– Давай пойдем погуляем! Совсем спать не хочется. Андрюша, давай, давай! – за ворот свитера вытягивала Андрея из-за рабочего стола Кадри.

– Сейчас-сейчас, только фразу закончу!

– Фраза твоя никуда не денется. По пути в голове закончишь, потом запишешь. Ты ведь на память не жалуешься?! Или всё уже, старенький дедушка, сыплется песочек, сыплется?

– Каа!

– Час ночи. Всё! Гулять-гулять!

День Кадри получился длиннее некуда. Встала в половине пятого. В пять выехала. Час пятнадцать ехала до Светиной птицефермы. В конце ноября на ферму завозили индюшек – целый загон набирался. Сидели, вес наедали. Но уже дня за четыре до Рождества разбирали всех до единой. Света позвонила вчера:

– Куда пропала, девочка моя? Твоя индейка тебя дожидается!

– Большая, теть Свет?

– Шесть кило. Устроит?

– За глаза, теть Свет!

– Давай, давай! Последняя осталась, только для тебя и берегла.

Здравствуй, Света! – кофе, сигарета, поговорить, индейку в багажник, чмок в щеку, еще поговорить – а уже без пятнадцати семь!

Быстро – в «Альфа-Мегу». Успела к семи – к самому-самому открытию. Думала – проскочу. А там полный дурдом, покупатели сегодня оказались умные с утра пораньше – кассы все до единой работали, но куда там! Предпраздничный разноязычный народ сметал с полок все, что есть. Продавцы в испарине гоняли туда-сюда служебный лифт на подземный склад, не успевая выкатывать все новые и новые телеги с товаром. Кадри забила всю задницу «рав-четыре» пакетами и ящиками – три тележки получилось, сама не смогла – рук только две, спасибо ребятам из магазина, помогли довезти на стоянку и погрузить. А уже восемь утра, куда только время девается!

Со всех ног – обратно в деревню. Это еще час десять. В девять пятнадцать взмыленная влетела во двор. Тормознула с визгом резины:

– Андрюша, солнце мое, разгружай!

Бросила машину с открытыми дверьми посреди двора, хвать индейку – и бегом на кухню! В девять сорок пять птица разделана, натерта маринадом и засунута в холодильник. Кадри вышла на веранду, села, закурила. Мариновать как минимум десять часов. Готовить потом в духовке еще два с половиной. И что имеем? А имеем, что еле успеваю к половине одиннадцатого вечера! Конечно, лучше бы в маринаде полсуток выдержать, но тогда все уж точно упадут в голодный обморок, и будет не Рождество, а не пойми что.

Блин, надо было еще раньше встать. И в магазин ехать в местный, что в Полисе, и не сегодня, а вчера вечером. Но вчера было лень. А теперь вот, Кадричка-девочка, пожинай плоды своей лени!

– Посиди, отдохни, вон, взмокла вся! – Марулла вышла на веранду с чашкой кофе для Кадри.

– Посижу, спасибо тебе большое. Дими будет сегодня?

– Сказала, не знает.

– Когда сказала?

– Я звонила двадцать минут назад.

– Не знает или не хочет?

– Кадри, да кто же ее поймет?

Кадри встала с кресла, спустилась с веранды, вышла в сад.

– Дими, ты чего? – услышала Марулла голос Кадри в отдалении.

– Ну…

– И чего?..

– Будешь одна там сидеть? Ты совсем, что ли?

– Нет…

– Приеду сейчас! Собирайся давай.

Кадри вошла в гостевой дом. Андрей долбил по клавишам.

– У дятлов вдохновение? С утра пораньше? Как сегодня?

– Да нормально. Хочу до вечера всё закончить.

– Молодец! Но только чтобы завтра и послезавтра никакой работы.

– Каа, обещать не обещаю, но постараюсь.

– Я в город.

– Чего снова?

– За малолетними.

