макаров прикасался, он вносил всегда нечто новое, иногда совершенно опрокидывающее прежние представления, Макаров обладал редким сочетанием способности производить тонкие наблюдения, анализировать отдельные явления и обобщать результаты наблюдений и исследований.

Особое значение Макаров всегда придавал точности производимых наблюдений. Он подчеркивал, что «одно дурное наблюдение портит сто хороших».

Макаров писал: «Пропуски в наблюдениях не составляют важного недостатка, но непростительно заполнять пустые места воображаемыми величинами. В одном журнале я встретил запись, замечательную по своей поучительности и принадлежащую давно уже, к сожалению, вышедшему в отставку штурманскому офицеру Тимофею Тимофеевичу Будрину, который отметил: „пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем“. Слова эти стоят того, чтобы их вывесить на поучение молодежи в каждой штурманской рубке».

Придавая большое значение точности наблюдений, Макаров понимал, что исследователь должен твердо знать все особенности и возможности используемого им прибора или метода. Этому правилу С. О. Макаров неуклонно следовал и в показе необходимости тщательного исследования приборов, в показе того, как надо выявлять особенности и возможности приборов и методов, большая его заслуга. Приборы и методы, которыми пользовался Макаров, сейчас устарели, но никогда не устареют преподанные им уроки в этом отношении.

Используя уже существовавшие в его время приборы, Макаров сам, в случае нужды, изобретал и строил новые. Так, для исследования глубинных течений в Босфоре ему понадобился измеритель скорости глубинных течений, которого тогда еще не было. Макаров изобрел и средствами корабля «Тамань», которым он командовал, изготовил такой прибор, названный им флюктометром. Во время плавания на «Витязе» Макаров усовершенствовал батометр Ленца, изобретенный во время кругосветного плавания на шлюпе «Предприятие», и в результате сконструировал батометр Витязя.

При исследовании Босфора Макарову понадобилось брать образцы воды с точно заданных глубин. Так как батометры для этой цели не годились, он использовал обычную помпу, отверстие приемного шланга которой можно опустить точно на желаемую (небольшую, конечно) глубину. Этот прием с большим успехом применялся впоследствии норвежскими учеными для исследования вод фьордов, в которых наблюдаются по вертикали резкие скачки температуры и солености.

Для непрерывных записей температуры поверхностных слоев моря на ходу судна Макаров использовал обыкновенный самописец температуры воздуха, направляя на его приемную часть тонкую струю забортной воды.

Изучая возможности определения скорости морских течений в глубоких районах океана, он рекомендовал опускать одновременно на разные глубины два измерителя скорости течений и судить об относительных скоростях течения по разности показаний этих приборов. Этот прием впоследствии был разработан в деталях Нансеном и в научной литературе стал известным как прием Нансена, что неправильно.

Много других очень остроумных технических усовершенствований внес Макаров в современную ему технику океанологических наблюдений.

Для обработки наблюдений он построил много новых графиков и вычислил много вспомогательных таблиц. В частности, ему принадлежит сохранившееся до сих пор определение удельного веса морской воды как отношение ее удельного веса при температуре 17,5° к удельному весу дестиллированной воды той же температуры.

Макаров придавал особое значение всякого рода обобщениям. Он писал: «Я считаю, что обобщение никогда не преждевременно—оно может быть основано на большом числе наблюдений или на малом, иметь более прочный фундамент или менее прочный фундамент, но оно всегда полезно для обзора и проверки уже сделанного и для того, чтобы правильно наметить ход дальнейших наблюдений. Откладывая обобщения, мы рискуем потерять напрасно многие годы».

Во время своих плаваний Макаров не сделал в сущности ни одного географического открытия – не открыл ни одного острова, ни одного залива, ни одного пролива, но зато в своих работах он в буквальном смысле этого слова открыл многие явления в Мировом океане и заслуженно стал одним из основоположников современной океанологии.

Кроме ряда статей в периодической литературе, Макаров оставил нам четыре книги, описывающие его океанологические работы, а именно:

1. «Об обмене вод Черного и Средиземного морей», 1885.

2. «„Витязь“ и Тихий океан», 1894.

3. «„Ермак“ во льдах», 1901.

4. «Гидрологические исследования, произведенные в 1895 и 1896 годах б Лаперузовом проливе и в других местах», 1905.

Любопытно сравнить книги, написанные знаменитыми русскими мореплавателями (предшественниками Макарова) с книгами самого Макарова. Оказывается, они резко отличаются друг от друга. Предшественники Макарова описывали, иногда весьма полно и красочно, открытые и посещенные ими острова и берега, клали эти острова и берега на карту, описывали жителей, населявших эти острова. Словом, они описывали главным образом участки суши и морские пути между ними. Ничего подобного нет в книгах Макарова – его книги посвящены морским водам и льдам, они вскрывают законы, управляющие морскими водами и льдами.

Вот почему книги предшественников Макарова сейчас представляют в значительной мере лишь исторический и этнографический интерес.

Наоборот, книги Макарова никогда не устареют, потому что в них содержится бесконечное количество мыслей и догадок Макарова, его рассуждений и предположений. Они всегда будут настольными книгами моряков и исследователей морей. Всякий моряк и исследователь моря должен знать стихию, влияние которой он постоянно испытывает, а книги Макарова как раз и облегчают понимание Мирового океана.

Как ни разнообразны работы Макарова в области океанологии и как они ни переплетаются одна с другой по своей направленности и по своим выводам, все же их можно, в известной степени условно, разделить на три больших раздела: Макаров и проливы Мирового океана, Макаров и Тихий океан и Макаров и Северный Ледовитый океан.

 

4. Макаров – основоположник учения о проливах

(1881–1882)

В ноябре 1881 г. Макаров, к этому времени уже заслуживший широкую известность своими теоретическими работами о непотопляемости кораблей и боевыми подвигами во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вступил в командование военным пароходом «Тамань». Пароход стоял в Константинополе в качестве стационера при русском посольстве. Вместо того чтобы проводить свободное от службы время на дипломатических приемах и балах, Макаров решил заняться изучением весьма заинтересовавшего его явления, а именно: существования в Босфоре двух противоположных течений – верхнего из Черного моря в Мраморное, и нижнего – из Мраморного моря в Черное. Местные рыбаки были убеждены в существовании таких течений, однако в научной литературе того времени высказывались по этому поводу весьма путаные и противоречивые мнения.

Надо подчеркнуть, что до своих работ в Босфоре Макаров, хотя и был знаком с производством обычных судовых гидрометеорологических наблюдений, но совершенно не был подготовлен к предстоящим ему сложным океанологическим исследованиям.

Прежде всего он решил проверить самое существование нижнего течения. Для этой цели он начал погружать со шлюпки на разные глубины простой бочонок. При малой глубине погружения бочонок увлекался по направлению из Черного моря в Мраморное, при большем погружении бочонок начинало тянуть по направлению к Черному морю, причем с такой силой, что шлюпка тянулась против поверхностного течения.

«Когда я убедился, – пишет Макаров, – что нижнее течение существует, захотелось определить точно границу между ним и верхним течением. Когда сделалось очевидным, что граница эта идет по длине Босфора не горизонтально, а с некоторым наклонением к Черному морю, захотелось выяснить этот наклон, наконец, захотелось выяснить подмеченные колебания границы между течениями, в зависимости от времени года и дня, от направления ветра и пр. Точно так же было интересно определить относительную скорость течения на разных глубинах и распределение воды по удельному весу.» Так по мере исследования возникали новые вопросы, для решения которых ставились новые исследования. В результате Макаров получил почти исчерпывающую картину водообмена Черного и Мраморного морей.

Отправляясь в Константинополь, Макаров не предполагал заниматься исследованиями Босфора и потому не захватил с собой ни приборов, ни каких-либо пособий. Ему приходилось самому решать не только, что именно надо делать, но и чем и как надо работать.

Для задач, поставленных себе Макаровым, надо было иметь по крайней мере четыре прибора: термометр для измерения температуры воды, ареометр для измерения ее удельного веса, батометр для доставания образцов воды с разных глубин и измеритель течений на глубинах. Термометры, ареометры и батометр Макаров выписал, в частности он получил лучший из тогда существовавших батометр русского физика Ленца. Измеритель скорости морских течений (флюктометр) изготовили на «Тамани» судовыми средствами.

Флюктометр состоял из пропеллера, к оси которого был приделан колокольчик. При вращении пропеллера специальный язычок ударял по колокольчику. В воде звуки распространяются приблизительно в пять раз быстрее и гасятся значительно медленнее, чем в воздухе. Звук колокольчика был отчетливо слышен у железного борта в трюме судна. Таким образом, можно было определить число оборотов пропеллера за любое время, а соответствие числа оборотов пропеллера и скорости течения было определено по наблюдениям в поверхностном слое, скорость которого определялась иными приемами.

С ноября 1881 по сентябрь 1882 г. в разных районах Босфора Макаров сделал четыре тысячи определений температуры, столько же определений солености и тысячу измерений скорости. Столь большое число измерений оказалось возможным только потому, что Макаров сумел заинтересовать исследованиями своих ближайших помощников – лейтенантов Баркарева и Евницкого, штабс-капитана корпуса флотских штурманов Всеволодова и мичмана Волкова.

Обработав наблюдения, Макаров пришел к выводу, что нижнее течение создается разностью плотностей черноморских, менее соленых, и мраморно-морских, более соленых вод, а верхнее течение – избытком на Черном море атмосферных осадков и речного стока над испарением. Далее он показал, что граница между верхним и нижним течениями находится у Мраморного моря на глубине 20 м, а у Черного моря – на глубине около 50 метров.

Он установил также, что нижнее течение, подобно реке, следует по изгибам русла, а верхнее – стремится пройти кратчайшим путем от мыса к мысу. Наконец, оказалось, что объем вод, несомых верхним течением, почти в два раза превышает объем вод, несомых нижним течением, и что уровень Черного моря почти на 40 см выше уровня Мраморного моря.

Изучая явления в Босфоре, Макаров пришел к очень важному выводу: «Течение в Босфоре интересно не только как местное явление, но и как средство к разъяснению общих законов движения вод в океанах». Отмечая далее трудность изучения течений в океанах, он писал, что теоретическую часть дела легче всего обработать в одном из таких проливов, как Гибралтарский, Баб-эль-Мандебский, Босфор или Дарданеллы:

«Изучив подробно одно из этих течений, определив разность давлений жидкостей в покое и в движении, влияние этого движения на статическое давление на известной глубине и пр., мы могли бы приступить к теоретическому определению течений в океанах». [377]

Результаты своих работ в Босфоре Макаров изложил в замечательном труде «Об обмене вод Черного и Средиземного морей», напечатанном в 1885 году. Этот труд был удостоен премии Российской Академии наук и создал Макарову славу выдающегося ученого в области океанографии.

После исследований в Босфоре Макаров стал горячим поборником изучения режима проливов. Он писал:

«Проливы, все без исключения, представляют большой интерес в гидрологическом отношении, и чем больше станций сделано в различных местах пролива по его длине и ширине, тем лучше очертятся происходящие в нем различные гидрологические явления. Курсы поперечные в широких проливах, как Формозский и Корейский, дают более интересный материал, чем продольные. Подходя к проливам и в проливах, интересны наблюдения и на поверхности». [378]

Во время своих последующих плаваний Макаров в каждом из пройденных им проливов проводил более или менее подробные наблюдения. Так, во время кругосветного плавания на винтовом корвете «Витязь» (1686–1889) Макаров подметил следующие особенности проливов:

Бельт (Большой) – граница между верхней легкой и нижней тяжелой водой, в противоположность тому, что имеет место в Босфоре, не только не опускается по мере удаления от океана, но в некоторых случаях при приближении к берегу даже поднимается выше.

Английский канал (Ла-Манш) – вода от поверхности до дна перемешана. Макаров объяснил это влиянием сильных приливо-отливных течений. Такое же явление в дальнейшем он наблюдал в Формозском проливе, в проливах Курильских островов, словом во всех проливах с сильными течениями.

Магелланов пролив характерен однородными водами от поверхности до дна.

Лаперузов пролив подвергся более тщательным исследованиям Макарова. Оказалось, что поверхность, разделяющая теплое течение из Японского моря и холодное течение из Охотского, наклонена по направлению к Сахалину. Попутно Макаров обнаружил на дне пролива обилие организмов, что он связывал с наличием постоянного придонного течения и отсутствием в придонных водах илистых частиц.

Вандименов пролив (Осуми) Макаров считает сходным по гидрологическому режиму с Сангарским и Лаперузовым проливами.

Симоносэкский пролив—наблюдения показали, что течение в нем преимущественно направлено на запад.

Формозский пролив также подвергся особому изучению. Здесь Макаров обнаружил, что воды по вертикали весьма однородны, но зато поперек пролива резко отличаются и по температуре, и по солености.

Корейский пролив—температура по направлению от корейского берега к японскому повышается (холодное Корейское течение и теплая ветвь Куро-Сио). По обе стороны порога этого пролива воды на глубинах резко отличаются по температуре. Так, на глубине 400 м по северную сторону Корейского пролива температура на 8° выше, чем по южную.

Сангарский пролив (Цугару) – в поверхностных слоях пролива преобладает отливное течение, направленное на запад.

Проливы Курильских островов в летнее время характерны холодной водой (ниже температуры прилегающих вод Охотского моря и Тихого океана), что Макаров объяснил приливным перемешиванием, доходящим до дна.

Татарский пролив—в летнее время в середине пролива воды холоднее, чем у берегов.

Малаккский пролив—соленость воды значительно выше, чем в прилегающих морях, и вода перемешана от поверхности до дна.

Баб-эль-Мандебский пролив—значение этого пролива особенно подчеркнуто Макаровым, так как он соединяет Красное море, в которое не впадает ни одна река, с Индийским океаном. К сожалению, из-за скверной погоды Макарову не удалось произвести здесь надежных наблюдений.

Гибралтарский пролив представляет в гидрологическом отношении полное подобие Баб-эль-Мандебскому проливу (и Босфору. – Н. 3.).

К этому надо прибавить, что некоторые из перечисленных проливов посещались Макаровым по нескольку раз и каждый раз он не упускал случая повторить и дополнить свои наблюдения.

Кроме наблюдений над температурой и удельным весом, Макаров там, где позволяла глубина, собирал образцы грунта.

Последний раз Макаров вернулся к изучению проливов в 1894 г., когда был назначен начальником эскадры Средиземного моря. Выезжая из Петербурга, он думал в новом своем плавании ограничиться наблюдениями температуры и удельного веса, т. е. теми же наблюдениями, что и в Босфоре. Однако по прибытии в Пирей Макаров заинтересовался сложными и неправильными течениями в Халкидском проливе, отделяющем остров Эвбею от материка. Он решил: «…там, где есть поверхностное течение, должна быть разность уровней, следовательно, если хотим ясно понять перемену течений, нужно изучать колебания уровня моря, а это возможно лишь при посредстве самопишущих приборов».

В соответствии с этим высказыванием Макаров раздобыл два самописца уровней и один из них немедленно установил в Поросе.

Однако вскоре он получил приказание срочно с эскадрой итти в Тихий океан. Самописцы проработали всего три дня, но и за это короткое время Макарову удалось объяснить неправильности течений в Халкидском проливе тем, что к южному и северному входу в пролив входят приливные волны с разными фазами и с разных направлений.

Во время плавания эскадры на Дальний Восток Макаров дополнил сделанные им раньше наблюдения в проливах.

В октябре 1896 г. Макаров на крейсере «Адмирал Корнилов» отправился в заинтересовавший его еще во время плавания на «Витязе» Лаперузов пролив и произвел там много наблюдений, в том числе измерений глубины. В результате он дал очень верную океанологическую характеристику этого пролива.

Свои исследования режима проливов Халкидского и Лаперуза Макаров изложил в труде «Гидрологические исследования, произведенные в 1895 и 1896 гг. в Лаперузовом проливе и в других местах», напечатанном уже после гибели Макарова под Порт-Артуром в «Записках» Академии наук (1905) под редакцией академика М. А. Рыкачева.

