До меня финансовым отделом Бауманского района за­ведовал т. Баух, бывший работник сберегательной кассы. Это был культурный и образованный человек, но с чересчур мягким и нерешительным характером. Не умея противосто­ять нажиму со стороны и легко поддаваясь чужому влиянию, Баух часто плыл по течению, влекомый административными бурями и финансовым ветром и положившись при этом лишь «на бога». Его слабостями пользовались. Одни — в корыст­ных целях, другие — чтобы выгоднее показать себя на фоне безвольного начальства.

В результате финансами района занимались все кому не лень, причем каждый по-своему.

Почти любой начальник не стеснялся посылать в райфо записочки с распоряжениями отпустить такой-то шко­ле, больнице, домоуправлению, дорожной конторе и т. д. та­кую-то сумму сверх бюджетной. Вместо того чтобы пресечь это безобразие, райфо и банк покорно выполняли распоря­жения, приводя финансовое хозяйство в беспорядок. Неко­торые работники, минуя своего начальника, выступали «по поручению» райфо и от его имени на различных ответствен­ных совещаниях. Там принимались соответствующие реше­ния. Потом последние попадали в руки Бауха, а он удивлялся, не понимая, откуда что взялось.

Финансист обязан быть непреклонным, когда речь идет об общественных средствах. Партийная линия и государст­венные законы не должны нарушаться, хоть гром греми! Фи­нансовая дисциплина — святое дело. Уступчивость в данном вопросе граничит с преступлением.

Это не значит, что следует «придерживать» деньги там, где их по закону положено израсходовать. Так тоже можно на­нести ущерб, да еще отбить у людей охоту к любой инициати­ве. Поучительна в этом смысле достопамятная история, слу­чившаяся в конце XIX века. Она в свое время передавалась из уст в уста, но нынешнему поколению, вероятно, уже не из­вестна. Современный читатель, взяв в руки энциклопедиче­ский словарь Брокгауза и Ефрона (изд. 1891 года), может най­ти в соответствующем томе термин «Беспамятная собака» и с удивлением прочитать пояснение: «Собака жадная до азарт­ности». Конечно, он ничего не поймет и пожмет плечами.

История эта столь же забавна, сколь и небесполезна. Ре­дактор первых томов энциклопедии, ректор Петербургского университета и профессор полицейского права (существовал такой предмет) И. Е. Андреевский был по натуре очень жад­ным человеком. Без стеснения эксплуатируя сотрудников эн­циклопедического издания, он всякий раз «забывал» упла­тить им за работу, а сумму переводил на свое имя. Когда же ему напоминали, делал жалостливое лицо и, хлопая себя по лбу, восклицал: «Ах я, собака беспамятная». В конце концов его сотрудникам это надоело, и они увековечили своего ру­ководителя, втайне от него напечатав в энциклопедии люби­мое его изречение, ставшее обиходным прозвищем. Хотя со­ветский работник, естественно, не кладет чужой заработок в собственный карман, ему все равно не следует уподоблять­ся упомянутому редактору и всегда надлежит помнить о жи­вых людях. А для этого требуется только одно: строго соблю­дать законы, со вниманием относиться ко всякому творческо­му предложению и в то же время пресекать любую попытку нарушить финансовый порядок.

Как раз с наведения порядка мне и пришлось начать свою новую работу. Должен признаться, что в излишней мяг­кости меня, пожалуй, обвинить трудно. «Записочные» тра­диции были резко оборваны, а их сторонникам пришлось либо примириться с законами, либо поискать себе иное ме­сто службы. Когда финансовая дисциплина наладилась, надо было посерьезнее вникнуть в круг хозяйственных проблем, стоявших перед районом. А для этого пришлось вниматель­но изучить весь Бауманский район. Я листал документацию, ходил на предприятия, осматривал дома, заглядывал в мага­зины, беседовал с людьми.

