«Нортленд», преодолевая штормы, пробирался в Команчи-бей. А тем временем контр-адмирал Эдвард «Айсберг» Смит всерьез задумался о том, стоит ли все-таки кораблю брать на себя ведущую роль в спасательной операции. Командующий Гренландским патрулем не меньше, чем кто-либо другой, хотел благополучного исхода истории, в которую попал экипаж «PN9E». Но при этом он не хотел рисковать ключевым для Береговой охраны кораблем и жизнью ста тридцати моряков, составлявших его команду.

Смит, как уже говорилось, имел ученую степень в области океанографии и четверть века провел, плавая среди айсбергов. В этой сфере он был одним из наиболее авторитетных ученых в мире, а потому лучше других знал, в каких ужасных условиях предстоит работать лейтенант-коммандеру Полларду и его людям. «Нортленд» с его особым усиленным корпусом построили специально для Арктики, и все же он не был ледоколом. А это значило, что льды могли уничтожить корабль.

Несчастье могло произойти в любой момент, например, от встречи с айсбергом, или подкрасться незаметно: «Нортленд» мог оказаться зажатым среди льдин неподалеку от побережья. В этом случае корабль выйдет из строя и в течение нескольких месяцев не сможет участвовать в операциях. Арктическая природа может серьезно повредить корабль, так что его невозможно будет восстановить в полной мере, или вовсе разрушить его.

Смит не понаслышке знал сильные и слабые стороны «Нортленда»: он командовал им более года. Один из кораблей Гренландского патруля, бывший рыболовный траулер «Аклак», уже выбыл из операции после того, как обеспокоенный капитан заявил Смиту, что «дальнейшее участие в поисках подвергнет экипаж серьезной опасности».

Контр-адмирал послал радиограмму Полларду, убеждая его последовать мудрому примеру коллег. Поначалу Смит ни на чем не настаивал, уважая право капитана на принятие окончательного решения в зависимости от того, как сложится ситуация. Он отправил запрос, а не приказ:

«Ввиду особенностей времени года, сопряженных с этим опасностей и получаемой с Ледниковой станции актуальной информации считаете ли вы целесообразным продолжать операцию?»

Было ясно, что Эдвард Смит таким образом пытается предложить своему подчиненному выйти из игры, не теряя лица. На что тот дал недвусмысленный ответ, вряд ли полностью устроивший контр-адмирала: «Ситуация угрожающая… находимся примерно в семи километрах от Команчи-бей… вокруг дрейфующие льдины, айсберги и гроулеры… видимость слабая». Но дальше следовал, фактически, прямой отказ от попыток свернуть свое участие в спасении летчиков: «Продолжаем поиски, попытаемся пробраться к Команчи-бей и встать там на якорь».

Смит не отступился от своего. Вероятно, он ответил на это радиограммой, где говорилось, что врачу «Нортленда» предлагается сойти на берег и провести зиму на Главной береговой станции. Туда будут доставлены требующие медицинской помощи члены экипажа «В-17» «PN9E». Это позволило бы кораблю сейчас отойти на более безопасное расстояние от берега и подобрать всех по весне. Смит по-прежнему не приказывал, а предупреждал: «Не подвергайте себя сезонным рискам!»

И снова Поллард позволил себе возразить начальству: «Считаю абсолютно нецелесообразным медику «Нортленда» покидать корабль и входить в состав спасательной экспедиции. Он останется на борту до получения иных распоряжений».

Иными словами, было заявлено, что «Нортленд» и его команда будут продолжать участие в операции, пока не поступит прямой приказ контр-адмирала покинуть район.

Также Поллард сообщал, что корабль уже практически преодолел ледовые заторы и добрался до Команчи-бей. В конце стоял традиционный отчет о погодных условиях: «Туман».

Так наметилось противостояние между Поллардом и Смитом, однако обе стороны вели себя корректно и не нарушали субординации. Оба понимали, что Поллард будет действовать в рамках разумного и всеми силами постарается не допустить, чтобы корабль попал в чрезвычайную ситуацию. Вообще в Береговой охране сложилась специфическая практика «установления границ возможного». Первым делом всегда необходимо было понять, на какие жертвы можно пойти ради того, чтобы помочь оказавшимся в опасности людям.

