«Веди аккуратно и добросовестно счет денег, хозяйничай экономно...» — вот чеканные слова из знаменитой работы В. И. Ленина «Очередные задачи Советской власти». Этот труд исключительно насыщен важными мыслями и по праву при­надлежит к тем ленинским работам, которые на долгие годы вперед определили практически деятельность наших пар­тийных и государственных органов и во многом обоснова­ли ее теоретический фундамент. Не раз вчитывался я снова и снова в строчки этой статьи и впоследствии. «Очередные задачи Советской власти» содержат, в частности, ряд сущест­венных положений, которые служат ориентиром и для нас, финансистов.

Жизнь все время выдвигала новые сложные задачи, и в решении их труды Ленина были верным и неизменным ком­пасом. Помогало и критическое осмысливание прошлого, старый опыт.

Два года я работал председателем уфо и два — предсе­дателем уисполкома. Практически же эти годы сливаются во­едино, ибо в течение всего этого времени в центре внима­ния оставались уездный бюджет и налоговая политика. Это и понятно: успех политики индустриализации страны и коллек­тивизации сельского хозяйства определялся в значительной степени материально-денежными ресурсами.

Как известно, Коммунистическая партия отвергла воз­можность получения иностранных займов на грабительских условиях, а на «человеческих» капиталисты не хотели нам да­вать. Таким образом, обычные для буржуазного мира методы создания накоплений, необходимых для реконструкции все­го хозяйства, в СССР не применялись. Единственным источ­ником создания подобных ресурсов стали у нас внутренние накопления — от торгового оборота, от снижения себестои­мости продукции, от режима экономии, от использования трудовых сбережений советских людей и т. д. Советское госу­дарство открывало нам здесь различные возможности, кото­рые присущи только социалистическому строю. А поскольку этот строй еще только утверждался, каждый легко предста­вит себе, почему вопросы о денежных ресурсах даже в на­шем провинциальном углу не сходили с повестки дня ни в уфо, ни в уисполкоме, ни в укоме ВКП(б).

Важным элементом финансовой политики диктатуры пролетариата было в начале 20-х годов налогообложение эксплуататоров, частников промысловым налогом.

Другой налог, подоходно-поимущественный, взимался в начале 20-х годов со всех доходов частных лиц, а с трудив­шихся по найму рабочих и служащих — при превышении их заработком установленной нормы. Уплата производилась раз в полгода по ступенчато-прогрессивной шкале ставок.

Чтобы ограничить доходы нэпманов и расширить бюд­жетные ресурсы, изменили порядок взимания этого налога, превратив его в основной и дополнительный. Плательщики первого делились на лиц, работавших по найму; работавших не по найму; получавших нетрудовые доходы; юридических лиц (частные акционерные общества и паевые товарищест­ва). Рабочие и служащие обладали необлагаемым миниму­мом — 75 рублей месячной зарплаты (в деньгах того време­ни). Получавшие до 100 рублей в месяц платили раз в полгода 3 рубля 60 копеек (нижний предел). Наконец, с совокупного дохода, превышавшего определенный размер, взимался до­полнительный налог от 2 до 25 процентов дохода, причем ос­новной налог засчитывался при уплате.

Далее, вместо отмененного поимущественного налога повысили ставки подоходного, особенно за счет дообложения крупных доходов и введения надбавки в пользу местного бюджета в размере 25—50 процентов суммы налога на всех лиц, кроме трудящихся. Нэпманы платили от 6 до 250 рублей (по разным патентам). По-прежнему освобождались от налога рабочие и служащие с ежемесячной зарплатой до 75 рублей, пенсионеры, военнослужащие и учащиеся. Взимались также налог с наследства, военный налог, гербовый сбор, земель­ная рента и ряд местных налогов. В рамках госбюджета нало­гам принадлежал тогда большой удельный вес, снизившийся от 63 процентов в 1923 году до 51 процента в 1925 году.

Если вкратце обобщить все эти цифры, дав им социаль­но-политическую характеристику, то нужно будет сказать, что налоги служили тогда не только источником государст­венных доходов, но и средством укрепления союза рабочих и крестьян, источником улучшения жизни трудящихся горо­да и деревни, стимулирования деятельности государственно-кооперативного сектора в экономике. Таков был классовый смысл финансовой политики Советской власти.

Полученные доходы шли на восстановление народного хозяйства, потом — на индустриализацию страны и коллек­тивизацию сельского хозяйства. Пока наша промышленная база была слабой, поневоле приходилось время от времени обращаться к зарубежным фирмам и приобретать у них стан­ки, машины и оборудование, тратя на это ограниченные запа­сы валюты. Не раз бывало, что капиталисты, думавшие о на­живе и ненавидевшие СССР, пытались сбыть нам гниль или бракованные изделия. Много шуму наделал случай с амери­канскими авиационными моторами «Либерти». Наши самоле­ты, на которых поставили моторы из партии, закупленной у США в 1924 году, неоднократно терпели аварию. Анализ по­казал, что эти моторы уже были предварительно использова­ны. С каждого из моторов соскоблили надпись «К эксплуата­ции непригоден» и продали нам. Позднее я, когда работал в Наркомате финансов СССР, не раз вспоминал этот случай. Он очень характерен для капиталистов, особенно в вопросах, где речь идет о получении выгоды любыми средствами...

