Лу Сапиенза шел по коридорам штаб-квартиры Береговой охраны в Вашингтоне. Он не нервничал, а был скорее возбужден, как фаворит гонки, приближающийся к финишу. Рядом с ним шагал Джон Лонг, бывший служащий этого ведомства, вышедший в отставку годом ранее, но продолжавший активно участвовать в исследованиях, посвященных поиску «Груммана дака», а также в подготовке экспедиции.

Лонг был идеальным «секундантом» для выходящего на ринг: надежный, немногословным, знающий. Он прекрасно разбирался в истории биплана и в топографии его поисков. Этот крупный мужчина, главный старшина Береговой охраны, был плечист и крепок, как портовый грузчик. Он специально прилетел в Вашингтон из родного городка на севере штата Мичиган, чтобы поддержать заявку на экспедицию и предложить ее организаторам свои опыт и знания. Лу и Джон шли плечом к плечу, направляясь в переговорную комнату. Там за большим круглым столом собрались многие из тех, кто в минувшем октябре уже присутствовал на презентации в офисе DPMO. Но были и новые лица – человек пять. Они представляли Береговую охрану и другие ведомства. Главой делегации от Департамента министерства обороны по поиску пропавших без вести был подполковник Джеймс Макдона – в целом приветливый, но при этом требовательный и деловой.

Коммандер Береговой охраны Джим Блоу открыл собрание оптимистичным заявлением:

– Очень хорошо, что здесь собрались все заинтересованные в проекте «игроки». Давайте вместе решать, какой вклад каждая сторона может внести в поиски и возвращение на родину самолета и его экипажа.

После этого он передал слово Лу, который в этот раз подготовился к встрече гораздо лучше, чем в предыдущий. Он раздал всем девятнадцатистраничный доклад, изобилующий расчетами. Цифры должны были доказать: составитель документа знает, где именно искать биплан. Среди прочей информации имелся даже расписанный точно по дням план экспедиции.

Демонстрируя презентацию в программе PowerPoint, Лу уверенно отвечал на вопросы, пояснял сложные технические выкладки, рассказывал о приоритетном месте поисков о запасных вариантах, то есть о том, где будут проводиться работы, если в первом случае постигнет неудача. Современные данные, полученные с радаров и сонаров, он сопоставлял с историческими свидетельствами о месте катастрофы «Грумман дак», в том числе анализировал неточную, но очень детально «пиратскую карту» Бернта Бальхена, нарисованную от руки в 1943 году.

Макдона спросил, какую территорию в районе ледника Коджи-бей будут охватывать поиски:

– О каком квадрате вообще идет речь?

– Думаю, это будет прямоугольный участок длиной около двух километров восьмисот метров и шириной один километр двести метров максимум, – немедленно ответил Лу.

Далее подполковник поинтересовался, что представляют собой «вызывающие интерес объекты», зафиксированные радаром. Однозначно ли можно судить о том, что это именно куски металла или, может, это лед другой плотности, фрагменты камня, расселины или даже вода.

– Вообще-то радар особым образом откликается на металл, тут не перепутаешь, – ответил Лу. И пояснил: несмотря на то, что он уверен в имеющихся на нынешний момент предварительных данных, он надеется по прибытии в Гренландию проинспектировать местность с помощью другого высокотехнологичного оборудования. Один из этих приборов подвешивается к вертолету, а другой может тянуть за собой снегоход.

– Мы достаточно хорошо технически оснащены, чтобы найти то, что ищем, – заключил автор презентации. – Район поисков невелик. Полагаю, мы найдем самолет.

– Так вы считаете, что сможете отыскать его на леднике за три дня?

Лу был на подъеме, а потому без раздумий парировал:

– Да, если позволит погода.

После этого дискуссия перешла на другую тему: что будут делать с бипланом после того, как его выкопают из снежной толщи.

– Мы не какие-нибудь там охотники за старинными «птицами войны», – гордо заявил Лу, слегка выпятив грудь. – Мы не стремимся продать его подороже. Я уважаю позицию Береговой охраны, которая предполагает, что все отслужившие корабли и самолеты сохраняются на балансе ведомства. Хотелось бы, чтобы биплан был отреставрирован и в качестве музейного экспоната демонстрировался молодому поколению.

