Настало время «Нортленду» покинуть Команчи-бей.

Лейтенант-коммандер Фрэнк Поллард получил прозрачный намек от контр-адмирала «Айсберга» Смита, который написал, что кораблю «не хватит топлива и других запасов для зимовки в Команчи-бей». До этого Поллард послал командующему запрос, из которого легко понять, насколько противоречивыми были чувства капитана: ему хотелось подождать еще, и в то же время он понимал, что надо уходить.

«Команда «Нортленда» хотела бы продолжить участие в спасательной операции, пока сохраняется вероятность, что мы сможем хоть чем-то помочь в эвакуации летчиков «В-17», а также пилотов и пассажира базировавшегося на корабле биплана», – писал Поллард. Но далее он подчеркивал: «Однако дальнейшее пребывание в бухте и участие в операции несет серьезную угрозу жизни экипажа корабля. Ждем ваших указаний».

«Нортленд» и так уже слишком долго стоял на якоре в Команчи-бей, так что теперь было трудно попасть в открытое море. Для этого надо было пробраться через пояс прибрежных льдин шириной в семь с половиной километров.

Однако, отойдя от берега, «Нортленд» уже не смог бы обмениваться радиосообщениями с ждущими помощи на леднике летчиками, с гренландскими военными базами и полярными станциями. Таким образом, его прямое участие в операции прекращалось. А ведь у него в Гренландии оставалось много «долгов».

Во-первых, где-то в глубине острова покоились останки Притчарда, Боттомса, Ховарта и обломки «Груммана дака». Во-вторых, на берег высадились пять человек с «Нортленда» под предводительством отважного двадцатидвухлетнего мичмана Ричарда Фуллера. Это была команда добровольцев, которые 4 декабря на лодке отправились к Главной береговой станции. Они надеялись, что туда прибудут члены экипажа «В-17» под командованием Монтеверде. Также эта добровольческая группа собиралась забрать тела своих товарищей из разбитого биплана. Помимо прочего, у них была слабая надежда разыскать «С-53», но его местоположение было совершенно неизвестно, к тому же за прошедшее с момента его аварийной посадки время самолет и тела летчиков наверняка накрыло толстой снеговой шапкой.

Фуллер и его команда сделали несколько героических попыток добраться до «В-17» и «Груммана дака», но все безрезультатно. В недостатке рвения их обвинять никак нельзя. Однако операция, которая изначально должна была продлиться две недели, затянулась на пять месяцев. Большую часть зимы 1942/43 годов поисковики-добровольцы провели на Главной береговой станции. Из-за погоды они не могли далеко отойти от этой деревянной хижины, которую помощник главного провизора Джерард Хирн описал как «тесную клетушку площадью примерно в десять квадратных метров». Помимо Фуллера и Хирна в группу входили матрос Стенли Пребл, член пожарной команды Гарольд Грин и механик Дональд Дриско.

Фуллер и Йохан Йохансен, командовавший собачьими упряжками, какое-то время провели на Ледниковой станции, делая редкие вылазки на поиски летчиков. Временами дымоход их печки заваливало снегом, так что дым шел в помещение, обитатели которого запросто могли угореть. Керосин у них кончился, и долгие зимние вечера спасатели коротали при неверном свете свечей.

Налетели зимние ветра и вьюги, хижину быстро замело по самую ее плоскую крышу, на которой каждую ночь вырастал сугроб. Фуллер страдал от частичного обморожения ступней, три пальца на ногах почернели, хотя потом их удалось отогреть и вернуть к жизни. Рация прекратила работу, на полу собралась лужа воды глубиной в два сантиметра. Девять из пятнадцати собак замерзли и умерли. Осталось шесть животных, которых пришлось впустить в человеческое жилище, чтобы хоть как-то согреть. Комнатушка мигом наполнилась продуктами их жизнедеятельности, отчего Ледниковая станция стала похожа на вонючую конуру.

Иногда они целыми днями не вылезали из спальных мешков, потому что только таким образом можно было хоть чуть-чуть согреться. Отхожее место находилось вне хижины – это была яма, к которой вел прокопанный в снегу туннель. По вечерам при свечах играли в карты. Смысла сидеть на Ледниковой не оставалось, и ее вскоре покинули, вернувшись на Главную береговую станцию, где зимовала часть команды. Там условия были немного лучше: дом был размером примерно пять на семь метров. Его тоже замело по самую крышу, причем настолько сильно, что попасть внутрь можно было только через чердачное окно.

