На дворе ничего интересного не было. Заглянул в бочку - пустая, попробовал покатать колесо - тяжелое и грязное. Вот тощища-то! И вдруг вспомнил о футбольном мяче. Побежал в избу, заставил Виктора надуть мяч (у него это здорово получается!) и, выбежав на двор, для начала дал хорошую свечку. Мяч весело прозвенел под ударом и взлетел вверх, тугой, нарядный, ярко-желтый. Приняв свечку, ударил в стену - стена отпасовала мяч, ударил второй раз - и увидел мальчишечью голову, высунувшуюся из-за косо повешенного полотнища ворот. Заметив, что Сережа смотрит на него, мальчишка показал язык и спрятался, но скоро опять высунулся. Сережа, прижав мяч к боку, пошел к воротам.
Мальчишка не убежал, только зажмурил глаза, замерев от страха перед мирским поганцем. Паренек был крепенький, налиток, такого о камень бей - не расшибешь, от такого и мороз отскакивает. И смешной очень! На лице крупные красные веснушки, брови выгорели, их и не видно почти, а нос, такой курносый, что из ноздрей хоть стреляй, как из двустволки. Был он бос, но в меховой ушанке. Одно ухо ее торчало вверх, другое болталось. Вылитый лопоухий заяц! Посконная рубашонка подпоясана высоко, почти под мышками, мочалой. Под рубашкой выпячивалось пузо. Сережа дружески ткнул мальчишку в пупок:
- Тебя как зовут, оголец?
Мальчишка вздрогнул, еще крепче зажмурил глаза и ответил басом:
- Митьша.
- А меня Сережа. А сколько тебе лет?
- Не ведаю. - Митьша осмелился открыть глаза, грустные, неулыбчивые. - Годам бог счет ведет.
- А где ты живешь?
- Эвон! - указал Митьша на полуразвалившуюся избу на противоположной стороне улицы.
- Значит, ты с нашей улицы? А книжки у тебя интересные есть?
- Не.
- А ты читать-то умеешь?
- По псалтыри кое-как бреду. Я одну зиму только учился, буквы учил и цифири.
- А почему больше не учишься?
- А на кой? Учатся только поповичи, чтоб попами стать. А простым людям на что грамота? - Митьша запыхтел и сердито добавил: - В школе розгами дерут.
Сережа свистнул:
- Надо же! А за что дерут?
- Для подспорья. А тебя в школе драли розгами?
- Скажешь! Попробовали бы!
К мальчишкам подошел Женька. Митьша потянулся было погладить его, но Женька зашипел, сморщив черный нос, обнажив залитые слюной клыки. Повернув голову к Сереже, пес посмотрел на него с бесконечной преданностью, любовью и обожанием: вот, мол, кто мой друг и хозяин!
- Ты, Митьша, никогда так больше не делай - укусит. Женька с высшим образованием. А что у тебя в кулаке зажато?
Митьша разжал кулак. На ладони его лежал пустой спичечный коробок, выброшенный ночью Птухой.
- Что глаза пялишь? Завидно, чай? Ни у кого такой нет. Отымать будешь, в ухо дам!
- Эх ты, чудик-юдик! - засмеялся Сережа и швырнул об землю подпрыгнувший мяч. - Давай в футбол играть. Умеешь?
- Какой футбол? Как играть?
- Ногами. Становись в ворота, я буду бить, а ты не пропускай.
Митьша посмотрел на свои расчесанные, в цыпках босые ноги и решительно подтянул штаны.
- Давай!
Он встал в поповских воротах, разведя руки и растопырив ноги, будто не пускал в ворота корову. Но от мяча, пробитого Сережей, шарахнулся в сторону.
- Гол! - закричал Сережа. - Первый гол в Ново-Китеже!
Он пробил по воротам еще раз, еще и еще раз, пробил десять, двадцать раз, но ни одного мяча Митьша не задержал. Он испуганно жмурил глаза и пятился от пролетавшего мяча.
- Фиговый из тебя вратарь, - поставил Сережа ногу на мяч. - Давай я в ворота встану, а ты бей. Ну, наподдавай!
Много раз пробил Митьша по воротам, но все мячи были или отбиты, или пойманы Сережей. Митьша рассвирепел. Он сердито сопел, то и дело подтягивал штаны, трепыхал ушами шапки, оббил и о мяч и о землю пальцы ног, но мирской Сережка, словно колдун, ни разу не пропустил в ворота мяч.
- Будя! - запаренно опустился Митьша на землю, вытирая вспотевшее лицо снятой ушанкой. - Не умею я в ваш футбол бить.
- Научишься, - покровительственно сказал Сережа и замер, прислушиваясь.
Издалека откуда-то доносились многие мальчишечьи голоса:
- Это кто кричит?
- Ребята посадские. На выгоне они,
- Что делают?
- Стрелки из луков пущают.
- Можно посмотреть?
- А чо нельзя? Пойдем!