– Сама не доедет?

– Сама точно соскочит, потом проблем не оберешься. И с ней, и с Маруллой.

– Ну, давай.

– Ты завтракал? Алё? Чего молчишь?

– Ну, позже чуть.

– Приеду – проверю! Я твою машину возьму?

– Бери, конечно.

– И плеер дай мне.

– На тумбочке в спальне.

Выехала за ворота. «Икс-пятый» Андрея она взяла только из-за хорошей музыки – в «раве» не было ничего, кроме хрипатого радио. Нужно собраться с мыслями.

Кадри никогда ничего ей не обещала. Никогда и ничего. Просто принимала Димитру такой, какая она есть, всегда и во всем – без недовольства, без нотаций, без поучений и без каких-либо обязательств и с ее, и со своей стороны. Но с тех пор, как в жизни Кадри появился Андрей, ситуация изменилась. Мышка замкнулась в себе, и прежде всего это почувствовали родители. Когда Дими-тра только познакомилась с Кадри, она просто расцвела – а теперь всё пошло-поехало в обратную сторону. Вроде как никто не виноват – все взрослые люди, все всё понимают, но теперь-то – вот есть Димитра, вот есть Марулла; Димитра в открытую забивает на мать, а виноват кто? А виноват – конь в пальто! Только что-то этот конь сильно похож на меня, с досадой констатировала Кадри.

Вот ни сном ни духом никогда не желала влезть между мамой и дочкой. Да ведь и сейчас – куда я влезла?! Я никуда не влезала! Я просто хочу нормальной жизни. Жизни с человеком, с тем, кого люблю. Отпустите меня, оставьте меня в покое! Каждая из вас – и ты, Дими, и ты, Марулла, зашли в отношении меня дальше, чем следовало. Ну, скажете, всего-то чуточку, подумаешь, так, что ли? Ага! Чуточку – одна, чуточку – другая, а мне от вашего корсета дышать тяжело. И ведь не сбросить разом, применив конструкцию «пошли все на»! Не пойдете, и правы будете. Потому что я сама ситуацию создала. Я создала – мне и распутывать.

Дими с мороженым валялась на диване. Кадри чмокнула ее в лоб, зашла на кухню. Бросила короткий взгляд в мойку:

– Это что такое?!

– Это то такое.

Открыла шкаф с посудой:

– Дими, да у тебя ни одной чистой тарелки не осталось!

Заглянула под мойку:

– И мусор через край!

Зашла в ванную:

– Ты что, забыла, какой кнопкой стиралка включается?

Дими молча сосредоточенно грызла мороженое, впялившись в телевизор. На полу валялись три точно такие же облатки.

Кадри загрузила стиральную машину, засыпала порошок, включила. Вышла из ванной. Собрала мусор из-под раковины, вышла на лестничную клетку, спустилась в лифте, выбросила мусор в контейнер. Вернулась.

Мороженое у Мышки кончилось. Остался телевизор. Димитра сидела с отсутствующим выражением лица.

Кадри помыла руки и принялась за посуду:

– Иди сюда, вытирать будешь! Места не хватит в сушилке!

Димитра нехотя подошла к мойке.

– Полотенце возьми!

Кадри, не поворачиваясь, отдавала Димитре тарелку за тарелкой. Та обиженно сопела за спиной. Запищала стиралка. Кадри вышла из ванной с тазом стираного белья, отправилась на балкон. Дими-тра вышла следом:

– Ка, давай я повешу!

– Вешай!

Зайдя в дом, Кадри домыла посуду. Сама вытерла, поставила в шкаф.

– Дими, иди сюда.

Обняла. С минуту стояли молча. Димитра еле слышно всхлипывала, подрагивая.

– Дими, никто не виноват. Ты не виновата. Я не виновата.

– Я знаю, Ка.

– Хочешь, дай мне пощечину.

– За что, Ка?

– За измену.

