– Давайте сегодня двинем на Ко Лан. Тут по прямой миль около пяти. Море спокойное. Прогноз без сюрпризов. Не возражаете? – повернулся к только что ступившему на борт знакомого суденышка Доку Олаф.

– Да нет, напротив. А то я порядком устал от местного шума.

– Отлично! Сделаем проще. Подойдем к острову, встанем на якорь. Будет желание – высадимся. А нет, так вернемся обратно.

Олаф не торопил события. Катерок шел медленно, пыхая старым дизелем и неуклюже переваливаясь с борта на борт. Его то и дело обгоняли глиссеры, моторные лодки, другие катера и даже небольшие парусные яхты.

– Что, Док, случись возможность, не видать нам призов в Пальма Вела?

– Я не азартен, Олаф, – Док ловил кожей солнце и соленую водяную пыль.

– Осторожнее, мой старший друг! Вам пора отправляться под тент, иначе обгорите.

Не доходя до береговой кромки меньше полумили, Олаф заглушил мотор и отдал якорь.

– Без изысков? Ром, вода, кофе?

– Так точно, капитан! – рассмеялся Док. – И трубка, всенепременно!

– Ха, тогда я еще достану сигариллы из давних и дальних запасов, ибо у «трубочника» закурить не стрельнешь! Как там у вас говорили? – Олаф сделал паузу, припоминая. – Ах да, вот. Трубку, лошадь и жену не дам никому.

Он сел в плетеное кресло напротив Дока, поставив между ним и собой объемистый термос с широким горлом.

– Лед. Чтобы потом не вставать. Ну хорошо, приступим. Прежде всего, Док, я совершенно не собираюсь вас ничем изумлять. Более того, я не собираюсь склонять вас в свою веру. По единственной причине: у меня нет никакой слепой веры. Я – сторонник знания. Хотя, знание – самый правильный путь к вере. Причем к вере особой: ее нельзя передать. Ее можно только выработать. В себе. Она не контагиозна, так что вам ничего не грозит.

Прежде чем мы двинемся с вами дальше в наших рассуждениях, для начала следует определиться с отправной точкой. Итак: давайте разберемся с тем, что есть знание и каким оно бывает. Самое общее определение знания в философии таково: знание – это результат процесса познавательной деятельности. В таком определении кроются красота и уродство одновременно. Красота заключается в краткости и стройности конструкции – нельзя их не оценить, не правда ли?

– А в чем уродство? – спросил Док.

– А в том моменте, – продолжил Олаф, – что вы сейчас его сами обнаружите. Итак, там есть конструкция «процесс познавательной деятельности». А как он устроен, процесс?

– Не понимаю вопроса.

– Прекрасно понимаете, просто не замечаете, что в этом месте может быть вопрос. Что такое познавательная деятельность? Ну, давайте представим себе: вы летите за одиннадцать тысяч километров, проведя четырнадцать часов на борту. Например, в Колумбию. Потом еще половину суток на автомобиле – по проселкам и серпантинам. С остановками каждые три часа на час, задыхаясь, как рыба на суше. Потом проходите на высоте четыре с половиной тысячи двухсуточную акклиматизацию, потому что без нее вам нечем будет дышать. А ведь нужно не только кислород из разреженного воздуха извлекать, нужно еще ногами и руками двигать, желательно осознанно и эффективно. Наконец, на шестой или седьмой день вы оказываетесь на высоте в пять тысяч метров. И занимаетесь тем, ради чего и проделали непростой путь в мир, не предназначенный для человека: изучаете растительный биоценоз на границе с вечным залеганием снегов вершин. Собираете образцы, делаете фотографии, снимаете видео. Проводите экспресс-анализ почв. Изучаете радиационный фон. Ну и еще много чего делаете. Возвращаетесь назад, создаете несколько фундаментальных статей, публикуете их. Монтируете фильм. Заодно, как побочный продукт, выпускаете фотоальбом. Скажите, можно ли все то, что вы проделали, назвать познавательной деятельностью?

– Риторический вопрос, Олаф! – Док поставил стакан и потянулся за трубкой.

– Тогда продолжим. А теперь другая ситуация. В кафе «Шоколадница» сидят двое – она и он. Пьют кофе, мороженым чавкают, смотрят в окно, делают селфи. И тут, после очередного ныряния в телефон, она говорит: «Э-э-э, алё, глянь сюда, ну, смари, какой прикольненький цветочек, а-а-а, в Колумбии растет, на пяти километрах, не, ну надо же!» И тут же опять залипает в мессенджере. Скажите, Док, а это – познавательная деятельность?