Весной, когда корабль Береговой охраны забрал зимовщиков после пяти месяцев, проведенных в Гренландии, они были настолько истощены, что мало чем отличались от летчиков, которым надеялись помочь. Особенно досадно было то, что им изначально дали неверные координаты крушения «Груммана дака». Ошибку быстро заметили, но новые данные так и не дошли до команды Фуллера. И все же командование оценило его заслуги и наградило Медалью флота и корпуса морской пехоты. Все пятеро участников экспедиции удостоились упоминания в приказе, в котором отмечалось их «мужество, энергия, оптимизм и слаженность действий при выполнении долга». В официальных документах Береговой охраны, связанных с этой историей, «аккуратно» указано, что поисковой группе не удалось обнаружить ни один из затерянных в Гренландии экипажей. «Члены экспедиции проявили героизм, несмотря на то, что результатов их усилия не дали», – говорилось в отчетах.

«В-17» «Папы Тернера» с пятью членами экипажа перебазировался с западного побережья Гренландии на восточное – на недостроенную базу «Блюи Вест-2». Оттуда было ближе до места крушения «PN9E», всего лишь каких-то двести сорок километров. На перелеты для доставки припасов уходило меньше времени и можно было обернуться в течение светового дня, который становился все короче.

На следующий день после того, как Тернер обнаружил обломки биплана, разразилась снежная буря. Двое суток «В-17» не совершал вылетов и смог подняться в воздух только 9 декабря.

Тут наконец удача улыбнулась бедствующим на леднике, и Тернер во время полета заметил Спенсера, Тетли и O’Хару в их импровизированном лагере возле заглохших мотосаней. Рации у несчастных не было, поэтому они не могли сообщить спасателям о происшествии с Уиделом. Экипаж Тернера вообще толком не знал, сколько человек «застряли» на пути к Ледниковой станции. Тем не менее им сбросили часть припасов, среди которых было то заказанное Тетли ранее специальное моторное масло. Гарри и Дон целыми днями возились с мотосанями, но так и не смогли запустить двигатель. Вскоре они махнули рукой на затею с починкой транспортного средства, и над ним мгновенно образовался высокий сугроб.

Снегопады были настолько сильными, и на палатку так быстро наметало, что она могла запросто обрушиться и похоронить под собой O’Хару. В первую ночь Спенсер и Тетли по очереди лопатой откидывали снег с брезента. Наутро Гарри объявил, что им нужно поосновательнее устраиваться на этом месте: неизвестно, сколько придется ждать помощи. Тетли приуныл, и в течение следующих нескольких дней почти не выбирался из своей снежной норы.

Тем временем Спенсер, которому немного помогал O’Хара, выдолбил углубление во льду, которое можно было использовать для приготовления еды. Затем они вырыли рядом яму глубиной примерно в метр. Она стала спальным местом размером примерно два на три метра. Днем им было нечего делать, и они начали рыть ледяную пещеру с потолком почти в два метра, так что Гарри мог выпрямиться в ней во весь рост.

Тут из своего убежища, наконец, показался Тетли и прорыл тоннель от своей «норы», к пещерке товарищей. Вскоре они создали целую систему ходов внутри ледника, связывающую разные ледяные помещения. На поверхности возвели стену из снежных блоков, которая обрамляла длинный коридор, ведущий вниз, в их убежище. Стену перекрыли несколькими заледеневшими спальным мешками, служившими навесом. Под ним они готовили, чтобы жар примуса не подплавил крышу пещеры и на спальные места не потекли ручьи воды.

Ночью вход в укрытие заваливало снегом. Спенсер всегда держал при себе лопату и по утрам разгребал сугробы, чтобы выйти наружу. Затем он переходил к спальному месту Тетли и освобождал того от завалов. Они выкопали еще один ледяной подвал, а у входа поставили навес типа вигвама, соорудив каркасную конструкцию из лыж. Здесь разместился склад продуктов и вещей.