За десять лет до описываемых событий, в 1930-х годах, один из высших офицеров так сформулировал центральный постулат кодекса Береговой охраны: «Дорого продам свою жизнь врагу, но добровольно отдам ее за спасение тех, кто попал в беду».

Поллард просто не мог отвернуться от тех, кто прокричал в эфир: «Катастрофическая ситуация. Человек опасно болен. Поторопитесь».

Смит, наверное, более категорично выразил бы свое отношение к участию «Нортленда» в операции, если бы знал, что на корабле еще и разрабатывается новый план эвакуации летчиков. Несмотря на то, что переписка между капитаном и командующим Гренландским патрулем шла регулярно, Поллард постоянно и, по-видимому, намеренно умалчивал о том, что спасти американский экипаж таким же образом, как спасли канадский, вряд ли удастся.

Во-первых, маловероятно, что девять человек во главе с Монтеверде смогут добраться до побережья, как это сделали Гудлет, Нэш и Уивер. К началу своего похода те были истощены, но в целом здоровы. А на руках у экипажа «PN9E» был тяжелобольной – Ховарт отправил сообщение, поясняющее, что у одного из членов команды, Билла O’Хары, обморожены ноги, началась гангрена и поднялась температура.

Во-вторых, серьезным препятствием могла стать подвижность ледника в Коджи-бей. Между местом крушения бомбардировщика и заливом лежало бессчетное количество скрытых расселин. Попадание в одну из этих ловушек уже чуть не стоило Гарри Спенсеру жизни.

Надо сказать, что преодолеть эти особенности местности оказалось не по силам даже такому опытному полярнику, как Йохан Йохансен. Он и его команда выехали на помощь к летчикам на собачьих упряжках, но были вынуждены повернуть обратно, поняв, насколько непредсказуемым и опасным может быть продвижение по снежным заносам, припорошившим трещины, и по высоким покрытым настом холмам-застругам. Даже если лейтенант Макс Деморест с группой на мотосанях сможет добраться до «В-17», совершенно не факт, что он будет в состоянии доставить экипаж бомбардировщика на Главную береговую станцию, путь к которой, в зависимости от маршрута, может быть длиннее или короче, но в любом случае составит не менее шестидесяти километров. Что до помощи моряков с «Нортленда», то из-за штормов, ветра и тумана моторной лодке вряд ли удастся пробраться к берегу в Команчи-бей. Высокие волны и плавучие льдины мгновенно потопят ее.

Пока все гадали, как добраться до экипажа «В-17», лейтенант Джон Притчард, пилот биплана с «Нортленда», вынашивал дерзкий новый план, который позволил бы обойтись как без мотосаней, так и без моторных лодок. Реализация его замысла дала бы возможность отказаться от утомительного путешествия по снегу и льду, которое было бы не под силу только что пережившим лишения летчикам. Кроме того, таким образом снижался до минимума риск падения в расселину. Вот что предложил Притчард: «Грумман дак» вылетит на ледник, выберет оптимальную точку приземления поближе от «В-17» и в несколько приемов перевезет команду на «Нортленд». Для того, чтобы эвакуировать девятерых, понадобится как минимум три рейса.

Примерно так же Притчард собирался действовать, спасая Гудлета, Нэша и Уивера, но тогда, облетая снежную равнину, он не смог их отыскать. В нынешнем же случае имелись сообщенные Бальхеном координаты, поэтому найти Монтеверде и его людей представлялось не таким сложным делом. Так что предложение Притчарда было вполне продуманным. Им с радистом Бенджамином Боттомсом предстояло показать, на что способен их биплан.

План Притчарда был красив, рационален, дерзок. Но опасен. Такого раньше еще не бывало: ни один самолет не садился на гренландские ледники так, чтобы снова взлететь. В каждый из трех предполагаемых рейсов пилоту предстояло сражаться с ураганным ветром, пургой, плохой видимостью, то есть со всем тем, что привело к катастрофе «PN9E» и многих других машин. После приземления спасателям нужно было еще добраться до бомбардировщика, огибая трещины и провалы. В общем, затея была рискованной, но не безрассудной. Она вполне соответствовала той самоотверженности, которая декларировалась в кодексе Береговой охраны. Можно предположить, что у Притчарда в этом деле были и другие, более личные мотивы. Его младший брат Джил служил пилотом «В-17». В составе экипажа «летающей крепости» он выполнял боевые задания в Северной Африке.

