На дворе послышался пьяный голос попа, и вскоре он вошел в боковушу. Его шмыгающие, хитрющие глаза с подозрением уставились на мирского, потом перешли на Истому. Юноша стоял около большой иконы божьей матери. Не глядя, на ощупь, выбрал из букета кистей, стоявших в кувшине, тоненькую кисть, макнул в краску и двумя быстрыми мазками вложил в глаза богородицы суровость и гнев.
Поп Савва пьяно всплеснул руками:
- Охти, владычица! Не бывало допреж сего в обычае. Положено у богородицы глаза писать заплаканные, от скорби немые. Изошла слезами от горя, всемилостивая. А у тя не печальница, а баба ядреная!
Виктор посмотрел на икону и подумал: «Поп хоть и пьян, а видит зорко. Не вышло и в самом деле у Истомы скорбной, тонколицей богородицы».
С иконы глядели не скорбные, а бойкие, умные глаза, черненькие, круглые, как у соболихи. Не печальница, а крепкая, как грибок, бабеночка, властная, матёрая. Лицо широкое, умное и суровое, на щеках горячий пунцовый румянец. Такие в Древней Руси, в лихие годины шли на стены осажденного города, лили на врага кипящую смолу, камни бросали, а то и бердышом махали.
- Тьфу! - плюнул с омерзением поп. - У тебя не матерь бога нашего, а торговка базарная Дарёнка!
Виктор вспомнил вчерашнюю драку на толчке, поднятый в яростном взмахе лоток, разлетевшиеся во все стороны пироги и скрыл под пушистыми ресницами веселую усмешку.
- На еретичку дырницу Дарёнку, бунтовщицу ведомую, православные молиться будут? - заорал поп, тряся толстыми щеками. Он налетел на отвернувшегося внука и замолотил в его спину кулаками. - Выбью дурь! Выбью! Прокляну!
Савва вылетел из боковушки, толкнув появившегося в дверях Птуху.
- С якоря сорвался, всечестной отче? - раздраженно крикнул ему вслед мичман, но, увидев богородицу, притих и медленно пошел к иконе.
Разглядывал ее долго, то отходя, то приближаясь, склоняя голову то вправо, то влево. Наконец сказал восхищенно:
- Кошмар, до чего похожа Дарёнка! Истома, друг, подари мне этот портрет, а я его Даренке поднесу. Вполне джентльменски получится!
- Это, Федя, икона богородицы, называемой «Утоли моя печали».
- Чего-чего? - Под глазами и на висках мичмана собрались хитренькие и веселые морщинки. - Ха! Слышали? Дарёнку в богородицы произвели. А что? Бабонька она такая, что и впрямь - унеси мою печаль! В городе сейчас ее встретил. Буду ей помогать пирогами на толчке торговать.
- Нэпманом решили сделаться? - засмеялся Косаговский.
- Скажете! - ответил обиженно мичман. - Буду ее охранять. Мордастые парни, Душановы псы, начали интерес к ней проявлять. Ближе, чем на кабельтов, жлобов к ней не подпущу… Пойдемте во двор, Виктор Дмитриевич. У нас гости.