Рассказ В. Арендт основан на исторических фактах и подлинных материалах. Не придуманы и герои. Все они действительно жили. Не вымышлены ни имя, ни биография и главного действующего лица, представляющего для нас особый интерес.

«Гордость Океана» выбралась с рейда. Город, с его грязно-голубыми домами, аллеями стриженого бамбука, уходил все дальше. Торговые пакетботы, блестящие боевые суда английского флота, шхуны с плохо правленным такелажем и нелепые джонки начинали сливаться в сплошной лес мачт. Еще немного, и Сингапур исчез в смутных очертаниях Малакки…

Парыган стоял около рубки и рассеянно глядел на белые гребни догонявших шхуну валов.

Всего неделю назад он очутился в Сингапуре с десятком долларов в кармане. «Bankok rubin Companie», где он работал инженером «без диплома», выставила его, даже не уплатив за последний месяц.

Парыгану часто приходилось менять работу. Сейчас его обвинили в агитации, вызвавшей волнения туземных рабочих прииска. Строго говоря, Парыган отстаивал только законный двенадцатичасовой рабочий день, удлиненный администрацией еще на три часа.

Человек, восставший против колониальной системы, может считать себя поконченным. Парыган, однако, сдавался не легко…

На второй день пребывания в городе случай столкнул его со Смитсом.

Англичанин был одним из немногих дельцов, к которому Парыган относился терпимо. Типичный авантюрист, Смитс принадлежал к породе откровенных хищников. Широкая натура, Смитс, как говорится, не считал денег, швыряя их направо и налево, всегда балансируя на границе банкротства. В деловых кругах он слыл под кличкой «Смитс-Риск» и с ним не считались.

— Поверите, — начал Смитс, — я неделю ищу нужного мне человека и наконец нахожу вас. Перед нами золотое дело, на котором мы славно заработаем…

— Вы очень быстро решаете, — остановил его Парыган. — Я не занимаюсь спекуляциями, это во-первых, а во-вторых, я сижу без гроша…

— Пустое, дело не требует затрат, к тому же подобная спекуляция придется вам по душе!..

— Сомневаюсь, — ответил Парыган.

— Подождите сомневаться… Прежде всего слово джентльмена, что все останется между нами… Слыхали вы о Ломбоке?.. Второй остров к востоку от Явы. Дело касается политики. Поэтому начну издалека. В тысяча восемьсот сорок третьем году голландцы выудили у правителя Ломбока согласие на признание суверенитета. Но фактически до последнего времени голландцы прав на хозяйничание на острове не пред'являли. Лет пять назад, — да, это было как раз в восемьдесят девятом году, — чортовы «кофейники» затеяли организацию кофейных плантации на Ломбоке и на ближайшем к Яве Бали. Начали отбирать земли, насильственно понуждать сасаков разводить кофе… Короче, действовали так, как полагается. Сасаки отказывались, разбегались, травили плантации. Рис на собственных полях и саго казались им привычнее и выгоднее..

Надо сказать, что туземная аристократия — балийцы — так же мало заинтересованы в кофе, как и сасаки. На Ломбоке завели свой флот, чтобы торговать самостоятельно. Этого голландцы перенести не могли и отобрали суда…

Парыган внимательно слушал англичанина.

— Сейчас положение таково. — Сайте понизил голос — Ломбок собирается об'явить себя независимым. Страшную шумиху наделал в этом году «меморандум» ломбокского султана, или раджи, — не знаю, как титуловать его, — с просьбой к державам о заступничестве. К сожалению, момент совпал с какими-то более важными делами, и Англия упустили удобный случай… Результатом кутерьмы была посылка с Явы голландского отряда, который посейчас стоит на Ломбоке. Нам все эти затеи не нравятся. Мы сами, где только можно, культивируем кофе. Постольку, поскольку это не вредит «добрососедским отношениям», мы стараемся пресечь кофейные начинания и сделать пакость голландцам… Слушайте, Парыган, — Смитс вплотную подвинулся к собеседнику, — нам надо переправить партию оружия на Ломбок. Предприятие рискованное, но в полном смысле золотое. Дело финансирует ломбокский магараджа и один из его родственников с Бали — Дьелантик.