Приведенный перечень работ С. О. Макарова в различных проливах очень краток, но даже из этого краткого перечня видно, что никто ни до Макарова, ни после него не уделил так много внимания изучению проливов, никто не сделал так много выводов из этого изучения. Поэтому мы вполне вправе считать Макарова основоположником учения о проливах Мирового океана.

 

5. Макаров и Тихий океан

(1886–1889)

Исследования С. О. Макаровым северной части Тихого океана были выполнены во время совершенного им в 1886–1889 гг. кругосветного плавания на парусно-паровом корвете «Витязь», которым он командовал.

В задачи плавания «Витязя» совершенно не входили какие-либо научные исследования и открытия, и в личном составе корабля не было ученых-профессионалов. Это было обычное плавание русского военного корабля, выполнявшего определенные военные задачи. Если «Витязь» впоследствии так прославился, что его имя красуется на фронтоне Океанологического музея в Монако среди других названий кораблей, на которых были проведены крупнейшие научные исследования Мирового океана, то эту славу заслужили простые русские офицеры и матросы, увлеченные на путь служения науке своим замечательным командиром.

«Витязь» вышел из Кронштадта 31 августа 1886 г., прошел через Магелланов пролив в Тихий океан и после заходов в Вальпараисо, Кокимбо, Нуку-Хива (Маркизские острова) и Гонолулу 13 апреля 1887 г. пришел в Иокогаму и здесь вступил в состав Тихоокеанской эскадры. В сентябре того же года «Витязь» отправился в отдельное плавание, затянувшееся на целых полгода. Во время этого плавания он посетил многие порты и острова, производя их описание и обследуя их пригодность для захода и стоянки военных кораблей.

По возвращении из этого плавания «Витязь» производил гидрографические работы, в том числе описал две бухты близ Владивостока. Одновременно он занимался разными перевозками в наших дальневосточных морях.

И декабря 1888 г. «Витязь» отправился из Нагасаки в Россию, прошел через Суэцкий канал и Средиземное море и 20 мая 1889 г. вернулся в Кронштадт.

Всего в этом плавании «Витязь» пробыл 993 дня, из них на якоре 467 дней и на ходу 526 дней. Под парусами было пройдено 25 856 морских миль и под парами 33 412 миль.

Макаров отмечает, что «гидрологические наблюдения на корвете „Витязь“ состояли в наблюдениях над температурой и удельным весом морской воды на поверхности и на глубинах, в определении скорости течений в океане на поверхности, а в реках на поверхности и глубинах, в измерении глубин и собирании образцов грунтов и воды. Температура поверхностной воды записывалась на переходах во время плавания по 6 раз в сутки, одновременно с метеорологическими наблюдениями… определение удельного веса поверхностной воды производилось (сначала.—Н. 3.) один раз в сутки, в полдень, доктором Шидловским…»

Затем, когда вахтенные начальники приучились и приохотились к этому делу, определение удельного веса поверхностной морской воды стали производить через каждые четыре часа. В некоторых районах для точного установления границ морских течений, определения температуры и удельного веса морской воды велись в продолжение многих часов через каждые 5–6 минут.

Во время плавания на «Витязе», так же как и во время исследования Босфора, Макаров очень много внимания уделял методике и точности произведенных им наблюдений.

Образцы воды для последующего определения ее температуры и удельного веса брались с глубин 25, 50, 100, 200, 400 и, реже, с глубины 800 метров. Добывались эти образцы специальным батометром типа «Витязь», сделанным на самом корвете по типу батометра Ленца. Образцы воды с малых глубин доставались насосом, шланг которого опускался на желаемую глубину.

Химический состав морской воды на борту «Витязя» не определялся. Из плавания было привезено 150 бутылок с образцами воды из разных районов океана и впоследствии эти образцы были обработаны доктором Шидловским, первое время плававшим на «Витязе».

Скорости морских течений определялись по сравнению счислимых и обсервованных мест корабля.

Измерение глубин производилось (из-за отсутствия необходимых приспособлений) только до 800 метров. Для взятия проб грунта применялись особые щипцы, прикрепляемые к лоту. Иногда образцы грунта, вместе с придонными организмами, добывались драгой, сделанной «домашними» средствами.

После того как была закончена первичная обработка материалов, собранных на «Витязе», Макаров увидел, что их по некоторым районам собрано недостаточно для суждений об общей циркуляции вод океана. Поэтому он ограничил район, подлежащий исследованию, и избрал для анализа лишь северную часть Тихого океана. В этом районе «Витязем» собрано было наибольшее количество материалов и, кроме того, Макаров был знаком с ним по своим предшествовавшим плаваниям.

Кругосветное плавание Макарова на «Витязе» (1886–1889).

В предпринятой громадной обобщающей работе он широко использовал все опубликованные до того труды, а именно: «Очерк физической географии Северо-Японского моря» (1869) академика Л. Шренка, «О течениях Охотского, Японского и смежных с ними морей» (1874) того же автора и «Собрание наблюдений…» (1878), произведенных лейтенантом Михаилом Лукьяновичем Онацевичем во время его географической командировки в Восточный океан (т. е. в северную часть Тихого океана) в 1874–1877 годах.

Контр-адмирал К. С. Старицкий, плававший еще лейтенантом в дальневосточных водах в 1866–1870 гг., передал Макарову свои метеорологические журналы. Макаров использовал также материалы лейтенанта Э. В. Майделя, много плававшего по Японскому морю на военных и коммерческих судах, подполковника Клыкова, долго прослужившего на Амуре и собиравшего данные о вскрытии и замерзании вод дальневосточных морей, и доктора Зуева, занимавшегося изучением температур Японского моря.

Кроме того, Макаров использовал подлинные журналы всех русских кораблей, плававших в водах Тихого океана, а также данные некоторых иностранных экспедиций.

Тщательно анализируя журналы наблюдений, Макаров особо отметил некоторые прекрасные наблюдения. Так, на пароходе Добровольного флота «Владивосток» под командой лейтенанта В. Н. Миклухо-Маклая температура поверхностной воды измерялась каждые полчаса, а лейтенант Остолопов, принявший «Владивосток» от Миклухо-Маклая, даже превзошел своего предшественника.

Макаров подчеркнул, что лучшие гидрометеорологические наблюдения принадлежат кораблям, лучшим и в других отношениях.

Все температуры и удельные веса на поверхности и на глубинах Макаров обработал по квадратам и свел их в таблицы и графики.

Понятно, что определений удельного веса в его распоряжении оказалось значительно меньше, чем температур.

Первые известные определения удельного веса морской воды, как мы видели, были сделаны физиком Горнером во время кругосветного плавания на «Надежде» (1803–1806). Очень точные измерения были произведены Ленцем во время кругосветного плавания на «Предприятии» (1824–1826).

В 1875–1878 гг. много измерений удельного веса морской воды было сделано лейтенантом Э. В. Майделем во время его плавании на военных и коммерческих судах по Японскому морю. В 1886 г. такие наблюдения производились на корвете «Варяг».

Наконец, в 1888 г. определение удельного веса морской воды было выполнено на клипере «Наездник», под командой капитана 2-го ранга Зарина, который в течение месяца исследовал гидрологические особенности пролива Лаперуза. В этих исследованиях большое участие принимал старший штурман Филипповский.

Обсуждая распределение удельных весов поверхностных вод Тихого океана, Макаров приводит некоторые любопытные примеры. Так, он пишет:

«Возьмем для примера какую-нибудь частицу воды Тихого океана и проследим ее путь. Предположим, что мы взяли частицу воды на 2–3° южнее Сандвичевых (Гавайских.—Н. 3.) островов. Находясь в поясе пассатов и двигаясь со среднею скоростью 25 миль в сутки, она через 180 дней подойдет к Филиппинским островам и направится в струе Куро-Сио к берегам Японии. Если принять скорость ее тут в 35 миль в сутки, то она будет на параллели Иокогамы через 45 дней. Затем от берегов Японии воображаемая нами частица воды пойдет на восток и, поддерживаемая в этом направлении господствующими западными ветрами, она, двигаясь со скоростью 15 миль в сутки, через 300 дней дойдет до берегов Калифорнии и оттуда, спускаясь к югу и двигаясь на ЮЗ по 20 миль, будет на меридиане Сандвичевых островов, т. е. на месте, откуда она ушла, через 130 дней, совершив свое огромное путешествие в два года». [381]

Попутно Макаров рассматривает увеличение удельного веса этой воображаемой частицы, вследствие испарения в области пассата и уменьшения удельного веса, вследствие выпадения дождей в области западных ветров. Такой прием исследования был применен впервые Макаровым и он сохранил свое значение до сих пор.

В связи с приведенными только что рассуждениями Макарова об общей циркуляции поверхностных вод надо напомнить, что он первый обратил внимание на громадное влияние отклоняющей силы вращения Земли на направления морских течений и впервые сделал очень важные выводы. Макаров писал:

«Это влияние (отклоняющей силы вращения Земли.—Н. 3.), впервые указанное Галлеем по отношению к пассатам, никем не оспаривается, но ему не приписывается той первенствующей роли, которую оно в действительности имеет на направление течений в морях и океанах. Все внутренние моря северного полушария, большие и малые, имеют круговое вращение воды против видимого движения Солнца. Эта общая черта не случайность и должна быть объяснена или ветрами, или отклонениями течения от вращения Земли. Если допустить, что в северном полушарии ветры направляются по преимуществу вокруг барометрических минимумов, то общее направление их будет против Солнца, следовательно на каждом море получится источник силы, вращающий его воды также против Солнца».

Разбирая далее влияние циклонов, Макаров приходит к выводу, что «одних ветров недостаточно для образования общих круговых течений во всех внутренних морях».

«Вторая причина, – продолжает он, – могущая порождать такие течения, заключается в отклоняющей силе вращения Земли. Всякие берега дают в море пресную воду (речной сток.—Н. 3.)… От вращения Земли вода эта отклоняется в северном полушарии вправо…»

Таким образом, создается «общая циркуляция моря против видимого движения Солнца». Это свое мнение Макаров подтверждает своими собственными наблюдениями на «Витязе».

Далее он продолжает:

«Существует еще подтверждение того, что отклоняющая сила вращения Земли проявляется весьма резко. Так, кругом каждого острова, обильного пресной водой, почти всегда замечается течение по Солнцу. Такое течение кругом острова Сахалина неудивительно, так как направление его совпадает с направлением главных круговоротов Охотского и Японского морей, но течение вокруг острова Формозы, где вдоль восточного берега вода должна пробираться навстречу течению Куро-Сио, оттесняя это последнее в сторону, объяснить одним ветром невозможно».

«С. В. муссон по западную сторону Формозы дует сильнее, чем по восточному, между тем по западную сторону течение идет против ветра, а по восточную оно идет по ветру и навстречу главному океанскому потоку». [382]

Таким образом, Макаровым впервые были обоснованы основные законы общей циркуляции поверхностных вод в морях северного полушария. Эти законы сформулированы автором книги следующим образом:

1. В морях северного полушария общее движение поверхностных вод направлено против часовой стрелки.

2. Вокруг достаточно больших островов и архипелагов северного полушария существуют огибные течения, направленные по часовой стрелке.

3. В достаточно широких проливах северного полушария течения направлены так, что если стать поперек пролива и вытянуть правую руку вперед, а левую назад, то вытянутые руки покажут направления течений у обоих берегов. Это правило легко выводится из первых двух.

Большое значение для понимания режима морей и районов океана в полярных и умеренных широтах имеет обоснование Макаровым так называемого холодного промежуточного слоя как слоя, в котором еще сохранились остатки зимнего охлаждения.

Весьма интересны исследования С. О. Макаровым пятен холодной воды, встречающихся в летнее время в Охотском, Беринговом и в других морях. Эти пятна Макаров объяснял или выходом холодных глубинных вод, или же сильным приливо-отливным перемешиванием, как это имеет место в проливах Курильских островов.

Чрезвычайно интересны оправдавшиеся впоследствии высказывания Макарова об антарктическом происхождении глубинных вод северной части Тихого океана.

Не менее интересны взгляды Макарова на положение уровня океанов и морей. Он считал, что глубинные изобарические поверхности (поверхности равного давления вышележащих слоев воды) горизонтальны и поэтому по средним плотностям морской воды можно вычислить разность уровней в смежных районах морей и океанов. Надо напомнить, что во времена Макарова океанология как наука еще только создавалась и поэтому в рассуждениях Макарова не все достаточно четко. Однако справедливость требует отметить, что сейчас мы вычисляем скорости и направления морских течений, пользуясь совершенно тем же приемом, каким пользовался Макаров.

Книга Макарова «„Витязь“ и Тихий океан» вышла в свет в 1894 году. Она получила полную премию Академии наук и большую золотую медаль Географического общества. Эта книга стала классическим трудом по океанографии и доставила автору славу ученого с мировым именем, тем самым поставив нашу страну на первое место в области океанографии.

Ценность этого труда состоит не только в использовании огромного числа океанологических наблюдений, но и в богатстве и оригинальности мыслей автора – большинство из них является настоящим вкладом в теоретическую океанологию и в методику океанологических наблюдений.

Уже отмечалось, что для своего труда Макаров использовал, кроме русских, также и некоторые наблюдения иностранных научных экспедиций. Надо, однако, отметить, что написать книгу «„Витязь“ и Тихий океан» на основании только иностранных наблюдений было нельзя, а на основании только наблюдений Макарова и его предшественников – русских моряков – можно.

Неудивительно поэтому, что Макаров посвятил свою книгу «памяти русских ученых моряков начала настоящего столетия» и закончил свое посвящение замечательными словами:

«Да послужат труды этих исследователей драгоценным заветом дедов своим внукам и найдут в них грядущие поколения наших моряков пример служения науке». [384]

 

6. Макаров и Северный Ледовитый океан

(1899–1901)

С 1892 г. Макаров начинает увлекаться мыслью о постройке мощного ледокола. Это увлечение Макарова не было случайным. Как мы видели, экономические причины создавали необходимость изучения возможности мореплавания вдоль берегов Сибири. Кроме того, передовые русские люди не могли примириться с успехами иностранцев в наших водах. Но Макаров понимал, что успехи иностранцев в известной мере случайны и объясняются главным образом благоприятным состоянием льдов в русских арктических морях во время этих плаваний. Только мощный ледокол мог обеспечить систематическое и уверенное ледовое плавание. Постройка мощного ледокола знаменовала бы начало новой эпохи в истории арктического мореплавания. До этого плавание даже паровых судов среди льдов происходило почти исключительно по полыньям и разводьям. Ледокол тоже выискивал полыньи и разводья, но он мог перебивать ледяные перемычки между ними, а по слабым льдам даже итти «на проход». Однако Макаров знал, что для постройки мощного ледокола необходимы большие средства и потому надо найти какой-нибудь важный предлог, чтобы испросить их у правительства.

В 1897 г. Макаров подал управляющему морским министерством вице-адмиралу П. П. Тыртову докладную записку. В этой записке он доказывал необходимость постройки мощного ледокола для поддержания зимней навигации в Финском заливе, для проводки коммерческих судов через льды Карского моря в устье Енисея и обратно, наконец, для обеспечения переброски военных судов в Тихий океан «кратчайшим и безопасным в военном отношении путем». Такой ледокол необходим также для попыток пройти к Северному полюсу и для исследования полярных морей, которое пока «производится так, как это делалось 50 лет тому назад».

Морское министерство в этом Макарову отказало. Тогда он пошел другим путем. Своими лекциями и статьями Макаров привлек на свою сторону общественное мнение, великого русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева и министра финансов Сергея Юльевича Витте. Менделеева интересовали главным образом открывавшиеся в случае постройки ледокола возможности широких научных исследований в Арктике. Витте привлекали экономические выгоды, которые можно было бы получить при организации зимней навигации в Финском заливе и правильных рейсов в сибирские порты.

Витте рекомендовал Макарову сначала лично ознакомиться с путями через Карское море.

