Мы подошли к очень деликатной теме: «Любовь в жизни Владимира Высоцкого». Обойти ее невозможно, потому что значителен читательский интерес ко всему, что связано с судьбой великого барда, артиста и поэта. Но надо сказать, сам он очень редко касался в своих публичных выступлениях и интервью вопросов о личном. И совсем не оттого, что он был скрытен или ему нечего было поведать публике:

просто Владимир Семенович Высоцкий считал необходимым, полезным больше говорить о творчестве, а не давать пищу для сплетен, сколько раз он «разведен, женат и так далее». В нашем рассказе о его любимых мы постараемся избежать слухов и сплетен, о которых он очень точно заметил: «…говорят: «Но ведь бывают и хорошие слухи!». — Я думаю: «Нет. Если хорошие — это сведения, сообщения или сюрпризы. Слухи и сплетни…, только чтобы гадость сказать». Женщины Высоцкого любили. Многие его друзья вспоминали, что стоило в компании появиться красивой девушке, Владимир брал в руки гитару и пел, веселил всех, пока красавица не обращала на него внимания. Влюбленных в Высоцкого было много — в последние годы жизни его раздражали не дававшие покоя поклонницы — но наш рассказ будет только о нескольких женщинах, которые, несомненно, заняли не одну страницу биографии человека, ставшего одной из легенд советского государства.

Знакомство Владимира Высоцкого с первой женой Изольдой Жуковой произошло в 1956 году в театральной студии МХАТа. Он только поступил туда учиться, когда Иза была на третьем курсе. Дружба их завязалась во время работы над спектаклем «Гостиница «Астория» И. Штока. Он ставился на курсе Изы, а Володя был приглашен на бессловесную роль солдата с ружьем. Присутствовал Высоцкий на репетициях часто, ему, как и многим, нравилась красивая девушка, игравшая роль Полины, но долго их отношения оставались просто дружескими. Весной 1957 г. был сдан первый акт «Гостиницы «Астория», и на курсе Изольды устроили студенческие посиделки, на которые пригласили и Высоцкого. Когда на рассвете все стали разъезжаться по домам, Изольда и Владимир никак не могли уехать. Они пошли пешком на Трифоновку к общежитию, где жила девушка, и с того дня стали неразлучны. «Кончилось тем, — вспоминает Изольда Константиновна Высоцкая, — что в один прекрасный день взяли мы в общежитской комнате, где я жила, чемоданчик и Володя повел меня к себе домой на Первую Мещанскую. Как в песне поется: «Познакомься — это моя жена». Было это осенью 1957 г. Володе было тогда 19 лет, а мне на год больше. Но получилось это как-то все естественно и просто, без этих вопросов: почему, да не рано ли, зачем?»

Иза познакомилась с друзьями Высоцкого, часто собирались веселые компании, в основном у Владимира Акимова, застолья продолжались иногда до утра. Кто-то пел, кто-то рисовал, писал, Владимир Высоцкий отличался прекрасным умением рассказывать или копировать знакомых, соседей по коммунальной квартире. Он только начинал играть на гитаре, разучивание одних и тех же аккордов очень мучило Изольду — она иногда поднимала бунт.

Сначала брак Высоцкого и Изы был гражданским, ей надо было получить развод от первого мужа, что было достаточно сложным в то время и требовало убедительных причин. Понятно, что родители Владимира очень осторожно отнеслись к их союзу. После окончания студии МХАТ в 1958 г. Иза была приглашена на работу в Киевский театр имени Леси Украинки, уехала туда и два года они с Володей были то врозь, то вместе, используя любую возможность, чтобы увидеться.

Друзья Высоцкого по Большому Каретному вспоминают, что он трепетно относился к этим поездкам. 25 апреля 1960 г. Иза и Владимир зарегистрировались. Их свадьба была очень шумной и многолюдной, хотя сами они собирались отметить ее в тесном кругу в ресторане. Но, во-первых, Семен Владимирович и Евгения Степановна настояли, чтобы свадьба была на Большом Каретном, и, во-вторых, Владимир накануне пошел на мальчишник в кафе «Артистик», долго отсутствовал и когда Иза пришла за ним в кафе «выручать» от друзей, то услышала:

— Изуль, я всех пригласил.

— Кого всех?!

— А я не помню… Я всех пригласил!..

В результате на свадьбу пришли все многочисленные друзья Высоцкого, знакомые по студии МХАТ, бывшие однокурсники Изы, а также родственники Владимира. Родственников невесты не было, так как они жили в Горьком: оттуда в то время никто не выезжал. Отпраздновали шумно, весело, по-студенчески. Геннадий Ялович подарил им огромного дога, которого, правда, через несколько дней пришлось забрать, так как Высоцкие не знали, что с ним делать.

После окончания Владимиром школы МХАТа Изольда приехала в Москву в надежде, что они вместе будут работать в театре имени Пушкина. Но, как мы уже говорили, мечта не осуществилась, в результате обычных театральных интриг она осталась без работы, да и начало творческой карьеры Владимира Высоцкого было неудачным: он очень переживал — стал много, безудержно пить, часто пропадал у друзей. «Когда я уже постоянно жила в Москве, — вспоминает Изольда Константиновна, — то бывало так. Володя может позвонить и сказать: «Я еду». Потом через пятнадцать минут позвонить: «Я уже выезжаю». Еще через пятнадцать минут: «Я уже еду». И так могло продолжаться весь вечер. У него действительно было много друзей, он заговаривался с ними — но обязательно будет звонить через каждые десять-пятнадцать минут. Вот тогда была придумана такая хитрость. Звонок — подходит Гися Моисеевна: «Вовочка, а Изы нет… Я не знаю, Вовочка, куда она ушла! Она оделась, как экспонат, и ушла». И тогда Володя тут же появлялся дома. Он обзванивал моих подруг, вычислял, что меня у них нет, и мчался домой».