— Все это очень интересно, — возразил Парыган, морща лоб, — но при чем же тут я. Единственно, что могу сказать: я непрочь поехать на Ломбок и, если в результате даже ваших не слишком чистоплотных комбинаций островитяне получат независимость — буду очень рад…

— Мое правило, Парыган, брать людей такими, каковы они есть. Коротко: мне необходимо вас использовать… Дело рискованное. Прежде всего это провоз военной контрабанды. Но значительно серьезнее второе. История раскроется позже. Этого не миновать, и мне придется сложить крылья. Голландцы зарежут меня в делах, а покидать Инсулину мне нет охоты…

— Вам нужно подставное лицо? — спросил Парыган.

— Да, — спокойно ответил Смитс. — Вы получите двадцать пять процентов с чистого.

— Знайте, Смитс: барыши меня не могут прельстить, и я не торгую собой… Я не отказываюсь, — продолжал он, останавливая реплику Смитса, — но вступить в дело могу только в качестве служащего. Поняли?

— Хорошо. Завтра вы закупаете три тысячи ружей, патроны и порох…

 

Оружие было доставлено.

Семь монотонных дней сменяли один другой.

Некоторое развлечение вносили в томительный рейс лишь редкие встречные суда, да и те проходили далеко от курса «Гордости Океана».

Обогнув на рассвете восьмого дня Мадуру, капитан Джафферс начал проявлять несвойственную ему бдительность.

Вооруженный огромной старинной трубой, он то и дело подносил ее к глазам. Далекий дымок или парус на горизонте заставляли его прирастать к окуляру.

Впереди, по курсу «Гордости Океана», начала вырастать голубая шапка вулкана Ахунга.

— К ночи мы будем на Бали, туан, — обращаясь к Парыгану, сказал малаец. — Не забудь своего обещания.

— О чем это вы все беседуете с желтым джентльменом? — спросил Смитс, бросаясь в шез-лонг.

Тон вопроса, вызвал у Парыгана невольное раздражение.

Он посмотрел на самодовольное лицо собеседника и сухо сказал:

— Я интересуюсь, — существует ли на Бали «коппенспеллен?»

— Охота за черепами? — повторил англичанин. — Насколько мне известно — нет. Но если вы устроитесь в Батавии, то вам грозит беда иного порядка. Первым делом вам предложат вопрос, на какие средства вы собираетесь жить в городе или вообще на острове. И если вы не найдете аргумента в виде чековой книжки, то вас отправят назад…

Парыган посмотрел удивленно.

— Престиж белого человека прежде всего, — со смехом ответил на его безмолвный вопрос Смитс.

С потушенными огнями шхуна вошла в маленький залив и бросила якорь в кабельтове от берега. Из непроницаемого сумрака гигантских деревьев доносились до шхуны заглушенные расстоянием шорохи. Пассажир-малаец, облокотившись о борт, напряженно вслушивался в шумы леса.

Через несколько минут под кормой шхуны показался длинный силуэт прау.

— Ну что же, почтенный, — хлопнул его по плечу Джафферс, — вот мы и во второй бухте к востоку от Болонга, а я что-то ничего не вижу.

— Сейчас, капитан… — матаец приложил пальцы к губам.

Раздался протяжный модулированный свист.

Через несколько минут под кормой шхуны показался длинный силуэт прау.

За первым ботом вынырнул из темноты второй, еще несколько. Один за другим они подходили к борту шхуны. На палубе появилось несколько малайцев. Без шума и стука из люка поплыли на руках матросов тяжелые ящики. Плавно переходили они на борт и спускались при помощи плетеных веревок на прау.

Парыган с удивлением смотрел на быстроту и дисциплину при выгрузке.

— Огонь в море! — раздался внезапно голос сигнальщика.

— Вижу, чорт возьми! — выругался Джафферс.

Смитс кивнул головой.

— Дело дрянь. Готов поклясться, что судно держит курс на Болонг с Ломбока. По огням — это пароход. Что ему делать в этой глуши?

