Собор был темен и тих. Такая таинственная тишина бывает только в пустых ночных храмах. Пахло ладаном, церковной пылью, плавленым воском. Принесенный Истомой из алтаря многосвечннк, зажженный на все семь свечей, бил светом в лицо спящего Сережи, и он недовольно морщился. Мнтьша рядом с ним спал с улыбкой на лице. Капитан Ратных, Истома и Птуха спали бок о бок с ребятами, будто оберегая их. А Женька, свернувшись клубком и сунув морду в пах, спал в ногах Сережи. Пес спал неспокойно, то и дело открывал один глаз и смотрел заботливо на дежурившего летчика.

Виктор сидел на полу, привалившись к стене. Как и все эти дни, он и сейчас думал об Анфисе. «Есть ли надежда на нашу встречу? - спрашивал он себя и боялся ответа. - Смерть ее отца!.. Сможет ли она простить это?..» Но была в душе его надежда на какой-то случай, который все исправит, уладит, успокоит.

Он поднял правую руку и поглядел на перстень - подарок Анфисы. «Пусть будет он тебе вечной памятью обо мне!..» - вспомнил он слова девушки. Но гранат сейчас не излучал внутренний свет, не сыпал горячие искры, был темен, слеп, тускл. Сердце Виктора снова сжали страх и безнадежность.

Женька вдруг открыл глаза, поставил торчком уши и, злобно залаяв, кинулся к двери. В дверь осторожно стучали. Капитан, привыкший по тихому зову одним рывком сбрасывать одеяло и сон, вскочил и подбежал к двери.

- Кто? - громко и тревожно спросил он. Ответ донесся глухо.

Виктор не расслышал голос за дверью, а капитан схватился за голову:

- Не может быть! Вот радость-то! Он поспешно отодвинул засов и распахнул дверь. Тихо, как из сна выходя, шла к Виктору Анфиса. Лицо ее будто обрезано по лбу и щекам глухим черным платком. Она надела жальбу, черное печальное платье, - траур по убитому отцу. Тихие серые ее глаза с испугом смотрели на Виктора, на его забинтованную шею и на лицо, измазанное в крови.

- Светик мой, жив! Жив!

Неудержимо хлынуло все затаенное, скрываемое от людей. Она обхватила Виктора за шею, прижалась головой к его груди и задохнулась в рыданиях. Виктор наклонился к ее лицу, сказал с тихой, ликующей радостью:

- Пришла… Вернулась. Я боялся…

- Знаю, чего ты боялся. - Она говорила, не поднимая головы от его груди. - Преставился мой родитель. Не в честном бою, а в бою неправедном. В прах его разнесло. - Анфиса перекрестилась. - Жил батя грешно. Вечно буду молиться за его душу, а меж нами кровь его не встанет.

Виктор крепче прижал ее голову к груди. Мальчики спали, их не разбудил приход Анфисы; капитан и Истома растроганно глядели на встречу Виктора и Анфисы, и только мичман заметил, что вместе с дочерью посадника в собор пришла и еще одна женщина. Она укутала лицо в узорный плат и низко надвинула поверх шапочку, обложенную мехом. А под шапочкой беспокойно бегали в красных прожилках глаза горького пьяницы.

- Тю! Тут какая-то тайна! - сказал Птуха, описывая круги около женщины. - А ну-ка!

Он невежливо потянул платок и отступил в изумлении.

- Приветствую! Явление восьмое, те же и поп Савва!

Из платка показалась хитрая, распухшая от комариных укусов физиономия попа.

- Как ты сюда попал? - строго спросил деда Истома.

- Погоди, внучек, дай бабью одежину снять. - Поп начал снимать платок, кацавейку, юбку. - Как разогнали скоропалительные самопалы бунташную посад-чину, так и кинулся я к государыне Анфисе. Она ведь голубица, она добренькая, и умолил я ее свести меня с вами, с мирскими. В мир уйду! Здесь мне оставаться не с руки. Сидел я с верховниками в осаде? Сидел! Посадские за это на меня зубы точат. А потом с вами Детинец на слом брал? Брал! Старицу боголюбивую непотребными словами костерил? Костерил, еще как! Она мне это теперя припомнит, семь шкур с меня спустит! Одна дорога мне - вместе с вами в мир уходить.

- Завязало тебя, попище, калмыцким узлом? - усмехнулся мичман. - Теперь не выпутаешься!

- Звонил поп Савва во всю мочь, а теперь с колокольни прочь! - с холодным презрением сказал Истома. - Теперь вертится, как вор на толчке!

- Погоди, Савва, мы сами не знаем, уйдем ли в мир, - сказал капитан. - И рады бы в рай, да грехи не пускают.

Анфиса, стоявшая с Виктором в стороне, подошла к капитану:

- Мирской, я пришла вам помочь. Никто, ни одна душа не увидит, как вы уйдете из собора. Тайником подземным уйдете. Из собора подныр под землей идет. Таем и уйдете. Батюшка покойный перед боем, перед тем как на коня ему сесть, рассказал мне о подныре. «Чую, - сказал он мне, - что настал недобрый час, смута и разоренье будут, и смертоубийства, и большой пожар в Детинце неминуем. Ты в этот недобрый час и беги этим тайником. В тайгу выйдешь и к лесомыкам уходи, на их выселки».