– За какую измену?

– За измену тебе.

– Не было измены. Это мужчина. Так не считается.

– Мышка, если измены не было, зачем ты мучаешь себя, меня и маму?

– Что – маму?

– Дими, она на тебя жизнь положила.

– Ой, вот только не начинай!

– Дими, я создала ситуацию. Отвечать за нее мне. Пойми, мать ни при чем.

– Она мне надоела.

Кадри резко отстранилась, чуть ли не оттолкнув Дими от себя.

– Мне моя тоже надоела. И знаешь, что я сделала?

– Что?

– Уехала. Далеко. Чтобы было понятно: я – уехала. А ты что делаешь?

– Я тоже уехала.

– Дими, ты никуда не уехала. Ты на расстоянии сорока километров. Ты грязное белье домой стирать возишь. Ты мамины пироги сюда таскаешь. Ты никуда не уехала. Это плохая игра, Дими.

– Почему?

– Потому что: уходя – уходи. Чтобы мать знала, что ты не за сорок километров, а за две тысячи. А еще лучше, за четыре. Чтобы она не питала надежд, что ты вот возьмешь и соизволишь приехать к воскресному обеду! Ты любишь свою мать, Мышка?

Димитра молчала, повернувшись к Кадри спиной. – Я, Дими, свою мать ненавижу. И я уехала. Ты свою – не ненавидишь. Ты ее любишь. Поэтому – уезжай, Дими. Уезжай. Не делай свою маму заложницей твоего закончившегося детства. Роди ребенка. Сделай Маруллу бабушкой. Она спит и видит, как будет возиться с внуками.

– Откуда ты знаешь?

– Она мне сама говорила, – соврала Кадри.

– А ты?

– А я, Мышка, тоже хочу ребенка. И мужа. И вообще – собирайся, я в машине, – Кадри закрыла за собой входную дверь.

– Какая у тебя тачка… – оценивающе протянула Дими.

– Не моя.

– Андрея?

– Почти. Прокатная.

– Не ври. На прокатных номера красные.

– Дали ему. Попользоваться.

– Хорошая. Такая кучу денег стоит.

– Ну а что же нам с тобой все как лягушонкам в коробчонках ездить?!

Заулыбалась. Вот же дитё непутёвое. Ладно, время лечит. Милая-милая Мышка, пусть у тебя все будет лучше всех.

Обеда не было. Перекусили так, на скорую руку – Марулле и Кадри пора было приниматься за подготовку вечернего стола.

– Андрюша! – отвела его в сторону Кадри. – Мы с Маруллой займемся готовкой. Бери Димитру, сходите, погуляйте часик.

– Зачем?

– Затем, чтобы она знала, что ты не чудовище. Я прошу. Для меня можешь?

– Могу.

– Дими!

– Чего?

– Сходи, проветри моего мужа!

– А ты?

– А мы с мамой сегодня генералы жестяных кастрюль!

– Что ты с ней сделала? – Марулла вопросительно смотрела на Кадри.

– В смысле?

– В смысле, что она снова нормальная.

– Поговорили.

– Посуду не били?

– Нет, обошлось.

– Я мать, я желаю ей только добра.

– Марулла, главное, чтобы она сама себе его желала.

– Как ты права, девочка моя.

– Андрей, иди сюда! – Кадри открыла дверцу духового шкафа. – Варежки надень. Доставай! Только осторожно, она тяжелая! Не урони!

За стол сели в четверть двенадцатого. Костас молчал, улыбался, подливал всем вина. Кадри съела кусок индейки, несколько ложек салатов и поняла, что сегодня в нее больше никакая еда не влезет. Обычная история человека на кухне – пока готовишь, напробуешься, вроде всего по чуть-чуть, а места больше нет. Беседа не клеилась: у Костаса только греческий, у Андрея русский и английский, поэтому мужчины из общения между собой автоматически выбывали. Ну а Марулле, Димитре и Кадри тоже особо говорить было не о чем. Сидели, перебрасывались ничего не значащими фразами, выходили то и дело – кто вместе, кто порознь – на веранду на перекур.