Весной 1961 г. Изольда уехала работать в Ростов-на-Дону в театр Ленкома. Там были роли для нее, а она не могла жить без актерской работы. Владимир прилетал к ней и летом приехал, во время гастролей с театром Пушкина, на крыше вагона. Ему было интересно приехать именно на крыше.

Первая жена Владимира Высоцкого так вспоминала об их отношениях и о нем самом: «Мы были все-таки почти дети. Тогда-то мы казались себе взрослыми, конечно, это было очень забавно. Как бы это сказать — все было серьезно и в то же время несерьезно. Все было очень интересно, потому что во всех наших отношениях на протяжении всех лет была какая-то — в очень хорошем смысле игра и поэзия. Мы очень весело и интересно ссорились, еще веселее мирились. Так что мне лично есть что вспомнить, и я ни о чем не жалею. Мне просто повезло: в моей жизни было большое счастье. И не только в те годы, когда я была женой Володи, но и во все последующие годы, все наши… отношения были всегда неожиданными, нам их дарила судьба: мы не списывались, не сговаривались, но почему-то вдруг встречались. И всегда это было удивительно, радостно, значительно, тревожно — все вместе.

И когда мы расстались, у меня было такое ощущение, что женщины должны быть с ним очень счастливы. Потому что у него был дар — дарить! Из будней делать праздники, причем органично, естественно. То есть обычный будничный день не мог пройти просто так, обязательно должно было что-нибудь случиться. Вот даже такое: он не мог прийти домой чего-нибудь не принеся. Это мог быть воздушный шарик, одна мандаринина, одна конфета какая-нибудь — ну, что-нибудь! — ерунда, глупость, но что-то должно быть такое. И это делало день действительно праздничным. И потом, он тоже умел всякие бытовые мелочи: выстиранную рубашку, жареную картошку, стакан чаю — любую мелочь принимать как подарок. От этого хотелось делать еще и еще. Это было приятно…

Бывает, люди расстаются насовсем, и могут при этом оставаться друзьями. Бывает, что люди расстаются и — не расстаются. Я ничего не хочу говорить за Володю, потому что его нет, тем более, что Володя не пускал к себе в душу… А за себя точно скажу: у меня не было ощущения расставания. Все равно у меня оставалось чувство: Володя — это Володя, который был, есть и будет. И будет! И вдогонку, то есть в разных весях, в разных городах меня нагоняли эти песни, причем я к ним так же относилась: опять всякие «… с охотой распоряжусь субботою…» — все это было продолжением той «игровой» стороны наших отношений.

И однажды… В каком это было году? Были на гастролях в Новомосковске, было очень жаркое лето. Я подходила к дворцу, где мы гастролировали. Там была площадь, залитая асфальтом и солнцем. Было ощущение безлюдности и какого-то испепеляющего, безжизненного солнца. И вдруг из окна понеслись «Кони». И, стоя там, на раскаленной площади, я была ошеломлена. Я была потрясена, я вдруг поняла, что я очень вольно общалась с человеком, который был намного-намного-намного больше, чем я могла себе представить.

Я, как, наверное, и многие близкие люди, воспринимала его облегченно, потому что в нем было много юмора, много радости, невозможности обидеться. Он очень умел прощать… очень умел прощать! Причем по-настоящему. Прощать безоглядно. Великодушие в полном смысле. А это принималось за легкость какую-то…

Мы с Володей встречались через какие-то годы — последняя наша встреча была в 1976-м году… на протяжении долгих лет, с 56-го по 76-й… я от Володи не слышала плохих слов о людях. Были другие разговоры — он с болью говорил о том, что уходят друзья: иногда ссорились как-то абсурдно, нелепо, из-за мелочей каких-нибудь… Но это была боль человеческая…»

Даже после расставания Владимир и Изольда сохранили хорошие дружеские отношения. Он всегда отзывался о ней как об интеллигентной, доброй женщине. Она во время приездов в Москву ходила на его спектакли в Театре на Таганке, бывала на концертах, открыв к этому моменту мир песен Высоцкого.

В последний год жизни Владимир Семенович не раз в своих выступлениях вспоминал юность, компанию на Большом Каретном. В фонограмме, датируемой 21 февраля 1980 г. (г. Долгопрудный), есть такие его слова:

— …Помню ли я свою первую любовь? Вы знаете, я всегда поначалу говорю — а сегодня как-то вот изменил правилу и случился такой вопрос — я на вопросы из личной жизни не отвечаю… А по поводу первой любви — конечно, помню. Она же первая, как же можно забыть?! — возможно, что это сказано и об Изольде Высоцкой.

Вторая жена Владимира Высоцкого и мать его двух сыновей — Аркадия и Никиты — Людмила Владимировна Абрамова.

Познакомились они в 1961 году во время съемок фильма «713-й просит посадку». Высоцкий играл там американского моряка, Людмила — актрису. В то время она обучалась на третьем курсе ВГИКа, увлекалась философией, эстетикой, мечтала заняться режиссурой, была настолько красива, что однажды ее избрали мисс ВГИК.