Не желая информировать контр-адмирала «Айсберга» о плане с участием «Груммана дака», Фрэнк Поллард, вероятно, исходил из старой аксиомы: «Проще попросить прощения, чем попросить разрешения». А может, капитан не спешил сообщать что-либо начальству, так как сам еще не решил, стоит ли давать добро на такую операцию.

Позднее Поллард расскажет, что Притчард был готов вылететь на ледник сразу после того, как Бальхен обнаружил «PN9E». Капитан «Нортленда» был склонен поддержать столь необычную инициативу, потому что «был глубоко обеспокоен мольбами о помощи, посылаемыми затерянными среди снегов летчиками посредством простой рации на ручной подзарядке». «Они снова и снова повторяли, что силы их на исходе, – объяснял Поллард. – Что у двоих разгорается гангрена, что выжить все труднее».

Не совсем понятно, кого лейтенант-коммандер имел в виду, говоря о двоих, страдавших от гангрены, но, вероятно, он предполагал, что обморожение Пола Спины тоже привело к тяжелым последствиям.

В тот момент, когда контр-адмирал уже был готов отозвать «Нортленд» из опасных вод, Поллард не решился доложить ему о зреющем нетривиальном плане. Реакция командира была бы предсказуемой. Так что капитан корабля решил, что сообщит обо всем только после того, как «Грумман дак» вернется на корабль.

До того как Джон Притчард вызвался отправиться на ледник для спасения экипажа «PN9E», ему пришлось пройти через множество испытаний и даже унижений, доказывая свое бесстрашие и демонстрируя летное мастерство.

Он родился в январе 1914 года Редфилде, штат Южная Дакота. Джон был старшим из пяти детей в семье. Его брат Джил, ныне пилот бомбардировщика, был всего на год младше. После него родились еще два мальчика, один из которых умер в младенчестве. Последней была девочка – малышка Нэнси. Их мать, Вирджиния, занималась тем, что писала обзоры детских книг для разных изданий. В быту она была строга. Отец – Джон Притчард-старший – работал в банке и вложил сбережения в скотоводческую ферму. Однако он оказался на грани разорения в 1926 году, когда поздней весной разразился страшный ураган с наводнением, уничтожившие все принадлежащее Притчардам стадо. После этого глава семьи решил переехать в Лос-Анджелес и начать жизнь с нуля.

Джон-младший, по воспоминаниям сестры Нэнси, был любимцем родителей. Он рос ответственным и серьезным мальчиком. В семье была няня, пожилая немка, которая всегда говорила, что этот ребенок в будущим станет президентом.

Джон ходил в школу в Беверли-Хиллз. В старших классах учился хорошо – на четверки и пятерки, а в свободное время подрабатывал разносчиком газет в редакции Los Angeles Times, куда на должность менеджера по распространению устроился его отец.

С двенадцати лет Притчард мечтал стать флотским офицером, однако ему не удалось собрать рекомендаций, необходимых для поступления в Военно-морскую академию. После окончания школы он попал во флот по призыву и прослужил там два с половиной года, прокладывая себе путь к офицерской карьере. Девять месяцев он провел в море, потом пережил операцию по удалению грыжи, и, наконец, у него появилось достаточно оснований, чтобы снова подать документы в академию в Аннаполисе. Притчард сдал все экзамены хорошо, кроме геометрии: ему не хватило лишь какой-то доли, – четырех десятых балла, для преодоления проходного порога. К тому времени ему было уже двадцать, а курсантов старше этого возраста в академию не принимали, поэтому он не мог повторить попытку на следующий год. Проглотив обиду, Джон решил переориентироваться на Академию Береговой охраны, в которой возраст поступления ограничивался двадцатью двумя годами.

Но и тут возникли трудности. После экзаменов он занял восемьдесят восьмое место в списке из тысячи кандидатов, но мест было только пятьдесят восемь.

Притчард снова подал документы еще через год, но на этот раз не прошел медкомиссию – анализ крови выявил у него сифилис.

