Истома зажег чадик, плошку с топленым салом. Штопор жирного дыма потянулся к потолку. Крошечное пламя освещало только стол и лица сидевших за ним людей. А дальше стояла тьма, где шуршали тараканы и пищали мыши.
- Ты, батя, брось! - зло сказал попу Птуха. - Вокруг да около крутишь. Давай ближе к ветру! Про белое железо говори!
- Тебя еще не хватало! - прихлопнул поп ладонью таракана, панически мчавшегося через стол. - А что белое железо? О нем сказ короткий. Истинно дьявол, а не лесомыки нашли его в Ободранном Ложке. Это еще когда было! При старице Пестимее, до прихода к нам бурятцев. То никому не нужно оно было, а то вдруг давай, давай! Вам оно нужно, мирским. А на кой ляд, спрашивается? Бывало, из него свистульки ребятам отливали или бусы девкам… Ой, попаду я из-за вас на плаху! - всплеснул поп руками. - Запрещается ведь о белом железе рассказывать.
- Это не золото ли? - спросил осторожно Виктор.
- Какое тебе золото! - отмахнулся поп. - Золота в Ново-Китеже почти и нет. Было маленько, что предки наши из мира принесли. Да износили его. О золоте у нас только в сказках говорят. Однако белое железо, как и золото, ржа не берет.
Серые глаза капитана стали вдруг особенно внимательными.
- Ржавчина не берет? Так, так… А вид у него какой?
- Название - белое железо и видом беловатенькое. Тяжелое! На много тяжельше черного железа.
Ратных опустил заблестевшие глаза и спросил спокойно:
- Нельзя ли посмотреть на ваше белое железо?
- Чего захотел! - Поп даже отшатнулся. - Во всем городе крупинки не найдешь!..
Он почесал в грязной бороде, потер ладонью мясистую лысину и продолжал раздраженно:
- Кончать поведание буду, спать время. На чем я остановку сделал?.. Вспомнил! Вот он, белый камень, - поднял Савва со стола белую гальку. - И хотел бы про него забыть, да разве забудешь! В те поры, как отказались посадские белое железо копать, верховники придумали новую погонялку, на соль лапу наложили, приказали соль посадским не продавать, а всю ее в Детинец везти, под охраной стрелецкой. Чуешь? А дорогу за соляным обозом вениками подметают, чтобы ни порошинки соли людям не попало. И объявлено было, что соль только в обмен на белое железо будут давать.
- Погибает народ без соли, - печально сказал Истома. - Десна у людей гниют, смрад изо рта идет, зубы, как скорлупки ореховые, люди выплевывают. - И, помолчав, добавил: - Тогда и поднял Вася посады па. бунт.
- Поднял твой Вася да и уронил! - хихикнул поп. - Он только еще замахивался, а Детинец ударил со всего плеча! Васька Мирской и другие бунтарские главари сидели ночью в кузнице, мозговали, как утром идти на Детинец, соль и волю добывать, а зеленые кафтаны той ночью налетели на посады. Кровь полилась по улицам святого нашего града. Ручьями полилась.
Истома вытащил из шкафчика книгу «Поведания», положил ее на стол поближе к чадику, нашел нужную страницу и начал читать:
- «Верхние люди со старицей и посадником в Детинце заперше сидели, а стрельцы, вся сотня, сели на конь. И бысть в городе сеча злая, избиваша стрельцы посадских, даже старцев и сущих младенцев не щадя. Зане не смей бунты кипятить противу ее боголюбия старицы, владыки посадника и лучших верхних людей».
Истома закрыл книгу и увидел испуганные глаза Сережи. Капитан сидел понурясь, глядя в пол. Виктор побледнел так, что побелели даже губы. Птуха вздыхал тяжело и трудно, словно задыхался.
- А что с Василием? Убили его стрельцы? - поднял голову Ратных.
- Стрельцы порубили саблями в кузнице всех бунтовских атаманов, а Василия в полон взяли, хотели пытать его, - ответил Истома. - Посадили в Пытошную башню, а пытать не доспели. Друзей у него много было. Ночью они к башне подкоп сделали, освободили Васю. Бежал он из города, а до мира не дошел. Зима была, а через Прорву и зимой ходу нет. - Истома помолчал. Он сидел, крепко прижав к себе Сережу и глядя куда-то в тьму избы. - Брели наши лесомыки по тайге, собаки их остановились над сугробом. Лаяли нехорошо. Разрыли лесомыки сугроб, под ним Вася лежал. Загнал его Ново-Китеж в снежную могилу.