— Свиданье с мистером Смитсом — не иначе, — раздраженно ответил Джафферс. — Если вы не совсем идиот, то могли бы сообразить, что это голландское дозорное судно.

— Надо до рассвета проскочить к Мадуре, — заметил Смитс.

— Полагаю, что успею, и вы, джентльмены, избежите знакомства с батавской тюрьмой…

— Пустое, Джафферс. Груз сдан, и «кофейники» нам не страшны…

Смитс нервничал.

Капитан с иронией посмотрел на него.

— Жаль, что времена изменились, — сказал он, — а то заболтались бы вы где-нибудь у нока.

— Заткните глотку, — рассердился Смитс.

— Выгрузка кончается, — сказал, подойдя к капитану, пассажир-малаец.

Джафферс крикнул:

— С якоря сниматься! Шевелись!

Топот босых ног усилился.

— На кат, на фиш! — отдал следующую команду капитан.

С моря потянул легкий ветерок.

— Скоро рассвет, — пытаясь разглядеть циферблат часов, сказал Смитс. Он поднял голову. Перед ним стоял с плетеным чемоданом у ног Парыган.

— Что это значит?..

— Прощайте Смитс, всего хорошего. Я остаюсь с транспортом.

— Вы с ума сошли, Парыган! А наши расчеты… деньги…

— Пустое, Смитс, — пожимая ему руку, ответил Парыган. Он приподнял свой пробковый шлем, раскланялся и вскочил на борт.

Шхуна ставила паруса. Тяжело закряхтев, «Гордость Океана» вышла в море.

На рассвете следующего дня Парыган был уже на мятежном острове.

Еще издалека его поразила роскошная растительность береговой полосы. Веерные и зонтичные пальмы, кокосы, арек с плодами бетеля, панданусы, ротанги и гигантский многоохватный бамбук образовывали непроходимые дебри.

При приближении флотилии на берегу замелькали смуглые фигуры.

Здесь так же, как и на Бали, поджидали транспорт. В пути Парыган познакомился с Дьелантиком. Он рассказывал ему о положении на острове. Здесь, в Ампенане, небольшом приморском городке, стояла голландская эскадра. Десантный отряд высадился три месяца назад. Сейчас главные силы отряда, около трех тысяч человек, стояли лагерем в большом компонге, на полпути к Матараму — столице Ломбока. Военные действия еще не начинались, но голландцы держались настороже.

Случай сталкивал наконец Парыгана с возможностью лицом к лицу стать с ненавистной ему колониальной системой. Его характеру было чуждо бунтарство ради бунта, но он верил в то, что даже при неуспехе восстание является школой, приучающей к дальнейшей борьбе. «Вспышка на Ломбоке, в другом, третьем месте, — рассуждал Парыган, — если и не обрубит щупальцы чудовищного спрута, то все равно приблизит момент окончательного расчета…»

— Туан! — оторвал его от размышлений голос Дьелантика. — Мне надо решить с тобой один вопрос. Два пути есть в Матарам. Я боюсь, что ближний будет труден для тебя; второй идет через компонг, занятый отрядом вланда. Провести тебя через этот компонг не безопасно. Незнакомый вызовет подозрения, и тебя могут схватить.

Парыган ответил не сразу.

— Я не боюсь трудностей пути, но предпочел бы второй. Мне очень хочется осмотреть расположение отряда. Может быть, это можно сделать ночью?

— Нет. Ночь не подходящее время. Ты ничего не увидишь. Путешествующие ночью через лагерь могут быть задержаны, и, кроме того, нам нельзя терять времени… Впрочем, я сделаю так, как тебе хочется, — добавил, подумав, Дьелантик. — Идем.

В сопровождении нескольких вооруженных сасаков, Парыган и Дьелантик углубились в лес.

Чаща, казавшаяся издали непроходимой, была изрезана извилистыми тропами. Скоро путники вышли на дорогу. После получасовой ходьбы лес начал редеть, и перед Парыганом открылся маленький компонг.