Первая их встреча оказалась неожиданной и странной. Однажды поздно вечером Людмила возвращалась с прогулки в гостиницу. Вдруг из ресторана ей навстречу вывалился изрядно выпивший молодой человек, в расстегнутой рубашке, со ссадиной на голове. Она пытается его обойти, но он настойчиво задерживает ее просьбой о деньгах: ему нужно расплатиться в ресторане — у Людмилы нет денег, но отказать ему невозможно! Она снимает с руки золотое кольцо с аметистом, фамильную ценность, и отдает Высоцкому. «Уже в первую нашу встречу, — позже рассказывала Абрамова Людмила Владимировна, — я поняла: этот человек может немыслимое, непредсказуемое, запредельное».

Потом были другие свидания. Владимир Высоцкий был покорен красотой и душевным теплом Людмилы. А она его мужским обаянием, исполнением песен, тогда еще в основном чужих. Второй режиссер фильма Анна Тубеншляк вспоминает: «Со стороны нам казалось, что это нормальная человеческая дружба, и во что все это выльется дальше, никому тогда и в голову не приходило. Единственное, что мы заметили, — иногда, когда было холодно, Люся носила Володин свитер…».

Литератор и киносценарист Елена Владимировна Щербинская, двоюродная сестра Л. В. Абрамовой, так рассказывает о том далеком времени:

«В 1961 году Людмила вернулась со съемок из Ленинграда не одна. Я пришла к ней на Беговую, она повела меня в свою комнату, вернее — закуток, выгороженный в двухкомнатной квартире, где жили тогда бабушка с дедушкой, родители Люси, и познакомила с молодым человеком, актером, с которым они вместе снимались в фильме — с Володей Высоцким. Он держался очень просто, одет был бедно: старенький свитер, простенький пиджачок. Играл на гитаре и пел «Вагончик тронется…» Пел здорово — мурашки по коже! Общаться с ним оказалось сразу очень легко так, словно давно уже знакомы. Я поняла, что этот человек очень дорог моей сестре, и это с первой же встречи определило мое к нему отношение. Он не был тогда ни знаменит, ни богат, напротив — испытывал трудности, неудачи. С работой было плохо, песни сочинять только-только начинал: блатные, жаргонные — пел их лихо. Говорил простым, отнюдь не литературным языком, казался немного грубоватым, чем поначалу шокировал нашу «профессорскую» семью (дед наш был профессором-энтомологом, почитал культуру Востока, верил в благородство людей и терпеть не мог Маяковского…).

Семья наша жила просто, почти бедно. Время было трудное, послевоенное. Типичная московская коммуналка… Сама Людмила — яркий человек, остроумный рассказчик, и все ее окружение, ее вгиковские друзья, и атмосфера в доме, в семье, где она выросла, — семье… московской интеллигенции, — все это не могло, наверное, не привлечь тогда такого человека, каким был в то время Владимир Высоцкий, совсем еще молодой, начинающий, не очень удачливый актер…»

Больше десяти лет после смерти Владимира Высоцкого Людмила Абрамова не делилась своими воспоминаниями о совместной жизни с великим певцом и артистом. Возможно, произошло это не только оттого, что она долгие годы со вторым мужем Юрием Овчаренко жила в Монголии, и о ней как-то забыли — даже стали распространяться слухи, что двое сыновей Высоцкого рождены Мариной Влади — слишком глубока была рана этой женщины и потребовалось исцеляющее время, чтобы она смогла заговорить о человеке, которого так искренне и самоотверженно любила, воспоминания о смерти которого до сих пор тяжелы и болезненны.

В стихотворении Вероники Долиной, посвященном Людмиле Владимировне, есть строки:

Известно, что Владимир Высоцкий неоднозначно относился к появлению детей: их жизнь с Людмилой Абрамовой в первые годы была материально и по-бытовому неустроенной, позже он очень боялся последствий своей болезни (алкоголизма) для потомства. После рождения сыновей: Аркадия (1962) и Никиты (1964) — несмотря на то, что Высоцкий все же радовался их появлению, любил, все основные заботы о воспитании детей взяла на себя Людмила, пожертвовав карьерой актрисы; в то время ей не однажды предлагали сниматься в кино, работу в театре. Она отказывалась, боясь оставить детей без присмотра, боясь не оказаться в нужный момент с Володей. В интервью Инне Руденко (Комс. правда 15.01.98 г.) Людмила Владимировна говорила:

«… жалость к Володе была душераздирающей. Ему по-настоящему было плохо…

Для человека, который в какую-то секунду понимает, что те слова, которые он нацарапал на обрывке бумаги, или те аккорды, которые подобрал на гитаре, выразили его мысли, его чувства и этим потрясли кого-то, что они его самого продолжают потрясать, — официальное признание — мизер. Это как безденежье — мелочь. Володя очень рано понял, что он может такое, чего не может никто — еще нищим и ободранным. Когда стали кричать, что вот Высоцкого травили при жизни и травят при смерти, я внутренне усмехалась: его травить было невозможно. Наоборот, он травил. Правительство, Центральный Комитет, Комитет госбезопасности, таможенников там, стукачей. Самим фактом своего существования, абсолютно не зависящим ни от политики, ни от чего. Что значит травили? Пушкин вообще был невыездной и все лучшее написал в ссылке. А отчего бывало больно?.. Страшная болезнь. Страшная. Кто знает, что такое настоящий алкоголизм, тот понимает: это не только физические — это непередаваемые нравственные страдания. Ощущение неизбежности: вот-вот опять это случится. Стыда, отвращения к себе…

Он никогда ни к кому не придирался, он никогда не был недоволен мелочами. Это смешно даже говорить. У меня все время было ощущение, что я живу рядом с чудом…

… Володя никогда не уходил «от», он уходил «к»…

В 1968 году, когда мы расходились, я Володе, как помощник, как опора, как поддерживающее начало, не была уже нужна. Он твердейшим образом стоял на ногах. И я ушла сама.