Бауманский район столицы в те годы охватывал обе сто­роны центральной магистрали Маросейка — Покровка — Спартаковская — Бакунинская, На западе район упирался в площадь Дзержинского, на востоке тянулся до Курской желез­ной дороги. В этих пределах лежало обширное промышлен­ное, административное и коммунальное хозяйство: около че­тырех тысяч различных предприятий, государственных, обще­ственных, кооперативных, культурно-массовых организаций, учреждений и заведений, научно-исследовательских институ­тов и вузов. До декабря 1930 года район был еще крупнее, а потом в столице вместо шести районов стало десять. Но и по­сле этого в нашем районе осталось 1753 земельных участка, около 11 тысяч строений. Население района насчитывало 360 тысяч (11 процентов всех жителей Москвы, поровну рабочих и служащих), да еще примерно столько же ежедневно приез­жало на работу из Подмосковья. Площадь района составляла лишь около 5 процентов столичной, но плотность населения была вдвое выше средней по городу в целом.

Районные предприятия находились в ведении пяти нар­коматов и ведомств: Наркомтяжпрома, Наркомлегпрома, Наркомснаба, Наркомлеса, Комитета заготовок. Часть предпри­ятий возникла еще до революции. Все они были переобору­дованы, расширены, усовершенствованы. Так, михайловское заведение превратилось в отличную артель «Экспорт-обувь», разместившуюся в новом фабричном здании на Покровке. Многие другие заведения, ранее полукустарные мастерские, стали заводами, оснащенными по последнему слову техни­ки. Таким был рентгеновский завод, выпускавший в 30-е го­ды рентгеновские аппараты, завод «Технолог», 4-й механиче­ский завод, специализировавшийся прежде на кипятильни­ках, а потом переключившийся на санитарное оборудование; завод счетно-аналитических машин.

В те годы считалось огромным достижением, если ка­кое-то крупное предприятие обеспечивало страну дефицит­ной промышленной продукцией. Об этом немедленно сооб­щалось на партийно-производственных собраниях, а потом оповещали все газеты. Помню, например, как шумно радо­вались в районе, когда мы стали абсолютно самостоятельно выпускать высоковольтные трансформаторы. Бауманцы во­все не были здесь исключением. Вся страна шла вперед де­сятимильными шагами. Москва из текстильной стала Моск­вой металлической.

Подвиги, которые при этом совершались на трудовом фронте, могут показаться чудом. В январе 1931 года на пе­чально прославленном гнилом месте, Сукином болоте, при­ступили к строительству огромного завода «Шарикоподшип­ник». Пока зарубежные злопыхатели каркали о провале за­мысла, партия налаживала дело, и уже в марте 1932 года первая очередь предприятия вступила в строй. Успехи мо­сквичей были столь велики, что в том же 1932 году столицу провозгласили общесоюзной лабораторией опыта борьбы за проведение в жизнь генеральной линии Коммунистической партии на новом этапе нашего развития — в период второй пятилетки.

Каждый день газеты публиковали новые сводки: о вы­плавке чугуна и стали, о выпуске автомобилей и тракторов. Резким скачком был отмечен 1934 год. К семнадцатой годов­щине Великого Октября довели ежесуточную выплавку чугу­на по сравнению с 1930 годом с 13 тысяч до 30 тысяч тонн, ежегодное производство автомобилей — с 2 тысяч до 72 ты­сяч, а тракторов — с 9 тысяч до 90 тысяч; количество машин­но-тракторных станций возросло со 158 до 3500.