Капитан, Косаговский и Птуха переглянулись понимающе.

- Нашли мы этот тайник, Анфиса, - сказал капитан. - В подполье собора он начинается…

- А пройти подныром не просто, - перебила его Анфиса. - Развилок там много. Не на ту свернешь - и будешь до последнего своего вздоха под землей бродить.

- Мать богородица, страсти какие! - попятился поп Савва.

- И это знаем. А как же пройти? - спросил Ратных.

- Вот, бери! - протянула ему Анфиса тонкую полированную каменную плитку. - На ней верный путь по тайнику указан.

Капитан поднес плитку к семисвечнику. Он рассчитывал увидеть план подземного хода, а увидел высеченные знаки. Были на плитке крест, круг, подкова, были прямоугольник, стрела, треугольник, косой крест, полумесяц и другие. Они были высечены тремя вертикальными колонками, один значок под другим.

- Знаки эти маячить вам будут в подныре, - объяснила девушка. - Но и обманные знаки там есть. На каждой развилке знаков много, а идти надо на тот знак, который на каменной этой дощечке указан. А коли обратно пойдешь, на обратную сторону дощечки гляди.

- Створные знаки, чтоб я пропал! - воскликнул обрадованно Птуха. - Теперь распутаем подземный фарватер!

- Возьми и это, мирской. - Что-то тихо, мелодично звякнуло, когда Анфиса выпростала руку из-под опашня. На руке ее, ниже локтя, было надето железное кольцо, а на нем висели три больших старинных, винтом, ключа. Девушка сняла кольцо с руки и протянула его капитану. - «Две двери под землю ведут, в подныр, а через третью дверь на свет божий выйдешь», - сказал мне батюшка, когда в последний раз со мной прощался.

- Спасибо, Анфиса, - смущенно сказал капитан, - но только мы те два замка… Сломали мы их! Извините, побезобразничали. А нет ли еще таких ключей у кого-нибудь и дощечки такой же, не знаете, Анфиса?

- Знаю. У старицы есть, а более ни у кого. Батя мне так сказал.

- Нет теперь у старицы ни ключей, ни пластинки со створными знаками, у Колдунова они, у вашего таинственного гостя из верхней горницы. За сладкое винцо и за колоду карт отдала их Нимфодора. - Капитан шагнул к Анфисе и протянул ей руку. - Вы спасли нас, спасибо вам. А вы вернетесь, конечно, в Детинец?

- Мне возврата в Детинец нет. - покачала головой девушка. - Страшно мне в Детинце, будь он трижды пр amp;клят, гнездо змеиное! Я с вами отсюда уйду и в посады побреду. С народом жить буду.

Косаговский молча обнял Анфису.

- С нами пойдете? Очень хорошо! - ласково посмотрел на девушку капитан. - Идемте, товарищи! До двенадцати ноль-ноль мы далеко уйдем, у таежных охотников на их хуторах будем.

- Митьша, вставай! - затормошил проснувшийся Сережа все еще спящего друга. - Подземным ходом пойдем! Как Том Сойер. Красота! - сиял глазами Сережа.

- Ас тобой, Савва, не знаю, что делать, - посмотрел Ратных на попа. - В мир пойдешь не один ты, все посадские в мир уйдут. Найдем мы дыру!

- Кормилец, когда это еще будет! Сейчас возьми! - упал поп на колени. - Муторно жить в нашем граде богоспасаемом. У нас всех скрозь и подряд бьют и дерут немилосердно. Посадник мужика кнутом отодрал; тот, пришед домой, жену за волосья оттаскал; женка со злости сынишку шлепнула; тот собаку пнул; та на кошку бросилась, а кошка в сердцах мышь на клочья порвала. Вот как живем, родимый! Разве ж это жизнь? В мир без памяти хочу!

- Разрешите доложить, товарищ капитан? - вытянулся по-строевому Птуха. - Нельзя попа в нашу команду брать. Я преподобного свечкодуя насквозь вижу и еще на аршин под ним! Он из семи печей хлеб ест, и нашим и вашим пляшет!

- Слезно тебя молю - не подпускай к себе близко деда. Не подпускай! Предаст, Иуда! - взволнованно сказал Истома.

- Внучек, чаделько, что говоришь? - пополз поп на коленях к внуку, потом пополз к мичману. - Федя, и ты на меня? Погибели моей хотите? Мне одна дорога - в мир, в город Одессу! Шибко хорошо ты о нем рассказывал, Федя.

- Иди ты!.. - гаркнул было мичман, но, оглянувшись на Анфису и мальчиков, сбавил тон. - Да я тебя, божью дудку, с Потемкинской лестницы спущу! Все ее сто девяносто две ступени спиной пересчитаешь!

- Савва! - окликнул попа Ратных.

- Аюшки, Степанушка, дорогой!

- Говори: предашь нас при случае?

- Николи! Крест целую! - искательно заиграл глазами поп. - В миру кабак открою. Дорогими гостями будете, - поклонился он мирским.

- Пустите Дуньку в Европу! - засмеялся Косаговский.

- Ладно, берем, язви тебя! - согласился, улыбнувшись, капитан. - Пивом в ларьке будешь торговать, честной народ на пене обжуливать.

- Смотрите на него! Опять вывернулся, как намыленный! - удивился сердито Птуха.