…Раньше надо было уйти. Оставаться женой знаменитого человека? Но у меня самой довольно высокое мнение о себе. А в то время, может быть, даже завышенное. Деньги? Они для меня совершенно никакого значения не имели, есть они, нет их, я никогда себя ни бедной, ни богатой не чувствовала. Держали какие-то мелочи: то, что я не услышу его новую песню, никому не смогу подарить новую пластинку, лишусь Таганки… Мелочи, как те паутинки, что привязывали Гулливера к колышкам, — они держат крепче, чем цепь. Я не случайно, уходя, ничего не взяла с собой. Я себя отрезала — от Володиных песен, кинофильмов, спектаклей, — даже его Гамлета не смотрела. Все это могло меня в любую минуту… Ну, в сумасшествие столкнуть, может быть, даже в какой-то большой грех ввести. И, зная это, я целых полгода себя к уходу готовила. Уйти же надо было сразу, как только я поняла, что он любит другую женщину.

Сейчас я очень много про Володю знаю. Знаю, что за то время, когда он был на мне женат, у него были и другие женщины. Но если б мне тогда об этом сказали, я не поверила: это никак не отражалось на его личности. А тут передо мной был другой человек. Это было потрясение. Это было открытие. И я ясно представляла себе: тот, кто камнем каким-то, гирей на шее у него висит, — мерзавец. Это была любовь — а как можно любви лишать? И во имя чего — во имя советской или даже христианской морали? Ведь по-настоящему Володя, думаю, был влюблен один раз. В Марину».

Кинофильм «Карьера Димы Горина». «Там я приобрел побочную профессию — научился водить МАЗы. Так что кусок хлеба под старость есть»

В фильме «Увольнение на берег»

Кадр из кинофильма «713-й просит посадку»

В кинофильме «Штрафной удар»

«Короткие встречи»

Геолог Максим

В. Высоцкий

Валентина Ивановна

К. Муратова

Кадр из фильма «На завтрашней улице»

Всесоюзную известность принесли Высоцкому песни из кинофильма «Вертикаль»

На широкий экран фильм «Короткие встречи» вышел только в 1987 году

Фильм «Служили два товарища» Высоцкий называл среди своих любимых работ в кино

В кинофильме «Хозяин тайги» Высоцкий снимался вместе со своим партнером по театру Валерием Золотухиным

«Единственная дорога».

Солодов

Фильм «Интервенция» вышел на экран уже после смерти В. Высоцкого, пролежав на полке 19 лет

Кадр из фильма «Белый взрыв»

Высоцкий в кинофильме «Четвертый»

Фильм «Плохой хороший человек»

В кинофильме «Бегство мистера Мак-Кинли»

Во время съемок фильма «Сказ про то, как царь Петр арапа женил»

В. Высоцкий в телефильме «Место встречи изменить нельзя»

Телефильм «Маленькие трагедии» — последняя экранная работа В. Высоцкого

Гамлет

Владимир Высоцкий. 1975 г.

Владимир Высоцкий и Марина Влади. 1975 г.

Владимир Высоцкий. 1976 г.

Владимир Высоцкий. 1977 г.

Мать Владимира Высоцкого Нина Максимовна всегда очень тактично и сдержанно рассказывала о семейной жизни сына:

«… В Черемушках мы вместе прожили шесть лет. Жили дружно. Я к своим невесткам всегда относилась с уважением, в их семейную жизнь не вмешивалась… Ссор между Володей и Люсей не было, подрастали и радовали нас мальчики, они были очаровательны. Мы возили их в загородный детский сад ВТО. Люся готовилась в аспирантуру ВГИКа, начала заниматься, но совмещать учебу и воспитание двоих детей оказалось ей не под силу. Я работала…

В это время Володя уже много и серьезно работал над песнями, росла его популярность. Ночами я слышала звуки гитары и приглушенный голос Володи, он сочинял свои песни, и если ему нужен был слушатель, то он будил Людмилу…

Что случилось между ними, я не знаю, но в 1968 г. они расстались. Люся с детишками переехала в квартиру на Береговой, которая тогда была старательно отремонтирована, Володя остался со мной, мы жили вдвоем до 1969 г. Я их разрыв переживала, жалела детей. Володя меня успокаивал: «Мамочка, ты не волнуйся, так будет лучше для нее и для меня. Детей я не оставлю, а ты можешь быть с ними, когда захочешь…»

Дальше она вспоминает:

«… Несмотря на свою занятость, Володя о детях не забывал, не очень часто, но посещал их. Однажды пришел оттуда расстроенный: «Мама, я видел Аркашины тетради, на них написано: «Аркадий Абрамов»… Но по документам его дети всегда были Высоцкими. Люся объяснила, что она не хотела, чтобы дети чем-то выделялись, ведь к тому времени Володя был широко известен. Я думаю, что мальчики это по-своему тоже переживали. Как-то мы с ними шли с катка, маленький Никита рассуждал: «Папа — это который с детства бывает, а который потом — это дядя!»

