Может ли человек, будучи без сознания, определить, как долго он провел в таком состоянии? Сложный вопрос, мне, даже с опытом в таком деле, было сложно ответить на него. Все что я могу сказать, так это то, что очнулся я рывком, и четко осознал себя в сознании. Только вот тело не слушалось, я не мог даже веки поднять, чего уж говорить о руке или ноге. Слух тоже сбоил, я слышал лишь мерзкий гул, да непонятные голоса, то ближе то дальше. Единственное, что я мог ощущать, так это то, что я лежал на чем-то мягком, и сверху меня укрывало тяжелое одеяло. Воспоминание о произошедшем, горящими иглами пробежало по всему телу, и громкий протяжный стон сам вырвался из моего рта. Только вот, похоже, что громким он был лишь для меня, потому что ко мне никто не подошел. Тишина и невозможность осмотреться, сильно давили на нервы, а уж когда я попробовал обратиться к своему источнику, и не обнаружил его, паника заполнила весь мой разум. Раз за разом я пытался погрузиться в медитацию, и раз за разом у меня ничего не получалось. Чувствовать себя беспомощным и слабым куском мяса, было неприятно, но я не оставлял попыток что-то изменить, пошевелить рукой, открыть глаза или же разобраться в звуках, что доносились до моего слуха. Неизвестно через какое количество времени, я все-таки смог приоткрыть глаза и первое, что я увидел, это было постаревшее лицо моего отца. Он сидел рядом со мной и мокрой тряпочкой протирал мне лицо. Увидев, что я открыл глаза, он пораженно замер и капельки воды стали стекать мне за воротник.

— Вика иди сюда! — громко крикнул отец, не в силах подняться с места.

Он дрожащей рукой убрал от моего лица тряпку, выжал ее и после стал вытирать ту воду, что осталась на лице. Мама забежала в комнату практически сразу, и я успел заметить, насколько сильно она постарела и изменилась. Еще мой взгляд выделил из окружающей обстановки различные приборы, капельницы и множество лекарств на тумбочках. Я встретился с ней взглядом и в ее глазах увидел море боли. Она кинулась ко мне и рухнула рядом, заливая мою грудь слезами и нежно гладя по голове. Моих сил не хватало, чтобы пошевелиться, я лишь молча лежал и мысль «Какого хера?» набатом стучалась в голове. Похоже, этих эмоций хватило, и уставший разум просто отключился.

В следующий раз я смог прийти в себя легче, чем в первый. Мне без проблем удалось открыть глаза, и спокойно осмотреться. В этот раз я был один, никого рядом не было, и поэтому лишних эмоций я не испытывал. Уже более спокойно я отнесся к комнате и тому, что я оказался здесь. Я старался не думать. Совершенно. Иначе я мог снова потерять сознание. Комната была мне незнакома, она была узкой, но длинной. По ширине в нее вмещалась только кровать, что стояла вдоль, да рядом маленькая тумбочка. Впереди слева была дверь, возле нее стоял небольшой комод, на котором располагались непонятные приборы. Рядом со мной стояла капельница, а на тумбочке различные препараты и лекарства. С правой стороны находилось окно, которое сейчас было закрыто плотными темными шторами. Больше в комнате ничего не было, ни паласов, ни ковров, даже обои были безликими и белыми. Я постарался не обращать внимания, на дрожь в руках, на безумные мысли в голове, я просто игнорировал все. Но мне все равно стало страшно. Допустить хоть одну мысль… Нет, я был не в силах.

С противным скрипом отворилась дверь, и в комнату зашла сестра. Она увидела, что я лежу с открытыми глазами и улыбнулась. Тихо закрыв дверь, она прошла к стулу и села рядом, после чего взяла мою руку и крепко сжала. Она пыталась что-то говорить, но я, к сожалению, ничего не слышал, до сих пор неприятный звон забивал весь слух. Очень быстро она поняла, что я не могу ее слышать и перестала говорить. Она просто с радостной улыбкой и светом в глазах смотрела на мое лицо и нежно гладила мою ладонь. Сестра даже не делала попытки перестать плакать, слезы сами катились из ее глаз, а она только нелепо смахивала их рукой. Не знаю, в какой момент меня вновь покинуло сознание, но это случилось легко и незаметно.

