— Владим Сергев, старые места надоели. Хорошо бы нам толконуться с охотой куда-нибудь подальше…
— Правильно, Семен Семеныч: скучно! Здесь каждый кустик нами изучен. Я хочу вам предложить податься на Красивую Мечу. Мы с вами там еще ни разу не были, а говорят, там недурные утиные места. Что вы на это скажете?
— Ну что ж, попробуем, толконемся!
Река Красивая Меча (или, как некоторые ее называют, Красивый Меч), берет свое начало в Огаревской волости нашего уезда и протекает в 40 верстах от нашего городка. Я давно уже собирался посмотреть эту реку, про которую упоминается еще в тургеневских «Записках охотника».
В первый же праздничный день мы с Семеном Семенычем отыскали на базаре подводу из тех краев и подрядили ее бородатого хозяина, чтобы он нас доставил прямо к Красивой Мече, в деревню Бучан.
Этот бородатый крестьянин был мрачный и молчаливый человек. В пути он до того неохотно отвечал на наши вопросы, словно это стоило ему величайших усилий.
— Много ли уток на Красивой Мече? — спрашивали мы его.
— Не… мало…
— Ну а зайцев у вас много?
— Не… мало…
— А как насчет лис?
— Мало…
— Видно у вас всего мало… Чего же у вас много?
— Самогонки. У нас самогонный завод.
— Завод… Эна!.. Кто же это у вас так старается?
— Мельник Касьян…
Я так и подпрыгнул:
— Что?! Касьян?! Не может быть! Тот самый «тургеневский» Касьян с Красивой Мечи? Так вот какими делами он теперь занимается!..
Бородач моргал глазами.
— Владим Сергев, али Бучановский мельник вам знакомый?
— Еще бы, по «Запискам охотника» Тургенева. Да этого Касьяна вся СССР знает… Пожалуй, он и за границей известен.
Семен Семеныч и бородач недоверчиво смотрели на меня. Наконец, бородач сплюнул и с усилием проговорил:
— У нас вся деревня — Касьян да Микита…
Тут я сообразил, что бучановский мельник Касьян и тургеневский Касьян— простое совпадение. Я припомнил, что тургеневский Касьян был поэтической натурой и ловил соловьев. Вряд ли занялся бы он таким прозаичным делом, как фабрикация самогона для наживных целей. К тому же он уже в тургеневские времена был стариком, а сам Тургенев умер чуть не полстолетия назад. Мало ли Касьянов жило с тех пор на свете вообще, и на Красивой Мече — в частности. Я снова обратился к бородачу:
— Стало быть, ваш мельник фабрику самогонки открыл… Как же ваш волисполком терпит такое возмутительное безобразие?
— Он сам пьет.
— Ну и ну! Глухой же у вас уголок. Видно, что ваша деревня совсем в стороне от всяких центров… Что же, у вас, должно быть, все время пьянка идет?
Глубокомысленное молчание.
— Небось ваш мельник Касьян здорово наживается на этом деле?
Глубокий вздох и плевок в сторону вместо ответа…
— Однако, дядя, ты, я вижу, разговорчивый парень. С тобой не соскучишься.
Удар кнутом по тощей спине серого мерина…
Мы с Семен Семенычем разлеглись в тряской телеге и тоже примолкли. Мои мысли унеслись в далекие тургеневские времена. Я думал о том, о сем… Ну, не странно ли это: много десятков лет назад писатель Тургенев возвращался с охоты в тряской телеге. По дороге он вел беседу с кучером и встретил Касьяна с Красивой Мечи… Сегодня я еду на охоту в такой же тряской телеге, беседую со своим возницей, и быть может, тоже встречу Касьяна, с Красивой Мечи… А между тем так далеко шагнули мы с тургеневских времен! Касьян с Красивой Мечи — тогда. Касьян с Красивой Мечи — теперь, — какая пропасть!..
Мои мысли уносились в далекие тургеневские времена… Много десятков лет назад Тургенев возвращался с охоты в тряской телеге…
Что, если бы Тургенев жил в наши дни, — написал бы он рассказ «Касьян с Красивой Мечи», в котором дал бы яркий художественный образ отживающего кулака-мельника, спаивающего самогонкой трудовой народ?..
Жалобно скрипело подо мной немазанное колесо, и сороковерстная дорога, извивавшаяся по бесконечным черноземным полям, показалась нам чертовски скучной волынкой.