Тернер сбрасывал им посылки довольно часто, впрочем, только когда позволяла погода. Однако обитатели лагеря на леднике не всегда могли их собрать. В какой-то день у них осталось всего два «К-рациона». Было решено разом прикончить все и положиться на удачу: может, вскоре прибудет еще посылка. Горелка примуса работала нестабильно, и Тетли вечно хлопотал над ней, поддерживая небольшой огонь. Из-за постоянно гипотермии он плохо стоял на ногах и тут, как назло, покачнулся и упал, опрокинув примус и испортив всю оставшуюся еду, которая смешалась со снегом и керосином. Оставалось только разогреть кофе и пообедать этим напитком, но и его они частично пролили.

К счастью, на следующий день «В-17» сбросил новые продукты. Незадолго до Рождества и этот запас был почти исчерпан. И все же Спенсер, O’Хара и Тетли решили устроить маленький пир. Каждый съел по полному пайку, не заботясь о том, что завтра, возможно, будет голодно. Они пели рождественские гимны и старались, как могли, встретить праздник весело.

«Папа Тернер» вернулся лишь через три дня, и склад снова пополнился. В общем, зимовщики как-то приспособились к жизни на леднике и могли бы продержаться еще долго. Но ноги O’Хары продолжала поедать гангрена. У него начался понос, из-за которого штурман снова сильно похудел. Он подолгу пребывал в полуобморочном состоянии, но при этом держался молодцом и не ныл. Раньше, еще на месте крушения самолета, когда Билл мог ходить, он любовался красотой северного сияния на темном гренландском небе. Но теперь, после долгих недель болезни и лишений, всполохи призрачного света казались ему жестокой насмешкой. В бреду он грезил о том, как поднимется в небо и расстреляет из пулемета эти текучие и неверные огни.

А в ледяном домишке под правым крылом разбитого бомбардировщика продолжали бороться с холодом и лишениями Монтеверде, Спина и Бест.

Большая часть дня, а также почти все оставшиеся силы уходили у них на то, чтобы совершать вылазки «на улицу» и собирать пайки и вещи, сбрасываемые Тернером. Потом, сидя внутри своего иглу, они экспериментировали с имеющимися продуктами: однажды соорудили мороженое из свернувшегося молока, снега и шоколада, в другой раз сварили нечто вроде сливочной помадки.

Все трое были на грани физического истощения: им все время приходилось спать в сырых мешках. Их постоянно трясло, ослабевшие мышцы болели от усталости и озноба, застывшие суставы скрипели и двигались неохотно, как заржавевшие механизмы.

Экипаж Тернера сбрасывал свечи нечасто, но те, что имелись в запасе, горели подолгу. От этого длинные полярные ночи казались просто бесконечными. Когда налетал буран, летчики целыми сутками прятались в своем убежище и не видели дневного света. Так же, как и их товарищи по несчастью в лагере возле заглохших мотосаней, Монтеверде, Спина и Бест не имели возможности общаться с внешним миром. Рация и портативный передатчик не работали. Попросить, чтобы прислали необходимые вещи, было невозможно. Не могли они найти утешение и в том, чтобы просто послушать звуки далеких голосов с базы или хотя бы получить зашифрованное сообщение. Им оставалось лишь вести беседы друг с другом.

Тернер и его люди не были даже уверены, все ли трое летчиков живы. Кружа над разбитым самолетом, они иногда видели одного или двоих человек, подбирающих «посылки». Оставалось только надеяться, что третий забился глубоко в пещеру и не выходит на мороз.

Монтеверде и Спина отчаянно сопротивлялись лишениям, тоске, холоду. Клинту Бесту было еще труднее. Ему оказалось не под силу противостоять такому стрессу.

Командир базы «Блюи Вест-8» полковник Бернт Бальхен внимательно следил за всеми попытками спасти попавших в беду летчиков. Первого декабря он записал в журнале, что две группы на собачьих упряжках покинули Главную береговую станцию и движутся к Ледниковой, намереваясь оттуда отправиться навыручку к экипажу «PN9E». Но обеим пришлось вернуться с полпути, потому что лейтенант, командовавший одной из групп, не сумел справиться с собаками и заставить их двигаться вперед. Через два дня еще одна команда стартовала с Ледниковой станции, но вскоре вернулась туда же. Как было написано в отчете: «Они увидели приближающиеся огни и решили, что приближаются мотосани Тетли». Спасатели ошиблись. Осознав это, они через четыре дня предприняли еще одну попытку выехать на помощь летчикам, но снова потерпели неудачу: продвижению помешала испортившаяся погода. К тому же маршрут оказался слишком сложным, почти непреодолимым. Три собаки умерли по дороге, а одна сбежала. Снова и снова спасатели выезжали на помощь бедствующим и каждый раз терпели фиаско: собаки отказывались везти упряжку, мотосани ломались или увязали в снегу, люди получали обморожение, пурга залепляла глаза и не давала сориентироваться в пространстве.