Именно об этом мечтал и капитан в отставке Том Кинг. Он не желал допустить, чтобы «Грумман дак» и связанные с ним артефакты стали добычей частных коллекционеров или любителей сувениров, ищущих трофеи на интернет-аукционе eBay.

Макдона ответил, что здесь у DPMO нет на это никаких возражений.

– Но для нас приоритет не сам биплан, – добавил он. – Прежде всего нас интересуют останки военнослужащих. Как вы думаете, тела, наверное, сохранились, так как вмерзли в лед?

– Если снег попал внутрь самолета, то, по всей видимости, так и есть, – ответил Лу.

– Сможете ли вы поднять машину на поверхность, не повредив их?

– Скорее всего, это возможно, – и Лу рассказал, как двадцать лет назад поднимали «Девушку с ледника». В данном случае все должно быть проще, так как «Грумман дак» находится в пять раз ближе к поверхности, чем истребитель «заблудившейся эскадрильи».

Так продолжалась мирная беседа о том, как наилучшим образом поднять биплан, сохранить все его детали, с минимальными потерями перевезти тела погибших. Тон разговора разительно отличался от октябрьской встречи.

Я уж было подумал, что Лу близок к победе. Даже представил себе, как Макдона поднимает вверх его правую руку в знак триумфа и под вспышки фотоаппаратов передает чек на внушительную сумму. Но тут тема разговора снова сменилась. Начался «новый раунд».

– Лу, у вас уже есть спонсоры? – спросил подполковник.

В первый раз за все время презентации докладчик запнулся. Казалось, ему не хватает воздуха.

– Нет, – ответил он прямолинейно. – Мы над этим пока работаем.

Таким образом он намекал: за этим-то я сюда и пришел.

Макдона приступил к детальному изучению бюджета, который был включен в распечатанные для всех присутствующих материалы. Он расспрашивал, сколько участников будет в команде, войдет ли в нее врач на случай, если понадобится срочная медицинская помощь, как будет доставлено оборудование и даже чем Лу собирается кормить своих людей – военными пайками-полуфабрикатами или закупаемыми у коммерческих фирм замороженными или сухими продуктами.

Лу старался не показывать, что устал и выбился из сил: беседа длилась уже более двух часов, а поток вопросов все не иссякал. Его реакция замедлилась и стала более «тяжелой». А Макдона снова вернулся к вопросу о деньгах.

– Честно говоря, – сказал он, – многие из нас полагали, что у вас уже есть средства частных благотворителей, которые дадут возможность начать работу на леднике.

Эта реплика обрушилась на Лу, как удар кувалды. Он попытался собраться с мыслями и объяснить, что в поисках финансовой поддержки обращался к крупным компаниям и частным лицам, но никто из них не дал однозначного согласия на участие в проекте.

Ах, вот что сбило с толку Макдону и его коллег! В течение нескольких недель, предшествующих нынешней встрече, Лу рассылал им бодрые отчеты о своих встречах с состоятельными любителями военной истории и с другими людьми, которые могли помочь организаторам экспедиции. Вероятно, чиновники неправильно истолковали смысл этих сообщений. Он решили, что дело уже в шляпе.

Тут вмешался Джим Блоу и попробовал выручить Лу:

– Как вы думаете, когда потенциальные спонсоры дадут вам более или менее определенный ответ?

Но Лу уже выбили из колеи. Он не заметил, что Блоу подсказал ему, как выйти из положения, и легкомысленно бросил:

– Ну, это не так важно. Думаю, это вопрос всего лишь каких-то шестидесяти четырех тысяч долларов.

На этом Макдона был готов свернуть дискуссию. Он не хотел бы, чтобы его снова кто-то вводил в заблуждение. По-видимому, заново встречаться, чтобы еще раз обсудить этот проект, он тоже не планировал.

– Проделанная вами работа достойна восхищения, – сказал он. – Вы действительно на славу потрудились. Но вы же знаете, что финансирование – это всегда больной вопрос… Насколько мне известно, на затратную полярную экспедицию денег у нас нет, во всяком случае в этом году.