Десятка два разбросанных хижин сасаков прятались в тени бананов, кокосовых пальм и хлебных деревьев. Ватага голых ребятишек разбежалась в стороны при виде белого человека. Группа женщин в коротких плетеных юбочках с любопытством разглядывала Парыгана. Навстречу Дьелантику вышло несколько мужчин. Стройные, полуголые воины-сасаки, в широкополых конических шляпах из плетеного ротанга, были вооружены. С гордым видом они придерживали рукояти коротких мечей, привешенных к поясу в деревянных ножнах.

Парыган пытливо вглядывался в лица сасаков. Он знал, что для незнакомых с ним ломбокцев он только ненавистный белый, представитель расы, принесшей на архипелаг рабство и угнетение.

Дьелантик словно угадал его мысли.

— Туан пришел сюда, чтобы драться с вланда, — сказал он собравшимся сасакам.

— Да устелет аллах цветами его путь, — ответил вышедший вперед воин.

Едва уловимая гримаса промелькнула около плотно сжатых губ Дьелантика. Она не укрылась от Парыгана. Дьелантик, как и весь правящий класс Ломбока, был балийцем и исповедывал браманизм.

Завтрак на веранде дома старшины прошел в молчании. Он состоял из обычного малайского меню — вареной в пряностях рыбы, риса, жареных в масле бананов и ананасов.

— В путь — отдал распоряжение Дьелантик. — Туан, тебе придется ехать в крытой повозке. В повозку «жены» не осмелится заглянуть ни один вланда…

Забравшись в легкую арбу, Парыган убедился, что сквозь решетчатые стенки он прекрасно видит все окружающее. Дьелантик и его спутники сидели на маленьких крепких лошадках.

Эскорт был разоружен. Только за поясом Дьелантика сверкал золотой филигранью крис с рукоятью, изображающей фигурку лесного божка.

Береговой лес сменился тщательно возделанными рисовыми полями. То тут, то там виднелись тонувшие в зелени рощ усадьбы и компонги.

Вдали вставал кратер потухшего вулкана Рендьяна…

 

Подготовка к восстанию.

В зале совета, куда был введен Парыган, царил легкий полумрак.

Небольшой помост тянулся вокруг зала. Он был уставлен столиками, на которых находились золотые курильницы и приборы для бетеля.

В конце зала Парыган увидел группу ломбокских сановников в желтых костюмах. Между ними сидел магараджа. Это был старик с обрюзгшим лицом и подслеповатыми глазами. На его тучном теле нелепо топорщился расшитый золотом мундир, расстегнутый на животе. Черный фес и осыпанная алмазами сабля дополняли парадную одежду хозяина Тьякры-Негары.

Церемониал представления взял на себя Дьелантик. Затем начался совет. В бесчисленных вариациях плана действия Парыган увидел общее желание передать его разрешение присутствующему здесь белому человеку.

«Странно, — подумал Парыган. — Готовить восстание, закупать оружие — и сразу возложить все на случайно подвернувшегося европейца. Впрочем, это вполне естественно», — решил он.

Перед ним были представители древней, но отсталой цивилизации, для которых европеец являлся носителем высших, недоступных знаний, властителем чудес техники…

При приближении флотилии на берегу замелькали смуглые фигуры.

Предложенный Парыганом план был выслушан в почтительном молчании.

— Сколько ты хочешь золота, столько ты и получишь, если только прогонишь вланда с Ломбока, — сказал в заключение старый магараджа.

— Я приехал не за деньгами, а воевать с вланда.

— В таком случае ты будешь называться отныне туан-бессар. — С этими словами тучный магараджа схватил и потряс руку Парыгана.

Три дня прошли для Парыгана в напряженной деятельности.

В голландский лагерь была отправлена контрибуция, — второй взнос в четверть миллиона гульденов. Несколько приближенных магараджи посетили генерала Ван-Гама. Заверения миролюбия, подкрепленные золотом, были приняты командующим отрядом, как знак того, что ожидать военных действий не приходится…

Парыган и Дьелантик об'езжали компонги вокруг Матарама, куда стягивались отряды сасаков. Приходилось давать наставления к бою и спешно обучать воинов обращению с английскими ружьями. Впрочем, только половина оружия могла пойти в дело. Заржавленные стволы и неисправные затворы требовали починки, с которой не могли справиться к сроку малайские кузнецы. Это был в полном смысле «товар для колоний».