Родители в ужасе наблюдали за тем, как рушатся мечты их сына. А тут на карту была поставлена еще и его репутация. В такой ситуации они не могли молчать и забросали влиятельных чиновников от Калифорнии до Вашингтона письмами с жалобами на совершающуюся несправедливость. Отец добился поддержки одного сенатора и одного конгрессмена. Мать написала проникновенное письмо старой подруге, которая занимала высокую должность в Администрации регулирования сельского хозяйства, и та переправила его секретарю Казначейства.

Защищая сына, Вирджиния Притчард даже сменила политические пристрастия. Всю жизнь она была сторонницей республиканцев, но тут под обаянием Франклина Д. Рузвельта и его Нового курса стала приверженкой Демократической партии.

«Мы не политизированы, и весь наш круг тоже далек от политики, – говорилось в одном из ее писем представителю демократов. – Если вы каким-либо образом сможете помочь нашему сыну, наша благодарность будет безграничной».

В результате Джону позволили повторно сдать анализ крови, в котором сифилиса не обнаружилось. Но это не приблизило его к цели: кадетов уже набрали, свободных мест не было. Однако Притчарды-старшие не отступали и добились своего. За шесть дней до начала учебного года, когда один из уже зачисленных в Академию Береговой охраны курсантов выбыл по личным обстоятельствам, Джона пригласили на его место. Это было в 1938 году.

Его сосед по комнате, будущий вице-адмирал Томас Сарджент, вспоминал, что тогда «не знал человека счастливее, чем Джон»:

– Утром он вскакивал с койки, и, невзирая на дождь, снег, темноту за окном, каждый раз восклицал: «Доброе утро, Том! Какой чудесный день!» И начинал напевать. У него был хороший голос, и больше всего он любил песню «Дедушкины часы»: он знал слова всех куплетов. Поначалу все это меня немного утомляло. Но его энтузиазм и жизнелюбие оказались заразительными, и я тоже чувствовал себя бодрее.

По окончании академии Притчард получил звание прапорщика. Симпатичный молодой человек, голубоглазый шатен ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, он был худощав (весил около шестидесяти пяти килограммов) и отличался гордой осанкой. Нэнси вспоминала, что старший брат выглядел уверенным в себе, но не высокомерным. Красивое овальное лицо всегда было несколько задумчивым. Он сменил нескольких подруг, но жениться не спешил. Казалось, что главное для него – карьера, дружба, забота о сестре.

В одном из первых своих назначений на борту корабля Береговой охраны в Беринговом проливе Причард очень сдружился с прапорщиком по имени Гарри «Тик» Морган. Джон решил, что приятель идеально подойдет для Нэнси:

– Он говорил: «Я берегу Нэнси для Тика, и Тика для Нэнси», – вспоминает сестра.

После службы на Аляске Притчард прошел летную подготовку и стал летчиком Береговой охраны под № 82. Он получил звание лейтенанта и был отправлен на авиабазу в Майами, где пробыл до февраля 1942 года. Нэнси, учившаяся в то время в колледже, провела во Флориде около полутора месяцев во время летних каникул. Тогда-то она и познакомилась с Тиком Морганом. Судьба соединила их, через два года они поженились и прожили в браке шесть десятилетий.

Затем Притчард получил назначение на «Нортленд», где он стал пилотом базирующегося на корабле биплана «Грумман дак». За исключением проведенного в Майами января весь 1942 год он прослужил в Гренландии, рассекая воздушные просторы над ледяным островом.

Прямо за местом пилота в биплане располагалось второе кресло, которое занимал румяный и голубоглазый Бенджамин Боттомс, радист первого класса. Он был на год старше Джона, а по комплекции и росту очень похож него. По случайному совпадению у него тоже была сестра по имени Нэнси; они с Беном были двойняшками.

Боттомс вырос на ферме в Камминге в штате Джорджия.

По окончании школы его призвали в Береговую охрану. Около десяти лет он перемещался с базы на базу, с корабля на корабль, продлевая срок службы три раза. За свой сочный южный говорок Бен получил очень подходившее ему прозвище «Босяк из Джорджии».

В 1937 году он женился на Ольге Роджерс, дочери рыбака из Глостера в штате Массачусетс. Вместе с ее сыном Эдвардом, которого Боттомс называл по-приятельски «дружище», они обосновались в том же штате на авиабазе в Салеме.

