Ратных сидел на колоде и смотрел, как в грохоте молотов рождался ратный доспех для веселого и страшного бунташного дня. Днями и ночами стучал Кузнецкий посад кувалдами и молотками, звенел наковальнями, сопел мехами горнов и домниц. И не бабьи рогачи и сковородки, а булатные мечи и огнебойные пищали ковали теперь ново-китежские кузнецы. И не овес на толокно толкли в посадах, а терли ручные мельницы мак ружейный, зелье стрельное, как называли в Ново-Китеже порох.

Мишанька Безмен схватил залощенную веревку, качнул, и мех сипло вздохнул. Пламя взлетело над горном, в кузне стало светлее. Будимир ущемил огромными кузнечными щипцами щелкавшую окалиной болванку и перенес ее на наковальню. И снова тяжко зазвенела под молотом наковальня, снова брызнули красные и золотые искры.

- Удастся ружьишко, чую! - кричал Будимир под грохот и звон ковки. - Святое ружьецо! В праведном бою как молния будет разить!

Поковка на наковальне вытягивалась, и уже видно было, что это будет ствол длинного ружья. Будимир ударил ещё раз и бросил в горн остывший ружейный ствол.

- День и ночь кузнецы стучат, боевую справу готовят, - сказал он, - а погляди со стороны - все спокойно. Будто и нет никакой свары меж Детинцем и посадами. Ходим друг около друга по-кошачьи, на мягких лапках. А драке меж нами быть, не миновать!

Капитан положил руку на горячее плечо кузнеца.

- Начинать бы надо, Будимир. Перекалишь плавку, угар, а не железо будет.

- Понимаю, хлебна муха. Придут посадские старосты, тогда и решим. Их жду.

А старосты уже пришли: Гончарного посада, Щепного, Рыбного и других. Потом пришли Пуд Волкорез и деревенский староста Некрас Лапша. Последним пришел Алекса Кудреванко и с порога сказал:

- Детинец собачьим нюхом бунт почуял, тоже начал готовиться. Стены крепостные глиной обмазывают, от поджогов. Пригнали в Детинец скот на случай осадного сидения, привезли муку с мельниц и сено с лугов. Мои дозоры заметили.

Алексе было поручено обложить Детинец скрытыми дозорами, следить, не попытаются ли братчики пробраться в Детинец.

- Следи во все глаза, Алекса, - обратился к солевару капитан. - Днем они не пойдут, а ночью попытаются прошмыгнуть.

- И ночью глядим, - успокоил его Алекса.

- Детинец тоже с нас глаз не спускает. Душан подглядчиков в посады посылает, вызнать, что делает и что говорит посадчина, - сказал гончарный староста. - Заметили мы.

Пуд Волкорез посмеялся жестким, сухим смехом;

- Не все возвращаются, коих Душан в посады посылает.

Все одобрительно покивали головами. В посаде видели Душанова подглядчика, который не вернется уже в Детинец. Стоял он мертвый, навалившись грудью на стену, а меж лопаток его торчала большая зверобойная стрела. Пробила она шпиона насквозь и пригвоздила к бревнам.

Капитан обернулся к Волкорезу:

- А твои, Пуд, лесомыки так и не отыскали тех двоих людей, что на Отрочь-озере шарили и в тайгу ушли?

- Всю округу обыскали, все ущелины облазали - не нашли. Следы их к городу вели, два человека шли, а потом будто сквозь землю провалились!

- Не провалились, Пуд. Они, язви их, уже в Детинце сидят.

Капитан коротко рассказал посадским старостам о значке, принесенном Сережей, о человеке в синей ферязи, о своей уверенности, что этот человек - братчик, а вернее, их вожак.

- Он пытался вызвать сюда всю свою банду. И она придет в Ново-Китеж не сегодня-завтра. Ни одного дня нельзя больше ждать, товарищи!

- Помыслим, спасены души, - обвел Будимир всех взглядом.

- День за днем, будто дождь дождит, а когда же начнем?

- Чаша весовая стала к нам перетягивать. Еще бы обождать, она бы поболее перевесилась, - первый отозвался староста Щепного посада.

- Не дружны мы еще. Посад на посад поглядывает. Соединить силы надо супротив врага. А на это время надо, - поддержал его рыбацкий староста. - Недельку бы еще подождать.

- Ждать будем, сильнее не будем. Только время упустим. Я так мыслю, - несмело возразил Некрас Лапша.

- Эка сказали - ждать! - сердито хлопнул ладонями о колени Волкорез. - Зачинай брань, когда тебе любо, а не жди, когда врагу любо будет.

Кудреванко раздраженно тряхнул потными, прилипшими ко лбу кудрями:

- Василий Мирской ждал часу да и дождался могилы! И дружину его в Светлояре утопили. Этого хотите?

Он вскочил и забегал по кузнице.

- Погоди. Сядь, слушай, - поймал его за подол рыбацкий староста. - Биться люди будут от души, а уменья нет. Обучить их надо. И оружия у нас чуть, особенно огненного боя.

- Насадят топор на шест, вот те и секира, - поддержал староста Щепного посада. - А главная беда:

в посадах у нас разобщено и разноголосо. Собрать народ воедино надо, оповестить всех, чтобы готовились к заварухе и чтобы знали точно день и час, когда на Детинец кинемся. А на это опять время надо.

- Нельзя откладывать! - взволнованно сказал капитан. - Говорил я вам, что братчиков каждый день надо ждать! А с братчиками, вооруженными скорострельным оружием, нам не справиться!

- Никак не выдюжить! Я уже говорил это нашим дурням, - исподлобья посмотрел Волкорез на посадских.

- Будимир, что же ты молчишь? - отчаянно крикнул капитан кузнецкому старосте. - Говори, что делать будем?

Повала сидел задумавшись, запустив в бороду кулаки и опершись на колени. Глаза его блестели в отсветах горна. Он медленно выпрямился, взгляд его стал твердым и строгим.

- Ждать нам опасно, хлебна муха. Жданье боком нам выйти может. Понимаем мы это, Степан. А ты то пойми, что не единодушен еще народ в посадах. Рядом живем, вместе пойдем, но не договорились мы еще. Рано костер поджигать, поленьев мало в костре, огня мало будет. А малым огнем не спалить нам Детинец.

- Когда же? - с тоской спросил Алекса.

- Не сегодня и не завтра, а неделю придется подождать, верно рыбак сказал. Старосты, поднимайте народ, сбивайте его в сотни, сотников выбирайте!

- Мочи нет ждать! - забывшись, крикнул Алекса. В хмурых его глазах были отчаяние и мрачная решимость.

- Не шуми, Алекса, подождем, коли надобно, - примирительно сказал Волкорез. - А ты как решаешь, Степан?

Все посмотрели на капитана, а он молчал. Захватив правой рукой пальцы левой, он тянул их один за другим. Суставы сухо хрустели. Покончив с одной рукой, взялся за другую. Когда хрустнул последний сустав, он сказал трудно:

- Против народа не пойду. Я - как все. Будем ждать…

Разошлись по одному на ранней заре, о третьих петухах, когда начали дымиться городские избы.