Было еще несколько попыток вернуть себе свое тело, но практически всегда они заканчивались ничем. Я не мог контролировать себя, не мог шевелиться, а только нелепо вращал глазами. Через несколько дней ко мне в комнату привели врачей, по крайней мере, именно так я решил. Двое хмурых и каких-то безликих старичка долго махали руками и читали мою историю болезни. Все что мне оставалось, так это терпеть неприятные процедуры, и гнать прочь все мысли, связанные с Араоном.

Не знаю, сколько прошло времени. Я перестал следить за днями. Было очень сложно следить за всем, когда твои мысли витают совершенно в другом месте. Мой разум бился в клетке тела, и раз за разом я старался расшевелить его, и вновь вернуть контроль. Со временем, мне это удалось, и постепенно, маленькими шажками ко мне вернулась полноценная чувствительность. Очень сложно смотреть на жизнь твоих близких, не понимая и не принимая эту реальность. Не знаю, каких усилий мне стоило не сойти с ума. День за днем я старался пробить тонкую оболочку разума и добраться до источника, вернуть себе хоть часть того, чем владел на Араоне. Но все было тщетно.

Самое печальное это наблюдать за слезами матери, когда она видела мою реакцию. Я ведь не воспринимал их как реальность, надеялся, что это бред моего подсознания. Постоянно отнекивался от них, занимался глупыми, по их мнению, вещами. Что есть реальность? Сейчас я был дома, среди родных и близких, но, черт побери, я не мог поверить, что Араон всего лишь бред моей комы.

Спустя пару месяцев битья головой о стену, мне удалось вернуть полный контроль над своим телом. Только вот оно знатно сбоило. Иногда, я подолгу замирал на одном месте, прекрасно осознавая, что не шевелюсь и смотрю в пустоту. Правда, я никак не мог прервать этот момент, пока, словно по щелчку, это не прекращалось. Еще бывали проблемы со зрением, словно кто-то несколько раз нажимал в моей голове F5, обновляя экран. Бывали моменты, когда я просыпался от того, что не дышу уже несколько минут, и, подрываясь, я долго не мог надышаться. Близкие пытались что-то сделать, достучаться до меня и как-то помочь. Были многочисленные приходы врачей, они строго настрого запретили покидать дом, а все непонятные симптомы скидывали на долгую кому. Говорили, что тело разучилось жить, и сейчас всего лишь восстанавливается, поэтому лучшим лекарством было время.

Сейчас, сидя на кресле, я наконец-то мог подумать о том, что со мной произошло. Верил ли я, что все произошедшее, всего лишь бред моего подсознания, которое томилось в пустоте комы? Я затрудняюсь ответить, но это точно было ярче и больше. Наверно, именно так некоторые писатели пишут свои книги, что-то им снится, что-то они додумывают в бредовых фантазиях, когда разум бьется в агонии пьяного бреда. Именно сейчас я задумался о мысли, что может и мне стоит написать эту историю? Я все еще жил ей, она до сих пор была ближе, чем эта жизнь. Жаль только, что я перестал видеть сны. Раньше, мне довольно часто снилось что-то особенное, мои фантазии и мысли принимали фигуры реальности во снах, сейчас же там была сплошная темнота. Я пытался читать, смотреть фильмы, играть, но это все тускнело, как только я вспоминал какой-либо момент из мира Араона. Порой, мне было до безумия страшно, когда я видел наполненные болью лица своих близких. Вдруг это и правда была кома, а сейчас я всего лишь пытаюсь вернуть себя? Раз за разом, я пытался быть нормальным, вернуть себе адекватность, но получилось, честно говоря, очень плохо. За все это время, я так и не смог снова научиться нормально ходить, и передвигался по дому с тростью. Постоянно от слабости по мне бегали мурашки, а рассеянное внимание стало моим постоянным спутником. Мои попытки чтения оккультных книг, заканчивались скандалами, когда кто-то вникал в то, чем я занимаюсь. Но я не мог по-другому. Что есть реальность?