Было бы ханжеством с нашей стороны осуждать Владимира Высоцкого за то, что он расстался с Людмилой Абрамовой, матерью его детей. Разлюбил женщину, увлекся, полюбил другую — кто может быть застрахован от таких жизненных коллизий?

Родителей не выбирают и всегда любят вне зависимости от общественных характеристик. Сыновья Высоцкого любили его и тогда, когда он был «не очень хорошим отцом», и сейчас с гордостью носят его фамилию.

Никита Владимирович Высоцкий, который в настоящее время является директором дома-музея имени В. Высоцкого, не раз говорил в прессе, что ему надо было повзрослеть, чтобы многое принять в том, что связано с отцом. Юношеский период отрицания и сыновней ревности прошел. Сейчас Никита Владимирович Высоцкий видит свою задачу в сохранении творческого наследия отца.

К разговору о детях Владимира Семеновича. В февральском номере газеты «Спид-инфо» за 1998 г вышла статья «Неизвестная дочь Высоцкого», где говорится о романе его с актрисой Театра на Таганке Татьяной Иваненко. Информацию о внебрачной дочери Владимира Высоцкого Насте в настоящее время не подтвердили и не опровергли его родственники. Работая над книгой, мы обнаружили в воспоминаниях современников о Владимире Высоцком эпизоды, связанные с именем Т. Иваненко. Представляем читателям некоторые из них:

Всеволод Аронович Ханчин — инженер, мастер спорта по парусному спорту из города Куйбышева рассказывает о том, как в конце ноября 1967 года вместе с ними Владимир Высоцкий выезжал на гастроли из Москвы:

«… Я взял два билета на поезд, отходящий через 20 минут после окончания спектакля, — «Южный Урал». На «Жигули» — наш фирменный поезд — мы не успевали… Мои вещи — за кулисами у Высоцкого. Успеть или не успеть — зависит от него. Спектакль закончился. Зрители поднимаются с мест, рукоплещут… И вот, когда зал неистовствует, скандирует: «Высоцкий! Высоцкий!», мы по служебному коридору бежим к выходу… Чтобы забрать у поезда театральный реквизит, нас провожает актриса Театра на Таганке Татьяна Иваненко…» [20] .

Валерий Сергеевич Золотухин описывает в своих дневниковых воспоминаниях «Все в жертву памяти моей…» следующий эпизод:

«05.11.1967. Как-то ехали из Ленинграда, я, Высоцкий, Иваненко. В одном купе. Четвертым был бородатый детский писатель. Вдруг в купе заходит, странно улыбаясь, женщина в старом синем плаще и со связкой книг Ленина («Философские тетради» и пр.). Раздевается, закрывает дверь и говорит: «Я поеду на пятой полке, это там наверху, сбоку, куда чемоданы суют, а то у меня нет такого капитала на билет». У нас челюсти с Иваненкой отвисли, не знаем, как реагировать. Моментально пронеслось в голове моей: если она поедет, сорвет беседу с шампанским, да и хлопоты и неприятности могут быть… Что делать? Высоцкий. Зная его решительный характер — к нему. Где-то внутри знаю: он — с женщиной и вообще человек самостоятельного действия. Решит сам… Не успел толком объяснить в чем дело — он туда. Не знаю, что, какой состоялся разговор, только минуты через три она вышла одетая и направилась к выходу. Я постоял немного, вошел в купе… посидел: и совесть стала мучить: что-то не то сделали. Зачем Володьку позвал? Я ведь знал, уверен был, что он ее выгонит. И многое другое в голове промелькнуло. Короче, я вспомнил, подсознательно, конечно, что и здесь, перед своей совестью, перед ними всеми благородством можно блеснуть, и я кинулся за женщиной, предложить ей хотел десятку, чтобы договорилась с проводником, но не нашел ее, хотя искал честно. И потом все-таки похвалился им, что, дескать, искал ее, и хотел деньги отдать, но не нашел. Зная, что друг большую зарплату получил и потратит на спутницу свою, — которую в Ленинград возил прокатиться, — вдесятеро больше, однако не догадался он поблаготворительствовать этой женщине, а я, хоть и поздно, но догадался, и опять в герои лез, и опять хотел быть лучше ближнего своего».

Владимир Высоцкий посвятил Татьяне Иваненко в 1967 г. стихотворение:

Скорей всего, статья в газете «Спид-инфо» соответствует фактам жизни Владимира Высоцкого, но, на наш взгляд, написана бестактно, грязным языком, выставляет в неприглядном свете всех любящих и любимых женщин Владимира Высоцкого, чего они совсем не заслуживают. Читая подобные пасквили невольно вспоминаешь:

Марина Влади. Они встретились, когда им было по двадцать девять. Любовь вспыхнула не сразу, но осталась до последних дней. За долгие годы совместной жизни Марина Влади была для Владимира Высоцкого не только страстной любовницей и женой, но и ангелом-хранителем, другом, что спасала его, приостанавливая бешеный темп его жизни, выводя из депрессии и болезненных срывов. Это о ней, своей Мариночке, он писал: «Я верю в нашу общую звезду…» — и в последнем стихотворении:

Познакомились они в 1967 г. Она к тому времени была довольно известной в СССР французской актрисой. По происхождению Марина русская. Ее отец Владимир Поляков окончил Московскую консерваторию. Когда началась первая мировая война, он стремился в армию, но в России в то время это было невозможно, так как существовал закон, запрещающий военную службу единственным сыновьям овдовевшей матери, а он попадал под эту категорию граждан. Тогда отец Марины поехал во Францию, получать самолеты для русской армии. Он добровольно участвовал в военных действиях с немцами на стороне французских войск. Произошла революция, и Владимир Поляков навсегда остался во Франции. Пел в Парижской опере. В 1919 году во время гастролей в Белгороде познакомился со своей будущей женой, также русской из семьи эмигрантов. Бабушка Марины Влади почти не говорила по-французски, потому обучила своих внучек русскому языку, который и звучал в семье Поляковых. После смерти отца, в память о нем, тринадцатилетней снимаясь в своем первом фильме, Марина взяла псевдоним от его имени, на французский манер — Влади.

Летом 1967 года она приезжает на родину родителей в Москву на кинофестиваль. С ней двое старших сыновей: Игорь и Пьер — в Париже остался младший, пятилетний Владимир. Марина определила детей в пионерский лагерь, чтобы они лучше изучили язык и русскую культуру. И вот однажды, приехав к сыновьям в воскресенье, как обычно с подарками и сладостями, она видит мальчишек в радостном возбуждении. Они с восторгом сообщают ей:

— Мама, мамочка! тут мальчишки песню поют, где есть слова и о тебе!

Это была веселая песня Владимира Высоцкого «Бал-маскарад», про то, как в одной бригаде «раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков» во время бала в зоосаде, и где в диалогах жены и мужа есть строчки:

Тогда имя ее автора Марине Влади ни о чем не говорило, да и это раннее произведение Высоцкого мало похоже на поздние, более глубокие по содержанию и совершенные по стихотворной форме.

Чуть позже Марина Влади попадет в Театр на Таганке, с давним ее знакомым, корреспондентом «Юманите» Максом Леоном, на постановку «Пугачева». Высоцкий играл Хлопушу и его игра потрясла Марину: «Потому что в этой роли… он выдавал всю свою силу и весь трагизм…» — скажет она позже. После спектакля все отправились в ресторан Дома актера. Там Владимир Высоцкий подсел к Марине и сказал полусерьезно полушутя:

— Я вас люблю, вы будете моей!.. — она посмотрела на него и только засмеялась.

Макс Леон пригласил в гости к себе на чай Влади, Высоцкого, артистов труппы, среди которых была и Татьяна Иваненко. Владимир много пел, всех веселил, и Марина Влади была им очарована. После окончания кинофестиваля она уезжает домой, но в 1968 году возвращается в Москву. Кинорежиссер Сергей Юткевич предложил ей сыграть в фильме «Сюжет для небольшого рассказа» роль Лики Мизиновой, возлюбленной А. П. Чехова — и Марина Влади с радостью соглашается.

Дружеские встречи с Владимиром Высоцким очень скоро переросли в любовь. О ней, а также о двенадцатилетней семейной жизни Марина Влади рассказала в своей книге «Владимир, или Прерванный полет». Здесь в каждой строке чувствуется и безмерная нежность, тоска женщины по ушедшему любимому человеку, и литературный талант автора. Вот как описывается их свадьба 1 декабря 1970 г.:

«Во Дворце бракосочетаний, как и во всех административных зданиях Москвы, нестерпимая жара. Мы оба не по-свадебному, в водолазках. Ты — в небесно-голубой, я — в бежевой. Мы немало удивлены той быстротой, с которой нам разрешили зарегистрировать наш брак. Наши свидетели, Макс Леон и Сева Абдулов, тоже взволнованные, были вынуждены бросить все свои дела… Ты сумел убедить полную даму, которая должна скрепить наш союз, провести церемонию не в большом зале с цветами, музыкой, фотографированием и т. д., а в ее кабинете. На нее подействовал аргумент, о котором ни ты, ни я даже не могли бы подумать. Нет, не наша известность, не то, что я иностранка, не наше желание зарегистрировать брак скромно, в интимной обстановке. Нет, все решила необычность ситуации — у обоих это был третий брак, и (какой ужас!) у нас пятеро детей на двоих. Святой пуританизм, он спас нас от свадебного марша…

Наконец, мы садимся вчетвером в кресла в кабинете полной вспотевшей дамы. На фотографии, которую сделан тогда Макс Леон, у нас вид двух серьезных студентов, слушающих важную лекцию. Правда, ты пристроился на ручке кресла, да и вид у нас слишком лукавый. Нас женят в обстановке доброй, но без доброты:

— Шесть браков, пять детей, к тому же мальчиков, что вы делаете с вашей жизнью? Уверены ли вы в себе, не считаете ли вы, что жениться нужно, хорошо подумав? Надеюсь, что на этот раз вы хорошо все обдумали.