В декабре 1939 года Бенджамин попал в нетипичную для служащего в Береговой охране переделку – потерялся на морских просторах. Дело было так: он с тремя другими летчиками находился на борту самолета-амфибии, называемого «Дуглас Долфин». Из-за густого тумана машина была вынуждена приземлиться на воду в восемнадцати километрах от побережья в штате Массачусетс. При посадке самолет получил повреждения, он в любую секунду мог перевернуться. Его унесло течением километров на тридцать, и лишь по прошествии суток он был обнаружен кораблем Береговой охраны, который дотащил амфибию в безопасную бухту. В результате никто не пострадал, но Боттомс навсегда запомнил каково это – ждать спасения.

В 1941 году он пять месяцев прослужил на «Нортленде», а затем заболел корью и вынужден был вернуться в родной штат для лечения. После этого Бенджамин вполне мог избежать отправки в суровую Гренландию. Но он, напротив, добровольно вызвался продолжать службу в качестве радиста «Груммана дака» и вернулся на корабль в феврале 1942 года, примерно в то же время, когда туда прибыл Притчард. Вдвоем они составили постоянный экипаж биплана.

Сослуживцы уважали Бена за высокое мастерство и профессиональную этику. За несколько недель операции по спасению команды «PN9E» его представили к получению звания главного старшины.

Холодным утром в субботу, 28 ноября 1942 года, «Нортленд» пробрался наконец через льды в Команчи-бей. Корабельной рации удалось уловить слабые сигналы, посылаемые Лореном Ховартом, что вселило в Притчарда и Боттомса уверенность, что им удастся довольно быстро добраться до места катастрофы бомбардировщика. Они стали готовить биплан к взлету. Вся команда вышла их провожать. Через двадцать минут после того, как «Нортленд» бросил якорь в бухте, «Грумман дак» был уже в воздухе.

В это же время к «В-17» подлетал полковник Бернт Бальхен со своей командой на «позаимствованном» «С-54» «Скаймастере». Они сбросили потерпевшим крушение дополнительные медикаменты для лечения пораженных гангреной ног O’Хары, а также другие вещи и припасы: спальные мешки, куриные консервы, колбаски, супы и леденцы.

Бальхен сообщил по рации Ховарту, что заметил в тридцати километрах от места катастрофы двое мотосаней. Это были лейтенант Деморест и сержант Тетли. Они довольно быстро продвигались вперед. Каждые сани тянули за собой груз с необходимыми для спасения людей припасами и оборудованием. Бальхен предполагал, что эта группа прибудет ближе к ночи, и велел команде Монтеверде после восьми вечера периодически пускать ракеты, чтобы задать Деморесту нужное направление.

Пока Бальхен кружил над «В-17», он получил радиограмму от Притчарда. Они были знакомы: «Грумману даку» случалось иногда бывать на базе «Блюи Вест-8». Бальхен указал Джону, где поблизости от «PN9E» находится ровный участок ледника относительно свободный от трещин. Там, как считал полковник, биплан сможет приземлиться, не выпуская шасси, а используя центральный поплавок как санные полозья. «С-54» пролетел над этим местом и сбросил все необходимое для того, чтобы Притчард и Боттомс безопасно добрались пешком до терпящих бедствие летчиков: тридцатиметровую веревку, снегоступы, бамбуковые палки, помогающие идти по снегу. Запас топлива у «Скаймастера» заканчивался, так что Бальхен решил вернуться на базу в надежде, что экипаж биплана, а также Деморест и Тетли на мотосанях благополучно завершат спасательную операцию.

Притчард сделал круг над разбитым бомбардировщиком, затем двинул от себя ручку управления и начал снижаться. Он пролетел так близко к земле, что несколько человек из команды Монтеверде были вынуждены укрыться в хвостовой части. К ногам оставшихся возле самолета упал маленький контейнер с прикрепленным к нему красным флажком. В нем они нашли записку, которую пилот «Груммана дака» написал еще на корабле. В ней он спрашивал совета. Если летчики считают, что биплан сможет сесть с выпущенным шасси, они должны были забраться на правое крыло «В-17». Если, по их мнению, безопаснее садиться на живот, они должны были забраться на левое крыло. Если же любую посадку они считают слишком рискованной, все должны были забраться на хвост бомбардировщика. В конце письма стояла приписка: «Если шансы 60 на 40, я рискну».