29 июня 1897 г. Макаров выехал из Петербурга и побывал в Стокгольме. Здесь он познакомился с А. Э. Норденшельдом, от которого получил много сведений об арктических льдах. Из Стокгольма Макаров отправился в Гаммерфест, а оттуда пароходом в Адвент-бей (Лонгьербюэн) на Шпицбергене. Пароходом командовал Отто Свердруп, капитан «Фрама» в экспедиции Нансена. От Свердрупа Макаров также узнал много полезного. По возвращении в Гаммерфест Макаров на пароходе «Иоанн Кронштадтский», шедшем в караване других судов, пересек Карское море. Во время этого плавания он попутно произвел много измерений температур и удельного веса поверхностных вод. Затем на том же пароходе Макаров поднялся вверх по Енисею и посетил главные сибирские города, собирая сведения о возможностях торговли по Северному морскому пути.

Благодаря помощи С. Ю. Витте Макаров уже в декабре 1897 г. отправился в Ньюкасл для заключения договора о постройке ледокола с фирмой Армстронг-Уитуорт. В этом договоре было предусмотрено согласие фирмы: 1. Разрешить Макарову контроль над постройкой ледокола. 2. Испытать водонепроницаемые переборки, разделяющие корпус ледокола на отсеки, наливанием воды в отдельные отсеки. Надо напомнить, что Макаров с самого начала своей службы занимался вопросами непотопляемости. Он считал, что надо добиваться такого разделения корабля на отсеки, чтобы даже при заполнении водой нескольких отсеков корабль не тонул, а если бы и тонул, то не переворачиваясь.

3. Производить испытания на прочность корпуса ударами ледокола не только с переднего, но и с заднего хода в любых условиях Арктики.

В начале 1898 г. Макаров опять выехал за границу. В Ханко (Финляндия) он ознакомился с работой во льду финского ледокола «Муртайа», в Эльбинге – с работой речного ледокола. В Гамбурге он осмотрел четыре портовых ледокола. После поездки в Ньюкасл, где постройка ледокола шла полным ходом, Макаров отправился в Северную Америку, там он ознакомился с работой ледокола «Св. Мария» в проливе между озерами Мичиган и Гурон. Затем на озере Эри Макаров осмотрел ледокол «Шенанго». На обратном пути на ледоколе «Штадт Ревель» он обследовал состояние льдов в Балтийском море, а на пароходе «Могучий» – льды Финского залива.

Своим заместителем по постройке ледокола Макаров назначил будущего его командира, лейтенанта Михаила Петровича Васильева.

Все лето 1898 г. Макаров провел в море, командуя практической эскадрой. По просьбе адмирала машинисты броненосца «Петр Великий» изготовили для него цинковую модель ледокола в масштабе 1: 48. Модель представляла корпус ледокола, разделенного переборками на отсеки. В каждом отсеке было отверстие, закрываемое пробкой. Макаров опускал эту модель в ванну и, заполняя по очереди водой отсеки, изучал крен, диферент и пловучесть ледокола.

В конце сентября Макаров побывал в Ньюкасле, но спуск на воду ледокола, названного «Ермаком», задержался и состоялся лишь 17 октября 1898 г. в его отсутствие. В декабре того же года Макаров в четвертый paз ездил в Ньюкасл.

21 февраля 1899 г. «Ермак» вышел из Англии и, легко преодолев льды Финского залива, 4 марта пришел в Кронштадт.

Уже 8 марта Макаров получил телеграмму из Ревеля с просьбой оказать помощь одиннадцати застрявшим во льдах пароходам. С 15 по 21 марта «Ермаком» было проведено сквозь льды двадцать девять пароходов, в том числе застрявший во льдах ревельский ледокол «Штадт Ревель».

4 апреля «Ермак» вернулся в Петербург, где ему была устроена торжественная встреча. Всю весну, пока в Финском заливе держались льды, «Ермак» занимался проводкой судов.

8 мая 1899 г. Макаров вышел на «Ермаке» в первое пробное плавание в полярных льдах. Зайдя на пути в Ньюкасл для мелких исправлений ледокола, он в ночь на 8 июня подошел к кромке полярных льдов у северной оконечности Шпицбергена. При плавании во льдах на – «Ермаке» обнаружилась небольшая течь, и Макаров 14 июня вернулся в Ньюкасл для подкрепления корпуса. В июле «Ермак» вышел во второе пробное плавание и достиг 81°28′ с. ш. На восток (к северу от Шпицбергена) он доходил до 20°05′ в. д. Во втором плавании при ударе о лед «Ермак» получил пробоину «ниже ледяного пояса, где корпус не был подкреплен».

16 августа ледокол вернулся в Ньюкасл, где все повреждения были капитально исправлены.

У Макарова всегда было много искренних друзей, почитателей его таланта, но много и неистовых врагов, завистников его успехов. Эти враги, с самого начала относившиеся крайне недоброжелательно к детищу Макарова «Ермаку», после неудачи «Ермака» подняли головы. Была создана комиссия под председательством адмирала Бирилева, которая постановила, что «Ермак» совершенно непригоден не только для проложения пути к Северному полюсу, но даже и для научных операций в более низких широтах. Следует ли сейчас, после пятидесятипятилетней славной работы «Ермака» во льдах, доказывать пристрастность и неправоту комиссии Бирилева?

Плавания Макарова на «Ермаке» (1899 и 1901).

5 ноября отремонтированный «Ермак» вернулся в Кронштадт и у ледокола сразу оказалось много дела. Крейсер «Громобой» движением льдов был прижат к мели около Петербургского морского канала. После помощи «Громобою» «Ермак» был направлен к броненосцу «Генерал-адмирал Апраксин», выскочившему во время снежной бури на камни у острова Гогланд. На пути к Гогланду «Ермак» вывел на чистую воду зажатый льдами крейсер «Адмирал Нахимов».

Надо отметить, что во время операции по спасению броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» для связи Гогланда с берегом Финляндии был впервые применен незадолго до этого изобретенный Александром Степановичем Поповым радиотелеграф.

Первая официальная радиограмма начальника Главного морского штаба была передана командиру «Ермака» М. П. Васильеву 24 января 1900 г. и гласила: «Около Лавенсари (остров в восточной части Финского залива. – Н. З.) оторвало льдину рыбаками, окажите помощь».

«Ермак» немедленно вышел в море и благодаря двум русским изобретениям – ледоколу и радио – рыбаки были спасены.

11 апреля усилиями «Ермака» броненосец «Генерал-адмирал Апраксин» был снят с мели и отведен на чистую воду.

1 мая ледокол, закончив проводку судов в Финском заливе, прошел в Ньюкасл.

23 января 1901 г. после переделки носовой части на более острую «Ермак» вернулся в Ревель и начал проводку судов через льды.

17 мая 1901 г. ледокол вышел в новую полярную экспедицию, на этот раз с очень скромными задачами: исследовать «путь по северную сторону Новой Земли и одновременно произвести определение западного берега этого острова». После захода в Ньюкасл ледокол отправился к Шпицбергену, где оказал содействие русской экспедиции по градусному измерению. Оттуда «Ермак» вернулся в Тромсё (Норвегия).

21 июня Макаров, прибывший в Тромсё сухим путем, вышел на «Ермаке» к Новой Земле.

Ледовая обстановка в навигацию 1901 г. в северной части Карского моря была на редкость тяжелой. Уже 25 июня «Ермак» вошел в тяжелые льды, а 8 июля в 60 милях к западу от Северной Сульменевой губы был зажат льдами и смог освободиться только 6 августа.

За время плавания было сделано два похода от Новой Земли к Земле Франца-Иосифа, собраны материалы по ледоведению, океанологии, гидробиологии и земному магнетизму, составлена карта Новой Земли от Сухого Носа до полуострова Адмиралтейства.

20 августа «Ермак» снова вернулся в Тромсё.

Надо признать, что это плавание было неудачным. Во-первых, в том году ледовые условия у Новой Земли были неблагоприятны. Во-вторых, как мы хорошо знаем сейчас, Макаров ушел из Арктики слишком рано, как раз в то время, когда в высоких широтах ледовые условия становятся наиболее благоприятными.

Эту неудачу Макарова широко использовали его враги. «Ермак» был изъят из его ведения и передан отделу торгового плавания. Все дальнейшие попытки Макарова организовать новую экспедицию не увенчались успехом.

В 1902 г. Д. И. Менделеев также возбудил ходатайство о разрешении ему провести научную экспедицию на «Ермаке», предполагая использовать для разрушения тяжелых льдов взрывчатые вещества.

Менделеев писал: «Завоевав себе научное имя, на старости лет я не страшусь его посрамить, пускаясь в страны Северного полюса». Хлопоты Менделеева также не увенчались успехом.

«Ермак» по-настоящему вернулся в Арктику только в советское время. Сейчас мы не представляем себе, как можно обходиться при плавании по Северному морскому пути без помощи ледоколов.

История постройки «Ермака», описание его плаваний и исследований в 1898–1900 гг. опубликованы в 1901 г. в ставшем классическим труде «„Ермак“ во льдах».

«Ермак», построенный по указаниям Макарова, является удивительным кораблем. Макаров осуществил в нем весь накопленный опыт ледового плавания. Включая добавочные крепления корпуса судна и, в особенности, его штевней, в «Ермаке» мы находим все черты наиболее современных ледоколов.

1. Корпус «Ермака» таков, что льды при сжатиях выжимают его кверху. Этот принцип, как мы видели, использовался еще древними поморами при постройке судов, предназначенных для плавания среди льдов.

2. Носу «Ермака» придана такая форма, что ледокол вползает на лед и продавливает его, а не режет и не колет. Таким образом, «Ермак» скорее «ледодав», а не «ледорез» или «ледокол». Эта мысль также не была новой. Еще в 1864 г. русский купец Бритнев, пароходы которого совершали рейсы между Кронштадтом и Ораниенбаумом (ныне г. Ломоносов), придал носу принадлежавшего ему парохода «Пайлот» такую же форму, чем улучшил ледовые качества парохода и удлинил сроки навигации. Все ледоколы в дальнейшем строились по типу «Пайлота».

3. Корпус «Ермака» разделен водонепроницаемыми переборками на большое число отсеков, так что отдельные пробоины сравнительно мало отражаются на мореходных качествах ледокола. Эта мысль вытекала из собственных работ Макарова о непотопляемости кораблей.

4. На «Ермаке» имеются носовые, кормовые и бортовые цистерны. Эти цистерны быстро наполняются и опорожняются и, таким образом, создают по желанию диферент или крен на ту или другую сторону. Такое раскачивание облегчает сход с ледяного поля, на край которого ледокол взобрался и своей тяжестью продавить не может.

5. «Ермак» снабжен мощными водоотливными помпами, так что он одновременно является спасательным судном для судов, потерпевших аварию.

6. «Ермак» снабжен мощными лебедками, шпилями и буксирными устройствами. В частности, на нем имеется приспособление, позволяющее буксировать при условии, что нос буксируемого судна упирается в специальный вырез в корме. Это устройство позволяет «Ермаку» во время буксировки значительно менять свою скорость. Таким образом, он является прекрасным буксиром при проводке судов через льды.

7. «Ермак» очень хорошо слушается руля и обладает небольшим радиусом циркуляции, что очень облегчает маневрирование при проводке судов через льды.

Насколько хорошо и продуманно устроен «Ермак», доказывает тот факт, что он до сих пор, спустя более пятидесяти пяти лет после постройки, один из самых мощных и надежных ледоколов мира.

Во время плаваний на «Ермаке» Макаров производил сам и организовал при помощи приглашавшихся им ученых разнообразные исследования. Среди этих исследований наибольшее внимание уделялось изучению морских льдов.

Прежде всего составлялись подробные описания и глазомерные зарисовки встреченных льдов, разводий между ними и озер талой воды на них. Толщина льдов измерялась двояко: в щелях между ледяными полями и при бурении отдельных ледяных полей. Изучалось также строение надводной и подводной частей торосов, а трубкой от лота Томсона измерялись их углубления.

Далее было обследовано на соленость около сорока прудов талой воды на ледяных полях и измерена высота их над уровнем моря.

Весьма интересны были исследования физических свойств льда. Так, определялись скорость таяния льда в спокойной и в движущейся воде, структура льда, приготовленного искусственно из пресной и морской воды, температура, пловучесть и удельный вес кусков льда, вырезанных из плавающих около «Ермака» льдин.

Кроме зарисовок льдов, было сделано много фотографий. Но самые любопытные результаты дали записи на кинопленку работы «Ермака» во льдах. Такая киносъемка была первой в истории изучения льдов и долгое время оставалась единственной. Мало того, это было вообще первое применение кинематографа для научных целей.

Макаровым было сделано много океанологических станций, т. е. измерений температур и удельных весов морской воды на глубинах, в некоторых случаях до 2500 метров.

Гидрометеорологические наблюдения обычного типа велись в продолжение всего плавания. В дополнение к ним температуры поверхностной воды записывались водяным термографом, предложенным Макаровым еще в 1889 году. Макаров описывает этот термограф следующим образом:

«… в подводной части к носу на глубине 3–4 футов, с внутренней стороны корабля, к обшивке крепится кран. Вследствие выступа решетки за борт вода на ходу протекает все время через кран и омывает ртутную спираль, приводящую в движение стрелку термографа». Как и всегда, Макаров произвел исследование точности этого прибора. Он справедливо указывает, что «Ермак» «первое судно, на котором установлен водяной термограф».

Глубоководные океанологические наблюдения Макаров начал сразу же после выхода «Ермака» из Тромсё в океан. Одновременно начались сборы образцов грунта и донных организмов специальным тралом.

Кроме того, во время экспедиции велись магнитные наблюдения, определения земной рефракции и многие другие. Таким образом, программа работ была весьма разносторонней, и в этом отношении экспедицию на «Ермаке» можно поставить в ряд с лучшими из океанологических экспедиций.

Макаров объясняет, почему именно был выбран для двух первых пробных плаваний «Ермака» район к западу от Шпицбергена. Он считал, что «прежде всего надо убедиться, что „Ермак“ может побороть полярные льды, и для этого самое лучшее место находится к северу от Шпицбергена, ибо, в случае поломки винтов или других неблагоприятных обстоятельств, движением льда ледокол вынесло бы на свободную воду в сравнительно короткий промежуток времени. Совсем другая обстановка получилась бы, если бы судно застряло в других местах, не на струе течения, направляющегося в пролив между Шпицбергеном и Гренландией».

Интересны также соображения Макарова о плане его экспедиции в 1901 году.

«Места к востоку от Земли Франца-Иосифа мне представляются особенно интересными, так как есть некоторая вероятность найти там острова. Мне кажется, что если бы там не было островов, то в пролив между северной оконечностью Новой Земли и Землею Франца-Иосифа должен был бы направляться довольно значительный поток полярных льдов. Между тем этого нет… Нет никакого сомнения, что посещение еще не посещаемых мест к востоку от Земли Франца-Иосифа и интереснее и эффективнее, чем опись островов Новой Земли… но я все-таки придерживался программы, начинавшейся с исследования Новой Земли». [391]

Вспомним, что во времена Макарова Северная Земля, острова Визе и Ушакова еще не были открыты. В данном случае он повторял высказывания Ломоносова и Кропоткина.

Материалы экспедиции на «Ермаке» были обработаны и опубликованы Макаровым в 1901 году. Кроме того, многие наблюдения этой экспедиции были переданы разным лицам и были опубликованы уже после его гибели во время русско-японской войны.

Заканчивая обзор деятельности Макарова как океанографа, невольно хочется перефразировать заключительные слова его предисловия к книге «„Витязь“ и Тихий океан» и сказать: Да найдут в трудах Макарова грядущие поколения моряков пример служения науке.

 

7. Первая океанологическая экспедиция на Черном море

(1890–1891)

Замечательные исследования Макарова в Босфоре в 1881–1882 гг. и на Тихом океане в 1886–1889 гг. привлекли внимание к вопросам океанологии, прежде всего к океанологии своих отечественных морей. В частности, оказалось, что хотя Черное море и положено довольно точно на карту, но о его океанологическом режиме известно очень мало и даже рельеф дна его глубоководной части не выяснен.