Вооружение отрядов поражало пестротой. Рядом с магазинным ружьем можно было встретить кремневый или даже фитильный мултук, луки и оружие островитян — сумпитан — духовую трубку с отравленными стрелами.

Для выполнения первой части своего плана Парыган больше всего надеялся на холодное оружие.

Десятка два кованых пушек, современных Альфонсу д'Альбукеру, вызвали у белого скептическую улыбку. Несмотря на недовольство Дьелантика, Парыган настоял на оставлении «грозной» артиллерии в Матараме.

Вокруг столицы Ломбока и резиденции магараджи, под руководством Парыгана рылись окопы. Тысячи людей были заняты на земляных работах.

 

В лагере голландцев.

Большой компонг, занятый голландским отрядом, был погружен в сон. Только в центре лагеря, в палатке командующего, слышались оживленные голоса.

Генерал Ван-Гам, вместе со штабом, заканчивал веселый ужин, прислушиваясь к спору своих офицеров.

— Господа, — сказал он, желая переменить тему разговора, принимавшего острый характер, — я думаю, что все вы будете не раз вспоминать этот остров. Сказать по совести, нам выпала на долю не военная экспедиция, а весьма приятная и продолжительная воскресная прогулка. Что вы скажете, Ван-Пабст?

Лавин Ван-Пабст, командир батальона, сидел на конце стола, медленно прихлебывая вино.

— Я буду жалеть, что нам не удалось добраться до Тьякры-Негары, а потом кто знает — окончена ли наша миссия…

— Странный вы человек, полковник, — вмешался в разговор молодой ад'ютант. Относительно Тьякры-Негары я с вами согласен, но сомневаться в окончании похода не приходится. Недоверчивость — ваша вторая натура…

— Согласен, — кивнул головой Ван-Гам. — Среди всех нас один Ван-Пабст при оружии. Разве вы дежурите сегодня?

— Мой батальон несет караулы. Кстати, разрешите мне откланяться и пройти по постам. Что-то мне не нравится гробовая тишина в компонге: слишком рано угомонились сегодня жители.

— Ах, Пабст, Пабст, вы неисправимы. Ломбок не Суматра и Матарам не Атчин, где мы воюем не переставая. Золото, сложенное здесь, лучшая гарантия того страха, который мы нагнали на магараджу с его балийцами и сасаками, — смеясь сказал Ван-Гам.

— Вспомните Михиальса, генерал — сухо ответил Ван-Пабст и вышел из палатки.

— Сокровища Тьякры-Негары оказались, к сожалению, недоступной мечтой — нарушая наступившее молчание, со вздохом произнес один из офицеров.

— Ну, вам особенно горевать не приходится, — заметил Ван-Гам. — Вы сумели в три месяца собрать без особых затрат прекрасную коллекцию малайского оружия…

Внезапно сидевшие за столом офицеры насторожились…

 

Из Петербурга на Ломбок.

Начиная с сумерок лес и селения, окружавшие большой компонг, начали наполняться вооруженными людьми. Лагерь охватывался со всех сторон…

Парыган вместе с Дьелантиком находились при передовом отряде.

Туан-бессар волновался. Он знал, что успех зависит только от внезапности. Легкая нервная дрожь охватывала его по временам. Дьелантик казался невозмутимым…

Парыган убедился, что сквозь решетчатые стенки арбы он видит все окружающее.

Все больше сгущался лесной сумрак, и с наступлением ночи Парыган потерял возможность что-либо различать.

Как тени следовали по пятам за ним два сасака-телохранителя.

— Далеко не все воины знают тебя в лицо, — сказал Дьелантик, навязывая почетную стражу. — Не отказывайся. Ты слишком дорог для дела…

Сейчас, в лесном мраке, Парыган оценил присутствие проводников.

Изредка он поглядывал на часы, освещая циферблат раскуренной сигарой.

— Одиннадцать часов двадцать минут, — произнес он. «Которое сегодня чисто?» — внезапно пришло ему в голову.