Не знаю, в какой миг я решил играть нормального. Просто в один момент я сделал вид, что изменился, и все хорошо. Стал играть роль себя же, только вот мой разум погибал. Чтобы хоть как-то не думать об этом, я утонул в книгах и играх. Вникал в каждую строчку написанного, в каждую запятую квеста, старался найти то, что до меня не нашли прошлые читатели. В какой-то мере, меня можно было назвать одержимым. Но врачи запретили мне активные нагрузки, хоть я их и не слушал. Каждый мой день начинался с компьютера, заканчивался им же. Наушники, книга, и игра. Все это сплеталось в подобие реальности, и я надолго покидал мир, погружаясь в нереальность.

Постепенно прошла осень, она вторила моему настроению, и опадающие листья бесили меня больше всего. Когда я смотрел, как угасает лето, как увядают растения, мне становилось безумно тоскливо, но я старался прятать это в глубине своих мыслей. Если, все-таки это реальность, то они не должны страдать из-за моей болезни. Правильно говорят, что осень, это маленькая смерть. Да и вообще, мою жизнь, сложно было назвать жизнью, я задыхался в собственном беспомощном теле, но продолжал улыбаться, творить и играть. Это все, что у меня осталось. Даже улицу я видел лишь через окно. Все мои просьбы о небольшой прогулке, натыкались на каменную стену непонимания, и все что мне оставалось, это вновь погружаться в свой бред. Изредка, я подходил к окну, полностью открывал его, и стоял так пару минут, раскинув руки в стороны, вдыхая такой чистый воздух свободы. Пока кто-нибудь не врывался ко мне, чтобы закрыть окно и вновь сделать выговор. Компьютер стал моим лучшим другом, и множество текстовых файлов хранили мои мысли и чувства. Некоторые из них нашли отражение в книгах, некоторые навсегда потерялись удаленным один движением руки. Все, что мне осталось, это играть. Играть и жить теми придуманными не мной мирами, чтобы заглушить страшную тоску по Араону.

Всплывающее окошко оповестило меня, что установка завершена, и я впервые позволил себе подобие легкой улыбки. Рядом стояла кружка с горячим чаем, заваренным на ягодах, и сладкое печение. Посмотрев на улицу, мой взгляд зацепился за падающие снежинки, вот и настала зима. Настроение вновь скатилось ниже некуда, и я снова не заметил, как просидел пятнадцать минут, смотря в никуда. Врачи до сих пор не разрешили мне покидать дом, и я был вынужден все свое время проводить в комнате. Переведя взгляд на экран, я щелкнул на значок игры, что выглядел как голубой шар, и стал ждать, пока она запустится. Прошло от силы секунд пять, и я уже смотрел на стартовое меню, да после выбирал расу и класс, которыми решу покорять свой новый игровой мир. Ник я по стандарту ввел Дарт, последние события плотно связали меня с этим именем, что я перестал считать его просто ником. Да и на свое имя я очень часто не откликался, привык, что в коме меня звали по-другому. И только печально усталый взгляд матери, на эти ярко выраженные последствия комы, заставляли меня держать себя в руках и следить за своими действиями. Боюсь даже представить, какого ей, когда сын, спустя столько лет комы, пришел в себя, но стал совсем другим. Внизу экрана загрузки, побежал ползунок в виде темных лепестков огня, и я не спускал с него взгляда. Наконец он достиг финиша, и экран погас, чтобы спустя секунду, в середине его появилась маленькая красная точка, которая пульсируя, становилась все больше. Когда красный шар заполнил весь экран, я стал любоваться теплым цветом и игрой различных оттенков. Все это сопровождалось тихой фоновой музыкой, но и она затихла. После шар на мгновение изменил цвет на синий, а следом вновь на красный. Мигание продолжалось от силы секунд десять, но вскоре вновь вернулся к своему чистому синему оттенку.

— Дарт, наконец-то я смог до тебя достучаться, — раздался из колонок усталый голос. — Араон ждет тебя.