Во время Крымской войны англичане измерили 13 больших глубин на линии Севастополь – Босфор, из которых наибольшая оказалась равной 1670 метрам. В 1868 г. профессор В. Лапшин, плавая на корвете «Львица», измерял глубины между Феодосией и Адлером, причем наибольшая оказалась равной 1870 метрам.

Определения температуры и удельного веса морской воды производились Ф. Ф. Врангелем, В. Лапшиным и С. О. Макаровым только в прибрежных районах и до глубин, не превышающих 1000 метров.

В 1889 г. в своем проекте исследования Черного моря геолог Н. И. Андрусов так охарактеризовал изученность Черного моря:

«Располагая весьма значительным числом определений глубины для мелководной полосы северо-западного берега Черного моря, мы не имеем для восточного и южного берегов достаточно данных для того, чтобы очертить точно стосаженную линию. Еще менее мы знаем о подробностях рельефа внутренней части дна Черного моря… В подобном же состоянии находятся и вопросы о распределении солености, плотности, температуры воды, о течениях в Черном море, о прозрачности его воды, о глубине, на которую распространяется в нем действие волн и течений». [392]

Проект Андрусова встретил живейшее сочувствие в научных кругах и по ходатайству Русского Географического общества Морское министерство предоставило в 1890 г. для исследования Черного моря канонерскую лодку «Черноморец». Начальником экспедиции был назначен Иосиф Бернгардович Шпиндлер, уже известный своими работами в области морской метеорологии, и гидрограф Федор Федорович Врангель, до того много работавший на Черном море.

Экспедиция продолжалась с 14 июня по 14 июля 1890 года. За это время было сделано 60 океанологических станций, из них 37 глубоководных, 889 измерений температуры воды на разных глубинах, 446 определений удельного веса, 13 драгировок. Кроме того, были выполнены первые измерения относительной прозрачности моря путем опускания на глубину электрической лампочки.

Плавание экспедиции Шпиндлера на «Черноморце» (1890).

Результаты экспедиции были очень велики.

Во-первых, было доказано, что дно центральной части Черного моря представляет собой исключительно ровную, вытянутую приблизительно с запада на восток чашу с наибольшей глубиной 2244 метра.

Во-вторых, было доказано, что температура воды, начиная с глубины 200 м и до дна удивительно однообразна – около 9°. Соленость на этих глубинах очень медленно увеличивается ко дну (до 22‰) и в то же время резко отличается от солености слоев, расположенных выше (около 17‰).

В-третьих, оказалось, что в летнее время между глубинными слоями с температурой около 9° и поверхностными слоями, температура которых в центральной части Черного моря доходит до 25°, а именно между горизонтами от 50 до 100 м, находится холодный промежуточный слой с температурой около 7°.

В-четвертых, совершенно неожиданно обнаружилось, что, начиная приблизительно с глубины 200 м и до дна, вся вода Черного моря заражена сероводородом. Это легко определялось по запаху добываемых с глубин образцов морской воды.

В-пятых, также неожиданным оказалось полное отсутствие живых организмов на глубинах свыше 200 м, а также наличие в грунтах полуископаемых створок раковин, ныне живущих только в опресненных водах лиманов и в значительно менее соленом Каспийском море.

Таким образом, первая океанологическая съемка Черного моря увенчалась крупнейшими океанологическими открытиями.

Исключительные результаты экспедиции 1890 г., а также необходимость их проверки и пополнения работами в необследованных районах Черного моря побудили Морское министерство организовать в 1891 г. новую экспедицию.

Начальником экспедиции снова был назначен И. Б. Шпиндлер, гидрологом С. Г. Попруженко, биологом А. А. Остроумов, заведовавший в то время Севастопольской биологической станцией, химиком А. А. Лебединцев – лаборант Новороссийского (ныне Одесского) университета. Кроме того, к концу работы экспедиции в ней принял участие Н. Д. Зелинский – впоследствии академик.

Особое внимание было обращено на изучение зараженных сероводородом глубинных вод Черного моря, о чем во время экспедиции 1890 г. можно было судить только по запаху воды. Для сбора проб воды, зараженной сероводородом, был устроен специальный батометр с позолоченной внутренней поверхностью для того, чтобы уничтожить окисляющее действие обычных металлов на сероводород.

Экспедиция 1891 г. распалась на два рейса: первый в мае на канонерской лодке «Донец» и второй в августе на канонерской лодке «Запорожец».

Во время этих плаваний было выполнено 126 океанологических станций, из них 58 глубоководных и три драгировки.

Экспедиция 1891 г. подтвердила результаты, полученные в 1890 г.: на всех океанологических станциях глубинные воды оказались зараженными сероводородом.

Кроме того, экспедиция в 4 милях от входных маяков Босфора, прямо против входа в пролив, на глубине 85 м, обнаружила воду соленостью около 34‰, протекающую через Босфор нижним течением из Мраморного моря. Этим окончательно было доказано, что глубинные воды Черного моря создаются в результате смешения местных вод с водами Мраморного моря.

Далее экспедиция установила, что сезонные колебания температуры на Черном море не распространяются глубже 200 метров.

Наконец, Н. Д. Зелинский доказал биологическое происхождение сероводорода в глубинных слоях Черного моря.

Вспомним, что гидрографическое описание всего Черного моря было сделано исключительно русскими к середине XIX века. Русскими же экспедициями 1890–1891 гг. к концу XIX в. был обследован и понят замечательный океанологический режим этого моря.

 

8. Океанологические исследования Мраморного моря

(1894)

Как мы видели, океанологическое исследование Босфора Макаровым повлекло за собой океанологическое исследование Черного моря Шпиндлером и Андрусовым. Средиземное море к этому времени уже было обследовано иностранными учеными, но основная черта его океанологического режима – то, что температура и соленость глубинных вод Средиземного моря в точности равны температуре и солености поверхностных вод того же района в зимнее время, – была впервые объяснена Макаровым во время плавания на «Витязе».

Было также доказано, что придонная жизнь наблюдается на всех глубинах Средиземного моря, вплоть до наибольших глубин, доходящих до 4400 метров.

Однако в звене – Черное море, Босфор, Мраморное море, Дарданеллы, Эгейское море – совершенно неизученным в океанологическом отношении оставалось Мраморное море. И вот в 1894 г. по представлению Русского Географического общества Морское ведомство отпустило средства и предоставило приборы для исследования океанологического его режима. Во главе экспедиции был поставлен Иосиф Бернгардович Шпиндлер, уже известный своими исследованиями Черного моря. Экспедиция работала на турецком пароходе «Селяник».

Измерения глубин показали, что в Мраморном море существуют три котловины, с глубинами свыше 1000 м, вытянутые приблизительно по параллели.

В связи с измерениями глубин интересно отметить, что во время работ экспедиции 10 июля 1894 г. в районе восточной котловины произошло землетрясение.

При обследовании района не было обнаружено никаких признаков подводного извержения, но зато после землетрясения глубины этой впадины оказались значительно больше измеренных англичанами в 1879–1890 годах. Шпиндлер отметил, что если будущие исследователи выявят дальнейшее увеличение глубин в обследованном месте, то это будет первое доказанное опускание морского дна за историческое время.

Океанологические исследования показали, что в Мраморном море, как и в Босфоре, существует поверхностное течение из Черного моря и глубинное течение из Средиземного моря. Соленость поверхностных вод около 24‰, соленость глубинных – около 38‰, а температура около 14°. Линия раздела течений проходит через все море на глубинах 14–20 метров. Кислород и придонная жизнь существует на всех глубинах Мраморного моря.

Таким образом, исследования экспедиции показали, что Мраморное море является в сущности проточным морем и что Босфор, Мраморное море и Дарданеллы можно рассматривать как единую проливную систему, обладающую единым океанологическим режимом.

Надо напомнить, что первая точная карта побережий Мраморного моря была составлена в результате русской съемки, выполненной в 1845–1847 гг. под начальством капитана 1-го ранга М. П. Манганари. Первая точная океанологическая съемка этого моря, как мы видели, была выполнена русскими в 1894 году.

 

9. Исследование Кара-Богаз-Гола

(1897)

Каспийское море – величайшее в мире озеро, по своим размерам и по составу солей напоминающее моря Мирового океана и потому называемое морем, – издавна привлекало внимание русских исследователей, сначала как один из возможных путей в Индию, затем колебаниями своего уровня, наконец своими богатыми рыбными и нефтяными промыслами.

Одной из примечательностей Каспийского моря является его залив Кара-Богаз-Гол.

Впервые в Кара-Богаз-Гол входил на гребной шлюпке известный путешественник, географ и натуралист Григорий Силыч Карелин, работавший в Каспийском море в 1832, 1834 и 1836 годах.

Карелин пришел к выводу, что наблюдающееся сильное течение из Каспийского моря в Кара-Богаз-Гол обусловлено отсутствием в этом заливе речного стока, очень малым количеством атмосферных осадков и очень сильным испарением, на что уже указывал Ф. И. Соймонов.

Первая полная опись (включая промеры) Кара-Богаз-Гола была произведена в 1847 г. лейтенантом Иваном Матвеевичем Жеребцовым, входившим в этот залив на пароходе «Волга». При этом Жеребцов первый заметил, что при измерении глубин лот приносил со дна не обычные грунты, а «соль».

Для того чтобы окончательно выяснить влияние Кара-Богаз-Гола на режим Каспийского моря, в частности на его рыбное хозяйство, в 1894 г. была организована экспедиция геолога Н. И. Андрусова. Однако эту экспедицию постигла неудача. Ее бот вместе со всеми инструментами и хозяйством погиб во время бури. Андрусов все же собрал на берегах залива коллекции флоры и фауны и, в том числе, трупы рыб, занесенных в Кара-Богаз-Гол течением из Каспийского моря. Эти рыбы оказались пропитавшимися солью и вывяленными на солнце.

Спутник Андрусова, штурман Максимович с двумя матросами остался зимовать в проливе, соединяющем Каспийское море с заливом Кара-Богаз-Гол, на туркменской лодке и провел там очень интересные наблюдения. По его записям, течение в Кара-Богаз-Голе существует круглый год, ослабевая несколько лишь зимой. Ход рыбы по проливу прекращается с ноября до середины февраля, когда температура воды у берегов понижается до 10° и исчезают рачки, служащие рыбам пищей. Весной с появлением рачков по проливу спускается громадное количество рыбы разных пород, а за нею молодые тюлени.

Пройдя короткий пролив (около 5 км) и попадая в крепкий раствор вод Кара-Богаз-Гола, рыба перестает плавать, слепнет и засыпает. Иногда она забрасывается волной и ветром на берег, где становится добычей птиц. Максимович и его спутники также питались этой рыбой.

Для уточнения и пополнения сведений, полученных от Андрусова и Максимовича, Министерство земледелия, ведавшее в то время рыбными промыслами, организовало в 1897 г. новую экспедицию, в состав которой вошли гидролог Шпиндлер, зоолог Остроумов, химик Лебединцев и геолог Андрусов. Все эти ученые уже принимали участие в совместном изучении Черного и Мраморного морей. Морское министерство предоставило в распоряжение экспедиции колесный пароход «Красноводск».

Большим результатом этой экспедиции было открытие на дне Кара-Богаз-Гола (наибольшая глубина 13–14 м) пластов глауберовой соли. Соленость вод Кара-Богаз-Гола оказалась в среднем около 164‰, но в некоторых местах доходила до 200‰.

Дальнейшие исследования показали, что летом, когда температура придонной воды повышается почти до 30°, много соли переходит в раствор. Зимой соль осаждается и во время бурь выбрасывается на берег, образуя на нем громадные валы. О валах мирабилита на берегах Кара-Богаз-Гола писал еще Г. С. Карелин.

Более тщательные, имеющие целью промысел, исследования Кара-Богаз-Гола были проведены уже в XX веке.

 

10. Мурманская научно-промысловая экспедиция

(1898–1906)

Баренцово море по своему транспортному значению, по своим богатым промыслам и по океанологическим характеристикам занимает особое место среди других морей, омывающих берега нашей Родины.

Через Баренцово море проходит Великий Северный морской путь из Атлантического океана в Тихий, а также путь в Белое море. Юго-западное побережье Баренцова моря никогда не замерзает и порты Кола (ныне Мурманск) и Александровск-на-Мурмане (ныне Полярный) были единственными для России незамерзающими портами в северных водах. Кроме того, в противоположность другим морям, омывающим берега европейской части России, выход из Баренцова моря в Мировой океан между Скандинавией и Шпицбергеном широк, а потому и сравнительно безопасен.

Баренцово море чрезвычайно интересно и своим режимом. Через широкие проходы между Скандинавией и Шпицбергеном с юго-запада и между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей с северо-востока в Баренцово море протягиваются языки больших глубин. Ничто не мешает водообмену между Норвежским и Баренцовым морями и между Арктическим бассейном и Баренцовым морем. Через широкий проход между Скандинавией и Шпицбергеном в Баренцово море вливаются теплые воды Нордкапского течения – одного из ответвлений системы Гольфстрима. Через широкий проход между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей в Баренцово море проникают льды и холодные поверхностные воды из Арктического бассейна. Кроме того, через тот же проход глубинным течением поступают теплые атлантические воды, вливающиеся в Арктический бассейн в районе к северо-западу от Шпицбергена и в дальнейшем огибающие с севера Шпицберген и Землю Франца-Иосифа.

Как уже отмечалось, северное побережье Мурмана фактически никогда не замерзает. Зато в северной части Баренцова моря, даже в летнее время льдов в иные годы бывает так много, что Земля Франца-Иосифа оказывается доступной только для ледоколов и ледокольных пароходов.

На Шпицбергене, на Северном острове Новой Земли и в особенности на Земле Франца-Иосифа много ледников, спускающихся в океан и рождающих айсберги.

Дно Баренцова моря также весьма своеобразно – на нем можно различить затопленные морем фьорды и речные долины.

Вокруг главных архипелагов Баренцова моря – Шпицбергена, Земли Франца-Иосифа и Новой Земли – достаточно выражены так называемые «огибные» течения, огибающие архипелаги и крупные острова по часовой стрелке. У мурманского побережья ярко выражены приливо-отливные явления и приливо-отливные течения, затушевывающие постоянные течения. В центральной части Баренцова моря господствуют медленные течения, направленные против часовой стрелки.

В зимнее время большая часть Баренцова моря покрывается льдами. В летнее время почти все Баренцово море освобождается от льдов.

Во время льдообразования поверхностные воды охлаждаются и осолоняются. Плотность их повышается, и в результате вертикальное перемешивание доходит во многих местах Баренцова моря до дна. Вертикальное перемешивание доходит до дна и в южных, никогда не замерзающих районах Баренцова моря, где оно происходит исключительно за счет зимнего охлаждения. Благодаря зимнему вертикальному перемешиванию, а на мелководьях, кроме того, вследствие ветрового и приливо-отливного перемешивания, придонные воды Баренцова моря везде хорошо насыщены кислородом, а поверхностные воды богаты биогенными веществами. Благодаря именно этим условиям Баренцово море является одним из самых «плодородных» районов Мирового океана. Рыбные его богатства до сих пор еще не используются полностью.

Все это, вместе взятое, придает Баренцову морю исключительное значение. Для теоретика Баренцово море – ни с чем не сравнимая лаборатория, в которой на небольшой глубине и на небольшом сравнительно пространстве можно изучать многие явления Мирового океана.

Инструментальное изучение теплового, солевого и газового режима Баренцова моря началось сравнительно недавно.

Первые догадки, основанные на метеорологических данных и на распределении льдов в Баренцовом море, принадлежат Дове (1848) и Петерманну (1852), высказавшим предположение, что Нордкапское течение прослеживается до Новой Земли.

В 1869–1870 гг. были напечатаны отчеты о работах Ф. Ф. Яржинского, А. Ф. Миддендорфа и М. К. Сидорова, также указывающие на распространение Нордкапского течения далеко на восток. В частности, М. К. Сидоров высказал предположение о существовании течения «вдоль Мурманского берега и оттуда к Печорскому заливу», ссылаясь на то, что он видел стеклянные поплавки норвежского (или ньюфаундлендского) типа на Гуляевской Кошке.

