Немногим лучше оказалось положение дел во Франции, второй после Священной Римской империи европейской державы. Тут противостояние католиков с гугенотами выплеснулось целой серией кровопролитных конфликтов.

Самый известный среди них – знаменитая Варфоломеевская ночь (1572), ставшая весьма оригинальным «свадебным подарком» французского короля Карла IX177 родной сестре Маргарите (знаменитой королеве Марго из романа Александра Дюма), выданной замуж за гугенота Генриха Наваррского178. Впрочем, ныне историки сходятся в том, что король провернул эту операцию, имя которой впоследствии стало нарицательным (и недаром, около тридцати тысяч трупов в итоге, по самым осторожным подсчетам), не от хорошей жизни. Вопрос, мол, де стоял ребром: или резать глотки гугенотам, или сидеть сиднем в ожидании, когда они перережут глотки католикам. Неудивительно, что король-католик избрал первый вариант: лучше мы их, чем они нас. Тем более что и повод удачно подвернулся: свадьба сестрицы с ненавистным главарем гугенотов. Упрочение уз и все такое. Что называется: зверь на ловца бежит.

Все бы оно ничего, при помощи этого точечного, простите, кровопускания гугенотов удалось как-никак поставить на место, следуя логике «разумнее единым махом угробить пару десятков тысяч оппонентов, нежели получить полномасштабную гражданскую войну с миллионами жертв», но затем случилась странность. Король Карл возьми да умри, в расцвете сил, всего 24 лет от роду. Смерть короля, решившегося на крайние меры в отношении могущественного идеологического противника, но при этом не позаботившегося оставить наследника престола мужского пола, означала билет в гарантированный общенациональный конфликт, который монарх, казалось бы, только что ловко упредил. Положение усугублялось тем, что младший брат Карла IX Генрих Анжуйский179 «очень своевременно» отбыл в Польшу, где его успели провозгласить королем. Междувластие немедленно обернулось катастрофой, которой так опасался покойный Карл. Грянула гражданская бойня, вошедшая в историю как Война трех Генрихов, поскольку в ее ходе галопом примчавшийся из Варшавы новоиспеченный польский король Генрих судорожно пытался отстоять трон, на который карабкались сразу двое его могущественных противников. Герцог Лотарингии Генрих Гиз, руководивший фанатичными католиками (не без поддержки папы римского и испанцев), и Генрих Наваррский, свояк и заядлый гугенот, за которым маячили многочисленные германские протестанты. Противостояние закончилось плачевно для всех троих. Сначала королевские гвардейцы закололи католического кандидата Генриха Гиза, затем настал черед заказчика платить по счетам, и последний из Валуа сам пал жертвой киллера, продемонстрировавшего высочайший ассасинский класс. Жак Клеман, доминиканский монах, зарезал короля Генриха прямо во время аудиенции, бедолага только и успел воскликнуть: «Проклятый монах, он убил меня!» Таким образом, французская корона упала в руки третьему соискателю, Генриху Наваррскому. Правда, чтобы укрепиться на еще теплом после павшего тезки троне, ему довелось, завязав с протестантизмом, принимать католичество. При этом Генрих бросил фразу, которая позже стала расхожей: «Париж стоит обедни».

Надо отдать должное новому монарху. В конце концов Генриху Наваррскому удалось привести Францию в относительный порядок. В королевстве установился хлипкий мир. Правда, считается, будто оставаясь в душе протестантом, король Франции готовился нанести удар по испанским Нидерландам, а в перспективе вообще перенести боевые действия в Новый Свет, чтобы хорошенько потрясти эту испанскую вотчину. Если такие замыслы и были, им не суждено было сбыться. Очередной киллер, полубезумный громила по имени Франсуа Равальяк, проткнул короля Генриха IV кинжалом, ловко вскочив на подножку кареты. Ликвидация монарха была произведена в самых лучших традициях ассасинов, охрана даже не успела разинуть ртов. Даже под жесточайшими пытками Равальяк не дрогнул и не выдал заказчиков преступления, предоставив историкам теряться в догадках. Одни специалисты полагают: «терминатора» к королю подослали иезуиты, другие винят в злодеянии испанцев, чрезвычайно озабоченных его воинственными приготовлениями, третьи считают Равальяка психом-одиночкой. В руках палачей убийца короля действительно как заведенный твердил про «голоса», которые слышал лишь он один. «Голоса», мол, и растолковали ему, что делать. Кем был Равальяк на самом деле, в точности не знает никто, так и не добившись ни одного признания, его четвертовали на Гревской площади Парижа.

Словом, Франции, как вы видите, довелось хлебнуть горя. Она пережила три десятилетия Религиозных войн, стоивших короны правящему дому Валуа и едва не прикончивших французскую государственность.