- И поделом! Речено бо в пророцех: «Подъявший меч, от меча и погибнет!» - торжественно сказал поп. - А после ночного побоища мертвых с камнями за пазухой в Светлояр валили, в ершову слободу раков ловить. И доселе, как северяк подует, волну великую разведет, так батюшка Светлояр, гневясь, починает на берег кости людские кидать.
Сережа испуганно посмотрел на темное окно и прижался к Истоме. Но, застыдившись, отодвинулся немного.
- Не токмо людям языки рвали, и Благовестнику тоже Нимфодора приказала язык вырвать. Зачем народ на бунт звал? Никто толком не знал, сколь веков назад его отлили, такой он древний, а старица велела его на деньги перелить. Старые-то деньги, из мира привезенные, поистерлись и поистерялись. Было у нас вече, да оплыло! Окняжили верхние люди Ново-Китеж. Вот и разделился Ново-Китеж на сидней и дырников. Сидней не так много, а дырников полны посады. Сидням в Ново-Китеже любо, а дырники мечтание имеют через дыру в мир, на Русь, обратно уйти от беспощадного тягла. Одначе дырникам даже и кричать об этом не позволяют, враз слова обратно в глотку вобьют!
- Видали мы в городе парней с рожами сытыми, в хороших кафтанах. Они на дырников в драку лезли, - сказал капитан.
- Холуи детинские! - крикнул Истома с неожиданной ненавистью в васильковых глазах. - Дворня посадника и стар'ицы, а еще братовья да родня стрельцов. Всегда сыты, пьяны, на плечах добрые кафтаны!
А поп, бесстыдный, наглый, вдруг захохотал зычно:
- Богато в Детинце живут! Из мира волокут им для тела всякое роскошество, для пуза сладкоядение, для очей отраду! Девки и бабы детинские нарядятся в мирское да и любуются в глядельца стеклянные. Нимфодоре зонт, вишь, понадобился и махалка для прохлады, а посаднику труба дальнозоркая да черные блескучие дьяволовы копыта на ноги. Чего в Детинце нет? Все есть! Эх, и живут!
- А на посадском народе теперь облога белым железом лежит, - горько сказал Истома. - И в городе, и в деревнях на все облога: и на курицу, и на собаку, и на кошку. Зимой прорубь в озере сделаешь, воду брать, и за ту щепотку белого железа в Детинец неси. А еще огульные работы придумали. Выгонят стрельцы весь посад или всю деревню, всех без разбора, огулом и ведут в Ободранный Ложок. Сказано же: огульная работа! А старица говорит - богова работа. Не пойдешь - стрельцы семь шкур спустят, а на Ободранном Ложке с тебя восьмую шкуру сдерут! Из последних сил выбьют! Горше адовой муки тот Ободранный Ложок. Сколько там душ загубили! Возами мертвецов возят в тайгу, на древнее кладбище, а теперь там такое кладбище - глазом не окинешь. На городских кладбищах запрещено тяглецов умерших хоронить, чтобы бабьего воя не было.
- Не гневи, Истома, господа вседержителя роптанием своим. Благостно живем, по преданиям дедов и прадедов наших! - умильно возвел поп глаза к потолку. - И вот вам весь сказ: про белое железо и про заворуя Ваську Мирского. Не бывать бунтам противу Детинца!
- Пес ты старый, глухой, слепой и бесчухий! - вскричал Истома. - Не загадывай, поп! Таскал волк, потащут и волка. Узришь ты бунт! На щепки Детинец разнесут!
Но упившийся поп уже спал, положив голову на стол.
- В жизни не слыхал такого популярного доклада, - мрачно ухмыльнулся мичман, глядя на попа. - Бурные аплодисменты! Все встают.
Истома бесцеремонно сдернул «докладчика» с лавки и, подсаживая в зад, затолкал его на полати. Увидев, что и Сережа спит, полулежа на лавке, он осторожно поднял ноги мальчика на лавку, сунул ему под голову засаленную подушку и накрыл своим кафтаном.