Когда Арманд Монтеверде прочитал все это вслух, у некоторых из его людей на глаза навернулись слезы. Отчаявшиеся летчики переглянулись. Они с ужасом представили себе, что расселина может поглотить биплан, как аллигатор, мгновенно распахнув и сомкнув страшные челюсти. Не сговариваясь, не произнеся ни звука, они дружно забрались на хвост самолета, чтобы дать знак Притчарду и Боттомсу – посадка слишком опасна. Все прекрасно понимали, что таким образом они отказываются от возможного скорейшего спасения.

Через несколько минут Ховарт и Монтеверде смогли связаться с Беном Боттомсом по рации, и командир бомбардировщика еще раз высказал свое мнение. Он был категоричен: «Даже не пытайтесь сесть!».

«Грумман дак» снова пролетел очень низко, качнул крылом, а Притчард помахал тем, кто на земле, из кабины пилота. Приунывшие летчики решили, что видят биплан в последний раз. Но не тут-то было. Они с удивлением наблюдали за тем, как Притчард начинает снижаться чуть дальше, в нескольких километрах от них. По приказу пилота биплана Боттомс радиографировал: «В любом случае буду садиться».

Члены экипажа «PN9E» ахнули: «Бедняга, он разобьется!» Кто-то даже не смог смотреть на это и отвернулся.

Посадка и вправду была опасной. Риск возрастал еще и потому, что Притчард проигнорировал совет Бальхена, что лучше всего приземляться на поплавок. Он выпустил шасси, будто собирался посадить биплан на гладкое покрытие взлетной полосы, а не на ледник. Пилот пошел на это сознательно. Садясь на живот, можно было повредить фюзеляж или пропеллер. Тогда на просторах Гренландии появился бы еще один разбитый самолет. С другой стороны, приземление на шасси могло привести к такому же исходу. За пять месяцев до этого пилот первого самолета «заблудившейся эскадрильи» попытался действовать таким же образом, как и Притчард. В результате истребитель перевернулся на спину. Но Джон решил положиться на удачу. Он проверил все восемь пунктов, необходимых для посадки: пропеллер запущен на малые обороты, крышка фонаря кабины разблокирована, хвостовое колесо зафиксировано и т. д. Затем отжал рычаг вперед, и «Грумман дак» коснулся поверхности ледника. Шасси тут же погрузились в глубокий снег. Казалось, вот-вот округлый нос самолета «вспорет» сугроб и биплан сделает смертельное сальто. Притчард боролся с машиной, старался ее выровнять, используя баланс, создаваемый крыльями и широким центральным поплавком. Несколько раз хвост опасно приподнимался, так что самолет мог перекувырнуться и разбиться. Тогда те, кто внутри, неминуемо бы погибли. И все же пилот продолжал упорствовать, и в конце концов ему удалось благополучно затормозить. Так завершилась первая в истории успешная запланированная посадка на гренландском леднике с выпущенным шасси.

Чтобы избежать попадания в одну из трещин, густой сетью покрывавших ледник, Притчард приземлился примерно в трех километрах от места крушения «В-17», но очень далеко от рекомендованного Бальхеном места, где тот сбросил веревку, снегоступы и бамбуковые палки. Пилот и радист выбрались из биплана, вооруженные не более чем палками, позволяющими проверять лед перед тем, как сделать шаг – не скрываются ли под слоем снега тонкие мостки, маскирующие расселину.

Более часа Притчард и Боттомс плелись, петляли, скользили по леднику. В какой-то момент Джон поскользнулся и почти съехал в разверстую пасть провала, но все же успел зацепиться за его край и выбраться на поверхность. Наконец они добрались до «PN9E» и приветствовали каждого из девяти летчиков рукопожатием.

– Не стоило вам садиться! Теперь, возможно, не удастся взлететь, – прямолинейно, как пилот пилоту, заявил Притчарду Монтеверде.

– А я готов здесь задержаться, – парировал Джон.

Шутка была хороша, но на самом деле он намеревался покинуть ледник как можно скорее. Притчард сказал, что немедленно собирается забрать с собой двоих, а за остальными вернется на следующий день.