Бауманский район тоже вносил в общенародное дело свой вклад, и мы этим очень гордились. В первую пятилет­ку в районе вступили в строй типография «Рабочая Москва», завод счетно-аналитических машин, маргариновый и хлебо­завод № 13, фабрика № 17 и пищекомбинат. К началу второй пятилетки в районе имелось 28 металлообрабатывающих предприятий (из них половина — союзного значения), че­тыре деревообделочных, семь химических, шесть текстиль­ных, три пищевых, 14— по производству одежды и обуви, затем 8 предприятий — в системе местной промышленно­сти и еще ряд других — в системе промкооперации, причем последние давали 17 процентов всей столичной продукции. Уже в мою бытность заведующим райфо здесь были заложе­ны заводы аппаратуры связи, автокузовной, химического ма­шиностроения и еще один пищекомбинат. К нам сыпались со всей страны заказы на продукцию таких заводов, как «Мано­метр», буровой техники, машиностроительный, алкалоидный, термометрический заводы, «Стеол», таких фабрик, как «Фото­пластинка», «Картополиграфия», имени Баумана, технической ткани «Победа Октября», имени Маркова, имени Балакирева, имени Клары Цеткин, имени Звонкова.

Общенародной гордостью стала деятельность ЦАГИ, про­ектировавшего и испытывавшего отечественные самолеты и моторы. К 1 мая 1934 года целиком из советских материалов был построен самолет-гигант «Максим Горький». Сотрудник ЦАГИ летчик Михаил Громов в сентябре 1934 года был удо­стоен звания Героя Советского Союза за установление миро­вого рекорда продолжительности и дальности полета.

Бауманская партийная организация насчитывала 30 ты­сяч коммунистов. С первых же дней моей работы райком ВКП(б) нацелил меня на такие стороны дела, о которых я ду­мал ранее не очень часто. Тут и своевременный ремонт жи­лищ, и стипендии за студенческую успеваемость, и выполне­ние научно-исследовательских планов, и деятельность точек общественного питания, и заготовка овощей, и руководство тиражами беспроцентно-выигрышных вкладов в районные сберкассы...

«А какое отношение ко многому из упомянутого имеет заведующий райфо?» — спросит, пожалуй, кто-либо. Оказа­лось, что самое непосредственное: контроль рублем! Практи­ку работы в столичном районе по ее масштабности и разно­сторонности нельзя сравнить в данном отношении ни с чем иным. Уверен, что для финансового работника крупного мас­штаба наилучшей практической школой является райфинотдел в большом городе.

За свою жизнь я многое повидал и немало накопил раз­личных полезных сведений из числа тех, что даются лишь длительным житейским опытом и ответственной работой. Познания слагаются из крупиц. Трудно порою бывает вспом­нить, какая из крупиц, где и при каких обстоятельствах ус­воена. Однако общее впечатление от месяцев и лет, прове­денных мною в Бауманском районе, достаточно ярко отложи­лось в сознании и сохранилось навсегда. Оно связано с еще одним принципиальным, качественно новым скачком в моей общей и специальной подготовке: я начал отчетливо пости­гать проблему единства различных элементов, составляющих экономику; их взаимовлияние; их иногда необычную взаимо­связь и взаимозависимость. Конечно, сталкивался я с этим и раньше, особенно в должности председателя Клинского рай­исполкома. Но тогда я подходил ко многому еще сугубо ути­литарно.

Практические навыки закреплялись. «Ощупывать» каж­дое дело, узнавая его поближе, я так и не разучился. И все же более глубокое теоретическое осмысливание деятельности начинало постепенно преобладать. Сказались прожитые го­ды, довольно богатая практика и, наконец, теоретический фундамент, заложенный в стенах института.

