Почему Пилат осудил Иисуса, хотя не хотел этого делать?

Понять логику действий и поведения Пилата непросто. Также как непросто объяснить мотивы, которыми руководствовался Иуда.

Пилат не хотел, но осудил. Иуда тоже не хотел, но предал.

Мотивацию действий Пилата пытались понять еще авторы Евангелий. Так. Матфей отмечал, что у жены Пилата было во сне видение, и она предостерегала его против неправедного приговора (Мф. 27:19).

Современные исследователи этот мотив не считают серьезным и называют другие причины.

В. Илларионов писал о Пилате: «Для него, умудренного политика, было ясно, что иерусалимские власти сводят счеты с неугодным им человеком. И за высокими словами о борьбе с богохульством скрывается низменное стремление убрать с дороги человека, за которым ходят толпы людей, вслушиваясь в каждое его слово».

Ю. Домбровский увязывал причины колебаний префекта Иудеи с тем. что «такой человек, как Христос очень устраивал Пилата», поскольку выступал против мятежей и бунтов. Писатель полагал, что Иисус был нужен Пилату «как фермент недовольства Храмом, некое бродящее начало, как человек, поднявший руку на святая святых иудеев». Заметим, что этой версии придерживаются многие.

А вот что писал епископ Кассиан о мотивах нежелания Пилата выносить Иисусу смертный приговор: «Чувство права не покоилось у Пилата на твердом моральном основании… При этом, необходимо иметь в виду, что своим положением Пилат был обязан покровительству Сеяна, фаворита императора Тиверия. Но к тому времени, когда на суд Пилата привели Иисуса, Сеян подвергся опале, и тем самым, Пилат потерял ту точку опоры, которую он имел в Риме. В случае поступления доноса на Пилата, ему не на кого было опереться».

Напомним также, что на завершающей стадии судебного процесса Пилата обуял суеверный страх. Об этом свидетельствуют слова Иоанна о том, что Пилат «больше убоялся». При чтении Евангелий возникает ощущение, что Пилат, хоть и был язычником, но интуитивно почувствовал неземную силу Иисуса, и это, возможно, повлияло на ход дальнейших событий. Д. Мережковский писал: «Можно во Христа не верить, но нельзя не признать, что было что-то в человеке Иисусе, что заставило людей преклониться перед Ним. как ни перед кем никогда еще не преклонялись они и. вероятно, никогда уже не преклонятся».

Есть еще один довод — пассивное и не поддающееся простой логике поведение Пилата связывают со стремлением евангелистов приуменьшить его роль в расправе над Иисусом и снять всякую вину за смерть Иисуса с представителей могущественного Рима.

Приведенное мнение является сегодня довольно распространенным, хотя некоторые авторы аргументировано его отвергают.

Н. Т. Райт писал: «С некоторых пор стало модно говорить, что евангелисты все более и более стремились обелить Пилата, а ответственность за распятие Иисуса свалить на его еврейских современников. Однако если Иоанн и другие и впрямь пытались снять с Пилата обвинение в оскорблениях, слабости и колебаниях между двумя возможностями, ни одна из которых не имела ни малейшего отношения к правде и справедливости, то у них это плохо получилось».

Заслуживает внимания позиция М. Хейфеца, который поддержал многие сделанные X. Коэном выводы, касавшиеся описания евангелистами еврейского суда. Но в этом случае он с ним не согласен. Критикуя его мнение о том. что «в рукописях подделаны факты, чтобы спасти общину от террора». Хейфец резонно замечает: «Но это. якобы логичное объяснение 126

Коэна на самом деле ровно ничего не может объяснить. Потому что сразу встает вопрос: ну, и как. помогли подделанные евангельские байки христианам? Нет, не помогли. Как уничтожали и гнали римляне до Евангелий, так истребляли и казнили их после… Да и как могли эпизоды с Пилатом воздействовать на что-то или кого-то в общественном мнении Рима?… Более того, поведение Пилата не было понятно и самим евангелистам, оно их тоже сбило с толку, поразило».