Перелому в общегосударственном масштабе помогли и новые принципы построения кредитной системы. С 1927 года руководить ею от начала и до конца стал Госбанк. Отраслевые банки превратились в органы долгосрочного кредита, а Гос­банк — краткосрочного. Это размежевание функций наряду с усилением контроля за использованием ссуд натыкалось на препятствие в виде наличия коммерческого вексельного кре­дита. Поэтому в течение двух лет были введены иные формы расчетов и кредитования: чековое обращение, внутрисистем­ные расчеты, прямое кредитование без учета векселей.

Бедняцкие и середняцкие массы деревни, после нача­ла коллективизации сельского хозяйства, втягивались через кредитную систему в социалистическое строительство, для чего привлекались как бюджетные ассигнования, так и ресур­сы Сельхозбанка. Если кто-нибудь из финансовых работников пытался взимать проценты по ссудам сверх ставок, мы ква­лифицировали это как уголовно наказуемое ростовщичест­во. На вкладчиков из кредитно-кооперативных товариществ распространили льготы, предоставлявшиеся вкладчикам гострудсберкасс. Началось интенсивное производственное кре­дитование колхозов. Советская власть рублем помогала осу­ществлению ленинского кооперативного плана.

Огромной школой всесоюзного масштаба явилась для всех советских граждан первая пятилетка. Раньше мы рабо­тали по годовым планам. В перспективном планировании за­кладывались основы нашего умения ставить в будущем пе­ред страной еще более грандиозные проблемы. Первая пяти­летка была трамплином последующих взлетов, а на ее уроках, со всеми ее гигантскими достижениями и отдельными, хотя и чувствительными просчетами, учились кадры. Наступление социализма развернулось по всему фронту. Аграрная Россия превращалась в индустриально-аграрную державу. И финан­сы наряду с реконструируемой промышленностью и коллек­тивизируемым сельским хозяйством вносили в общее дело свою лепту. На основе решения февральского Пленума ЦК ВКП(б) 1927 года мы боролись за резкое снижение цен. За­тем на повестку дня встали осуществление строжайшего ре­жима экономии, сокращение излишеств в государственном аппарате, упразднение лишних звеньев в товаропроводящей сети, ненужных филиалов и представительств, максимальное накопление товарных и денежных резервов.

В апреле 1927 года постановлением ЦИК СССР с нового окладного года вводился единый сельскохозяйственный на­лог на лиц, занимающихся сельским хозяйством, а также на коммуны, артели, товарищества и совхозы, получающие до­ход от полеводства, луговодства, скотоводства, огородничест­ва, бахчеводства, виноградарства, садоводства, табаководст­ва, пчеловодства и связанных с деревней неземледельческих заработков. Всякие надбавки к этому налогу были запреще­ны, а по его окладному листу не разрешалось взимать одно­временно иные налоги.

Уисполком потребовал от Клинского уфо провести в тече­ние двух месяцев собрания во всех деревнях, познакомить на них население с постановлением, затем представить данные о доходности и сроках уплаты налога по волостям и проверить списки освобождаемых от уплаты. Все лето ушло на составле­ние перечней налогоплательщиков, рассмотрение различных спорных вопросов и подготовку нового отряда налоговых ра­ботников низшего звена для деятельности на местах.

В самый разгар этих мероприятий нас внезапно застигло непредвиденное событие. Бесконечные империалистические провокации против советских представителей за рубежом и массовые разговоры о возможной войне блока буржуазных стран против СССР вызвали среди части граждан панику. На­чалась повальная закупка муки и сахара. Кулаки и кое-кто из середняков стали придерживать у себя товарный хлеб и не пускать его в продажу. По указанию партийных органов при­шлось проводить специальную разъяснительную кампанию. Слухи улеглись только через несколько месяцев...

Шла вторая половина 1929 года. В то время был уже ре­шен вопрос о новом районировании СССР, о перестройке ад­министративно-территориальных образований и, соответст­венно, реорганизации местных партийных и советских ор­ганов. Новые области были больше прежних губерний. Так, Московская включила в себя бывшие Московскую, Рязан­скую, в значительной мере Тульскую и Тверскую, частично Ка­лужскую губернии. Не менее крупной оказалась и Централь­но-Черноземная область.

Уезд, в котором я работал, был расформирован. Я был вынужден задержаться в Клину на некоторое время как пред­седатель местной комиссии по реорганизации и передаче хо­зяйства в формируемые округа.

Побыл я на августовском областном съезде Советов в Москве, где подводились итоги реорганизации. По оконча­нии съезда я получил направление на учебу в Ленинград­скую финансовую академию. Однако в Москве мне сообщи­ли, что по партийной мобилизации, проведенной ЦК ВКП(б), я должен отправиться в Западную область. И вскоре поезд примчал меня к смоленским холмам.