Стандартные океанологические разрезы, установленные Международным советом по изучению морей.

Первые наблюдения поверхностных и глубинных температур моря были выполнены паровым корветом «Варяг» летом 1870 г. во время плавания от Исландии до Архангельска. Эти наблюдения были обработаны русским академиком А. Ф. Миддендорфом, впервые назвавшим теплое атлантическое течение, вливающееся в Баренцово море, Нордкапским. В том же 1870 г. Майделем и Яржинским были произведены океанологические наблюдения у берегов Мурмана.

Все температурные наблюдения у берегов Мурмана и в Нордкапском течении были обобщены в докладе П. А. Кропоткина об организации экспедиции в северные моря. Кропоткин писал:

«Таким образом, из совокупности взаимно контролирующихся наблюдений, несомненно, устанавливается тот факт, что Мурманский берег, до Св. Носа, омывается полосою теплого течения, которая в летние месяцы достигает температуры средним числом около 6° Р, или, может быть, немного более; в ранние же месяцы не падает ниже 2° или 2½° Р. Ее присутствию обязана прибрежная полоса своими умеренными зимами, Мурманский берег – своими богатыми рыбными промыслами». [394]

Позднее появились статьи о наблюдениях в отдельных районах Баренцова и Белого морей: А. В. Григорьева (1876), Н. П. Андреева (1880–1889), М. Е. Жданко (1891), Н. М. Книповича, плававших на крейсере «Наездник» с мая по сентябрь 1893 г. в Баренцовом и Белом морях, М. Е. Жданко и Н. Лелякина, бывших на крейсере «Наездник» вместе с Книповичем, М. Е. Жданко, плававшим в 1894 г. на крейсере «Вестник», М. Е. Жданко (1895), Н. Морозова (1896), Н. М. Книповича (1897), Б. Б. Голицына (1898).

В 1898 г. был напечатан «Сборник гидрометеорологических наблюдений», вып. 1, 1890–1896, в котором были приведены наблюдения северных маяков над температурой поверхностной воды и над появлением и исчезновением льда в прибрежных районах.

Главным недостатком всех перечисленных работ являлось то, что они были несистематичны и производились разными методами.

1899 год надо считать переломным не только в изучении Баренцова моря, но и в изучении всего Мирового океана. В этом году специальная конференция в Стокгольме выдвинула вопрос о создании Международного совета по изучению морей. Главной задачей этого совета было «изучение морских промыслов на предмет охраны естественных богатств моря от хищнического истребления и установления правильного хозяйства».

Но так как существование морских организмов определяется условиями среды, в которой они обитают, то естественно, что изучение биологии моря должно опираться на параллельное всестороннее изучение всех процессов, входящих в океанологию в современном понимании этой науки, т. е. процессов физических, химических, биологических, геологических и взаимодействия атмосферы с океаном.

В состав Международного совета вошли крупнейшие океанологи того времени: X. Диксон, М. Кнудсен, О. Крюммель, С. Макаров, Дж. Меррей, Ф. Нансен и О. Петтерссон.

Международный совет прежде всего обратил внимание на разработку единой методики производства океанологических наблюдений. Так, в результате весьма тщательных исследований было окончательно установлено постоянство солевого состава океанических вод, т. е. постоянство относительного содержания главных солей, определяющих основные свойства морской воды. Это в свою очередь позволило определять соленость морских вод по удельному весу, определяемому ареометрами (физическим путем), и по содержанию хлора, определяемому химическим путем. Одновременно были разработаны «стандартные» горизонты, на которых всем судам, производящим океанологические исследования, рекомендовалось измерять температуры и с которых надо было брать образцы воды для дальнейших химических исследований. Кроме того, Международным советом были намечены линии (стандартные разрезы), по которым в определенные сроки (февраль, май, август, ноябрь) должны были производиться океанологические наблюдения. Такие линии были намечены в Атлантическом океане у берегов Англии и в морях Балтийском, Северном, Норвежском и Баренцовом. На долю России выпало производство наблюдений на стандартных разрезах в северной и восточной частях Балтийского моря и в Баренцовом море. Стандартные разрезы в Баренцовом море были намечены по следующему пути: от Кольского залива по Кольскому меридиану (33°30′ в. д.) на север до 75° с. ш., затем на юго-восток к Гусиной Земле (Новая Земля) и оттуда к Кольскому заливу.

Единообразие методов исследования, установленное Международным советом, позволило сравнивать наблюдения отдельных экспедиций. Установление сроков наблюдений дало возможность следить за сезонными колебаниями океанологических характеристик. Повторение наблюдений из года в год позволило улавливать вековые изменения этих характеристик.

Но главное значение работ, производимых по плану Международного совета, было в том, что они повлекли за собой создание новой отрасли океанологии – промысловой океанологии.

Как мы видели, изучению горизонтального и вертикального распределения океанологических характеристик уделялось внимание еще в XVIII в. и особенно с начала XIX века. Но в те времена наблюдения производились главным образом у берегов и служили почти исключительно навигационным целям. Это было время изучения так называемого «навигационного» слоя океана, толщиной всего в пять-десять метров. Какие процессы происходят глубже, – мореплавателей как таковых мало интересовало. В открытом море их интересовали течения, волны и льды. У берегов к этому прибавлялись колебания уровня моря и грунты, определяющие безопасность стояния на якоре. В XIX в. начались и глубоководные наблюдения, но они производились главным образом для географических целей.

Новая промысловая океанология потребовала познания всей толщи вод, охватываемых современными орудиями лова. Так как все крупные промысловые районы океана находятся на материковой отмели (исключение представляет только промысел китообразных, ведущийся на любых глубинах океана), вполне понятно, что в первую очередь изучались воды материковой отмели. Изучение температуры воды, ее плотности, течений, волн, приливо-отливных явлений оказалось для этой цели недостаточным. Глубины, грунты и донные организмы материковой отмели стали поэтому изучаться особо тщательно. В самой толще промыслового слоя, кроме температуры, солености и элементов морских течений, начали изучать горизонтальное и вертикальное распределение биогенных соединений (карбонатов, силикатов, нитратов, нитритов, фосфатов) и растворенных в воде газов (кислорода, сероводорода, углекислоты), а также распределение в толще воды растительного и животного планктона.

Из намеченных Международным советом океанологических разрезов в Баренцовом море наибольшее значение приобрел разрез по Кольскому меридиану. Действительно, он проходит приблизительно перпендикулярно Нордкапскому течению. С изучением изменения теплового содержания этого течения впоследствии выявилась возможность судить не только о будущих условиях рыболовства, но и о предстоящем состоянии и распределении льдов как в самом Баренцовом море, так и в других морях восточного сектора Арктики. Мало того, оказалось, что изменения от года к году теплового содержания Нордкапского течения дают некоторые основания для составления долгосрочных прогнозов погоды.

Ко времени начала деятельности Международного совета по изучению морей в России, наконец, была осознана необходимость научного обслуживания рыбных промыслов на Баренцовом море. В 1898 г. Комитет для помощи поморам русского Севера организовал на Баренцовом море специальную экспедицию, впоследствии названную Мурманской научно-промысловой экспедицией. Начальником этой экспедиции был назначен профессор Николай Михайлович Книпович.

В 1898 г. деятельность экспедиции из-за недостатка пловучих средств была ограничена. Наблюдения производились от Мурманского берега лишь до южной части Нордкапского течения. Тем не менее это были первые океанологические наблюдения, произведенные в одном и том же районе во все времена года и с вполне определенной целью.

В 1899 г. специально для экспедиции был построен пароход «Андрей Первозванный» водоизмещением 336 тонн. Это было первое в мире судно, специально приспособленное для научно-промысловых работ. Потом, по примеру России, подобные суда начали строить и другие страны.

Экспедиции, работавшей до 1906 г. (в том числе до 1902 г. под руководством Н. М. Книповича), удалось сделать океанологическую съемку почти всего Баренцова моря.

Успеху работ экспедиции способствовало также то, что приблизительно в то же время на Баренцовом море начала работать Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана, организованная Морским ведомством. Эта экспедиция под начальством полковника А. И. Вилькицкого (1898–1901), капитана 2-го ранга А. И. Варнека (1902) и полковника Ф. К. Дриженко (1903–1904), кроме чисто описных работ, производила обширные гидрометеорологические наблюдения. Кроме того, как мы видели, в 1901 г. С. О. Макаров на ледоколе «Ермак» произвел большие исследования в северо-восточной части Баренцова моря.

Все эти наблюдения, а также наблюдения иностранных экспедиций позволили Н. М. Книповичу написать обширный труд «Основы гидрологии Европейского Ледовитого океана», опубликованный в 1906 году.

Во время работ Мурманской научно-промысловой экспедиции впервые на русском море были проведены плановые наблюдения, имеющие целью научное обслуживание морских промыслов. В результате этих работ были доказаны сезонные и вековые колебания океанологических характеристик Баренцова моря как на его поверхности, так и на глубинах. Тогда же была составлена по наблюдениям температур и соленостей первая карта распространения Нордкапского течения и его разветвлений. Было доказано также, что максимальные температуры моря на глубинах запаздывают по времени по сравнению с максимальными и минимальными температурами на поверхности. В дальнейшем, по примеру Баренцова моря, были исследованы, с теми же целями обслуживания морских промыслов, и другие наши моря. Основоположником промысловой океанологии в России, несомненно, надо считать первого руководителя Мурманской научно-промысловой экспедиции, профессора, впоследствии почетного академика Николая Михайловича Книповича.

 

11. Экспедиция Толля на судне «Заря» на Новосибирские острова

(1900–1903)

Геолог Эдуард Васильевич Толль впервые познакомился с Арктикой в 1886 г., участвуя в экспедиции Академии наук под начальством доктора Александра Александровича Бунге, обследовавшей Новосибирские острова.

В августе этого года, находясь на северо-западном берегу острова Котельный, Толль записал в своем дневнике: «Горизонт совершенно ясный… мы в направлении NE 14–18° (магнитном.—Н. З.) ясно увидели контуры четырех гор, которые на востоке соединялись с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и надписать над ней: „Земля Санникова“».

В 1893 г. Толль еще раз побывал на Новосибирских островах, на которых он, по просьбе Нансена, устраивал продовольственные склады на случай гибели «Фрама».

Спутником Толля в экспедициях 1886 и 1893 гг. был эвенк Джергели, который семь раз летовал на Новосибирских островах и, по его словам, неоднократно видел «Землю Санникова». В 1893 г. Толль спросил Джергели, хотел ли бы он побывать на этой земле. На это Джергели ответил: «Раз наступить ногой – и умереть!» Побывать на «Земле Санникова» стало заветной мечтой и самого Толля и определило его дальнейшую судьбу.

В 1899 г. Толль еще раз побывал в Арктике, на этот раз во время плавания к северо-западным берегам Шпицбергена на ледоколе «Ермак» под начальством С. О. Макарова.

Толль был убежден в существовании «Земли Санникова» и благодаря проявленной настойчивости ему удалось организовать новую экспедицию Академии наук, получившую название Русской полярной экспедиции. Эта экспедиция должна была продолжить исследование Новосибирских островов, обследовать «Землю Санникова» и затем пройти Северным морским путем в Тихий океан.

Для экспедиции было приобретено норвежское китобойное судно, названное «Зарей» (грузоподъемность—443 т, машина—228 индикаторных сил). Командовал судном лейтенант Николай Николаевич Коломейцев. «Заря» была хорошо снабжена научными приборами и запасами на три года. На борт было взято двадцать ездовых собак.

18 июля 1900 г. «Заря» вышла из Александровска-на-Мурмане и уже 30 июля подошла к острову Диксон. Вскоре после ухода с Диксона были встречены льды, и 13 сентября 1900 г. «Заря» была вынуждена стать на зимовку у бухты Колин-Арчера.

Во время зимовки было проведено несколько санных поездок по льду. В частности, лейтенант Федор Андреевич Матисен прошел со съемкой по меридиану мыса Лаптева (на острове Таймыр) до 77° с. ш., положив при этом на карту ряд островов архипелага Норденшельда.

Во время зимовки обнаружились резкие разногласия между начальником экспедиции Толлем и командиром «Зари» Коломейцевым, в результате которых Толль списал с судна Коломейцева и командиром «Зари» назначил Матисена.

«Заря» освободилась от льдов только 12 августа 1901 г., задержалась у острова Нансена на 5 дней и 19 августа была уже у мыса Челюскина.

Море Лаптевых оказалось свободным ото льдов, и «Заря» прошла в поисках «Земли Санникова» к северу от острова Котельного до 77°20′ с. ш. Здесь были встречены тяжелые льды, и судно прошло к острову Беннета, у которого Толль предполагал стать на зимовку для того, чтобы в 1902 г. с него начать новые поиски «Земли Санникова». 2 сентября открылся остров Беннета, но подойти к нему из-за тяжелых льдов, его окружавших, не удалось. На обратном пути «Заря» поднималась до 77°32′ с. ш. и 142°17′ в. д. Признаков земли не усмотрели – над льдами держался туман.

3 сентября 1901 г. стали на вторую зимовку в лагуне Нэрпалах у западного побережья острова Котельного.

В январе 1902 г. Толль отправился по льду на материк для сдачи почты и в марте вернулся обратно. За весеннее время участники экспедиции совершили несколько экскурсий. Матисен пробовал пройти на север от острова Котельного, но путь ему преградила полынья. Другая партия описала остров Бельковский и к югу от него открыла небольшой островок, названный по имени каюра экспедиции П. И. Стрижева.

28 апреля зимовку покинула партия зоолога А. А. Бялыницкого-Бирули в составе трех человек. Эта партия собиралась произвести исследования острова Новая Сибирь. В конце лета за ней должна была зайти «Заря».

Плавание «Зари» (1901), маршруты Толля и спасательной экспедиции (1903).

23 мая направился на остров Беннета и сам Толль. Его сопровождали астроном Ф. Г. Зееберг, промышленники якут Василий Горохов и эвенк Николай Протодьяконов. Толль предполагал описать этот остров, а затем попытаться отыскать другие, еще не известные острова. После вскрытия моря за ним также должна была зайти «Заря».

Состояние льдов в море Лаптевых в 1902 г. оказалось неблагоприятным. «Заря» вышла из лагуны Нэрпалах только 8 августа, но обогнуть остров Котельный с севера и пройти к острову Новая Сибирь не смогла.

19 августа к юго-востоку от острова Беннета «Заря» встретила непроходимые льды. Сделав еще одну попытку пройти к острову, Матисен, опасаясь из-за недостатка припасов третьей зимовки, повернул обратно. 26 августа «Заря» зашла в бухту Тикси, где и осталась навсегда.

Предоставленная сама себе партия Бялыницкого-Бирули в ноябре покинула остров Новую Сибирь и по замерзшему проливу Дмитрия Лаптева в декабре достигла поселения Казачьего на Яне.

Ввиду отсутствия сведений о партии Толля на ее поиски были посланы спасательные партии. Одна из них под начальством Михаила Ивановича Бруснева, уже бывавшего на Новосибирских островах, обследовала северные берега островов Котельного и Фаддеевского и берега острова Новая Сибирь. Другая партия, в которой участвовали боцман «Зари» Никифор Алексеевич Бегичев, шесть мезенских промышленников и жителей Усть-Янска, весной 1903 г. с большим трудом доставила на остров Котельный тяжелый вельбот с «Зари».

18 июля, после вскрытия моря, вельбот покинул остров Котельный, прошел через Благовещенский пролив и 30 июля подошел к острову Новая Сибирь.

2–4 августа по совершенно свободному ото льдов морю вельбот достиг острова Беннета.

На острове была найдена хижина, построенная спутниками Толля из плавника, а также донесение Толля президенту Академии наук, из которого явствовало, что 26 октября 1902 г. Толль и его спутники покинули остров Беннета. Кроме того, вернувшийся в Тикси вельбот привез часть геологических коллекций и географическую карту острова, составленную астрономом Зеебергом.