И добавил:

– В идеале мы бы хотели разыскать каждого пропавшего без вести солдата, где бы он ни находился. Но реальность такова, что средств на это не хватает.

Правда, слабую надежду Макдона все-таки дал. Он сказал, что если Лу каким-то образом доберется до Гренландии, обнаружит биплан и его экипаж, а также представит неопровержимые доказательства этой своей находки, DPMO уже не сможет остаться в стороне от этого проекта.

Таким образом подполковник сослался на предписание Конгресса США, вышедшее в 2010 году. Тогда конгрессмены под давлением семей пропавших без вести военных распорядились, чтобы государственные органы ускорили расследования и поиски. Была принята поправка к федеральному закону, которая получила название «Акт о пропавших без вести», или поправка № 10. В ней говорилось о том, что необходимо создать единую и всеобъемлющую программу по поиску солдат, пропавших во время Второй мировой и вьетнамской войн, «холодной войны», войны в Корее и операции в Персидском заливе. Конгресс потребовал, чтобы на эти цели были выделены ассигнования и довольно обозначил задачу: DPMO должны были предоставить достаточно средств, чтобы к 2015 году он существенно увеличил количество возвращаемых на родину солдат – с 85 человек в год до 200.

Позже в электронном письме Макдона снова напомнил об этом моменте: «Не забудьте о том, что я вам сказал о десятой поправке. Если вы сможете добраться до Гренландии и обнаружить самолет, ситуация радикально изменится».

Но тогда, во время встречи, Джеймс Макдона был настроен скептически. Над проектом сгустились тучи, а надежда была слабой, как пробивающийся сквозь них лучик солнца.

– Сейчас у нас январь, а вы хотели приступить к работе в мае, – констатировал подполковник. – При этом у вас до сих пор нет спонсора. Это значит, вы не начнете, как планировали?

– Похоже, не начнем, – вздохнул Лу.

И все же он не сдавался. Хватаясь за соломинку (или, может, пытаясь нанести последний удар?), он произнес:

– Так как же теперь быть? Посмотрите на собранный материал. Разве можно на этом останавливаться?

И, наконец, финальный аргумент:

– Конгресс очень заинтересован в поисках. Вы же видели, они прислали письма в поддержку экспедиции.

Но это прозвучало уже как крик отчаяния. Все собравшиеся за круглым столом сознавали: сложно найти конгрессмена, который упустит возможность публично высказаться в пользу скорейшего возвращения на родину героев Второй мировой.

Джоан Бейкер, судмедэксперт DPMO, устало закатила глаза. На лице у нее было такое выражение, будто она не может понять, зачем потратила свое драгоценное время на пустые разговоры.

– Мы в департаменте видели много таких писем, – холодно произнесла она. – Может, кто-то из конгрессменов захочет пожертвовать средства на проект?

– Я найду тех, кто захочет, – тихо, почти себе под нос произносит Лу, пока участники встречи расходятся. – Как всегда, все упирается в деньги, всего лишь в деньги.

Февраль – Март 2012 года

Четыре долгих гудка. Женщина берет трубку не сразу.

– Алло!

– Здравствуйте, Нэнси! Это Митч, снова звоню насчет Джона.

Я быстро перехожу к делу.

– Нэнси, у меня вопрос. Если бы нашли тело вашего брата, где бы вы хотели его похоронить?

– Ох, дайте подумать… – голос у Нэнси Притчард-Морган-Краузе певучий. – Брат служил Береговой охране, и, наверное, хорошо было бы ему вернуться в Академию. Но для начала надо его отыскать.

Я коротко рассказал ей о том, что у Лу и возглавляемой им организации North South Polar, которая готовит «Утиную охоту», возникает много трудностей – финансовых и не только. Затем поблагодарил Нэнси и попрощался.