Несостоятельность доводов об умышленном приуменьшении евангелистами роли римлян в расправе над Иисусом, по мнению ряда авторов, вытекает из самих новозаветных текстов. Раймонд Е. Браун, например, справедливо заметил: «В изображениях Евангелий издевательство над Иисусом римских солдат является более зверским, чем со стороны еврейских властей и стражи».

Таким образом, историки до сего времени продолжают искать ответ на вопрос о том, что же оказало решающее влияние на столь необычное поведение Пилата: предостережение жены, убежденность Пилата в невиновности Иисуса, предчувствие Его неземной силы или учет Пилатом сложившейся ситуации, расклада политических сил и страх перед Тиберием?

Представляется, что однозначного ответа на этот вопрос быть не может. Каждый из приведенных мотивов имеет право на существование. Хотя последний из них кажется в исследуемой истории наиболее вероятным. И вот почему.

Испугался ли Пилат?

Имеются веские основания считать, что Пилат действительно был ставленником Сеяна, резко усилившего свое влияние на Цезаря в середине двадцатых годов. После «инцидента в гроте», когда во время обвала Сеян, рискуя собой, защитил Тиберия, он стал влиять практически на все кадровые перестановки, везде расставлять своих людей. И именно в это время, как известно. Пилат был назначен префектом Иудеи.

Римские авторы и И. Флавий отмечали, что не только преторианцы, но и офицеры провинциальных армий были на стороне Сеяна. Особенно большое число его сторонников, по мнению канадского исследователя Г. Берда, было среди римских всадников. А Пилат как раз и являлся выходцем из этого сословия.

Историки расходятся во мнениях: действительно ли Сеян плел нити заговора против Тиберия? Но вряд ли подлежит сомнению, что именно в 30–31 годах отношения между ними стали очень напряженными. И Пилат, и Анна с Каиафой хорошо об этом знали. К тому же, ранее Тиберий уже получил несколько жалоб о бесчинствах своего префекта. «Он боялся — писал Филон — что посольство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничество. разорение целых фамилий, все низости, виновником которых он был, казнив множество людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, переходившие всякие пределы».

Важно заметить, что Анна и Каиафа, наверняка, имели своих агентов в Риме и через иудейскую диаспору могли реально влиять на расклад сил в этой политической схватке. Ведь Пилат ранее уже вынужден был снять по приказу из Рима повешенные во дворце Ирода щиты с изображением императора. Приказ же этот последовал после жалоб влиятельных иудеев. Причем Филон подчеркивает, что после того, как иудеи заявили наместнику о своем желании направить послов к Тиберию, «последнее особенно смутило Пилата, он испугался».

Автор не исключает, что так и было. И хотел бы возразить тем историкам, которые считают абсолютно надуманным предположение о том, что иудеи могли испугать могущественного Пилата.

Г. Ястребов, отмечая, что «к середине I в. н. э. за пределами Иудеи жило больше иудеев, чем в самой Иудее», обоснованно заметил в этой связи, что «колоссальную роль играл фактор диаспоры». Еще в 59 г. до н. э. Цицерон обратил на это внимание, выступая в суде по делу Флакка: «Тебе (Лелию) известно, какова ее (толпы иудеев) сила, какова сплоченность, сколь велико ее влияние в народных собраниях».

Один из лучших знатоков Древнего Рима Т. Моммзен писал: «Гораздо большее значение. чем иудеи Палестины, имела в эпоху империи иудейская диаспора, представляющая собой совершенно своеобразное явление». Историк, отмечая, что «все иудеи в целом оставались объединенными между собой», подчеркивал: «Во всех существенных вопросах в иудействе умолкают всякого рода разногласия, особенно перед лицом давления извне и преследований. и как ни было незначительно государство раввинов, все та же религиозная община, которую оно возглавляло, была внушительной, а при известных обстоятельствах даже страшной силой» [260]Там же. С. 442–444.
.

Каким же образом эта «страшная сила» влияла на те или иные события?

Прежде всего — с помощью влиятельных лиц и больших денег.

А. Владимиров писал, что еврейская диаспора вполне могла «способствовать в чужих краях интересам иудейского государства и, кроме того, быть источником весомых денежных поступлений, или даже вообще склонять баланс внешней торговли в пользу Иудеи».

О силе иудейского прозелитизма можно судить по упомянутым древними историками именам из числа особ знатного рода, принявших иудейство. Это члены царствующего дома Адиабены (царь Изат. его мать Елена, а также его брат и преемник), супруга Нерона Поппея Сабина, римская аристократка Фульвия и др.

По свидетельству И. Флавия, заговор Сеяна был разоблачен Антонией, вдовой Друза Старшего, которая написала Тиберию на Капри все, что узнала о заговоре. Э. Боддингтон отмечала в этой связи, что версия Иосифа может восходить к хорошим источникам, так как Антония была в дружеских отношениях с «еврейским принцем» Агриппой…

В связи с утратой большей части пятой книги «Анналов» Тацита историки не знают точно, когда Тиберий охладел к Сеяну. Предполагают, что это произошло в 30–31 годах. То есть, тогда же. когда мог состояться суд над Иисусом. И по причине того, что «к Тиберию, как отмечал Н. Парфенов, стал обильно поступать компрометирующий префекта претория материал — тщательно взбитый коктейль из правды, сплетен и клеветы». В это время иудейская диаспора вполне могла подбросить Тиберию убойный компромат и на ставленников Сеяна, в том числе Пилата. Последний это понимал, и мог действительно «убояться» с учетом резко изменившейся ситуации.

Н. Т. Райт обратил внимание на одно сходство между описанным Филоном эпизодом со «щитами» и Иоанновым рассказом об Иисусе на суде Пилата: «В обоих случаях Пилат разрывается между желанием не уступать своим еврейским подданным, поступить с ними попренебрежительнее, и боязнью, что подумает Тиберий, если узнает про эту ситуацию: «Если отпустишь его, ты не друг кесарю».

Это действительно существенный момент, позволяющий понять характер префекта, а также мотивы, которыми он мог руководствоваться, принимая решение по делу Иисуса.

Пилату было известно, что доведению компромата до императора нередко способствовали перешедшие в иудейство влиятельные римские граждане. Знал он и том, что Тиберий весьма гуманно относится к жителям Иудеи и в последние годы все чаще прислушивается к их мнению. У Сеяна же сложились крайне враждебные отношения с иудеями (о его намерении их истребить писал упомянутый Филон), поэтому рассчитывать на его поддержку нельзя было еще и по этой причине.

Теперь о деньгах, с помощью которых влиять на кесаря можно было более эффективно.

О роли денег

К. Каутский цитирует в своей книге высказывание об иудеях Страбона, историка и географа, жившего во времена Иисуса: «Этот народ проник уже во все города, и нелегко найти какое-либо место на земле, которое было бы свободно от них и не находилось бы под их (финансовым) господством». А в главе «Иудейская диаспора» Каутский прямо называет главную, по его мнению, причину особого отношения римского императора к иудеям: «Цезарь защищал иудеев и оказывал им покровительство, потому что у них были деньги».

К просьбам тех. у кого денег много, римские властители всегда относились с особым вниманием. И особенно в трудные времена, когда финансовое положение империи оказывалось в плачевном состоянии. Н. А. Машкин писал: «Ввоз в Рим и Италию преобладал над вывозом, италийская торговля давала пассивный баланс, и вследствие этого драгоценные металлы уплывали в восточные провинции». Нам остается лишь догадываться, кто способствовал разрастанию этого кризиса, а затем помог Тиберию из него выбраться. Были приняты меры, которые и сегодня используют государства для предотвращения экономической катастрофы — «Тиберий для поддержки валюты внес в меняльные конторы 100 миллионов сестерциев».

По странному совпадению (странному ли?) именно в эти годы Тиберий резко охладел к Сеяну, а затем казнил его на основании закона об оскорблении величия как «врага народа». Учитывая проводимую им антииудейскую политику, можно предположить, что расправе над Сеяном поспособствовали иудеи.

Пилат тоже мог разделить участь своего покровителя, если бы не провозгласил угодный первосвященникам приговор по делу неугодного им Иисуса. И это не просто слова. Прецеденты расправ над прокураторами, в том числе вследствие интриг, которые плели иудеи, имеются. Соответствующие примеры приведены в трудах Т. Моммзена.

Исходя из сказанного, для Пилата в сложившейся ситуации было важнее не его внутреннее убеждение в справедливости и законности выносимого им вердикта, а совпадение с волеизъявлением Тиберия. Ведь Пилат был всего лишь тенью последнего. Как писал Ульпиан, «действия, совершенные прокуратором цезаря, утверждаются последним таким образом, как если бы они были совершены (самим) цезарем».

Вынесением неправосудного приговора по делу Иисуса префекту Понтию Пилату удалось в тот раз избежать новых жалоб, так нежелательных в контексте складывавшейся ситуации. А вот в 36 году жалобы иудеев, обвинявших Пилата в жестокости, все же станут основанием для отстранения его от должности императором Калигулой.

Были ли у Пилата договоренности с первосвященниками?

К. Еськова, автора книги «Евангелие от Афрания», не удовлетворила стандартная, как он ее называет, версия о том, что Пилат испугался жалоб, и он выдвинул свою. Иисус якобы проповедовал в интересах Пилата и под контролем его агентов. Эта «сделка» Иисуса с римлянами. по мнению Еськова, снимает все противоречия в евангельских текстах.

Между тем, объяснить странное и нелогичное поведение Пилата вполне можно, не прибегая к столь надуманным и экзотическим версиям. Для этого достаточно предположить, что действительно предпринимались шаги для заключения сделки. Но не той сделки, о которой писал Еськов, а сделки Пилата с первосвященниками.

Прежде всего, отметим, что речи апостолов Петра (Деян. 3:13–15) и Павла (Деян. 13:28) предполагают сотрудничество иудейских и римских властей в деле осуждения и казни Иисуса. На возможность и реальность сотрудничества (сделки) между ними указывают и серьезные исследователи библейских текстов. Так, Дж. Тейбор убежден, что первосвященники еще до ареста встречались с Пилатом в его резиденции, где «доложили ему о потенциально опасной деятельности Иисуса и рассказали о своем плане тихо арестовать Иисуса, не провоцируя никаких беспорядков на Пасху». Сам арест, как уже сказано, производился, вероятно, с участием воинов Пилата. Можно также привести мнение профессора И. С. Свенцицкой. которая не исключала, что «казнь Иисуса была результатом сговора первосвященника Каиафы и Понтия Пилата». Это позволяет рассматривать, как реальную, версию о том, что суду над Ним предшествовали некие договоренности между первосвященником и префектом. Ясно, что они действовали на авансцене истории не как судьи, а как политики, жестко отстаивавшие свои интересы. И сделку между собой они могли заключить лишь в том случае, если в чем-то их интересы совпадали.

Интерес Анны и Каиафы — убрать серьезного конкурента, посягнувшего на основы иудейской веры. А значит. — на монополию в религиозной области и финансы Храма. И, по возможности, сделать это руками язычника Пилата, чтобы окончательно не утратить доверие народа.

Интерес Пилата — отвести от своей персоны гнев Тиберия и усидеть в кресле префекта, которое к тому времени зашаталось под напором уже направленных кесарю доносов.

Но была у них и общая цель, хотя и понимаемая по-разному. Цель эта — обеспечить спокойствие в Иудее, снизить накал напряженности, не допустить мятежей и волнений в народе (которые реально могли возникнуть не от проповедей Иисуса, а скорее от «возмущения» народа, инспирированного первосвященниками). А коль имелись общая цель и общий интерес, то возможна была и договоренность.

А вот. что это могла быть за договоренность, сказать трудно: подкуп Пилата первосвященниками, обоюдный сговор об инсценировке судебного спектакля с демонстративным умыванием рук в финале или сделка с элементами шантажа и угрозой доноса?

Похоже, что инициатива в этом деле исходила от саддукейских иерархов. Известно, что в славянской версии книги И. Флавия «Иудейская война» арест и суд над Иисусом описаны не так, как в других его рукописях. Там сказано, что иудейские власти решили следующее: «Мы немощны и не можем сопротивляться римлянам, но так как лук уже натянут, то пойдем и донесем Пилату то, что слышим, и будем спокойны, не то он услышит от других и лишит нас имений или истребит вместе с детьми нашими. И пошли и донесли Пилату. Он же послал воинов, и, перебив множество народа, они привели его (Иисуса — авт.)… Законники прониклись к нему еще большей завистью и дали Пилату 30 талантов, чтоб он его убил».

Как говорят, дыма без огня не бывает. Вероятно, Флавию было известно, что первосвященники действовали по делу Иисуса методом «кнута и пряника». Они могли склонить Пилата к принятию неправосудного приговора не только с помощью угроз, но и путем дачи взятки. Первосвященник Анна «будучи богатым человеком, одалживал деньги римлянам и поэтому мог шантажом добиваться от них того, что ему было нужно».

И все же у историков явно недостаточно исходных данных для утверждения, что в сделке между префектом и иудейскими иерархами фигурировали деньги. Более похоже на то, что эта сделка являлась некой общей (без уточнения деталей) или предварительной договоренностью. Потому-то и состоялось два суда и два приговора, а поведение Пилата в ходе судебного разбирательства в претории кажется нам странным и необычным. Предлагая префекту взятку, его тогда же могли и припугнуть каким-либо компроматом на него. В свою очередь, двойственный метод воздействия на Пилата (пряник и кнут) соприкоснулся в этом случае с двояким отношением префекта к сделанному ему предложению. С одной стороны, он не прочь был улучшить свое финансовое положение. А с другой — договоренности с иудеями были противны его желаниям. Пилат относился к ним с презрением и ненавистью. Н. Т. Райт писал: «Согласно источникам. Пилат хотел действовать вопреки желанию первосвященников просто потому, что он всегда хотел действовать им назло. Как в случае с надписью на кресте (Ин 19:21сл.). Это было обычным для него образом действий».

Поэтому, если и был сговор, то лишь по одному принципиальному для обеих сторон вопросу: Иисус — источник нестабильности, причина возрастания напряженности, а потому Его надо убрать. Но при этом не было уточнено: чьими же руками Его следовало убрать? Пилат, хотя и оказал иудеям помощь при аресте, но надеялся, что это сделает синедрион. Потому, возможно, он и дал первосвященникам разрешение на его созыв (если это требовалось делать при созыве каждого судебного заседания).

Нельзя исключить и того, что Пилат, как пишет М. Хейфец, «заранее договорился с евреями, что приведут они к нему раскаявшегося диссидента, готового отречься, а он. подвергнув его бичеванию, отпустит», но. «запланированный процесс вдруг «сорвался с нарезки».

Возможно также, что. договариваясь с Пилатом, первосвященники попытались убедить его в том, что Иисус должен быть осужден именно римским судом. Но префект, не приняв тогда еще окончательного решения, обещал лишь содействие, пошел лишь на частичные уступки, и, в частности, выделил своих воинов для производства ареста Иисуса. Пилат мог пообещать первосвященникам утвердить приговор синедриона в случае его законности. Но вряд ли он ожидал, что от него будут добиваться вынесения им самим приговора за совершение преступления, предусмотренного римским законом. Впрочем, смысл сказанного Пилатом мог быть и таким: разрешаю судить по закону вашему. Если же Он нарушил законы Рима — осужу на крест сам.

Каиафа с Анной, разработавшие универсальную формулу обвинения, могли ее в выгодном для себя свете еще до суда довести до Пилата, убедив его в том, что это обвинение будет доказано показаниями свидетелей. Но в суде синедриона произошел сбой, о чем уже подробно рассказано. Поэтому вначале еврейские судьи, прибыв утром к наместнику, не стали оглашать ему окончательное обвинение, полагая, что Пилат, не вникая в суть дела, и так его утвердит. А перед иудеями они представят вынесенное судебное решение, как решение римской власти. Им крайне невыгодно было оказаться перед народом в качестве гонителей лица, не без оснований претендовавшего на статус Мессии. К тому же, враги Иисуса прекрасно знали, что судебные разбирательства в отношении политических преступников обычно проводились римскими трибуналами по типу закрытых судебных процессов, то есть были скоротечными и не публичными, поскольку в трибунале применялись упрощенные процедуры. Поэтому они и рассчитывали, что суд Пилата, с учетом заключенной накануне сделки, сведется, по сути, к утверждению их обвинения. А произнесение типовой в таких случаях фразы — «ibis ad (или in) crucem» (пойдешь на крест!) — будет означать, что казнь свершится по римским законам.

X. Коэн прав, утверждая, что в провинциях наместники не привлекали иудеев к обсуждению вопроса об участи преступников и должны были вершить суд в закрытых от посторонней публики помещениях (in camera). Это была не обычная для Рима форма судопроизводства, а суд администрации, который римляне называли правом обуздания или принуждения.

Однако Пилат был не так прост. Вероятно, он понял, в чем суть описанной выше интриги, затеянной первосвященниками. К тому же, члены синедриона, прибыв к префекту, допустили ошибку, которая также могла заставить Пилата насторожиться.

И. Херсонский писал: «Появление Иисуса Христа в виде узника не было для прокуратора вовсе неожиданным явлением; неожиданно было то. что для обвинения Его явился весь синедрион так рано и в тот день, когда всякий израильтянин, и искренно и лицемерно набожный, старался, сколько можно, удаляться от язычников и всего языческого, чтобы не потерять законной чистоты, необходимой для совершения Пасхи».

Пилат почувствовал подвох. Й. Ратцингер писал: «Понтий Пилат чувствовал, что в действительности речь идет о чем-то совсем другом: он понимал, что если бы представший перед ним действительно был обетованным „царем иудейским" — царем в политическом смысле, то Его не отдали бы ему на суд».

В обостренном чутье Пилату не откажешь. Учуяв подвох в начале суда, Пилат решил потянуть время, «поиграть в демократию», апеллируя к народу. Впрочем, похоже, что иудеи предвидели такой вариант развития событий.

Сделка, если она заключалась, была лишь элементом политической игры. Кардинал В. Каспер обоснованно отмечал, что синедрион «повел хитрую игру с римской оккупационной властью, к которой вообще-то испытывал ненависть» и «тем самым Иисус оказался практически между жерновами власть имущих» .

Несуразность как признак достоверности

Один из воображаемых вопросов, заданных X. Коэном авторам Евангелий, был следующим: если Пилат хотел оправдать Иисуса, то почему же он не сделал этого?

М. Хейфец, возражая ему, отмечал, что это как раз понятно и вполне объяснимо: «Пилат знал, как к нему на самом деле относятся в синедрионе… Потому, несомненно, с ехидцей он предложил им взять его (Иисуса) и самим привести приговор в исполнение. Ему было бы удобнее, чтоб популярного еврейского проповедника предал смерти синедрион, состоявший из людей, не раз обжаловавших его, Пилата, решения в правительстве, и прямо у кесаря. Еврейская казнь могла скомпрометировать его врагов и избавить прокуратора от лишних объяснений с начальством в случае возникновения волнений в народе».

И еще в одном М. Хейфец прав. Оппонируя X. Коэну, который объяснял несуразности суда недостоверностью его описания, он утверждал: «Мне в эпизодах с Пилатом именно их нелогичность, нарушение нормального поведения римского наместника, абсурдность — все это и кажется доказательством достоверности описанного».

С таким утверждением стоит согласиться, тем более, что наше предположение о незавершенной сделке первосвященников с Пилатом вполне объясняет исследованные нами «несуразности» и кажущуюся нелогичность поведения римского наместника.

Эта была сделка не друзей, а врагов. Сделка политиков, по большому счету ненавидевших друг друга. Поэтому детали не обговаривались, могли использоваться шантаж и подкуп. Ну а поскольку это был жесткий политический сговор, обусловленный сложившейся ситуацией, то каждый пытался переиграть друг друга.

Кто же в итоге выиграл эту партию? На первый взгляд — иудейские иерархи, поскольку Иисус был осужден и по еврейскому, и по римскому законам, а смертную казнь принял по вердикту римского префекта. Но и последнего, как автор попытался показать, с трудом можно назвать проигравшей стороной. Он хоть и осудил Иисуса, но ясно дал понять — чьими руками. Сделанная его подручными надпись на кресте является наглядным тому подтверждением. Поэтому можно констатировать — каждый остался «при своих» (не в выигрыше и не в проигрыше).