Хуже всего чувствовали себя О’Хара и Спина, поэтому командир хотел отправить их первыми. Однако у штурмана были обморожены ноги, а у бортинженера – сломана рука, а также имелись другие повреждения. Они сами не добрались бы до биплана, их надо было нести или везти на санях, которых на «Грумман дак» не было. Нужно было привезти их на следующий день или дождаться Демореста с Тетли на мотосанях.

Притчард сказал, что у Монтеверде тоже есть обмороженные участки тела и предложил эвакуировать его одним из первых. Но Арманд ответил, что он как командир экипажа покинет место крушения последним. Он сам выбрал тех, кто полетит в первую очередь. Это были Эл Туччароне и Ллойд (Вуди) Перьер. Обоим нужна была медицинская помощь. Ноги Перьера постоянно мерзли в кожаных ботинках без подкладки, а у Эла были сломаны ребра еще с момента аварийной посадки. Эти двое еле передвигали ноги от недоедания и постоянного холода, но Монтеверде считал, что они все же способны самостоятельно дойти до биплана.

Самое время было вывезти именно их, потому что у них уже начал мутиться разум: у Туччароне случались видения. Так, он был уверен, что видит гигантскую фигуру Иисуса Христа в гренландском небе. Перьер плохо стоял на ногах, члены закоченели так, что почти не сгибались, а сознание было спутанным от гипотермии, так что он даже не очень отдавал себе отчет, что он покидает своих новых друзей. Когда до обоих дошло, что их выбрали в качестве первых кандидатов на эвакуацию, они принялись отказываться, предлагая вместо себя второго пилота Гарри Спенсера и добровольно вызвавшегося лететь с бомбардировщиком Клинта Беста. Те тоже отнекивались. Тут Монтеверде сказал, что за ним как за старшим по званию окончательное решение, и на этом споры закончились.

Несмотря на падение в расселину, сильный и жизнелюбивый Спенсер чувствовал себя лучше, чем его сослуживцы. Он вызвался сопровождать Туччароне и Перьера к самолету на тот случай, если им понадобится помощь. Притчард связал весь свой небольшой отряд веревкой с интервалами в десять метров, и они отправились в обратный путь по тому же маршруту, который они с Боттомсом уже проделали часом ранее.

Девятнадцать дней пребывания на лютом морозе при скудном питании подорвали здоровье молодых и крепких летчиков гораздо больше, чем они думали. Перьер почти не мог шагать, так что Притчарду и Боттомсу приходилось по большой части волочить их с Туччароне на себе. Спенсер пытался помочь, но толку было немного. Вскоре Эл и Вуди, выбившись из сил, упали лицом в снег. Перьер чувствовал, что больше не может сопротивляться сну, а это на севере – смертный приговор. Боттомс присел рядом с ним, вставил ему в рот сигарету и зажег ее. Он тормошил парня из Кентукки, не давал ему сдаваться. Притчард пытался поднять боевой дух Туччароне и шутил, что когда тот вернется, мама приготовит ему домашние спагетти.

Приближались сумерки, и Притчард со Спенсером поспешили вперед, чтобы приготовить «Грумман дак» ко взлету. Джон собирался убрать шасси, чтобы они не скребли по льду и не тормозили самолет во время разгона. Но оказалось, что за прошедшие четыре часа подкрыльевые поплавки примерзли к леднику. Пришлось раскапывать колеса и раскачивать маленький биплан, чтобы «оторвать» его от поверхности. Притчард со Спенсером вручную развернули биплан в противоположную сторону, чтобы он мог взлететь по той же «полосе», на которую садился. Когда до места посадки дотащились, наконец, Боттомс и двое летчиков «PN9E», напоминавших, скорее, зомби, машина была готова к старту. Перьер и Туччароне попробовали забраться в пустой отсек под кабиной пилота, но без помощи товарищей они бы не смогли сделать даже этого. Пилот и радист пристегнулись. В идеале они бы предпочли бы подняться в воздух при встречном ветре, потому что так легче набирать высоту. Но подобная возможность им не представилась: пришлось взлетать при попутном ветре, а это трудно и опасно.