Мы познакомились с ней семью месяцами раньше. Сейчас она живет в доме престарелых в Аннаполисе, штат Мэриленд. Эта стройная и симпатичная женщина восьмидесяти восьми лет с элегантной короткой стрижкой на белоснежно-седых волосах. Нэнси живет со вторым мужем, девяностолетним Биллом Краузе. Они с увлечением играют в крикет, с удовольствием балуют себя послеобеденным коктейлем, любят путешествовать, мило подтрунивают друг над другом и вообще наслаждаются общением.

Нэнси вышла за Билла после смерти Тика Моргана, лучшего друга ее брата Джона. Тик умер в 2004-м, немного не дожив до шестидесятилетней годовщины свадьбы. Этот день планировалось широко отметить, собрав всю большую семью. Семья собралась, но уже на поминки.

– Так я отдала дань уважения своему мужу, – говорила Нэнси. – Теперь очередь за братом.

В тот день, когда я приехал знакомиться, Билл подал нам напитки, а Нэнси листала длинными тонкими пальцами выпускной альбом Академии Береговой охраны 1938 года. Она легко переворачивала страницы и быстро находила ту, на которой рассказывается о ее брате Джонни: два года занимался футболом, два – боксом, помогал издавать годовой отчет и газету академии, был менеджером команды по баскетболу. А вот и шутливая характеристика, которую Нэнси читала и перечитывала бесчисленное количество раз:

«Перед вами – уроженец чудесного штата Калифорния. Характер этого человека подтверждает репутацию своей солнечной родины. Его улыбчивость и легкость в общении хорошо известны всем в академии. Он вскружил голову не одной представительнице прекрасного пола. Все они были готовы поверить любому его слову».

Нэнси с грустной улыбкой вспоминает «уверенного и даже немного самонадеянного брата», который был на девять лет старше нее. Он всегда был так добр и заботлив с сестренкой. Прошло почти семьдесят лет, но она не может без слез говорить о том, как мать позвонила ей в общежитие колледжа и сказала: «Нэнси, Джон пропал без вести».

Девушка тогда выбежала из здания и долго бродила по улицам, не обращая внимания на снегопад. Она понимала, что эту потерю не восполнит уже ничто и никогда.

Родители Джона Притчарда и все братья уже ушли в мир иной. Из ближайших родственников осталась только Нэнси. Военные в США называют такое родство аббревиатурой PNOK. Это значит, что при нахождении останков она должна решать, где им покоиться. В 1975 году, когда Береговая охрана впервые попыталась отыскать «Грумман дак», Нэнси отнеслась к этой затее скептически.

– Тогда я сказала: «Оставьте его в Гренландии, пусть спит с миром в том месте, где произошла катастрофа». Мне не хотелось, чтобы кто-то еще рисковал своей жизнью.

Но теперь ее мнение изменилось:

– Конгресс заявил, что все пропавшие без вести на войне должны покоиться на родине, и я с этим согласна, – говорила мне Нэнси. – Раз все возвращаются, то, наверное, Господь поможет вернуть и тело моего брата.

Эдварду Ричардсону, которого его отчим Бенджамин Боттомс называл попросту «дружище», сейчас семьдесят семь. Но, погружаясь в воспоминания, он будто снова возвращается в детство.

– Главное, чему Бен меня научил – не обращать внимания на предрассудки, – говорит Эдвард. – Он иногда приводил с собой домой двух-трех солдат или матросов, которых «подбирал» вечером на остановке автобуса. Они ехали в город, чтобы пошататься и выпить. А Бен приводил их к нам и кормил домашним ужином. Помню, как-то пришел вместе с чернокожим парнем, а я до этого видел вокруг себя только белых. Наверное, я удивленно разглядывал этого человека, а Бенджамин сказал: «На земле много разных людей. У них разный цвет кожи, разный разрез глаз, но все они люди. Такими создал их Бог». Для меня это было важнейшим в жизни уроком, и я до сих пор его не забыл.

Остальные воспоминания приемного сына о Боттомсе отрывочны. Что-то сохранилось в его памяти с юных лет, а о чем-то рассказывала мать. Эд помнил, как отчим учил его плавать на побережье океана в Глостере, штат Массачусетс, или то, как посадил его себе на плечи и отправился за мороженым. Как они бежали вдвоем от грозы и маленький Эдвард потерял свою матросскую шапочку. А вот они вдвоем разворачивают рождественский сюрприз – лыжи. Мальчик знал, что на самом деле это подарок не от Санта-Клауса, а от другого человека с всклокоченной бородой.