Старые часы в гостиной пробили двенадцать. Марулла принесла здоровенный торт. Андрей наклонился к Кадри, прошептал на ухо:

– Случайно, не морковный?!

Кадри посмотрела на него серьезно:

– А ты попробуй!

И тут же громко рассмеялась. Марулла и Дими-тра не поняли. Кадри перевела им анекдот про пекаря, кролика и морковный торт. Костас долго смеялся. Потом встал с бокалом. Кадри придвинулась ближе к Андрею – переводить.

– Я уже немолодой человек. Я не знаю никаких иностранных языков. Я никогда не уезжал с острова. И говорить я не умею. – Костас ненадолго замолк. – Я работаю, сколько себя помню, с малых лет, и по-другому я жить не умею. Я пришел в этот дом давным-давно. Я потерял все, что у меня было, а дом этот был для меня чужим. Самое страшное, что я потерял тогда – я потерял надежду. – Костас снова замолчал. Повернулся к жене.

– Ты вернула надежду. А за надеждой ко мне, – Костас с трудом подбирал слова, – нет, не ко мне. В меня. За надеждой в меня вернулась жизнь. Мне было немногим за тридцать, и я не понимал, зачем я живу. Я не хотел жить. Теперь мне скоро семьдесят, и я хочу жить. Потому что понимаю, зачем я живу.

Костас вышел из-за стола. С бокалом в руке, прихрамывая, прошелся по гостиной – вперед, назад. Все ждали.

– Я понял, понял самую главную вещь. Я не знаю, как выглядит Бог и где он живет. Я понял, зачем я здесь. Я здесь затем, чтобы передать надежду, полученную мной от матери и отца, своим детям. – Костас осекся. – Моему ребенку. Димитра, я верю в тебя и надеюсь на тебя. Посмотри, у тебя есть друзья. Близкие друзья. Посторонних нет за этим столом. Доченька, теперь настало твое время. Нести надежду, чтобы передать ее дальше. Тот, чье рождение – праздник для нас сегодня, у него большое сердце. Он когда-то поделился своей надеждой с каждым из нас. С каждым из прошлых и будущих поколений. Нам нельзя обмануть его ожиданий. Будьте счастливы. С Рождеством вас!

– Медвежонок… – Марулла обняла мужа, – я… – Но ничего не смогла сказать, просто спрятала лицо на его груди.

– Мама, папа! – Димитра влезла между родителями, как когда была еще совсем маленькой, крепко сжала обоих и замерла.

Вот, посмотри. Она не плачет, думала Кадри. Она не плачет. Значит, сегодня она стала взрослой.

– Давай пойдем погуляем! Совсем спать не хочется. Андрюша, давай, давай!

Они вышли на улицу, в штиль и высокое ясное небо.

– Андрюш, как жить будем?

– Будем. Счастливо. Долго.

– Ты уверен в себе?

– Я уверен в тебе.

Доктор Сепп. Что вы делаете в моей жизни? «Вам не следовало делать того, что вы сделали. Я сожалею, что вынужден вам это говорить». Что вы делаете с моей жизнью? Сегодня Рождество. Я… я не ждала вас. Уйдите, прошу! Нет, не так. Сегодня Рождество. Особая ночь. Вы правы, доктор. Вы во всем правы.

– Андрей.

– Что?

– Я бесплодна.

– Не понял.

– Я не могу иметь детей.

– Как?

– Вообще. Не могу. И никогда не смогу.

Небо покачнулось? Да. Это он взял меня на руки.

– Андрюша.

– Да.

– Ты понял, что я сказала?

– Я слышал.

– Но ты понял?

– Нет.

– Почему?

– Потому что никогда не говори «никогда».