В. Ю. Визе, обсуждая ход экспедиции Толля, пишет, что решение Матисена прекратить попытки пройти к острову Беннета «стоило жизни Толлю и его спутникам». Такое мнение не совсем обоснованно. Рисковать зимовкой в открытом море среди льдов, притом рисковать после уже проведенных двух зимовок с недостаточным запасом угля и провизии, было нельзя. Да и сам Толль оставил Матисену приказание итти в Тикси после уменьшения запасов угля до пределов, необходимых для возвращения. Никто из современников, знавших обстоятельства дела, Матисена не осуждал.

Не все обстоятельства гибели отряда Толля можно восстановить, но из донесения самого Толля видно, что на острове Беннета он видел одного белого медведя, одного моржа и стадо оленей из тридцати голов. Мясом оленей он и его спутники питались, а из меха сшили себе одежду. При таких обстоятельствах не совсем понятно, почему Толль и его спутники решили отправиться на материк по еще не замерзшему морю, и притом в условиях начинающейся полярной ночи.

Легенда о «Земле Санникова», не обнаруженной экспедицией Толля, продолжала существовать очень долго.

В 1913–1914 гг. пытались отыскать «Землю Санникова» ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач». Район предполагаемой Земли в 1913 г. был пересечен дважды. В 1914 г. оба корабля обошли с севера Новосибирские острова, безуспешно стараясь увидеть «Землю Санникова». Не открылась она и участникам норвежской полярной экспедиции на судне «Мод», спустя десять лет дрейфовавшей со льдами в районе к северу от Новосибирских островов. Однако хотя никто не обнаружил «Земли Санникова», никому не удалось доказать и обратное – что эта Земля не существует.

Ведь ни одно из этих судов, кроме «Фрама» Нансена, не смогло в районе к северу от Новосибирских островов выйти на большие глубины Арктического бассейна. Материковая отмель долго оставалась недостаточно подробно обследованной, и здесь можно было ожидать открытия островов.

Вот почему уже в советское время экспедиции на ледокольном пароходе «Садко» в 1937 г., наряду с другими заданиями, было поручено отыскание «Земли Санникова». «Садко» поднялся на север по меридиану острова Котельного. У 78-й параллели тяжелые льды заставили судно повернуть на восток. Этим курсом «Садко» прошел примерно до меридиана острова Беннета – севернее всех других судов. Однако выйти за пределы материковой отмели не удалось и ему.

Дрейфом ледокольного парохода «Г. Седов» в 1937–1938 гг. район предполагаемой Земли был пересечен дважды. Один раз с запада на восток, приблизительно по 78-й параллели, другой раз с юго-востока на северо-запад, приблизительно от 78-й до 81-й параллели. Следует отметить, что пути и дрейфы судов пересекали район приблизительно в широтном направлении. Зато полеты весной 1938 г. воздушной экспедиции Героя Советского Союза А. Д. Алексеева, снимавшей команды ледокольных пароходов «Садко», «Малыгина» и «Г. Седова», пересекли этот район приблизительно в меридиональном направлении. Самолеты летали от острова Котельный до дрейфующих судов при очень хорошей видимости, но и они не увидели земли. По этому же району, также приблизительно в меридиональном направлении, прошли в 1938 г. ледоколы «Ермак» и «Иосиф Сталин», в то время когда они направлялись к дрейфующим судам. Оба эти корабля также никакой «Земли Санникова» не обнаружили.

И только этими плаваниями, дрейфами и полетами легенда о «Земле Санникова», просуществовавшая свыше 125 лет и послужившая богатой темой для научной и художественной литературы, была окончательно развеяна.

 

12. Плавание ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» и открытие Северной Земли

(1910–1915)

В 1878–1879 гг. «Вега» – судно экспедиции А. Э. Норденшельда, почти не встретив льдов, прошла вокруг мыса Челюскина и только к востоку от Колючинской губы, почти на выходе в Тихий океан, вынуждена была стать на зимовку. В июле 1879 г., как только льды вскрылись, «Вега» вышла на восток и через два дня уже была в Беринговом проливе. Таким образом, было совершено первое, исторически доказанное, сквозное плавание по Северному морскому пути с запада на восток. Успех этого плавания надо объяснить, во-первых, исключительно благоприятным состоянием льдов почти на всем протяжении Северного морского пути, во-вторых, тем, что для выполнения этой задачи впервые был использован пароход.

В 1893 г. обогнул мыс Челюскина и «Фрам» Нансена. На пути из Карского моря в море Лаптевых были встречены льды, но их было не так уж много. Действительно, «Фрам» менее чем через два месяца после входа в Югорский Шар уже был на 77°44′ с. ш. к северу от острова Котельного.

В 1901 г., как мы видели, «Заря» экспедиции Толля также обогнула мыс Челюскина, правда с предварительной зимовкой у западного побережья полуострова Таймыр.

Эти плавания казались обнадеживающими. Поэтому, когда во время войны с Японией в 1904–1905 гг. решался вопрос о посылке на Дальний Восток Второй Тихоокеанской эскадры, рассматривалась возможность похода ее не южным, а Северным морским путем, как более коротким и к тому же полностью проходившим по отечественным водам.

Поражение царского флота при Цусиме заставило и военно-морские, и общественные круги России признать стратегическое значение Северного морского пути. Ярче всего общественное мнение по этому поводу было выражено словами Дмитрия Ивановича Менделеева.

«Если бы хотя десятая доля того, что потеряли при Цусиме, была затрачена на достижение полюса, эскадра наша, вероятно, прошла бы во Владивосток, минуя и Немецкое (Северное.—Н. З.) море, и Цусиму». Надо отметить, однако, что такое суждение Менделеева было основано на недоучете и социального строя царской России, и тогдашней техники.

В связи с рядом других подобных высказываний в Морском ведомстве был разработан обширный проект исследования Северного морского пути. На берегах и островах Северного Ледовитого океана предполагалось построить шестнадцать гидрометеорологических станций и, кроме того, провести в течение трех лет исследование Северного морского пути тремя отрядами, из двух судов каждый.

Пути «Таймыра» и «Вайгача» в 1913, 1914–1915 гг.

Однако эта обширная программа в дальнейшем была сильно урезана и для исследования Северного морского пути посланы были только два судна – ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач».

Эти суда были построены на Невском судостроительном заводе специально для экспедиции. Водоизмещение их было 1200 т, машины – 1200 сил; при экономическом ходе (8 узлов) они по чистой воде могли пройти, не пополняя запасов топлива, около 12 000 миль. Обводы корпуса были ледокольными – при сжатии льдов суда выжимало кверху. Суда были приспособлены к зимовке в арктических условиях. Для связи друг с другом и с берегом они имели радиостанции с радиусом действия до 150 миль.

Сначала предполагалось начать обследование Северного морского пути с запада, но потом было решено прежде всего изучить морской путь от Берингова пролива к устьям Колымы и Лены, чтобы наладить снабжение этих районов морским путем и одновременно прекратить хищническую меновую торговлю иностранцев с населением Чукотки и Северо-восточной Сибири.

Поэтому базой экспедиции был избран Владивосток, куда пароходы пришли обычным южным путем – через тропики.

Начальником экспедиции был назначен полковник корпуса флотских штурманов Иван Семенович Сергеев, имевший большой опыт в гидрографических работах.

17 августа 1910 г. пароходы вышли из Владивостока, зашли на пути в Петропавловск-Камчатский и затем в бухту Провидения, где пополнили запасы с парохода, специально посланного сюда для этой цели.

За мысом Дежнева суда повернули на запад и уже в 30 милях от Берингова пролива встретили тяжелые льды. Начались снегопады, мешавшие описи. 21 сентября легли на обратный курс и 20 октября вернулись во Владивосток. Результаты работы экспедиции были крайне незначительны, вернее – их не было.

22 июля 1911 г. суда снова вышли в море и опять, как и в 1910 г., в бухте Провидения пополнили запасы угля. 13 августа прошли Берингов пролив и направились вдоль чукотского побережья на северо-запад. От мыса Шелагского «Вайгач» выполнил небольшой океанологический разрез на север. Это была первая работа такого рода в восточном секторе Арктики.

21 августа оба судна сели на неизвестную до того песчаную отмель, но благополучно с нее сошли. 23 августа суда подошли к мысу Медвежьему (у устья Колымы) – конечному пункту работ, намеченных на 1911 год.

На обратном пути около мыса Биллингса суда разделились. «Таймыр» продолжал опись Чукотского берега до мыса Дежнева, а «Вайгач» направился к острову Врангеля. На пути «Вайгач» прошел сквозь сравнительно слабые льды и высадил на остров небольшую партию, поднявшую русский флаг и установившую навигационные знаки. Далее, производя опись с моря, «Вайгач» прошел на север вдоль западного побережья острова Врангеля, обогнул его с севера и, пройдя между островами Врангеля и Геральд, направился к Колючинской губе. Таким образом, остров Врангеля впервые был обойден с севера.

В дальнейшем «Вайгач» прошел, производя океанологические работы, от Колючинской губы к мысу Хоп на американском материке. Отсюда он направился к мысу принца Уэльского и, наконец, к мысу Дежнева, которого достиг 8 сентября. Здесь в это время уже находился «Таймыр».

Во Владивосток суда вернулись 15 сентября 1911 года.

В 1912 г. суда оставили Владивосток 31 мая. Основной их задачей являлось продолжение описи северных берегов Сибири до Лены. Ввиду раннего для плавания в Северном Ледовитом океане времени «Таймыр» занялся сначала описью некоторых участков побережья Камчатки, а «Вайгач» с той же целью был послан к Командорским островам.

2 июля оба судна были в бухте Провидения, в которой, по примеру прошлых лет, пополнили свои запасы. 9 июля суда вошли в Чукотское море и в Восточно-Сибирском море произвели опись всех Медвежьих островов. Острова Крестовский и Четырехстолбовой, названный так Ф. П. Врангелем, уже имели названия. Остальные четыре – Андреева, Пушкарева, Леонтьева и Лысова – были названы в честь первых их исследователей XVIII века.

Морскую опись берега между Колымой и Индигиркой произвести не удалось из-за мелководья. В дальнейшем суда описали острова Большой и Малый Ляховские, Васильевский, Семеновский, Столбовой, Котельный и побережье материка. «Вайгач» пришел в бухту Тикси 11 августа, а «Таймыр» 13 августа. Бухта Тикси в то время была совершенно пустынна – у берега на мели лежало судно экспедиции Толля «Заря».

План 1912 г. экспедиция выполнила. Однако состояние льдов казалось благоприятным, поэтому решили продолжить описные работы на запад.

15 августа суда покинули бухту Тикси и направились к полуострову Таймыр. На следующий день у 75° с. ш. встретили тяжелые льды и 23 августа решили итти во Владивосток. В тумане суда разошлись почти на 100 миль. Сначала ледовая обстановка у «Вайгача», находившегося севернее, казалась более благоприятной (крайняя северная точка «Вайгача» 76°09′ с. ш.), но потом резко ухудшилась. Корабли встретились на 75°05′ с. ш. У устья Лены льдов не было. Корабли обогнули с севера Медвежьи острова, 10 сентября прошли Берингов пролив и 10 октября вернулись во Владивосток.

26 июня 1913 г. суда отправились в новое плавание и 7 июля стали на якорь в бухте Провидения. Отсюда «Таймыр» отвез тяжело заболевшего начальника экспедиции И. С. Сергеева в устье Анадыря, откуда Сергеев на пароходе был доставлен во Владивосток.

Новый начальник экспедиции, старший лейтенант Борис Андреевич Вилькицкий приказал «Вайгачу» описать южный берег острова Врангеля, а затем пройти к Медвежьим островам, к которым должен был подойти и «Таймыр», шедший с промером вдоль побережья Чукотки и заходивший по пути в Чаунскую губу. Однако «Вайгач» из-за тяжелых льдов не смог подойти к острову Врангеля, и корабли встретились у острова Крестовского 3 августа. От острова Крестовского «Вайгач» направился для описи в устье Яны, а оттуда в бухту Нордвик и к острову Преображения. «Таймыр» тем временем намеревался обогнуть с севера Новосибирские острова. На пути он попал на мелководье, с которого едва выбрался. 7 августа был открыт небольшой островок, названный по имени отца начальника экспедиции, известного гидрографа Андрея Ипполитовича Вилькицкого. В дальнейшем «Таймыр» обогнул с севера Новосибирские острова, надеясь увидеть «Землю Санникова», и 10 августа подошел к острову Преображения, у которого уже находился «Вайгач».

На острове Преображения экспедиция нашла большой чугунный четырехконечный крест без всяких надписей и изображений. Возможно, что этот крест надо поставить в связь с находкой в 1940 г. гидрографическим судном «Норд» на северном острове Фаддея и в заливе Симса остатков древней (около 1618 г.) русской экспедиции.

«Вайгач», отойдя от острова Преображения, начал опись глубоко вдающейся в берег бухты Марии Прончищевой, названной так в честь участницы Великой Северной экспедиции.

В этой бухте он сел на мель. Пришлось вызывать на помощь «Таймыр». Описные работы восточного берега полуострова Таймыр давались с трудом. 19 августа увидели мыс Челюскина, но подойти к нему мешали льды. 20 августа сначала «Таймыр», а потом и «Вайгач» подошли к неизвестному острову, названному Малым Таймыром. Продолжая плавание на север, суда увидели много айсбергов, о происхождении которых делались разного рода догадки.

21 августа заметили гористую неведомую землю. Для описи ее южного берега отправился «Вайгач», для описи восточного берега – «Таймыр». Однако пробиться далеко на запад «Вайгачу» помешали льды.

22 августа на вновь открытую землю, называемую сейчас Северной Землей, была произведена высадка и в торжественной обстановке был поднят русский государственный флаг.

23 августа, поднявшись вдоль восточных берегов Северной Земли, приблизительно до 81°07′ с. ш., суда повернули назад к острову Малый Таймыр, между которым и Северной Землей был усмотрен небольшой остров, названный по имени врача экспедиции Леонида Михайловича Старокадомского, первым заметившего этот остров.

Затем корабли снова подошли к невзломанному припаю у мыса Челюскина. Пешая партия, посланная по льду на мыс, поставила на нем деревянный знак и убедилась, что весь пролив, называемый в честь начальника экспедиции проливом Вилькицкого, покрыт непроходимыми льдами.

31 августа суда взяли курс на восток, в поисках легендарной «Земли Санникова» еще раз (только севернее) пересекли район к северу от Новосибирских островов и 5 сентября подошли к острову Беннета. С этого острова были взяты остатки коллекций, оставленных в 1902 г. геологом Толлем.

После описи острова Беннета суда 9 сентября пошли еще дальше на восток, описали по пути к Берингову проливу Колючинскую губу, 22 сентября обогнули мыс Дежнева и 12 ноября вернулись во Владивосток.

Итак, во время этого плавания, 21 августа 1913 г., русские военные моряки сделали крупнейшее географическое открытие первой половины текущего столетия – они открыли Северную Землю, оказавшуюся, как выяснилось впоследствии, громадным архипелагом.

Уже говорилось, что Земля Франца-Иосифа была предвидена П. А. Кропоткиным. Но вот что отметил Кропоткин уже после открытия Земли Франца-Иосифа.

«Земля, которую мы провидели сквозь полярную мглу, была открыта Пайером и Вайпрехтом, а архипелаг, который должен находиться на северо-востоке от Новой Земли (я в этом убежден еще больше, чем тогда), так еще не найден» [398] .

Открытие Северной Земли подтвердило и это замечательное предвидение Кропоткина. Справедливо поэтому, что некоторые ученые называют всю дугу полярных островов, тянущуюся от Шпицбергена до мыса Челюскина (острова Белый и Виктория, Земля Франца-Иосифа, острова Ушакова и Визе, Северная Земля), «Барьером Кропоткина». Эти земли, действительно, преграждают доступ тяжелым арктическим льдам в Баренцово и Карское моря.

Здесь следует еще раз напомнить о том, что Северную Землю предвидел еще раньше Ломоносов. Он даже подсчитал возможное расстояние ее от северной оконечности Новой Земли.