Бенджамин и его пасынок не были родными по крови, но даже по прошествии многих лет Эдвард хорошо помнит отчима: круглое лицо, чуть редеющие волосы. Он не может забыть как мать, миловидная Ольга с черной, как смоль, шевелюрой, отказывалась верить, что ее муж погиб.

– Она до последнего надеялась, что он выжил. Все повторяла: «Может, его спасли эскимосы». Ольга Боттомс «сдалась» только после того, как пришел офицер Береговой охраны и уверил ее, что другие пилоты видели разбившийся «Грумман дак» и тела членов экипажа.

Свидетельство о телах было выдуманным, но оно произвело должный эффект: навязчивая идея, что Бен жив, перестала терзать его вдову.

– Я был маленьким и фантазировал о том, что поеду в Гренландию и найду его останки, – говорил мне Эдвард. Сейчас он – солидный и уважаемый пенсионер, бывший менеджер строительной компании. В юности он подумывал пойти в академию Береговой охраны. Но потом планы изменились. Мать снова вышла замуж, на этот раз за морского офицера. Ричардсон считает, что она сделала это прежде всего ради сына – чтобы он рос в полноценной семье, где есть отец, мужчина, образец для подражания.

Эдвард полагал, что если его отчима отыщут, то стоит похоронить его на Арлингтонском национальном кладбище. Или, может, лучше Бенджамину Боттомс покоиться в Джорджии, где он родился? Так или иначе, вернуть тело на родину необходимо.

– Очень хорошо, что его будут искать, – признался мне приемный сын Бена. – Жаль только, что мать не дожила. Она всю жизнь продолжала его любить.

И еще одно воспоминание: в юности Эдвард учился играть на трубе, но никогда не исполнял «Taps».

– Однажды, когда я сыграл эту мелодию матери, она горько разрыдалась, так что я не решился когда-либо повторить это исполнение. Я знал, почему она тогда плакала.

Джерри Ховарт родился в той же самой бревенчатой хижине в Уосоки, штат Висконсин, что и его дядя Лорен (Лолли) Ховарт. К моменту крушения биплана мальчику не было еще и двух лет. Так что дядю он знал только по рассказам своего отца, младшего брата радиста «В-17» «PN9E».

– Это был деревенский паренек, – говорил Джерри. – Он, как и все остальные, работал на семейной ферме. Жили тем, что сами выращивали. Денег было мало. Мужчины охотились, в основном на оленей, но иногда и на уток. Все говорили, что Лорен был очень-очень тихим.

С гордостью Джерри заявляет, что Лорен первым из всего семейства получил высшее образование.

– Он работал в ресторанах, мыл посуду, чтобы добиться своей цели.

Джерри, ближайший родственник Лорена, предоставил сотруднику Береговой охраны Джону Лонгу наручные часы, принадлежавшие одному из братьев Ховарта. С них были взяты частицы ДНК для опознания.

– Жаль, что отца и других его братьев уже нет в живых. И все равно здорово, что тело Лорена доставят домой.

«Летописцем» этой семьи стал муж двоюродной сестры Джерри, которого зовут Марк Сторч. У него хранится медаль «Легион почета», которую передала Марку незадолго до своей смерти вдова Лолли, Ирен.

– Впервые показывая мне эту медаль, она улыбнулась, вздохнула и сказала: «Такой был милый мальчик», – вспоминал Марк.

Это естественно – для нее он навсегда остался юным. Она запомнила Лолли двадцатилетним, в то время как сама дожила до ста одного года.

– Очень важно, чтобы Лолли вернулся на родину и нашел последнее пристанище рядом с другими членами семьи, – уверен Сторч. – Конечно, это лишь формальное воссоединение с родными. И все же будет хорошо, если те, кто помнят его, смогут приходить к месту захоронения. Да и обществу нужно знать и помнить о его подвиге – он пожертвовал жизнью, пытаясь спасти своих товарищей.