Из чего слагались будни заврайфо? Стандарта не было. День на день никогда не приходился. Об отдельных штрихах ежедневной текучки, может быть, даст некоторое представ­ление уцелевшая с 1934 года записка, которую я составил как памятку, сидя однажды в кабинете председателя райис­полкома Д. С. Коротченко. Он принимал трудящихся, выслу­шивал их требования, жалобы, просьбы и пожелания и вся­кий раз обращал на них мое внимание, когда дело касалось предстоящих расходов. За несколько часов приема я запи­сал столько вопросов, что до сих пор удивляюсь, как мы су­мели тогда все это осуществить в короткие сроки. Перечис­лю лишь некоторые из них. Увеличить количество трамвай­ных вагонов, подъезжающих к заводским воротам; построить в Сыромятниках еще одну школу; открыть курсы для поступ­ления на рабфак; заасфальтировать Хлудов проезд; постро­ить фабрику-кухню; организовать прачечную при одном из заводов; очистить Яузу от грязи; озеленить Ольховскую ули­цу; пустить дополнительный электропоезд на Нижегород­ской железной дороге; открыть продовольственный магазин на Чистых прудах; ввести в кинотеатре на Спартаковской дет­ские сеансы; на Покровском сквере открыть детскую площад­ку; снабдить общежитие пуговичной фабрики кинопередвиж­кой... Таких дней был не один, а десятки.

Характерной чертой советского и партийного коллекти­ва руководящих работников Бауманского района являлась его спаянность, товарищеская сплоченность, взаимопонима­ние. Мы не прощали друг другу промахов, резко и в глаза го­ворили о них один на один и на собраниях. Воспринималось это как должное, как естественная партийная прямота во имя общего дела. Зато не наблюдалось никакого подсиживания, разговоров за спиной и тем более стремления увильнуть от выполнения сложного или ответственного поручения, порою сопряженного с трудностями либо даже с неприятностями. «Кумовство» было абсолютно исключено. Подхалимство пре­зиралось. Взаимная помощь от всей души, полная поддержка наблюдались на каждом шагу. В создании столь деловой ра­бочей атмосферы основную роль сыграли секретарь райко­ма ВКП(б) Н. В. Марголин и председатель райисполкома Д. С. Коротченко, показывавшие пример партийного отношения ко всякому делу. Не случайно позднее оба они были направ­лены на еще более ответственные руководящие посты.

Их поддержку мы ощущали повседневно, когда занима­лись не только финансовым хозяйством, но и делами, связан­ными с выполнением бауманцами районного бюджета. Пред­приятия и крупные сбытовые базы нашего района приноси­ли стране огромные доходы. Только в 1934 году по налогу с оборота из района поступило в доходную часть бюджета свы­ше 1 миллиарда рублей. Значительные поступления наблю­дались и по другим платежам. Отмечу попутно, что с нэпма­нами в то время было покончено.

Так, поступления по промышленному налогу от частного сектора составили лишь 45 тысяч рублей, да и то в основном как недоимки за былые годы. Что касается местного бюджета, то он равнялся тогда в районе 20,2 миллиона рублей. Из них три четверти было израсходовано на культурно-социальные мероприятия. Назову некоторые из этих расходов, особенно мне памятные.

Наука. С расходной статьей на науку я впоследствии имел дело не раз, а тогда столкнулся впервые. Чрезвычай­но поучительным для меня как финансиста явилось откры­тие того факта, что нельзя отпускать средства лишь на то, что дает немедленную отдачу. Так называемый научный задел, базирующийся порой на достижениях не прикладной, а «чис­той науки», может показаться недалекому человеку ерун­дой, которая уносит массу государственных средств, ниче­го не выдавая взамен. А спустя пять, десять или более лет та­кие руководители будут горестно всплескивать руками, когда обнаружится, что в данной отрасли страна отстала. Открыли глаза мне на эту сторону дела встречи и неоднократные бе­седы с руководителем Физико-химического института имени Карпова академиком А. Н. Бахом. Крупнейший ученый-химик, в прошлом видный революционер, серьезный и вдумчивый человек, он хорошо разбирался и в хозяйственных пробле­мах. Еще в бытность мою налоговым инспектором я прочи­тал его «Экономические очерки», широко известные дорево­люционным читателям под названием «Царь-голод». Алексей Николаевич помог мне взглянуть на расходы на нужды раз­вития науки глубже, нежели раньше, и мыслить в этом отно­шении перспективнее.