Время шло. Дни складывались в недели. Невозможность выручить Тетли и пятерых оставшихся в живых членов экипажа «PN9E» вызывала все больше беспокойства. Досадовали и возмущались сложившейся ситуацией не только те, кто служил в Гренландии. Решить непростую задачу пытались и за ее пределами. Проблему рассматривали уже на самом верху, в руководстве армии и флота США. Там обсуждалось множество проектов, некоторые из которых были откровенно утопическими. Те, кто выдвигал их, явно недостаточно понимали специфику происходящего и недооценивали трудности работы в экстремальных условиях севера.

Поначалу хотели послать на ледник вертолеты. Однако гренландские бураны сначала закрутили бы эти машины волчком, а потом разбили бы оземь. Другой план, предложенный армейским руководством, предполагал отправку на ледник транспортного планера. Шестеро терпящих бедствие должны были забраться на борт, а затем низко летящий самолет, должен был поднять планер в воздух, зацепив его свешивающимися крюками. Казалось бы, безумная затея, тем не менее, ВВС США умудрились воплотить ее в жизнь. Правда, не в Гренландии, а в 1945 году в Новой Гвинее, подконтрольной в то время Голландии. Таким образом спасали трех выживших во время крушения самолета летчиков, среди которых была прекрасная представительница Женской службы сухопутных войск. Катастрофа произошла в долине, известной под названием Шангри-Ла. Люди оказались на краю света, среди диких племен, уровень цивилизации которых не пошел дальше каменного века.

Озабоченный происходящим в Гренландии командующий Атлантическим флотом США послал запрос: «Рассматривали ли возможность использования автожиров или вертолетов для эвакуации терпящего бедствие личного состава?»

Через два часа ему ответил адмирал Эрнест Дж. Кинг, главнокомандующий всеми флотами: «Была проанализирована возможность задействовать автожиры, вертолеты и планеры, но все эти варианты отвергнуты. Сила ветра в районе, где проводится операция, не позволяет использовать эти средства спасения»

При этом обсуждение планов не выходило за пределы правительственных кругов и кабинетов высших военных чинов. В обществе ни о чем не знали: даже намека на это не было. Корреспонденты газет и радиостанций, писавшие о войне, с радостью бы схватились за острую тему: несколько крушений подряд, героические попытки спасти выживших летчиков. Драматическая история двух маленьких отрядов, ожидающих помощи в ледяных пещерах на расстоянии десяти километров друг от друга, стала бы лакомым куском для тех, кто устал писать статьи по материалам скучных отчетов о военных операциях. Но события в Гренландии, да и все связанное с подготовкой совместных действий Союзников, было строго засекречено. Никакие утечки в газеты или в радиоэфир были невозможны. Считалось, что если нацисты перехватят эту информацию и узнают, что среди ледников затерялся бомбардировщик «В-17», они попробуют отыскать его, уничтожат экипаж и похитят прицел Нордена.

Или, к примеру, если враг узнает, что на якоре в Команчи-бей стоит «Нортленд», корабль может стать мишенью для торпеды, пущенной с подводной лодки. Даже когда семьям военнослужащих сообщали о том, что их мужья, сыновья или братья пропали без вести или погибли в Гренландии, родственников просили не распространяться о деталях случившегося, пока командование не объявит обо всем публично. «Болтун – находка для шпиона», – говорили близким погибших, и те прислушивались к предупреждениям.

Шесть человек, замерзающих среди снегов, ничего не знали о том, сообщили ли семьям об их злоключениях. Но они понимали, как действуют законы военного времени, а также принятые в армии в подобных случаях механизмы и протоколы. От них самих зависело одно: постараться выжить, чтобы потом объяснить родным, почему те так долго не получали никаких писем и вестей.