Меня душат одновременно смех и слезы, но краем глаза я вижу, как гнев охватывает тебя. Я быстро ставлю свою подпись, и через несколько секунд дело сделано. Свидетельство о браке, зажатое в руке, словно театральный билет, ты высоко поднимаешь над толпой… Мы улетаем в Одессу, где через несколько часов поднимаемся на борт теплохода «Грузия». Настоящее свадебное путешествие. На следующее утро мы будем в Сухуми. На капитанском мостике нас приветствует Толя Гарагулия, «хозяин» теплохода. Мы с наслаждением знакомимся с нашей каютой. На столе фрукты, грузинские вина, пирожные. Толя позаботился, чтобы в каюте — редкий случай! — были цветы. Как все сошедшие с ума от счастья, мы охаем и ахаем по каждому поводу.

Издали теплоход казался красивее. Толя берет нас за руки и с горечью говорит:

— Поглядите на него внимательно. Я не хотел ничего говорить вам вчера, но мой прекрасный корабль, моя прелестная «Грузия» совершает свое последнее плавание. Для нас большая честь, что в этом плавании с нами вы. После возвращения в Одессу теплоход пойдет на слом.

Мы рассматриваем все возможные варианты, даже возможность моего устройства в Москве. Но очень скоро мы наталкиваемся на непреодолимые трудности: нехватка денег у тебя и у меня, моя работа, которую я хочу и должна продолжать, мои сестры и мои знакомые обескуражены такой перспективой, ну, и, конечно, мои дети, которые с огромной радостью готовы провести там каникулы, но не желают полностью жить вдали от Франции… Отправив детей в пансион, закончив фильм, съемки которого продолжались многие недели, я сажусь в самолет и лечу в Москву. Смерть моей матери круто изменила течение моей жизни…

Долгими ночами, в темноте, мы перебирали все, что можешь сделать ты. Никогда ты не думал остаться во Франции. Для тебя жизненно необходимо сохранить твои корни, твой язык, твою принадлежность к стране, которую любишь безмерно…»

Они с первых дней поняли, что будут жить так, как жили. Их жизнь не была упорядочена, разлуки часты, случались ссоры и ревность. Но в то же время постоянные встречи и расставания вносили всегда в их отношения свежую струю чувств. Многие друзья, знакомые Владимира Высоцкого говорят о том, что ему нужна была именно такая жена — не жена, а скорее полулюбовница, друг, далекий и близкий. Марина Влади поистине обладала самоотверженностью и терпеливостью русской женщины. А может быть, это настоящая, великая любовь заставляет нас все прощать? «Мой дед по линии отца был неисправимым гулякой, — пишет она в своей книге. — Единственный наследник богатой московской семьи, он исчезал на несколько дней в компании цыган в места сомнительных удовольствий и в самой что ни на есть русской манере увязал в распутстве, чтобы затем его, терзаемого угрызениями совести, приносил домой на руках кучер. Он передавал моего деда выездному лакею и тот чистил его скребницей для лошадей, отмывал, брил и одевал в чистое белье. Потом дед посылал своего личного секретаря купить дорогое украшение и, пристыженный, появлялся перед моей разгневанной бабушкой. И она, растаяв от подарка, а особенно от любви к этому шальному существу, прощала ему все.

Наши отношения строились почти по такой же схеме. Ты исчезаешь. Я об этом узнаю. Если я за границей, я вылетаю первым же самолетом, если нет — веду расследование и потом не посылаю за тобой кучера, а сажусь за руль и еду.

Сначала нужно оторвать тебя от случайных друзей, развязных и прилипчивых, потом — заставить тебя сесть в машину и привезти домой. Здесь не лакей моет и переодевает тебя в чистое, а я… Ты чувствуешь, что виноват, и обещаешь, что такого никогда больше не повторится. И, напустив на себя побольше серьезности, я выговариваю тебе за то, что ты не подарил мне как минимум по хорошей жемчужине за каждое свое художество…» («Прерванный полет»).

Примечательным является рассказ о семейной жизни Марины Влади и Высоцкого кинорежиссера Александра Наумовича Митты, который последние годы жил с ними по соседству:

«…На моих глазах проходила значительная часть его (Высоцкого) семейной жизни. Я скажу то, против чего, надеюсь, не возражала бы Марина, поскольку она совершенно справедливо держит в секрете свою личную жизнь. Люди должны знать, что она, конечно, была его ангелом-хранителем. Она спасала его от многих сложностей жизни. Но это не то, что она, так сказать, размахивая крыльями, порхала, как ангел, над семьей… Приезжает из Парижа молодая женщина, с двумя детьми под мышкой, один все время где-то что-то отвинчивает, второй носится, как кусок ртути, — он сразу всюду, во всех комнатах, на полу, на потолке, на балконе, во дворе. Когда второго выпускали во двор, чтобы он научился русскому языку, через два часа все дети во дворе начинали кричать по-французски…

И Марина, спокойная, невозмутимая сидит в этом бушующем маленьком мире. Появляется Володя со своими проблемами и неприятностями. Она и этого успокаивает. А у нее свои заботы: она — актриса, талантливая, в расцвете, пользующаяся спросом, продюсеры отказываются с ней работать. Они отыскивают сложные контракты: а Марина отказывается их заключать. Она мотается из Москвы в Париж, из Парижа в Москву по первому намеку, что у Володи что-то не так, бросает все, детей под мышку и сюда. Очень сложная жизнь. А надо было сделать так, чтобы все эти сложности таились только в ней, чтобы они не были никому заметны, чтобы для Володи было лишь успокоение, только окружить его заботой. Большая, серьезная, напряженная, полная самоотречения жизнь. У нее было много возможностей, от которых она отказывалась. Володя был для нее главным, и мы все очень обязаны ее самоотверженности, ее доброте, ее мужеству…»