— Эй, вылазьте… — растолкал нас угрюмый бородач. Мы протерли глаза и увидали, что находимся в небольшой деревушке. Высокие старые ивы росли перед избами с соломенными крышами. Под деревней расстилался широкий зеленый луг. Вдали — голубая запруженная река.
Итти на охоту было поздно, и мы приняли приглашение бородача переночевать у него в сарае на сене, а пока что — откушать чаю.
Деревушка Бучан, повидимому, была преглухим уголком. Недаром она находилась в стороне от больших дорог. Наш приезд вызвал целую сенсацию. Покуда мы вылезали из телеги и вытаскивали ружья, — чуть ли не все население узнало о нашем приезде. Мы мгновенно оказались окруженными толпой местных жителей. На нас тыкали пальцами, а ребятишки громко делились между собой своими впечатлениями.
— У, длинный какой. Во-о дяденька то… — говорит один, указывая на меня.
— А у этого дяденьки, гляди, стеклышки какие на глазах… А ружье-то у него какое, ууу! Во, небось, громко стреляет…
— Вы чьи будете? — спрашивали нас взрослые. — Зачем сюда приехали? — Комиссары будете?
— Мы охотники… из города. Приехали сюда диких уток стрелять.
— Охотники? Во-от чего!.. Охотники приехали… Эй, Касьяшка, Никитка, Пашка: сюда, охотники приехали!..
Толпа наростала. Каждый вновь приходивший обязательно спрашивал нас, кто мы, откуда и что нам здесь собственно нужно. Мы каждому отвечали, что приехали из города, чтобы охотиться. Наши ответы вызывали недоумение и даже недоверие… Местным жителям дико было слушать, что к ним могут заявиться охотники из самого уездного города…
Покуда мы пили чай в избе бородача, туда набилось пропасть народу. Все желали посмотреть на нас и на наши ружья. В этот вечер мы заснули лишь после того, как в двадцатый раз ответили на вопрос: чьи мы будем и зачем приехали в деревню Бучан.
* * *
Мы встали рано и, наскоро закусив, отправились к реке. Нас провожал молодой парень. Накануне, вечером он присутствовал при нашем чаепитии. У его отца была единственная во всей деревне лодка. Парень любезно разрешил нам воспользоваться ею и рассказал нам, что в двух верстах ниже плотины находится длинный заливчик, заросший осокой. Там всегда водились дикие утки. По словам парня, кроме как в этом месте, больше нигде уток не было.
Выбирать не приходилось и, усевшись в маленькую лодку, мы поплыли в ней вниз по реке. Эта лодка скорее походила на гроб, нежели на судно. Она с трудом вмещала двух человек, и была до того стара и дырява, что вода фонтанчиками врывалась внутрь, через прогнившее дно. Покуда один из нас греб, другой беспрестанно откачивал воду, и трудно было сказать, кто из нас больше работал…
Хваленый Бучанский заливчик не оправдал наших надежд и оказался сильно раздутой величиной. Мы изъездили его вдоль и поперек, неистово хлопая веслами по осоке, чтобы спугнуть диких уток. После часа бесплодных усилий, нам, наконец, удалось спугнуть одну старую утку с тремя утятами, которые еще почти не летали. Семен Семеныч убил одного из них. Вид у этого птенца был общипанный и преотвратительный…
— Владим Сергев, такую птицу стрелять — срамота! Выводок, похоже, поздний, а других выводков здесь больше нет. Опять наши с вами жены бузу затрут — ведь с пустыми руками вернемся…
— Что ж мы с вами теперь делать будем? — спросил я своего друга. — Ну не дураки ли мы были, что приперли сюда, за сорок верст от дома, чтобы убить этого паршивого утенка!..
— Владим Сергев, как хотите, а это уже ваша затея была. Ну чего ради захотелось вам посмотреть на эту, простите за откровенность, Красивую Мечу… Интереса в ней нет ни малейшего, а наоборот, только одна серость.
Семен Семеныч брезгливо взял за кончик крылышка отвратительного утенка и зашвырнул его в осоку.
— Лучше уж пустым домой вернуться, нежели такое паскудство за собою сорок верст таскать, чтобы над Боченкиным весь город смеялся!..