– Ну-у, Олаф, это нечестно. Нельзя же так! Простите, но я расширю ваш идиоматический кругозор: у нас в таких случаях говорят – сравнили жопу с пальцем!

– Ваша проктологическая идиома прекрасна! Но я не отступлюсь, Док. Так всё же, этот диалог двух кроманьонцев, впялившихся в смартфон, – это познавательная деятельность или нет?

– Формально – да.

– Док, вы слишком строги к ним. Неформально – тоже. Это познавательная деятельность, и там, и там. Только в первом случае получаются живые знания, что сотрутся из сознания только со смертью человека, их добывшего, причем опираясь на некоторые результаты исследований – и то вряд ли. А во втором – знания мертвые, бессмысленные. Такие знания невозможно никуда применить. Они фрагментарны, отрывочны, противоречивы. Они легко подвержены забыванию и еще легче – непреднамеренному искажению! И таких знаний в мире – девяносто девять процентов. Конечно, Док, конечно, я утрирую – но это всего лишь для того, чтобы пример ярче воспринимался.

Посмотрите, сколько взрослых и вроде бы неглупых людей играет во всяческие интеллектуальные викторины в телевизоре! Им несть числа! Люди-уникумы, люди-эрудиты – яркие, знающие, острые и остроумные. А что толку? Их знания – мертвечина, ибо не выстраданы, не добыты, на них не затрачено ни грана энергии разума, энергии познания. Эти знания просто съедены, переварены, а дальше я, пожалуй, умолчу, что с ними сделано. Кругом списки «знаний», сплошные листинги. А что толку – если ты будешь «как бы» знать, но при этом не будешь уметь и мочь? Ты просто заполнишь объем своей памяти шлаком и мусором, и даже твое умение вовремя и к месту извлекать оттуда карточку с нужным ответом ничего не даст. Зачем знать о вещах, лишенных всяческого смысла? Тем более что и знания эти могут быть ложными. Особенно если ты лишен возможности проверить их самостоятельно. Но это только одна беда.

– Что, неужели еще не всё? – Док забыл про трубку.

– Если бы. Даже такие знания и умения постоянно подменяются еще более бесплодными вещами. Например, терминологическими спорами. Подменяются терминологиями и классификациями. Термины и системы классификаций, как нарочно, предназначены для того, чтобы их выучить, а еще хуже, бездумно зазубрить, сдать экзамен – и забыть как страшный сон. Эти «как бы знания» еще хуже, еще более безнравственны, чем те, что мы с вами рассматривали в первом примере. Почему? Потому что они вообще оторваны от реальности. Они в лучшем случае ее первая, а то и более высокого порядка, производная. Даже не производная – по производной в ряде случаев саму функцию восстановить возможно, а тут просто отголоски какие-то.

– Поручик Ржевский вышел на балкон. «Какое утро чудесное!» – воскликнул он. «Блядь, блядь, блядь!» – привычно откликнулось эхо…

– Док, именно! Наконец, есть еще один момент. Он не к знаниям относится, а к природе человеческого восприятия. Человек, перекормленный в детстве и юности вот такими, с позволения сказать, знаниями, получает на всю жизнь стойкий иммунитет к самому процессу познания. Потому что получение знаний у него ассоциируется с тошнотой. А тошнить не хочется. В итоге мы повсеместно имеем социум, состоящий из неотесанных индивидуумов. При другом подходе все было бы иначе. Но другого подхода социуму не предлагается. А случающиеся яркие исключения лишь подтверждают тотально неизменное незыблемое правило.

– Олаф, мне бы хотелось вам возразить, но, увы, нет возможности. К моему сожалению, вы правы.

– Увы, мой старший друг, я прав – только не «к сожалению», а к прискорбию. И еще один немаловажный момент. В обществе принято выделять и чествовать людей, добывших знания. Это правильно, если знания следуют из практики. Но есть целый класс знаний, возникающий из «ниоткуда». Сидел перед листом бумаги, морщил лоб и – эврика! Осенило! Придумал. Думал, значит, думал и придумал.

Так вот, никаких «придуманных» знаний не существует. Вспомним вашего русского Дмитрия Ивановича. Менделееву его таблица приснилась. Точка. Все настоящее приходит в мир именно так. Получатель знаний при этом выступает в роли приемника.

– Жаль, что такие приемники не бывают преемниками! – скаламбурил Док. – Глядишь, и жизнь бы вокруг наладилась.

– Все настоящие, прорывные, важнейшие знания появляются так: через «приемники». А если есть приемник, то где-то существует и передатчик. Иначе приемник только и будет что транслировать белый шум радиоэфира – что он, впрочем, значительную часть времени и делает. А вот «придумывают» и «открывают» по плану люди исключительно ради докторского или лауреатского диплома. Что же странного в том, что в конечном итоге «открывают» мусор, и место ему на свалке.