24 июня 1914 г. ледокольные пароходы снова вышли в море с целью пройти весь Северный морской путь с востока на запад. На этот раз в экспедиции было большое новшество: на борт «Таймыра» был погружен гидросамолет. На этот самолет участники экспедиции возлагали большие надежды, как на могучее средство производить в затруднительных случаях ледовую разведку. Однако техника самолетостроения была в то время еще низка и при первом же испытании в бухте Провидения гидросамолет вышел из строя.

21 июля «Вайгач» вышел в море для описи Чукотского берега, а «Таймыр» отправился в порт Ном (Аляска) для переговоров о помощи команде американского судна «Карлук», перебравшейся на остров Врангеля после того, как «Карлук» 29 декабря 1913 г. вблизи этого острова был раздавлен льдами.

Попытки «Вайгача» и присоединившегося к нему «Таймыра» пробиться сквозь льды к острову Врангеля не увенчались успехом. Суда повернули в Колючинскую губу, куда и прибыли 6 августа. Пополнив запасы угля и пресной воды с подошедшего парохода «Тобол», суда 8 августа снова вышли к острову Врангеля, пробиться к нему опять не смогли и повернули на запад для выполнения своей основной задачи.

14 августа, недалеко от открытого в 1913 г. острова Вилькицкого, был открыт еще один остров, названный впоследствии в честь участника экспедиции лейтенанта Алексея Николаевича Жохова.

Затем пароходы в поисках «Земли Санникова» еще раз обогнули с севера Новосибирские острова. Для лучшего осмотра этого района они шли на значительном расстоянии один от другого.

3 сентября ледокольные пароходы встретились у мыса Челюскина и произвели опись южного берега Северной Земли. Осмотреть западные берега этого архипелага из-за непроходимых льдов не удалось. Попутно была произведена опись юго-западного берега острова Малый Таймыр и определены координаты островов Малый Таймыр и Старокадомского.

5 сентября суда были зажаты льдами по западную сторону мыса Челюскина в расстоянии 16 миль одно от другого и стали на зимовку.

Зимовка была тяжелой. На «Таймыре» было 50 человек, на «Вайгаче» – 48. По свидетельству доктора Старокадомского, пища была однообразной и довольно скудной. В результате появилась, хотя и в слабой степени, цынга. К тому же запасы угля подходили к концу.

К счастью, еще в начале сентября удалось связаться по радио с судном «Эклипс», посланным на поиски пропавших без вести экспедиций Седова, Брусилова и Русанова и зимовавшим у мыса Вильда – в 275 км от «Таймыра». Через «Эклипс» радиосвязь была установлена и с Главным гидрографическим управлением Морского ведомства.

Гидрографическое управление для уменьшения продовольственного кризиса приказало отправить часть команды экспедиции к зимовке «Эклипса», откуда известный участник экспедиции Толля, Никифор Алексеевич Бегичев, на приведенных им оленьих упряжках, доставил тридцать девять участников экспедиции в село Гольчиху на Енисее. Позднее за этими людьми зашел «Вайгач» и доставил их на остров Диксон.

26 июля льды в районе зимовки ледокольных пароходов ослабли и дали возможность возобновить плавание. 17 августа суда подошли к острову Диксон, а 3 сентября 1915 г., не встретив на пути льдов, пришли в Архангельск.

Плавания «Таймыра» и «Вайгача» увенчались многими открытиями и во многих отношениях оказались весьма поучительными.

Так, во время этих плаваний впервые было совершено сквозное плавание по Северному морскому пути с востока на запад. Были описаны большие участки морского побережья и многих островов и открыты и положены на карту острова, до того неизвестные. В 1913 г. было совершено крупнейшее географическое открытие XX в. – открытие Северной Земли, коренным образом изменившее наше представление о режиме моря к северу от мыса Челюскина. Попутно во время этих плаваний было выполнено множество измерений морских глубин и собраны богатейшие материалы по ледовому, гидрометеорологическому и биологическому режиму морей по трассе Северного морского пути.

Далее надо отметить, что посылка для исследования Арктики одновременно двух судов вполне себя оправдала. Корабли неоднократно выручали один другого. Это было первое плавание судов ледокольного типа в восточной Арктике. Суда были снабжены радиотелеграфом. Правда, радиус действия судовых радиостанций был незначителен – всего около 150 миль, но все же суда имели непрерывную связь между собой, а в конце зимовки установили радиосвязь и с материком. Это было первое применение радио в Арктике.

Наконец, плавания «Таймыра» и «Вайгача» принесли и непосредственную практическую пользу. С 1911 г. начались так называемые колымские рейсы. Пароходы стали ежегодно привозить из Владивостока на Колыму разные грузы для начавших развиваться наших северо-восточных окраин и вывозить оттуда местные товары (меха и т. д.)

Одновременно плавания «Таймыра» и «Вайгача» доказали, что надежное освоение Северного морского пути требует более мощной организации и большего использования самой современной техники.

 

13. Экспедиция Седова к Северному полюсу

(1912–1914)

Впервые Георгий Яковлевич Седов, в то время еще поручик по адмиралтейству, попал в Арктику в 1902 г., когда он был назначен в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана. Начальник Седова, известный гидрограф Александр Иванович Варнек, весьма высоко ценил молодого исследователя – знающего, смелого и в то же время осторожного. Во время этой первой экспедиции у Седова и возникла мечта о путешествии к Северному полюсу.

В 1909 г. Седов снова попал в Арктику. На этот раз ему было поручена самостоятельное и ответственное дело. Как раз в это время намечалась организация пароходных рейсов из Владивостока в устье Колымы. Посланные из Балтийского моря на Дальний Восток ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач» должны были обследовать морской путь в устье Колымы. Обследование же самого устья этой реки и выяснение возможности захода в него морских судов поручалось Седову. Несмотря на малый состав партии, состоящей из самого Седова, одного матроса и семи местных жителей – якутов, задание было выполнено и фарватер найден.

В 1910 г. Седов, уже в чине лейтенанта, обследовал Крестовую губу на Новой Земле. Во время этой работы он окончательно увлекся мыслью об организации русской экспедиции к Северному полюсу.

В 1912 г. Седов представил в Гидрографическое управление свой проект достижения Северного полюса. Этот проект предполагал достижение на корабле Земли Франца-Иосифа, а затем поход к полюсу на санях и собаках. Несмотря на множество содержащихся в проекте патриотических высказываний, он был отвергнут как военно-морскими, так и научными кругами России.

Дело в том, что подобного рода проекты уже подвергались испытанию на практике.

Еще в 1827 г. английский исследователь Канадской Арктики Парри пробовал пройти от Шпицбергена к Северному полюсу, но дошел только до 82°45′ с. ш. Льды в районе к северу от Шпицбергена движутся на юго-запад, и потому Парри и его спутники проходили большие расстояния на север, а льды уносили их на юг.

Следует отметить, что на одном из первых годовых собраний Русского Географического общества, состоявшемся 29 ноября 1846 г., Ф. П. Врангель, накопивший большой опыт путешествий по льду во время своей экспедиции, выступил с обстоятельным докладом «О средствах достижения полюса», в котором подробно разобрал причины неудачи экспедиции Парри. В этом докладе Врангель рекомендовал отправной точкой для экспедиции по льду к полюсу избрать север Гренландии, а по пути основного полюсного отряда создавать вспомогательные базы с провиантом. Однако до экспедиций американского путешественника Пири, полностью использовавшего предложения Врангеля, последующие экспедиции избирали как исходную базу не Гренландию, а открытую в 1873 г. Землю Франца-Иосифа.

Насколько трудным было достижение полюса, следуя по льду, доказывают следующие примеры:

14 марта (н. ст.) 1895 г. Нансен с Иогансеном, взяв с собой 28 собак и провизию на 100 дней, покинули свое судно «Фрам», находившееся в это время на 84°04′ с. ш. и 102° в. д., с целью достижения Северного полюса. 7 апреля Нансен достиг 86°14′ с. ш. Дальнейшее продвижение на север оказалось бесцельным – дрейф льдов относил путешественников на запад, Нансен проходил большие расстояния по льдам, мало изменяя свои географические координаты. 8 апреля он повернул на юг.

В 1899 г. итальянская экспедиция на корабле «Стелла Поляре» достигла острова Рудольфа, самого северного острова Земли Франца-Иосифа, и здесь зазимовала. 11 марта 1900 г. капитан Каньи, с 11 людьми, 38 собаками и 12 санями отправился к полюсу. Участники похода были разделены на три партии. Предполагалось итти до полюса 72 дня, постепенно отсылая обратно партии, везшие основные грузы и устраивавшие на льдах вспомогательные склады для основной партии, идущей, чтобы не утомляться, налегке.

Первая отосланная партия пропала бесследно. Вторая партия вернулась благополучно. Третья партия, во главе с Каньи, через 44 дня после выхода с базы, достигнув 86°34′ с. ш., повернула обратно и через 72 дня вернулась на остров Рудольфа.

Из приведенных примеров видно, что предшествовавшие попытки достижения Северного полюса на санях, предпринимавшиеся от Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, показали, что дрейф льдов в этих районах слишком значителен и представляет большие затруднения для достижения полюса. Поэтому Пири и избрал путь от Гренландии, еще в 1846 г. предлагавшийся Врангелем.

Кроме того, надо иметь в виду, что Пири до достижения Северного полюса в 1909 г. накопил громадный опыт путешествия по льду. В 1897 г. он пересек Гренландию с запада на восток, в 1900 г. дошел по льду по направлению к полюсу до 83°54′, в 1902 – до 84°17′, в 1906 – до 87°64′ с. ш. и только в 1909 г. Пири добрался, наконец, до Северного полюса.

Всего этого Седов не учитывал, и когда ему, на основании заключения специальной комиссии, было отказано в финансовой поддержке, он ухватился за предложение газеты «Новое Время» организовать сбор средств на экспедицию путем подписки. Через специально организованный комитет было собрано около 108 000 рублей. Надо полагать, что за счет шумихи, поднятой вокруг этого дела, газета заработала значительно больше.

Успех всякой экспедиции зависит прежде всего от степени как научной, так и материальной ее подготовки. Ни в том, ни в другом отношении экспедиция Седова не была подготовлена.

Для экспедиции зафрахтовали прекрасно приспособленное для плавания во льдах судно «Св. мученик Фока».

Однако судно находилось в запущенном состоянии, а времени для его ремонта не было. Участник экспедиции Седова Владимир Юльевич Визе пишет:

«Многое из заказанного снаряжения не было готово в срок… Наспех была набрана команда – профессиональных моряков в ней было мало. Наспех было закуплено продовольствие, причем архангельские купцы воспользовались спешкой и подсунули недоброкачественные продукты. Наспех в Архангельске были закуплены по бешеной цене собаки – простые дворняжки. К счастью, вовремя подоспела свора прекрасных ездовых собак, заблаговременно закупленных в Западной Сибири» [400] .

28 августа 1912 г. «Св. Фока» вышел в море.

На переходе к Крестовой губе Новой Земли «Св. Фока» попал в жестокий шторм, во время которого с него снесло две шлюпки и кое-какие палубные грузы. В Крестовой губе «Св. Фока» был приведен в порядок и, выйдя в море, направился к Земле Франца-Иосифа. Однако льды вскоре заставили «Св. Фоку» вернуться к Новой Земле.

В дальнейшем принесенные ветром льды зажали судно, и в середине сентября оно стало на зимовку в бухте Фоки (на полуострове Панкратьева), названной так по имени судна. По плану «Св. Фока» должен был отвезти участников экспедиции на Землю Франца-Иосифа, там выгрузить дом, взятый с собой в разобранном виде, и запасы экспедиции, а сам вернуться в Архангельск. Возможность зимовки судна не была предусмотрена и команду пришлось кормить запасами, приготовленными на поход к полюсу. Не было у команды и теплой одежды. Визе отмечает: «механик Зандер (Иван Андреевич.—Н. 3.), например, пришел на „Фоку“ без пальто, в одном пиджаке, а никакой лишней одежды у нас не было. В этом пиджаке Зандер прожил на „Фоке“ два года, в нем же он был похоронен на Земле Франца-Иосифа».

Дрейф «Св, Анны» и плавание «Св. Фоки» (1912–1914).

21 июня 1913 г. «Св. Фоку» покинули его капитан Николай Петрович Захаров, помощник механика Мартын Андреевич Зандер и три матроса.

Они повезли с собой донесения Седова о ходе экспедиции и просьбу послать на Землю Франца-Иосифа уголь и запасы. Все они благополучно на шлюпке добрались до Маточкина Шара, а затем на пароходе в Архангельск.

«Св. Фока» освободился из льдов только 21 августа 1913 г. и 31 августа добрался до Земли Франца-Иосифа. Местом для второй зимовки была выбрана бухта у северо-западного берега острова Гукера, которую Седов назвал бухтой Тихой. Вторая зимовка проходила в крайне неблагоприятных условиях. Из 80 собак, взятых в Архангельске, осталось меньше половины. Топливо составляли несколько моржовых шкур, 300 кг угольной пыли, пустые бочки и ящики, звериное сало и переборки между каютами. Из-за недоброкачественной пищи началась цынга, которой заболел и сам Седов.

2 февраля 1914 г. Седов, несмотря на болезнь, с двумя матросами Г. И. Линником и А. И. Пустошным на трех нартах, запряженных каждая восемью собаками, тронулся в путь. Визе отмечает, что провизии, взятой с собой Седовым, «могло хватить только до полюса, а никак не на обратный путь». На седьмой день больной Седов уже не мог итти, но упорно, лежа на нартах, приказывал везти себя на север. 20 февраля 1914 г. Седов скончался. Пустотный и Линник похоронили Седова на мысе Аук острова Рудольфа, где его могила была найдена в 1938 году. Похоронив своего начальника, матросы с трудом добрались до судна. 17 июля «Св. Фока» покинул бухту Тихую и зашел на мыс Флора, где совершенно неожиданно встретили штурмана Альбанова и матроса Конрада – единственных оставшихся в живых участников экспедиции Брусилова. 15 августа 1914 г. «Св. Фока» в жалком, полуразрушенном состоянии добрался до становища Рында на Мурмане.

Во время экспедиции, кроме обычных метеорологических наблюдений, Седовым была произведена опись северо-западного берега Новой Земли вплоть до мыса Флиссингенского на карском побережье. На мысах Медвежьем и Желания были найдены старинные русские кресты – несомненное свидетельство о посещении русскими промышленниками этих мест. Участники экспедиции метеоролог В. Ю. Визе и геолог М. А. Павлов пересекли северный остров Новой Земли. Кроме того, на карской стороне Визе описал часть побережья. Во время зимовки на Земле Франца-Иосифа он произвел съемку островов Гукера и нескольких близлежащих островов. Павлов составил геологическое описание острова Гукера.

 

14. Экспедиция Брусилова на шхуне «Св. Анна»

(1912–1914)

Лейтенант Георгий Львович Брусилов организовал в 1912 г. на частные средства экспедицию для прохода Северным морским путем с запада на восток. По замыслу производимые попутно промыслы должны были окупить расходы экспедиции. Очевидно, обдумывая свой план, Брусилов учитывал ожидавшийся проход ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» Северным морским путем с востока на запад и возможную помощь в случае неудачи. Такое предположение тем более вероятно, что Брусилов до этого плавал на «Вайгаче» во время навигаций 1910 и 1911 годов.

Для экспедиции была приобретена паровая шхуна «Св. Анна» – водоизмещение 230 т, длина 146 футов, машина 41 л. с, построенная специально для плавания во льдах.

«Св. Анна» вышла из Петербурга 28 июля 1912 г. и 2 сентября подошла к Югорскому Шару. Состояние льдов в южной части Карского моря в этом году было крайне неблагоприятным. В Югорском Шаре стояло несколько пароходов, тщетно ожидавших улучшения ледовой обстановки. «Св. Анне» все же удалось пройти в Карское море, но у берегов полуострова Ямал на 71°45′ с. ш. ее зажало льдами. 15 октября окружавшие «Св. Анну» льды оторвало от берега, и с этого времени начался непрерывный ее дрейф на север Карского моря.