Мы были не в духе. Мой друг ужасно ворчал, а это бывало с ним редко. Чуть не поссорившись, мы выбрались из заливчика на середку реки. На том берегу сидел седой старик-рыболов в полинялой рубашке неопределенного цвета. Подобно истукану, он неподвижно застыл над длинными удочками в ожидании клева…
На берегу сидел старик-рыболов, застывший над длинными удочками…
Я чувствовал себя до некоторой степени виноватым перед своим другом за то, что увлек его охотиться на Красивую Мечу. Мне захотелось загладить вину и отыскать какую-нибудь дичь. Быть может, этот старик-рыболов смог бы мне в этом помочь? Я повернул к берегу и пристал рядом со стариком. У него была удивительно патриархальная и благообразная наружность…
— Что за народ?.. Откуда?.. Зачем приехали?.. — посыпались на нас все те же вечные и надоедливые вопросы. Не ответить нельзя было.
Я пояснил старику, что мы городские охотники за дикими утками. Старый дед явно не поверил мне. Он вспомнил, что лет тридцать назад к ним в Бучан, действительно, приехал из города настоящий охотник. Того охотника звали как-то очень чудно (дед даже запамятовал). Но у того охотника была мохнатая собака, и он убил много уток… а у нас нет собаки — какие же мы после этого охотники? Нехорошо с нашей стороны обманывать старых людей.
— Да вы чьи сами-то будете? — снова спросил меня словоохотливый старик.
Этот вопрос до такой степени уже успел мне наскучить, так глупо было отвечать все одно и то же, что я, наконец, не выдержал и с некоторым раздражением ответил:
— Мы?.. Мы агитаторы по борьбе с самогоном. Приехали сюда пощупать вашего мельника Касьяна и его самогонный завод.
— Ишь, какие вы прыткие!.. — протянул старик и, помолчав немного, добавил — Что ж, это дело хорошее. Трезвость в мужике надо поддерживать, но только Касьян-то наш, пожалуй, не дурак, чтобы такими делами заниматься…
— Ой ли?
— То-то, что «ой ли» — передразнил меня дед. — Что же, с вами, небось, отряд разъезжает, или вы так, без отрядов работаете?
— С отрядом, — уверенно ответил я старику. — К нам нынче из города наши молодцы подоспеют. Живо пронюхаем, кто самогоном промышляет… Ну, а пока что, скажи нам, дедушка, есть ли у вас дикие утки и где они водятся?
— Дикие утки?.. Этого добра у нас сколько хошь… Ступайте на болото… Утки там табунами плавают…
— А где это болото? Далеко? — обрадовались мы.
— Пожалуй, что версты две отсюда будет. Вон за теми лозинами тропиночка есть. Ступайте по ней, она вас акурат к болоту приведет. Видишь, лес на горе стоит?.. Эн, чернеется. Ну, так болото будет, не доходя леса примерно с полверсты. Уток там много…
Мы тотчас же вышли на берег и привязали лодку к кусту. Старик, не спеша, принялся сматывать свои удочки.
— Что, дедушка, видно, кто рыбу удит, у того ничего не будет? — сострил Семен Семеныч.
— Эх, молодые, посмотрим, чего у вас будет? — ответил благообразный старец и, забрав свои длинные удочки, не спеша, важно зашагал по направлению к деревне.
— Владим Сергев, ловко это вы дедушке насчет самогонки набрехали. Теперь в деревне сколько разговоров пойдет — страсть!
Мы посмеялись. Старый дед подзадорил нас, и мы бодро двинулись разыскивать утиное болото.
Пройдя указанной тропинкой по лугу версты две, мы действительно увидали крохотное озерко. Мы обошли его в какие-нибудь десять минут и убедились, что никакой дичи на нем не было.
— Что за репетиция! — проговорил Семен Семеныч. — Неужели это самое болото и есть?.. Где же утки?.. Может быть, дедушка про другое болото нам говорил?
— Не должно быть… Вот и лес недалече, а кругом больше нигде ни одной лужи не видно…
— Чортов старик, что б ему пусто было!.. Да здесь и уткам-то негде водиться. Глядите-ка: вся трава начисто скошена… и набрехал же нам старый дед… Вы ему насчет борьбы с самогоном наврали, а он еще хлеще загнул. Сообразил, небось, старый хрыч, что вы над ним смеетесь…
Солнце жарило невыносимо. Я опустился было на траву, чтобы передохнуть, но Семен Семеныч решительно заявил:
— Нечего нам тут больше околачиваться. Ну ее ко всем чертям, вашу Красивую Мечу! Идем в деревню и давайте соображать, как нам домой скорей добраться…
Я нехотя поднялся, и мы поплелись обратно к реке, молчаливые, расстроенные и крайне недовольные.