Другое дело, что «передатчики» предпочитают подключаться к более развитым, отягощенным интеллектом и опытом «приемникам». Возьмем, к примеру, Пушкина. Хороший был поэт поначалу. Молодой, задорный, с прекрасными способностями к построению фраз, рифм и размеров. Ну, хороший и хороший, что ж, бывает. И вдруг – как подменили! Перед нами сразу – гений, и такого масштаба, что столетия минуют, а свет его таланта не меркнет. Что, был бы не пойми кто, разве изучали бы веками, несмотря на изменившийся несколько раз социальный строй? Нет, не изучали бы.

Второй пример – Высоцкий. У Пушкина хотя бы образование было. Лицей – не пэ-тэ-у. А у Высоцкого что? Один неполный курс строительного, театральная студия, после нее – безработица. Приблатненные песенки писал «от нечего делать». Вот и всё. И вдруг – с места в карьер – пошли шедевры, один за одним. Годами – ничего лишнего, одни такие конструкции, что или мурашки по хребту, или хохот до колик. Сорок лет скоро, как его нет, и что, забыли? Читают, поют, и ничего с ним не произойдет. И знать будут только больше и лучше. Потому что – гений, и, скажу я вам на правах иностранца, не меньший, чем Пушкин.

А истории у них очень похожие. Вначале трудолюбие и занятия сочинительством. Причем не за деньги, за совесть. А следом – резкий скачок! Как будто канал какой-то открылся! Только не «какой-то», а на самом деле – открылся канал. Куда? Вернадский робко называл это «куда» ноосферой.

– А где это? – спросил Док.

– Не знаю, – ответил Олаф. – Что точно, так то, что за пределами обычного человеческого восприятия.

– Ну-у, – протянул Док, – это все общие слова. Сектантством попахивает, простите.

– А чего прощать-то? Я не обиделся, – удивился Олаф. – В кукольном театре бывать доводилось? Как они там пляшут, как выступают, необыкновенные коленца в необыкновенных концертах выкидывая! И что? Они же между спектаклями на крючках висят и в чемоданах лежат. Откуда ж прыть на представлениях берется?

– Э-э-э, так вот вы о чем, мой мудрый и непростой друг…

– Именно, Док, именно, о том самом. Людям гордыня не позволяет экстраполировать ситуацию на себя. А жаль. Чувство собственной важности «пупа вселенной» служит человеку плохую службу. Кроме того, вот думают, что знают. Идешь по улице познания – кругом побелка, парадные подъезды и деревья в мостовой, высаженные квадратно-гнездовым методом. Сплошная красота и непревзойденный ажур. А потом заходишь в подъезд или за угол – а там ничего. Нет никаких зданий, есть подпорки для декораций – сплошная потемкинская деревня.

Летишь над Канадой или Сибирью, внизу, понятно, твоя территория. Флаг, гимн, вот это всё. Но летишь ночью. А под тобой – сотнями километров – ни одного огонька. Нет никакого человеческого присутствия. Леса, озера, горные хребты. Тайга. И что – территория вроде твоя, а тебя на ней нет. Тут же возникает неудобный вопрос: а может, если там нет тебя и таких, как ты, тогда, может, там кто-то другой? И этот другой понятия о тебе не имеет. Почему нет?!

А мы – целостность и непрерывность знания, бла-бла-бла… Черта с два! Фрагментарность, непоследовательность и напиханность противоречиями, куда ни кинь. Везде потайные коридоры, закрытые холстами из каморок пап Карло. Ты только нос сунь – ой, что откроется за нарисованными очагами! Страшно? Страшно, не спорю. Могут ведь и за нос-то прихватить ненароком. И что в итоге? Нет, не суют нос! Айфон небо закрыл, а всем известно – он носом не протыкается! Швейцарский хронометр – чудо техники, веками проектируют и делают лучшие инженеры и часовщики. Целые биографии фирм на этом построены. Мобильные телефоны, компьютеры и прочая электроника сделаны гигантами капитализаций, лучшие умы человечества на них работают. А животный мир и сам человек – они откуда-то на планете взялись, хрен его знает, откуда. Сами-сами, из грязной коацерватной лужи… Выходит, чтобы железку с заданными параметрами сделать, нужно много мозга и ресурсов. А буратины наши сами собой выстругались. И никто ведь даже не поперхнется от пузырящейся глупости и безнадежности! О таком ведь лучше и не думать! Селфичку сделал – полегчало.