Зимовка в дрейфующих льдах проходила очень тяжело. Многие, в том числе и сам Брусилов, переболели. Летом 1913 г., когда шхуна находилась около 78-й параллели, были сделаны безуспешные попытки выйти из льдов. Вторая зимовка во льдах прошла еще тяжелее. Кроме всего другого, жизнь на судне омрачалась крайним обострением отношений между Брусиловым, и его помощником, штурманом Валерианом Ивановичем Альбановым.

23 апреля 1914 г. «Св. Анна» находилась на 83°17′ с. ш. и 78° в. д., приблизительно в 160 км к северу от Земли Франца-Иосифа. В этот день с разрешения Брусилова Альбанов с 13 матросами покинул судно и направился по дрейфующим на запад льдам «на юг к Земле Франца-Иосифа», как гласило название написанной впоследствии Альбановым книги.

Из 14 человек, покинувших судно, трое вскоре вернулись, устрашась трудностей пути, девять человек погибло, и к мысу Флора острова Нортбрук на Земле Франца-Иосифа 9 июля 1914 г. добрались только Альбанов и матрос Александр Конрад. Они были сняты с мыса Флора подошедшим нему 2 августа судном экспедиции Г. Я. Седова «Св. Фока».

Поход «на юг к Земле Франца-Иосифа» интересен для науки уже потому, что Альбанов прошел как раз через места, на которых по карте Вайпрехта и Пайера, открывших в 1873 г. эту землю, значились Земля Петерманна и Земля короля Оскара. Таким образом, он доказал, что земли эти не существуют. Но гораздо важнее было то, что, несмотря на огромные трудности своего путешествия по льду, Альбанов сохранил вахтенный журнал «Св. Анны» и записи метеорологических наблюдений за все время ее дрейфа вплоть до своего ухода с корабля. Это позволило полностью восстановить все обстоятельства дрейфа «Св. Анны». В частности, в журнале были записаны измерения до того неизвестных глубин северной части Карского моря, выполненные командой «Св. Анны».

Весьма интересным в научном отношении оказалось следующее.

Еще Нансен во время дрейфа «Фрама» во льдах Центральной Арктики в 1893–1896 гг. подметил, что ледяные поля очень быстро подчиняются ветру и изменяют свою скорость и направление в соответствии с изменениями скорости и направления ветра. Выводы Нансена можно обобщить в два простых правила:

1. Скорость дрейфа льдов приблизительно в 50 раз меньше скорости ветра, вызвавшего этот дрейф.

2. Направление дрейфа льдов в северном полушарии отклоняется в среднем на 30° вправо от направления ветра, вызвавшего этот дрейф.

Владимир Юльевич Визе, в 1924 г. тщательно проанализировав все наблюдения «Св. Анны», натолкнулся на любопытную особенность ее дрейфа в Карском море между 78-й и 80-й параллелями и между 72-м и 78-м меридианами. Здесь судно, дрейфовавшее в общем на север, отклонялось от направления ветра не вправо, как это следовало из второго правила Нансена, а влево. Отсюда Визе пришел к заключению, что такая особенность может быть объяснена лишь тем, что между 78 и 80° с. ш. к востоку и недалеко от линии дрейфа «Св. Анны» находится суша. Визе нанес на карту приблизительное ее положение.

И вот в 1930 г. экспедицией на ледокольном пароходе «Г. Седов», в которой Визе принимал участие, предсказанная суша действительно была обнаружена. Она оказалась островом, расположенным между 79°29′ и 79°32′ с. ш. и между 76°46′ и 77°20′ в. д. Этот остров по справедливости назван островом Визе.

Дальнейшая судьба «Св. Анны» и оставшихся на ней людей до сих пор неизвестна.

 

15. Экспедиция Русанова на зверобойной шхуне «Геркулес»

(1912–1914)

Впервые в Арктике геолог Владимир Александрович Русанов побывал в 1907 году.

Он доехал до Маточкина Шара на пассажирском пароходе, а затем на ненецком баркасе прошел весь Маточкин Шар до Карского моря и обратно, описывая по пути пролив в навигационном и геологическом отношениях.

В 1908 г. Русанов опять побывал на Новой Земле. Он производил геологические исследования и, в частности, пересек Новую Землю по 74-й параллели, от Крестовой губы на западе до залива Незнаемого на востоке и обратно.

В 1909 г. Русанов на парусной шлюпке обследовал западное побережье Новой Земли от Крестовой губы до полуострова Адмиралтейства.

В 1910 г. он на моторно-парусном судне «Дмитрий Солунский» (водоизмещение 180 т, капитан Г. И. Поспелов) обошел по солнцу северный остров Новой Земли.

В 1911 г. Русанов на небольшой моторно-парусной яхте «Полярная» обошел южный остров Новой Земли.

Наконец, в 1912 г. он отправился в Арктику на зверобойном судне «Геркулес» (водоизмещение 64 т, мотор—24 силы). Командовал судном капитан Александр Степанович Кучин, только что вернувшийся из антарктической экспедиции Амундсена.

Сначала Русанов направился к Шпицбергену, считавшемуся в то время «ничейной землей», и обследовал угленосные районы на побережье заливов Беллсунд и Ис-фьорд. От Шпицбергена он пошел на Новую Землю и здесь оставил записку, в которой, между прочим, говорилось:

«Иду к северо-западной оконечности Новой Земли. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год, все здоровы. Русанов».

О своем намерении пройти Северным морским путем он никому не сообщал. Русанов был горячим поборником освоения Северного морского пути и о необходимости этого освоения написал несколько статей. Русанов, так же как и Брусилов, знал, что как раз в это время ледокольные пароходы «Вайгач» и «Таймыр» готовились к проходу Северным морским путем с востока на запад и, следовательно, в случае нужды могли ему помочь. Наконец, само содержание его записки, оставленной на Новой Земле, не вызывает сомнений, что он собирался выполнить свою давнишнюю мечту.

О дальнейшей судьбе «Геркулеса» долго ничего не было известно. Только летом 1934 г. моторно-парусный бот «Сталинец», производивший гидрографические работы в шхерах Минина, обнаружил на острове Геркулес (названном так позднее) столб из плавника с надписью «Геркулес 1913» и рядом сломанные нарты. Несколько позже в том же районе, но уже на другом острове, называемом теперь островом Попова – Чукчина, тем же «Сталинцем» были найдены мореходная книжка матроса «Геркулеса» Александра Спиридоновича Чукчина, справка, выданная на имя матроса Василия Григорьевича Попова, серебряные часы с инициалами Попова, несколько визитных карточек зоолога экспедиции 3. Ф. Сватоша. У берега лежали истлевшая одежда, фотоаппарат и ружейные патроны. В 1936 г. остров Попова – Чукчина был подробно обследован гидрографической партией на судне «Торос». При этом дополнительно были найдены ножи, обоймы от браунинга, патроны, пуговицы, медные деньги, обрывки одежды, почтовые расписки и автограф В. А. Русанова.

Плавания Русанова у Новой Земли (1907, 1908, 1909, 1910, 1911).

Эти находки доказали, что, несмотря на неблагоприятные ледовые условия 1912 и 1913 гг., Русанову все же удалось пересечь южную часть Карского моря.

До сих пор остается неизвестным, являются ли найденные вещи свидетельством кораблекрушения или следами гибели лишь двух человек, посланных с какой-либо целью с «Геркулеса». Известно лишь, что в 1947 г. на северо-восточном побережье острова Большевик (Северная Земля), в глубине залива Ахматова, были обнаружены остатки человеческого скелета, пять вскрытых консервных банок, остатки костра, обломки досок, скрепленных болтами и напоминавших обшивку корабля.

По сей день мы не знаем, какая трагедия там разыгралась. Возникает вопрос: а что, если это остатки экспедиции Русанова? А что, если Русанов открыл Северную Землю раньше экспедиции ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» и поплатился жизнью, увлеченный описанием неведомой до того земли?

 

16. Обзор плаваний и исследований от семидесятых годов XIX века до Октябрьской революции

Самой характерной чертой рассматриваемого периода, с морской точки зрения, является постепенный переход в мореплавании от паруса к паровому двигателю и от деревянного судостроения к железному.

Развитие торгового, промыслового и военного флота, увеличение размеров судов и их скорости потребовали более подробного и точного нанесения на карты берегов и рельефа дна. Стало необходимым также изучение океанологических характеристик навигационного слоя Мирового океана.

Но если паровой двигатель потребовал более точного и подробного изучения отдельных районов океана, он же в свою очередь чрезвычайно облегчил и ускорил производство всякого рода морских исследований.

Посылка время от времени экспедиций и исследовательских партий для изучения навигационных условий в отдельных районах оказывалась теперь недостаточной. Чтобы непрерывно следить и обеспечивать безопасность и удобство кораблевождения, накоплять факты и обрабатывать их, необходимо было создание постоянных гидрографических учреждений на отдельных морях и устройство постоянных наблюдательных пунктов. В связи с этим в 1880 г. была организована Отдельная съемка Тихого океана, в 1887 – Отдельная съемка Белого моря, в 1896 г. – Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана и другие.

Некоторые наблюдения были организованы значительно раньше рассматриваемого периода. Так, записи вскрытия и замерзания Северной Двины начались с 1734 г.; правильные наблюдения над уровнем моря и ветром проводились в Азове еще в 1696 г. и были прекращены после оставления русскими Азова. Правильные гидрометеорологические наблюдения начались в Кронштадте в 1752 г., Охотске – в 1785 г., Николаеве – в 1801 г., Баку – в 1804 г., на Камчатке – в 1817 г., в Ново-Архангельске – в 1820 г., в Коле – в 1826 г., в Императорской гавани (ныне Советской) – в 1855 г. Первый в России самописец уровня был установлен в Кронштадте в 1870 г.

Особого развития сеть гидрометеорологических станций на отечественных морях достигла после образования в 1912 г. Гидрометеорологической службы Отдела торговых портов. С этого времени во всех более или менее значительных портах были устроены гидрометеорологические станции, ведшие наблюдения едиными приборами и по единой методике. Правильные гидрометеорологические наблюдения были налажены и на рейсовых судах.

Следующей характерной чертой рассматриваемого периода является развитие промысловой океанологии, особенно в XX веке. В целях выявления наиболее благоприятных условий существования отдельных промысловых пород, сезонной миграции промысловой рыбы, районов ее нереста и откорма, воды и дно материковой отмели стали подвергаться всестороннему и комплексному изучению. В изучении промыслового слоя океана экспедиционные исследования стали дополнять стационарными. Так возникли биологические станции: Севастопольская в 1871 г. и Соловецкая в 1881 г., в 1899 г. эта станция была переведена в Александровск-на-Мурмане (ныне Полярный).

Особенно характерно для рассматриваемого периода целеустремленность исследований, направленных на разрешение тех или иных океанологических проблем. Начало этому делу было положено С. О. Макаровым (изучение Босфора) и Н. М. Книповичем (изучение Баренцова моря как промыслового района).

Кроме стационарных и экспедиционных исследований, продолжались и попутные гидрометеорологические наблюдения.

Так, в 1871–1876 гг. морскими офицерами Ф. Ф. Врангелем и Ф. Майделем были проведены многие измерения температуры и удельного веса морской воды у русских берегов Черного моря.

В 1876 г. капитан 2-го ранга Новосильский на клипере «Всадник» обследовал режим Чукотского моря до мыса Отто Шмидта, в 1884 г. клипер «Разбойник» дошел до мыса Сердце-Камень, а в 1886 г. клипер «Джигит»– до Колючинской губы. Все эти суда производили на пути тщательные гидрометеорологические наблюдения.

В 1888 г. капитан 2-го ранга Зарин и штурман Филипповский на корвете «Наездник» обследовали океанологический режим пролива Лаперуза, а в 1890 г. лейтенант Рождественский на клипере «Крейсер» провел глубоководные наблюдения в северной части Японского моря.

В 1890–1910 гг. обширные гидрографические и океанологические работы в южных частях Баренцова и Карского морей были произведены на военных судах «Наездник», «Мурман», «Джигит», «Вестник», «Бакан», «Самоед», «Пахтусов» под руководством А. И. Вилькицкого, Н. В. Морозова, М. Е. Жданко, А. М. Бухтеева, Ф. К. Дриженко.

В 1890–1891 гг. на канонерских лодках «Черноморец», «Запорожец» и «Донец» была проведена комплексная экспедиция по изучению Черного моря под руководством И. Б. Шпиндлера.

В 1897 г. комплексная экспедиция И. Б. Шпиндлера подробно обследовала Кара-Богаз-Гол (Каспийское море).

Первая точная карта Аральского моря была составлена еще в середине XIX в. А. И. Бутаковым. Лев Семенович Берг, изучавший в 1899–1903 гг. рыболовство на Аральском море, выпустил в 1908 г. свою классическую монографию «Аральское море».

Профессор Н. М. Книпович, начавший научно-промысловые работы на Баренцовом море в 1899–1902 гг., организовал и провел такие же работы на Каспийском море в 1904 г., на Балтийском – в 1908 г. и снова на Каспийском – в 1914–1915 годах.

Возросший интерес к мореплаванию и рыболовству потребовал издания специальных справочников. С 1898 г. Гидрографическое управление Морского ведомства начало ежегодно выпускать «Сборник гидрометеорологических наблюдений», а с 1909 г. – «Ежегодник приливов», включающий данные для предвычисления приливо-отливных явлений в русских северных и дальневосточных морях.

Можно считать, что к концу рассматриваемого периода гидрографическое и океанологическое описания морей Белого, Баренцова, Балтийского, Черного и Каспийского были закончены – в дальнейшем происходило лишь уточнение этих описаний. Но на морях Беринговом и Охотском оставалось еще много работы, моря Карское, Лаптевых, Восточно-Сибирское и Чукотское были описаны очень поверхностно.

Уже говорилось, что самой характерной чертой рассматриваемого периода являлся постепенный переход от паруса к паровому двигателю, от деревянного судостроения к железному. Постройка «Ермака» знаменовала собой начало новой эры в плаваниях по замерзающим морям и в их исследованиях. Действительно, через 15 лет после спуска на воду «Ермака» ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач» совершили крупнейшее географическое открытие первой половины XX в. – они открыли Северную Землю.

Этот же период знаменуется величайшим техническим открытием – Александр Степанович Попов изобрел радио. Наконец, в тот же период был построен самолет.

Отсутствие известий об экспедициях Седова, Брусилова и Русанова взволновало общественное мнение. В 1914 г. на поиски этих экспедиций на Землю Франца-Иосифа было отправлено судно «Герта», а в Карское море судно «Эклипс». В 1915 г. к Земле Франца-Иосифа было направлено судно «Андромеда» и к Шпицбергену судно «Герта». Наконец, во время этих поисков были совершены первые полеты над арктическими льдами. Самолет был доставлен на Новую Землю пароходом. Морской летчик Иван Иосифович Нагурский совершил на нем пять полетов над морем и льдами (8, 9, 12, 30 и 31 августа 1914 г.).

Для того чтобы в полной мере оценить полеты Нагурского, надо вспомнить самолеты того времени. Поистине нужны были незаурядные смелость и мастерство, чтобы на подобной машине подниматься в изменчивые воздушные просторы Арктики.

В своем рапорте о совершенных им полетах Нагурский писал: «Прошлые экспедиции, стремящиеся пройти Северный полюс, все неудачны, ибо плохо учитывались силы и энергия человека с тысячеверстным расстоянием, какое нужно преодолеть, полным преград и самых тяжелых условий. Авиация, как колоссально быстрый способ передвижения, есть единственный способ для разрешения этой задачи».

Мы по праву гордимся тем, что новая техника – ледокол, радио и самолет – впервые были введены в Арктику русскими людьми.

Разразившаяся в 1914 г. первая мировая война приостановила научно-исследовательские работы на наших морях. Главное внимание сосредоточилось на обслуживании военных операций, но все же в 1917 г. как обобщение работ русских мореплавателей дореволюционного периода вышел классический труд Юлия Михайловича Шокальского «Океанография».