Наша дырявая лодка поджидала нас на том самом месте, где мы ее оставили… Мы откачали из нее воду и в глубоком молчании поплыли обратно к плотине. Скверно у нас было на душе: 40 верст до Бучана… Столько же обратно. И все это ради чего?!. Как встретят нас наши жены?..
Мы плыли долго. До плотины оставалось проплыть еще с версту. Ближе к плотине река постепенно сужалась.
— Владим Сергее, гляньте-ка направо — никак дохлая рыба, — неожиданно прервал молчание мой друг. — Так и есть, да какая крупная!
Возле лодки вверх брюхом плыл крупный голавль.
— Семен Семеныч, да он живой! Глядите: дышит… эн и хвостом чуть пошевельнул. Тащите его в лодку!..
Мой друг перегнулся через борт и Еытащил из воды еле живого красивого голавля.
— С чего это он подыхать собрался? Со старости, что ли?.. Владим Сергев, гляньте-ка: сколько мелочи дохлой плавает!..
Действительно, повсюду, кругом нас белели рыбьи. животы. Тут были и плотички, и окунечки и голавлики, и еще всякая дрянь…
— Странная репетиция… Да ведь они все живые! Дышат, окаянные! Дышат самым официальным образом!..
Мы проплыли еще с десяток саженей.
— А вот и крупная пошла. Глядите, какой окунь официальнейший, фунтика на четыре смело… Фу, чорт, — еще!..
— И еще… А там… там, смртрите, что делается!..
Мы вошли в азарт и то и дело доставали из воды еле живых рыб. Мы брали только крупных, не обращая внимания на мелкоту.
— Семен Семеныч, ну, думали вы когда-нибудь, что, мы с вами рыболовами сделаемся, С такой добычей не совестно и в город вернуться, женам показаться. Ручаюсь, что старик-рыболов, который нас нынче насчет уток надул, и тот, за всю свою жизнь, на удочку столько не перетаскал!
— Очень просто… ловко, Владим Сергев. Ну и Красивая Меча, интересная речка! Одно странно, когда мы с вами нынче утром тут проплывали — ничего подобного не было. Неужели здесь кто-нибудь рыбу травит каким-нибудь снадобьем. Я слыхал про такие штуки…
— Возможно. Но кто же занимается здесь этим делом? На берегах не видно ни одной человеческой души… К тому же, единственная во всей деревне лодка занята нами…..
— Странные вещи… Нуте-ка подцепите еще энту рыбину. Ох, здорова— фунтов на семь потянет!..
Крупная рыба лениво ворочала хвостом, изредка ныряла и снова выплывала на поверхность, поворачиваясь на бок. Вскоре мы стали замечать, что плавающая вверх брюхом рыба стала, как будто, живее, точно ее дурман стал проходить.
— Эй, Владим Сергев, рыбы соображать начинают. Тащите скорее, покуда не очухались.
Мы энергично принялись за работу. И сколько же мы набрали рыб — полную лодку крупных, красивых рыб.
— Семен Семеныч, придется подводу до города нанимать.
— Полный расчет. Городским торговкам на базаре продадим: и подводу оправдаем, и деньжатами разживемся, и рыбки покушаем…
Мы работали до тех пор, покуда уже некуда было девать добычу. Кстати и рыба вскоре очухалась окончательно и перестала показывать наружу свое белое брюхо…
Мы работали до тех пор, покуда уже некуда было девать добычу… Кстати и рыба вскоре очухалась окончательно…
* * *
Мы пристали к берегу, недалеко от плотины, и поднялись к мельнице. На плотине мы увидали старого рыболова, который давеча направил нас стрелять несуществующих уток. Он пытливо вглядывался в наши лица и как будто даже поджидал нас.
Благодаря неожиданной удаче, у нас прошло всякое озлобление против надувшего нас старика. Я весело обратился к нему:
— Ну, как, дедушка, много ли рыбок то нонче наловил своими удочками?
— Да штучек пяток поймал… А вы, много ли штук настреляли?
— С утками дело не вышло, а все-таки полную лодку добычи привезли.
— Ой ли!.. Какая же такая у вас нынче добыча?
— Тоже рыба… Полная лодка. Коль не веришь, так сам посмотри. Нынче у вас с рыбой что-то чудное приключилось: вся, как есть, вверх пузом всплыла. Бери голыми руками и складывай в лодку. Вот какие дела!..
— Неужели рыба вверх брюхом всплыла? — как-то неловко переспросил старик. Лицо его приняло странное выражение, и он низко опустил голову.
В это время к нам подошел молодой крестьянин. Не обращая на нас внимания, он прямо обратился к старику:
— Здравствуй, Касьян Никитыч. Я к тебе… Как у тебя насчет этой штуки? Парочкой бутылочек не разживусь?
Старик быстро оглянулся и заморгал глазами:
— Што ты, што ты мелешь! Какой еще тебе штуки нужно… нет, брат, чего другого, а этой штукой, спасибо, не занимаемся!
Пришедший крестьянин удивленно взглянул на старика. Тот еле заметно покосился на нас, и оба мужика вдруг замолкли.
— Скажи, дедушка — обратился я к старику, — не знаешь ли ты, у кого здесь можно подводу до города нанять?
— А вы когда ехать хотите?
— Сейчас и поедем. Нам тут делать больше нечего.
Старик с недоумением посмотрел на меня.
— Да чьи вы будете. — спросил он меня.
Я весело расхохотался:
— Ну вот, опять «чьи мы будем»!.. Сказал я тебе, что мы по борьбе с самогоном приехали. Теперь мы свое дело сделали, и нам пора возвращаться…
Старик внезапно изменился в лице. Все его благообразие разом куда-то исчезло. Он вдруг побагровел и с бешенством прокричал:
— Жулики вы и больше ничего!.. Дармоеды! Вон отсюда! Убирайтесь туда, откуда пришли! Кто вас здесь ждал, чертей окаянных?
— Жулики вы, и больше ничего!.. Дармоеды… Вон отсюда!..
— Папаша, нельзя ли потише? Чего разорался, — небось не глухие!.
Старик не унимался. В одну минуту он изрыгнул по нашему адресу столько самых невероятных ругательств, что мы еле успевали отвечать ему в том же духе. Семен Семеныч, наконец, махнул рукой. В последний раз, бросив старику: «от такого же слышу», — он пошел прочь от плотины, увлекая за собой и меня.
— Ну и старец! Видали вы что-нибудь подобное?
— Да, редкий экземплярчик… Словно оса его за язык укусила. А как раскраснелся-то, ну и чудно!
Мы тихонько шли, рассуждая о старике. Через минуту нас нагнал молодой парень, который при нас беседовал со стариком. Парень был очень весел.
— Ловко, ребятки, — обратился он к нам. — Правильно вы нашего мельника обкрутили. Так ему, старому хрычу, и надо. Попил он нашей кровушки!..
— Да что случилось, про какого мельника ты говоришь? Не видали мы его…
Парень хохотал во все горло:
— Как это, не видали! Вы с ним только что разговаривали. Он теперь со злости того и гляди в омут бросится. Сколько он из-за вас убытков нынче потерпел!..
— Что такое, рассказывай толком…
— Ну, как же… Час назад он весь свой самогонный завод в реке утопил… хо, хо, хо, и напугали же вы, знать, старика Касьяна!..
Парень надрывался от смеха. Хохотали и мы…
— Да неужто у него, на самом деле, завод был?
— Целая фабрика!.. Все оборудование. Он в губернию самогон подводами поставлял, по несколько бочек зараз… Ох, не могу!.. А нынче наш Касьян сам свое добро в реке утопил; одного самогону ведер сто с лишком выпустил, да барды ведерков полтораста спустил под плотину… А главное — всего своего оборудования старый чорт нынче лишился. Все утопил… Ох-хо-хо-хо!.. Вам подводу надо до города? Я вас доставлю. Вы парни хорошие.
Покуда парень запрягал лошадь, мы с Семен Семенычем вернулись к своей лодке.
— Семен Семеныч, поняли вы теперь, отчего рыба нонче вверх брюхом плавала?..
— Понял… Нынче у рыб праздничек был. Рыбкам и тем, небось, погулять хочется и задаром Касьяновой самогонки попробовать. И окуни, и голавлики — все-то вдрызг пьяные. Ну и репетиция!..
— Да, Семен Семеныч, не таким я себе раньше представлял — «Касьяна с Красивой Мечи». Видно с тургеневских времен много воды утекло из Красивой Мечи.
— Что и говорить: река совсем мелкая стала… Впрочем, это неважно. Важно то, что мы нынче без всяких кляуз и скандалов доброе дело совершили: насчет трезвости сообразили…
— Да, Семен Семеныч, самогон — великое зло…
— Что и говорить: вещь ядовитая!.. А между прочим, рыбка на него очень даже специально ловится…