Олаф ушел в каюту. Через полминуты вернулся с сандвичами и термосом с кофе:

– Похоже, нам пора перекусить.

Ели молча. За бортом плескала вода, мимо катера то и дело проходили разнокалиберные суда. На причале играла музыка. Миру было наплевать на философские проблемы.

– Искупаемся, Олаф? – И, не дожидаясь ответа, Док спрыгнул с лестницы в воду.

– Слушайте, ну нагнали вы пессимизма, – Док развалился в кресле, с удовольствием ловя кожей солнечные лучи.

– Я бы рад в рай, да грехи не пускают, – достал свежую бутылку рома Олаф. – Из нынешней ситуации нет выхода. Все топчутся на месте, кто с тоской, кто с безразличием, ну а кто и с удовольствием.

– Вообще никакого?

– Отчего же. Видимого – нет.

– А невидимый?

– Думаю, есть. Иначе зачем мне было морочить вам голову.

– Так в чем он?

– В том, чтобы получить доступ к информационному каналу. Хотите скромнее? – к ноосфере. Давайте опять к аналогии. Скажем, живете вы в далеком и пустынном месте. Например, в Неваде. Или сибирском таежном поселке. У вас есть старенький компьютер, плохонький интернет и всякие слухи с глупостями, что по нему беспрерывно циркулируют. И вот вы откуда-то узнаете, что далеко, на другом конце земного шара есть фирма, производящая программное обеспечение, что было бы вам очень кстати. И никто, кроме них, это программное обеспечение не делает. Но есть одна тонкость – на вашем компьютере работать оно не будет. Ваш хардвер устарел и такой софт поддерживать не может. А программное обеспечение нужно вам позарез. Что вы будете делать?

– Я сделаю апгрейд моего компьютера. Поменяю в нем те компоненты, что устарели или недостаточно мощны для того, чтобы запустить на нем нужное мне программное обеспечение.

– Отлично, Док! Однако вы в Неваде. Степь да степь кругом. Или в тайге. Лето, топь, гнус. Что делать?

– Закажу в интернет-магазине. Доставят. Может, не скоро, с оказией, но доставят!

– Браво! И как непосредственно вы будете заказывать? Опишите мне процесс по шагам.

– На сайте отмечу нужные мне позиции. Оплачу электронным банкингом.

– Замечательно. Сайт висит.

– Позвоню по телефонной линии. Карточку авторизую через телефонную платежную систему.

– Прекрасно. А что именно, какое содержание будет в вашем заказе?

– Ну, как обычно. Наименование детали, каталожный номер, количество. Скидка, сумма прописью.

– Так и есть. Разобрались. А теперь давайте я расскажу вам о том, что будет происходить после того, как вы разместили заказ. На том конце, неизвестно где, страдающий от понедельничного похмелья Бивис или такой же друг его Баттхед, работающий за десять долларов в час, пойдет по длинному-длинному складу. Или даже поедет по нему на каком-нибудь модном «сегвее». Подъедет к полкам, где лежат нужные вам детали, скинет их в корзину, сформирует посылку и отправит ее вам. Скажите, Док, этот бивисо-баттхед будет вообще вникать в то, что там лежит в коробочках?

– Нет, не будет.

– Согласен. А даже если ему захочется коробочку открыть, велик ли шанс, что он вот так прямо поймет, для чего эта обезличенная деталюшка предназначена?

– Невелик.

– Опять правда ваша. Точнее, наша. А теперь представьте себе, что магазин и его склад существуют, скажем, сто тысяч лет. И до сих пор прекрасно работают. Бивисы, правда, стареют и умирают. На их место заступают новые…

– И?! Что вы имеете в виду?

– Только то, что сто тысяч лет бивисо-баттхеды делают логистику чего-то, не имея никакого представления о том, чем же они на самом деле распоряжаются.

– Да…

– Дальше в дело вступаете вы. Получаете свою посылку. Вскрываете корпус компьютера. Устанавливаете содержимое коробочек по инструкциям, содержащимся в коробочках.

– Ага, и…

– И не получаете ничего – после включения у вас тот же компьютер. Ну, условно говоря, версия БИО-Са изменилась, винт стал побольше и пошустрее, «мама» чуть другая, да видюха посовременнее. «Каунтер страйк», конечно, веселее будет крутиться, но вы в него больше не играете, потому что обрыдло…

– Так-так, Олаф! Я понял! После всего это апгрейда я покупаю у производителя софт, скачиваю, устанавливаю и получаю…

– Молодец! И получаете новое качество – именно о нем вы столько дней мечтали, ради него предприняли столько осмысленных последовательных непростых действий! А теперь формально опишем ситуацию. Производитель произвел программное обеспечение и знает, как и для чего его применять. Правильно?