Первые шесть лет их совместной жизни Владимир Высоцкий не выезжал из своей страны, и, когда Марина уезжала в «Парижск», как он называл этот город, были постоянные, долгие разговоры по телефону, они писали друг другу. Сейчас письма Высоцкого хранятся у Марины Влади во Франции. Она говорит: «В них наша частная жизнь. Я оставлю их. После моей смерти пусть читают или даже публикуют, если это кому-то интересно. Но сейчас это мое и его, и пусть оно остается пока нашим. К тому же, если говорить откровенно, там ничего особенного нет: нормальные письма влюбленного человека. Они сугубо личные, интимные и не имеют литературной значимости. Между прочим, многие замечали, что даже у очень больших писателей и поэтов их личная переписка значительно менее интересна, чем литературные произведения. Видимо, в этом есть определенная закономерность» [21] .

Потом, когда Владимир Высоцкий стал бывать за границей, вместе с Мариной они посещали не только французские города, но и другие страны. Там Высоцкому удавалось, так же как и на Родине, зарабатывать деньги концертами. Его снимало итальянское, датское телевидение. За 8 концертов в Нью-Йорке он получил 38 тыс. долларов, — все оставил у Влади, домой повез только подарки родным и друзьям.

Марина Влади рассказывала о том, что Владимир Высоцкий был очень обаятельным человеком и не только в России, но и за границей также быстро находил общий язык с самыми различными людьми: «К концу жизни Володя уже довольно хорошо говорил и по-французски и по-английски, так что, приезжая ко мне, мог свободно обходиться без моей помощи в качестве переводчицы. Но уметь говорить и понимать сказанное другими — полдела. Вступить в контакт с совершенно незнакомыми людьми, да так, чтобы они охотно поддерживали разговор с тобой, — это уже искусство. У Володи это получалось легко и непринужденно. Может быть, это происходило потому, что он любил общаться с людьми, они его всегда интересовали, и этим он сам был интересен им. Я уже не говорю о тех, кто хотя бы немного знал его творчество.

Мои сыновья просто обожали Высоцкого. Средний, Петька, не без его внимания увлекся игрой на гитаре. Тогда Володя подарил ему инструмент. С его легкой руки юношеское увлечение сына стало теперь его профессией. По классу гитары он окончил Парижскую консерваторию, участвует в конкурсах, выступает с концертами.

Володю любила вся моя родня, все мои парижские знакомые и, как ни странно, даже те, кто никогда не был связан с Россией, с Советским Союзом ни в каком смысле, ни по языку, ни по политическим убеждениям. Его песнями у нас заслушивались…

Естественно, полностью понять его песни могут только те, кто жил в России. Но, кроме слов, в песнях был еще и Володин темперамент, его экспрессия, тембр голоса, обаяние его личности — все, что не требует перевода, понятно и так…»

У Владимира Высоцкого много песен, стихов о любви, посвящены они, конечно, не только Марине Влади, но надо признать, что лучшее навеяно чувствами к ней, многое написано, когда она была рядом:

Здесь и радость, и восхищение, и любовь, и поэзия. Владимир Высоцкий — романтик, но слог его тверд и емок:

Просто удивительно, как его прекрасные баллады, написанные к фильму «Стрелы Робин Гуда», могли при жизни автора не войти в киноленту. Марина Влади была свидетелем, как Высоцкий упорно трудился над своими стихами и песнями: «Он был работяга, работал днем и ночью. В этом смысле он был очень сильным человеком, но он не был «твердым».

Последние годы жизни Владимира Высоцкого были достаточно трагичны. Все сильнее давали о себе знать проблемы со здоровьем. Он ложился в больницы, но очень быстро, не долечившись, сбегал оттуда. Не таким Владимир Высоцкий был человеком, чтобы заботиться только о себе. (И, надо сказать, что рядом с ним находились люди, которые из-за собственной корысти, использовали кипучую натуру певца и артиста.) Ему перестала нравиться квартира на Малой Грузинской, которую они с Мариной с таким азартом и любовью обставляли, покупая старинную мебель, преображая стены, — хотелось перебраться в тихий район, изменить образ жизни, заняться прозой, кинорежиссурой… Он говорил о том, что хочет во Францию. Но отъезд в Париж был мечтой, мечтой, что его Мариночка вновь, как не раз бывало, поможет ему выжить…

«Он любил свою публику и свою Родину, — скажет в интервью Э. Рязанову для телевизионной передачи Марина Влади. — Он приехал сюда, чтобы умереть. Он не умер на Западе — он ведь и не жил на Западе. Он не уехал отсюда…»

После смерти Владимира Высоцкого Марина Влади позаботилась о сохранении творческого наследия мужа. Он писал для своей страны и все должно было остаться в России. Рукописи его Марина Влади передала в Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ). Это стихи (более 800 текстов), проза, записки, сценарные наброски, которые легли в основу полного собрания сочинений Владимира Семеновича Высоцкого — певца, композитора, поэта и литератора.

В настоящее время французская актриса Марина Влади живет в Париже, играет в театре, в свободное время занимается литературным творчеством, принимает участие в спектаклях, вечерах, посвященных памяти великих русских бардов Галича, Высоцкого, Окуджавы. Она всегда с охотой откликается на предложения прессы рассказать о Владимире Высоцком. Прошли годы. Утихла боль утраты, остались тоска и воспоминания о большой настоящей Любви: