Дом префекта претория находился на склоне Виминальского холма. У дубовых ворот, в тени платанов, стояли на страже преторианцы. Висели на каменной стене кожаные плети — для устрашения. По узкой, уложенной булыжниками улице, мерно покачиваясь, продвигались носилки — какой-то праздный патриций ехал в термы. А у подножья холма шумело, переливалось яркими крикливыми красками устье Субуры.
Макрон сидел в кресле без спинки. Рядом с ним, на поверхности гранитного стола с одной ножкой, в беспорядке лежали свитки, восковые таблички, желтоватые папирусы. Узкое помещение со слюдяным окном называлось таблинум, потому что в нем хранились таблицы с важными документами. В таблинуме Макрона, бывшего солдата, вознёсшегося к вершинам власти, решались судьбы великой империи.
Макрон сознавал своё могущество и упивался им. Сквозь тяжёлую парчу занавеса доносился гул голосов. То римляне пришли униженно просить о чем-то нового префекта претория. О выгодной должности, о затянувшейся судебной тяжбе… И все, как один, обещали не остаться в долгу. Макрон даже завёл особого раба — принимающего подарки и подношения. Обильной и богатой стала жизнь бывшего солдата. Роскошен новый дом его. Красива и стройна темноволосая жена.
Откинув парчовый занавес, в таблинум просунул голову раб.
— Я занят. Пусть подождут, — не отрываясь от императорского послания, строго проговорил Макрон. Даже не выслушав раба, префект был уверен: кто-то настойчиво добивается приёма.
Но, вопреки ожиданиям, темнолицая кудрявая голова раба не изчезла.
— Прибыл внук императора, благородный Гай Цезарь, — прошлёпали толстые лилово-коричневые губы.
Макрон удивлённо вскочил с кресла:
— Пригласи его. И подай вина.
Калигула вошёл в таблинум, любопытно озираясь. Макрон встретил его стоя. Прижал юношу к груди, как старого друга, и при этом слегка расчувствовался.
— Привет тебе, благородный Гай! Рад видеть тебя в добром здравии. После всех опасностей… — шепнул он.
— Ты всегда был моим другом, Макрон, — так же тихо ответил Калигула. — Я рад, что тебе досталось место Сеяна.
— Я мстил Сеяну за смерть твоих братьев, — ухмыльнулся Макрон. Ему не пришлось особо кривить душой: имелась определённая доля правды в словах префекта.
— Боги воздадут тебе, — половиной рта улыбнулся Калигула и помрачнел.
— Что с тобой, Гай Цезарь? Тебе плохо? Не желаешь ли отдохнуть в саду? — всполошился префект.
В прямоугольном саду префекта росли пинии и плющ. Дорожки были усажены тигровыми лилиями. Прозрачная вода с шумом сбегала по ступенькам искусственного водопада. Макрон усадил Калигулу на мраморную скамью с подлокотниками в виде драконов.
— Я одинок, — тоскливо жаловался Калигула, хлебая вино из серебрянного кубка. — Толпы людей окружают меня. Но все они — враги! Только и ждут случая выдать меня Тиберию, чтобы обезопасить собственную шкуру! Как я ненавижу всех! — угрюмо простонал он.
Макрон внимательно слушал, запустив смуглые пальцы в чёрные волосы.
— Тиберий хочет убить меня, как убил братьев, — продолжал Гай. — Римляне видят во мне наследника. Я мешаю сопливому внуку императора…
— Маленький Гемелл — не внук Тиберия! — прервал его Макрон.
— Откуда ты знаешь? — в зелёных глазах юноши отразилось изумление.
— Твоя тётка Ливилла была изрядной дрянью. И родила Тиберия Гемелла не от мужа, а от Элия Сеяна!
— Это правда? — Калигула, тяжело дыша, вцепился в тунику Макрона.
— Правда, — подтвердил Макрон, неуловимо сверкнув тёмными глазами. — Я читал их любовные письма. Император тоже знает это! — помолчав, добавил он.
Калигула прижал руку к груди, чтобы не вырвалось обезумевшее от радости сердце.
— Почему же он не выгонит ублюдка? — глухо спросил он.
Макрон терпеливо пожал плечами:
— Наверное, чтобы не порочить имя покойного сына. Но поверь: любовь императора к мальчику намного уменьшилась.
— Что же мне делать?
— Ждать! — внушительно прошептал Макрон, вцепившись скрюченными пальцами в плечо юноши. — Как только Тиберий умрёт — провозгласишь себя императором! А я помогу тебе! В моей власти квесторы и эдилы, преторский суд и десять преторианских когорт. И никакой сенат не посмеет противоречить сыну Германика!
— Чего ты хочешь за услугу?.. — задыхаясь, спросил Калигула. Глаза его возбуждённо блуждали по дальним уголкам сада, голос прерывался.
— Сохранить должность префекта претория до самой смерти, — волнение Калигулы передалось Макрону. — А ещё: некоторую — не очень большую! — сумму денег из имперской казны.
— Если я буду императором — ты станешь моей правой рукой!
Они замолчали, сцепив в пожатии вспотевшие, липкие ладони.
По перистилю неспешно прогуливалась женщина в тунике песочно-жёлтого цвета. Темно-русые волосы на солнце поблёскивали золотом. Неярко переливались опалы в серебрянных обручах, стискивающих округлые предплечья. Неповторимо мягкой грацией и цветом туники и волос она напомнила Калигуле львицу египетских пустынь.
— Это твоя жена? — беззастенчиво полюбопытствовал он.
— Да. Это Энния, — равнодушно подтвердил Макрон.
— Она действительно похожа на дикую кошку, — улыбнулся Калигула, отводя в сторону взгляд.
Макрон удивлённо посмотрел на него. И, запоздало вспомнив о былых откровениях, заметил:
— Да! Царапаться умеет!
— Отведи меня к гетерам! — неожиданно высокомерно потребовал Калигула. И Макрон снова ощутил разницу между внуком императора и собою — высокопоставленной прислугой.
«Наступит время, когда я буду командовать этим юнцом, а не он мной! Терпение!» — шевеля тонкими губами, подумал он. И доброжелательно улыбнулся:
— Я знаю неплохой лупанар на соседней улице.
Калигула нетерпеливо вскочил со скамьи. Макрон жестом подозвал раба:
— Вели посетителям расходиться. Я вернусь домой лишь завтра утром, — повелел он, накидывая тёмный солдатский плащ на белую тунику.
— Ты не попрощаешься с женой? — спросил Калигула, когда они подошли к чёрному выходу, предназначенному для рабов и поставщиков.
— Зачем? — непритворно удивился префект. — В этом доме я — хозяин, и никому не обязан давать отчёт. К тому же, я не собираюсь отвечать жене на докучливые вопросы: куда я иду и что собираюсь там делать?!
Это был первый урок супружеской жизни для Калигулы.