– Да.

– Вы узнали – где-то в распределенном информационном пространстве – о программном обеспечении, о том, что оно есть, путем перипетий получили его себе, используете и через короткое время будете знать о нем кое-что, а спустя более долгое – достаточно много.

– Так.

– А как вам удалось это сделать, если вы из своего невадского бунгало или сибирской избушки шагу не ступили?

– Как-как… Интернет-магазин…

– То есть бивисо-баттхеды, ни сном ни духом не ведающие, и были центральным материальным звеном всего процесса? Они никогда не знали, не знают и не будут знать, что на самом деле отгружают и чему служат?

– Именно.

– Иными словами, они обеспечили вам, Док, действенный контакт непосредственно с Программистами. Контакт, без которого все ваши предшествующие блуждания по интернету и беседы с тамошними «гурами» остались бы безрезультатными и бесплодными. Вот мы с вами и начали потихоньку подбираться к сути интересных вещей.

Мы с вами только что описали, как работает система распределенной передачи информации. Изменился ли мир вокруг вас? Нет, нисколько. Изменилось ли качество вашего собственного бытия? Да, и значительно. Но – заметьте – при этом за вами никто не пришел и не устроил вам охоту на ведьм. Хотя, если бы вы заявили по открытым каналам о том, что будете ставить новый софт, уж точно нашлось бы не один и не два желающих откусить вам голову. Что в итоге?

– Я, пожалуй, сформулирую… – тягуче произнес Док. – Мир бивисо-баттхедов остался таким, каким был. Я стал другим. И я – невидим, прозрачен и неинтересен для них. Мне хорошо, я достиг цели. Мне никто не мешает. Прекрасная ситуация.

– Именно, Док! Так и есть! Эра человеков-динозавров, бивисо-баттхедов подошла к концу! На пороге – следующий этап. Как там у бабочек? Яйцо – личинка – куколка – имаго. Вот и у человека – все то же самое. Только уровень другой. Текущий софт исчерпал себя. Но новый софт на старый хардвер не встанет. У него нет обратной совместимости. Нам нужен контакт с Программистами. И неважно, в каких привходящих условиях – в богоявлении или в богоприсутствии. Еще раз: терминологические аспекты мертвы без смыслов. Хватит мастурбировать в рамках очередного карго-культа! Земные философы столько столетий придумывали Новый Мир. И он прекрасен… хоть и с вариациями. Но он недостижим со старым хардвером и операционной системой. Хард еще туда-сюда, а вот операционка скомпрометирована. Вся доступная история, хотя бы после Христа, именно об этом и свидетельствует. Будете возражать?!

– Нет, Олаф, на возражения у меня просто нет сил. Такое ощущение, что сейчас мозги вскипят!

– Да полно вам! Вы просто не привыкли пока. Ничего, координатный ноль скоро встанет на место, и порядок.

Тем временем катерок подошел к причалу Паттайи. На пахнущей приключениями суше начинался пульсирующий сабвуферными низами вечер человеческого безумства.

– Ну что, Док, хватит нам мудрствований? Пора по барам и по девочкам?

– Дорогой мой, у меня другие планы. Мне нужно переварить то, что я услышал.

– Ладно, причина уважительная. Принимается! – Олаф шутя взял под козырек грязноватой, когда-то белой, капитанской фуражки.

– Слушайте, Олаф. Еще вопрос напоследок. Вы так рассуждаете и при этом так молоды…

– Ах, так вы об этом пустяке? Знаете, последние лет пятьсот я всегда выгляжу так, без особых вариаций.

– А почему не позволяете себе быть старше и солиднее?

– Исключительно из утилитарных соображений.

– Не понял…

– Ну, даже хотя бы лет двести назад человек даже вашего возраста, Док, уже вызывал вопросы.

– Почему?

– Так долго не жили! Ну вот я и привык – как там у вас поется? – «вечно молодым, вечно пьяным».

С этими словами Олаф воткнул задний ход. Обшарпанный катерок отвалил от причала, по дуге развернулся, лег на параллельный берегу курс и пять минут спустя исчез из вида.

Док шел в отель мимо гудящей и пузырящейся в барах, подогретой алкоголем и гормонами биомассы. Я должен быть благодарен тому «шмелю», что так нежданно изменил мою жизнь! В голове немного шумело от рома, моря и солнца. Вот теперь – спать. И утро будет добрым. «А теперь иначе и не будет никогда», – услышал он голос Вальки внутри себя. И даже не удивился.