Туччароне и Перьер лежали в багажном отсеке и не могли следить за происходящим. Они лишь взялись за руки и молились о том, чтобы все прошло благополучно. Их желудки сжимались от страха, однако надежда не оставляла их. Биплан начал подпрыгивать на ледяных пригорках. Он перемещался с тороса на торос. Наконец толчки стали все более редкими. Биплан поднимался все выше, он уже был в небе. Эл и Вуди слышали, как пилот и радист издали победный крик и поддержали их своими слабыми голосами. Второй раз за этот день Притчард совершил исторический подвиг. Теперь он был первым летчиком, совершившим и посадку, и взлет с гренландского ледника.

Перед тем, как взять курс к «Нортленду», биплан еще раз пролетел над разбитым бомбардировщиком и качнул крылом.

Солнце садилось, и корабль зажег свои мощные прожектора, чтобы пилоту «Груммана дака» было легче сориентироваться. Через двадцать минут после старта с ледника биплан легко и мягко сел на воду рядом со кораблем в Команчи-бей. Казалось, он просто слетал на пикник.

Команда корабля снова вывалила на палубу, чтобы встретить спасенных летчиков и их героических спасителей.

Вся операция заняла пять часов. Экипаж «Нортелнда» поднял биплан на палубу. Из грузового отсека вытащили Туччароне и Перьера. Грязные, измученные, обмороженные и исхудавшие, наконец-то они были в безопасности.

Лейтенант-коммандер Поллард отправил бодрый рапорт «Айсбергу» Смиту, доложив, что двое из команды бомбардировщика уже на борту корабля, и «Грумман дак» готов вылететь за следующей партией. Никакого протеста от контр-адмирала не воспоследовало, так что Поллард послал еще одно сообщение, полностью изложив в нем план операции. В ходе этой переписки он прямо заявил, что особо полагаться на Макса Демореста и Дона Тетли не стоит. Вот что написал капитан:

«Если погода позволит, семерых оставшихся членов экипажа «В-17» мы эвакуируем в два рейса, которые биплан совершит за время светового дня в воскресенье, 29 ноября. У некоторых летчиков развивается гангрена. У одного сломана рука… В ближайшие часы мы сделаем несколько саней на широких полозьях, чтобы дотащить пострадавших до биплана. Все ожидающие помощи на леднике крайне ослаблены и будут не в состоянии проделать на мотосанях путь до побережья, составляющий около семидесяти пяти километров. В этом случае в дороге, а потом и на Ледниковой станции им придется провести еще около двух-трех недель, в то время как им необходима немедленная госпитализация. Благоприятная погода продлится не далее чем до послезавтра, так что вывезти команду нужно срочно. В противном случае их ждут летальный исход или потеря конечностей и другие осложнения, вызванные прогрессирующей гангреной. Корабельный врач подтверждает, что всем людям с «В-17» незамедлительно требуется стационарное лечение, которое невозможно осуществить в походных условиях. Двое прибывших сегодня на «Нортленд» находятся в ужасном состоянии. У Перьера поражены гангреной большие пальцы ног, а у Туччароне затруднено дыхание из-за сломанных ребер».

Смит принял этот план и не возражал, а только попросил Притчарда удостовериться, чтобы на разбитом «PN9E» был выведен из строя бомбовый прицел Нордена, а также уничтожено другое оборудование или документы, которые могли бы пригодиться врагу. Перед тем, как закончить сеанс связи, адмирал попросил передать трем канадцам, все еще находившимся на борту корабля, что семьям уже сообщили об их спасении.

Притчард и Боттомс, выбираясь из самолета, принимали поздравления сослуживцев, одобрительно похлопывавших их по спине. Они укрыли машину на ночь, поели и разошлись по своим каютам, чтобы приготовиться к следующему дню, который обещал быть трудным.

Перьера и Туччароне отправили в лазарет. Врач категорически отказался принять принесенные командой корабля «гостинцы» – разносолы и напитки в большом количестве. Он назначил пострадавшим строгую диету и режим: горячий суп, еще более горячий кофе, а главное, отдых.

Эл и Вуди не сопротивлялись. Но перед сном попросили только об одном, чтобы Джон Притчард подписал их долларовые «удостоверения». Теперь их спаситель был также и их собратом по обществу шортснортеров.