Чтобы сократить томительно тянувшееся время, Парыган начал высчитывать.

«Двадцать пятого августа, тысяча восемьсот девяносто четвертого года… Двадцать пятое — двенадцатое по старому стилю…»

Старый стиль — как много говорил он туан-бессару. Ему вспомнилось детство, далекое, прошлое, то время, когда его еще не называли Парыганом.

— Виссарион Пантелеймонович Папарыгин — туан-бессар! — тихо проговорил он и улыбнулся. В памяти мелькнуло знакомое сельцо, кукурузные поля и виноградники.

Старик-отец, мать — добродушная, ворчливая толстуха… Огромная семья, младшим в которой был он.

Он вспомнил себя, вихрастого, непокорного мальчишку, бежавшего от постов и часослова. Бурные сцены в семье и, наконец, завоеванное упорной борьбой право учиться в гимназии.

Дальше: Кишинев, пыльный и душный. Скучные, тупые учителя. Мечты о дальнейшем образовании, — и скандалы дома…

Вот он порывает с семьей. Жажда иной жизни вместе с гимназическим дипломом и несколькими рублями в потертом кошельке — весь его капитал по приезде в Петербург.

Виссарион Папарыгин добивается невозможного: он студент Горного института. Три года напряженной работы, обивания порогов, уроки за кусок хлеба. Вокруг странная, настороженная жизнь, придавленная дворцами и казармами..

Студенческие разговоры, сходки, кружки, волнения… Первое марта. Обыски и аресты после цареубийства.

Высылка студента Папарыгина — без пяти минут инженера.

Снова мертвящая духота. Полицейский участок, сонные, увешанные медалями городовые… Бороться! Бежать!..

— Туан, пора! — оторвал его от воспоминаний голос Дьелантика.

Мертвыми, непробудными казались хижины большого компонга. Спал белевший палатками лагерь. Только на освещенных изнутри полотнищах шатра командующего колыхались нелепые тени.

Внезапно ночную тишину прорезал выстрел. Вслед за ним послышался нарастающий гул, крики, еще несколько выстрелов и лязг металла, потонувшие в яростном реве.

Голландцы, не успев схватиться за оружие, метались по лагерю и падали под ударами коротких мечей.

Ван-Пабст собирал людей вокруг своего батальона. Оставаться в компонге было безумием. С трудом пробивая себе дорогу, батальон начал отступление…

Бегущие в панике попадали под град пуль в узких уличках — проходах компонга.

Голландцы метались по лагерю и падали под ударами коротких мечей.

Лагерь был в руках победителей. Шесть орудий, сотни ружей, ящики патронов и казна с четвертью миллиона гульденов были военным трофеем.

Парыган считал, однако, победу не полной. Несмотря на понесенный урон, он начал преследование.

Два дня колонна Ван-Пабста теряла людей в беспрерывных схватках. Без пищи, изнемогая от жажды и усталости, сберегая каждый патрон, отходили голландцы к морю.

На утро третьего дня жалкие остатки экспедиционного корпуса начали посадку на суда под защитой орудий эскадры.

Ломбок был освобожден.

 

Сасаки преданы.

Огромный товаро-пассажирский пароход нидерландской линии «Антверпен — Батавия» оставил за собой Аден и вошел в Красное море. Багрово-желтая мгла висела над неподвижной гладью воды. Тучи измельченного песка — дыхания пустыни — носились в воздухе, заставляя задыхаться.

— Пять дней этого удовольствия! — сердито сказал соседу сидевший в кресле плечистый англичанин. Он поднялся и начал прогулку по палубе.

Недовольный пассажир дошел до третьего класса и собирался уже повернуть назад, когда внимание его привлекла одинокая фигура, в позе которой почудилось что-то знакомое.

Худой, изможденный человек в изношенном платье сидел около ростры, подперев голову рукой.

Англичанин остановился и внимательно посмотрел на задумавшегося путешественника.

«Не может быть, — сказал он себе. — Впрочем…» — Парыган! — тихо окликнул он незнакомца.