Постепенно я начал все интенсивнее помогать научным учреждениям, и не только, конечно, возглавлявшемуся Ба­хом: бывал в институтах имени Обуха, биологии, функцио­нальной диагностики, имени Мечникова, гражданских соору­жений, а особенно часто в Институте резиновой промышлен­ности и в ЦАГИ. С резинщиками я подружился после того, как осенью 1933 года состоялась встреча районного партактива с членом их коллектива стратонавтом Годуновым, который вме­сте с Бирнбаумом и Прокофьевым совершил тогда один из первых полетов на стратостате «СССР». Оболочка стратостата была изготовлена как раз в этом институте. Затем понадоби­лись средства на новые исследования резиновых покрытий, и райфо здесь кое в чем помог институту. В ЦАГИ сильное впе­чатление произвела на меня встреча с руководителем обще­теоретической группы академиком С. А. Чаплыгиным.

Повседневное внимание приходилось уделять расходам на строительные, эксплуатационные, ремонтные, транспорт­ные и тому подобные нужды. К концу 1934 года мы сдали в эксплуатацию 55 новых домов, 65 надстроили. 65 тысяч трудя­щихся района въехали в новые квартиры. Рабочие казармы на нескольких фабриках, оставшиеся в наследство от прошлых времен, перестроили в добротные жилые дома. Мы убеди­лись, что дешевле один раз в несколько лет произвести капи­тальный ремонт, чем ежегодно так называемый поддерживаю­щий, при котором только распыляются средства. И мы броси­ли все силы на первый, обратив преимущественное внимание на здания по улицам Мясницкой, Покровке, Маросейке, Со­лянке, Лубянскому проезду, Спартаковской, Новобасманной, Яузской и Садовому кольцу. За ударное проведение ремонта бауманцы первыми получили тогда переходящее знамя Мос­совета. Опыт участия в этих работах пригодился мне позднее, когда я сам стал председателем райисполкома.

Уйму хлопот вызывали дороги. Легче было усовершен­ствовать мостовые на магистралях. Труднее шло дело на ок­раинах, особенно в глухих переулках. Серьезные претензии предъявлял к нам Моссовет, если мы не думали о внешнем оформлении района: покраска зданий, починка ворот, уста­новка заборов, замена палаток павильонами... Отказавшись от кустарного решения вопроса, мы обратились в архитек­турно-планировочные мастерские. Это обошлось району в копеечку. В горфинотделе я подписал дополнительный рас­ходный лист. Заодно мы реконструировали сад имени Баума­на. Потом занялись праздничным оформлением улиц к Ок­тябрьской годовщине. Пять площадей украсили тематически: Ильинские ворота — макетами и панно о Красной Армии, Красные ворота — о городском транспорте, площадь Кур­ского вокзала — о реконструкции железных дорог, площадь Земляного вала — о движении ударников, Елоховскую пло­щадь — о достижениях культурной революции в СССР. В свя­зи с этим у меня произошел примечательный разговор с од­ним из сотрудников горфо.

Он посоветовал подвести все предыдущие дополнитель­ные расходы на оформление под праздничные, ибо так их «легче спишут». Я отказался в самой резкой форме:

— Ведь это обман государства! На обман я никогда не пойду. Если разумность сделанного не признают, лучше отве­чу по партийной линии, но составлять фиктивный отчет ни за что не буду.

— Чудак, я же советую, как лучше. Вы еще молодой рай­онный работник, многого не знаете. И к району претензий не будет, и нам меньше хлопот.

— Об этом не может быть и речи. За оформление сто­лицы с нас спрашивает непосредственно Моссовет. Если воз­никнут претензии, пойду прямо туда, а переписывать расход­ные статьи не стану.