Худой человек резко повернул к нему лицо. — Смитс! Вы! — сказал он, тяжело поднимаясь со скамьи.

Англичанин крепко пожал протянутую ему руку.

— Вот не ожидал встретить вас, старина Парыган. Откуда и куда?

— Долго рассказывать, Смитс…

— Однако вы порядком изменились, — заметил англичанин.

— Я думаю. Не мало воды утекло. Три года, как я оставил вас на «Гордости Океана».

— Не поминайте этой старой лоханки, Парыган. Она треснула по всем швам и пошла ко дну на траверсе Батавии. Мы спаслись буквально чудом… Но ваша эпопея!.. Я следил за вашим делом по газетам. Верите, дружище, — был у русского консула в Сингапуре, но этот джентльмен отказался что-либо предпринять для вас. Безумный вы человек, Парыган. Чорт вас дернул впутываться в подобную авантюру. Голландцы до сего времени не могут спокойно слышать вашего имени. Ну и насолили же вы им… Расскажите-ка подробно, как все это произошло и как вы вырвались от «кофейников»…

— Эпопея не из веселых… — Парыган закашлялся. — Спустя несколько дней после того, как я оставил шхуну, голландцев уже не было на острове, но в сентябре высадился целый корпус. Матарам был готов к защите. Я сделал все, что мог. Тьякру-Негару — нашу цитадель — голландцам удалось взять только после недельной осады, когда были расстреляны последние снаряды. С пушками приходилось возиться самому, — сасаки плохие артиллеристы. Потом я предложил отойти в горы и не прекращать войны. Покорить остров не так легко, как вам, может быть, кажется, Смитс. Голландцы чувствовали бы себя в Матараме прескверно. Кроме того, можно было поднгять восстание на Бали…

— Вы оптимист, — рассмеялся англичанин.

— Прикиньте на счетах: семьдесят пять тысяч голландцев на всю Инсулину при сорока миллионах туземцев…

— Вы упускаете из виду одно, дружище, что один белый стоит тысячи ваших друзей цвета «мокко», — сказал Смитс.

— Нет, дело не в этом. Восстание было подавлено сравнительно легко по другим причинам. Сасаки могли продолжать войну годами, но это не улыбалось балийцам. Балийская знать вместе с династией предали сасаков. Земельные поместья решили вопрос. Устроить переворот я не мог. Балийцы следили за каждым моим шагом, да это требовало и подготовки. По взятии Тьякры-Негары магараджа сдался на милость победителей.

— Они выдали вас. Это в духе островитян…

— Нет, Смитс. Несмотря на ультимативные требования, сасаки на это не пошли.

Два месяца я скрывался в лесном компонге. Голландцы полагали, что я покинул остров. Меня предал случай, приведший в компонг отряд, отбиравший оружие у сасаков. Дальнейшее вам известно. Суд. Дикое и нелепое с точки зрения международного права обвинение в государственной измене, словно я был голландцем…

— Ну, положим, — заметил Смитс, — обвинение не так уж нелепо. По существу, — извините меня, дружище, — это все же измена своей расе…

Парыган сухо усмехнулся.

— Затем смертный приговор, замененный вечной каторгой, — продолжал он. — Три года в «болотной тюрьме»…

— Как же вы вырвались, старина?

— Меня амнистировали по случаю коронации, потому что считали английским агентом. Голландцы полагали, что англичане непрочь ради коммерческих интересов иной раз изменить своей расе, — иронически подчеркнул Парыган. — Сейчас я продолжаю состоять до известной степени под арестом. В Суэце меня сдадут на пароход, идущий в Черное море, с обязательством высадить в Одессе…

Парыган снова закашлялся.

Англичанин не без участия посмотрел на его истомленное, лихорадочное лицо.

— Вам, старый бунтарь, кажется, не особенно улыбается попасть на родину? — спросил он.

— Как вам сказать. Я боюсь, что меня отправляют по предварительному соглашению с Россией, а там умеют расправляться с людьми… — с грустной улыбкой ответил скиталец.

Солнце давно зашло. Пароход шел, взрезая тускло свинцовую морскую гладь.