Сотрудник горфо с сожалением посмотрел на меня и по­жал плечами. Я встретился с ним еще раз в годы Великой Оте­чественной войны, когда по поручению Государственного Ко­митета Обороны выехал временно в одну из республик как уполномоченный по хлебозаготовкам. Он был уличен в попыт­ке завысить цифру республиканских расходов на уборочную кампанию. Видимо, прошедшие годы ничему его не научили. Он, взывая к моей «человечности», напомнил о его стремле­нии помочь мне десятью годами раньше, но вторично ошиб­ся. К подобным лицам я никогда не проявлял снисхождения.

Что касается вопроса о передвижке кредитов с одной статьи расходов на другую, то к нему нужно подходить не­шаблонно. Бывают случаи, когда это допустимо. Приведу при­меры из собственной практики тех же лет. В июне 1933 года было запрещено передвигать кредиты, отпускаемые на зар­плату и административно-хозяйственные нужды. Разумно? Вполне. Однако в 1934 году каждая школа получила само­стоятельную годовую финансовую смету, что позволяло лю­бому директору проявить полезную инициативу в местных рамках. Разумно? Вполне. Все зависит от того, в чьих интере­сах это делается — государственных или частных.

Как известно, В. И. Ленин учил, что главное для построе­ния коммунизма — повышение производительности труда. Бауманцы много думали об этом и немало делали. Не всегда могли мы похвастаться успехами. В 1933 году девять район­ных предприятий, в 1934 году— семь, а также одиннадцать артелей не выполнили своих планов, хотя себестоимость из­делий удалось в среднем снизить на 2,8 процента (по плану — 1,7 процента), а в целом промфинплан был перевыполнен на 5 процентов. Чтобы ликвидировать отставание, партийная организация призвала авангард рабочего класса усилить со­циалистическое соревнование. Райфо выделил средства на материальное поощрение. Развернулось цеховое, бригадное и индивидуальное соревнование. Прошли районные конфе­ренции ударников. Лучших заносили на Красную доску по­чета имени XVII партийного съезда. 10 тысяч рабочих сдали специальные технические экзамены. На всю страну прогре­мела победительница всесоюзного конкурса ткачей Муханова, работница фабрики имени Маркова. Термометрический завод выступил осенью 1933 года инициатором массово-про­изводственного похода за перевыполнение плана перво­го года второй пятилетки. В 1934 году был проведен второй такой поход.

Осенью 1935 года среди бауманцев широко разверну­лось стахановское движение. Лозунгом дня стало: «Кадры ре­шают всё!» Партия поставила перед трудящимися задачу мак­симально использовать технику. Бауманцы следовали при­меру тех, кто повторял подвиг Алексея Стаханова в других отраслях промышленности: машиниста Кривоноса, кузнеца Бусыгина, ткачих Виноградовых. В районе появились рабочие-многостаночники. Их почин подхватили другие. Вскоре портреты бауманцев — героев труда украсили улицы района. Сверкая белозубой улыбкой, на прохожих глядели с фотовит­рин молодые рабочие Николай Матросов, Алексей Пискарев, Антонина Ламанова, Николай Стрелков, Павел Вуцыкин, Мар­фа Зуева, Зинаида Николаева.

Не забывали в районе и о шефской работе. Бауманцы шефствовали над Красной Армией и над деревней. Наши подшефные колхозы находились в юго-восточной части Мо­сковской области. Предприятия посылали туда рабочих, спе­циалистов и даже целые ремонтные бригады. На весеннем севе в 1934 году в колхозе работал 281 коммунист из нашего района. 280 человек выехали на уборочную кампанию. Кро­ме того, 407 счетоводов и 100 бухгалтеров были посланы для налаживания колхозной отчетности, а свыше трех тысяч че­ловек проводили массово-политическую работу.

Вскоре поехал в деревню и я. За последние четыре года в области произошли большие перемены. Распахали 400 тысяч гектаров целины. Еще в 1930 году до 4 тысяч хозяйств Мос­ковской области имели дело с сохой. Я не оговорился: не с плугом, а с сохой. Теперь же повсюду тарахтели тракторы...