О сроках исполнения и отсрочке приговора

Крестный путь Иисуса на Голгофу описан евангелистами детальнее, чем сам суд. При этом новозаветные повествования в основном согласуются между собой и дополняют друг друга.

До мельчайших подробностей тема Голгофы освещена в исторических и богословских трудах, которых за два тысячелетия написано неисчислимое множество. Каждый сантиметр скорбного пути полит людскими слезами и осыпан благоговейными поцелуями. И это вполне объяснимо.

А. Гумеров писал: «Суд над Иисусом закончился, когда Пилат предал Христа на распятие. Для правоведа область исследований оказалась исчерпанной. Дальнейшее на юридическом языке называется „исполнением приговора“. Но для богослова, видящего в этих событиях высший духовный смысл, путь Божественного Узника к месту казни. Его крестные страдания, смерть и Воскресение являются центральными событиями не только всей земной жизни Иисуса Христа, но и всемирной истории».

Все верно. За исключением тех слов Гумерова, что для правоведа на этом месте тема уже исчерпана. На самом деле неверно говорить о завершении правосудия, пока не исполнен приговор. В силу такого распространенного заблуждения ряд вопросов юридического характера, таких, например, как время, в течение которого приговор должен был быть приведен в исполнение после оглашения, мог ли он быть обжалован и другие вопросы, исследованы недостаточно.

И. Херсонский, например, писал, что у римлян был закон, изданный Тиберием, по которому «смертная казнь совершалась не раньше, чем через 10 дней после приговора». Трудно сказать, на каких источниках основано это утверждение. Но согласно Дигестам Юстиниана время подачи апелляции составляло 2–3 дня (в зависимости от того, кто ее подавал). Между тем, по делам, которые рассматривались в экстраординарном порядке и завершались смертным приговором, к числу которых относились и дела об оскорблении римского величия, эта норма не действовала. Такой приговор приводился в исполнение сразу после его провозглашения и общие правила о принятии апелляций в этом случае не подлежали применению. Модестин в 6-й книге «Различий» прямо указывал, что эти правила не имели применения «в отношении личности тех, кого после вынесения приговора в общественных интересах (следует) наказать немедленно: таковы, например, известные разбойники, подстрекатели к мятежам или главари заговоров».

Однако сказанное не означает, что Пилат был лишен возможности каким-то образом отсрочить рассмотрение дела Иисуса.

Т. Моммзен, описывая «организацию судебного дела» в Малой Азии, полагал, что имелась возможность во избежание злоупотреблений «переносить процесс в Рим в императорский суд», и привел конкретный пример, имевший место в Книде в 741/742 г. от основания Рима (13/12 гг. до н. э.).

Вероятно, что и Понтий Пилат мог по своей инициативе отправить Иисуса для судебного разбирательства в Рим. Это практиковалось в тех случаях, когда наместник затруднялся в силу разных причин вынести судебное решение. На этот момент обратил внимание Р. Хазарзар: «Если Пилат не хотел сам осудить к смерти бунтовщика, то должен был отослать его на суд в Рим. Так поступил, например, прокуратор Антоний Феликс (52–60 гг.) с вождем иерусалимских зелотов Елеазаром».

Как уже показано. Пилат действительно не хотел брать на себя ответственность за осуждение Иисуса. Но, с другой стороны, и направлять Его для суда в Рим по вышеизложенным причинам наместнику было нежелательно…

Исходя из сказанного, вопреки мнению А. Гумерова, для правоведа на стадии исполнения приговора область исследований не является исчерпанной. Поэтому кратко осветим некоторые вопросы, связанные с завершающим этапом судебного процесса. И, прежде всего, те вопросы, которые могут быть подвергнуты юридическому анализу. В их числе, помимо названных. следующие: что из себя представляло распятие как вид казни, кто и каким образом приводил приговор в исполнение, время и место распятия, кто констатировал факт смерти и др.?

Распятие на кресте как вид казни

Известно, что распятие на кресте являлось одним из самых жестоких и мучительных видов казни, придуманных человечеством. Она применялась к преступникам в Вавилоне, Карфагене, Персии и других государствах древнего мира.

В Римской империи это тоже был довольно распространенный способ казни, применявшийся к людям бесправным: рабам, простолюдинам, инородцам, которых римляне считали недостойными почетной смерти от меча.

В Дигестах Юстиниана описано несколько конкретных преступных деяний, в случае совершения которых предусматривалось осуждение на крест:

— Из 6-й книги Каллистрата «О судебных расследованиях»: «Многими признано, что пользующихся дурной славой разбойников следует распинать на крестах в тех местах, где они занимались разбоем, чтобы и другие, видя это. удерживались страхом от подобных преступлений…».

— Из 5-й книги Павла «Сентенции»: «Зачинщики мятежа и беспорядка за подстрекательство народа в зависимости от (своего) ранга или распинаются на кресте, или отдаются на растерзание зверям, или высылаются на остров».

Из анализа этих законоположений можно сделать вывод, что Иисус был признан Пилатом подстрекателем народа к мятежу против Рима и фактически приравнен к разбойникам. А целью, преследуемой при применении этого уголовного наказания, была не только кара конкретного преступника, но и публичная мера устрашения других людей.

Важно отметить, что распятие на кресте считалось не только самым жестоким и мучительным. но и самым позорным видом казни. Многие историки и богословы указывают на то. что враги Иисуса именно этого и желали, добиваясь от Пилата распятия Иисуса на кресте, поскольку считалось, что на распятых на древе лежит Божие проклятие: «ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве и не оскверняй земли твоей, которую Господь. Бог твой, дает тебе в удел» (Втор. 21: 23).

Цель, которую при этом преследовали и которой, казалось, добились враги Иисуса, понятна: тому, кто не смог избавить самого себя от казни, не дано принести избавление от бедствий другим людям. Каждому иудею должно становиться ясным: разве это Мессия? На наличие этой цели может указывать и то обстоятельство, что римское распятие на деревянном кресте являлось видом наказания, наиболее близким к иудейскому повешению на древе.

Надо обратить внимание, что в послании апостола Павла к галатам римское распятие прямо ассоциируется с ветхозаветным повешением на древе (Гал.3:13). А в Деяниях апостолов первомученик Стефан, произнося свою речь в суде, обвинял иудеев именно в повешении Иисуса на древе: «Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесивши на древе» (Деян. 5:30).

Но предусматривало ли древнееврейское право такой способ казни, как повешение на древе?

О повешении на древе и других способах смертной казни

Древнееврейское право предусматривало четыре основных способа казни. В мишне трактата Санхедрин сказано: «К осужденному могут быть применены четыре способа умерщвления: скила, срефа, хэрег и хэнек». Скила — это побитие (побивание) камнями; срефа — сожжение; хэрег — казнь мечом и хэнек — удушение.

Маймонид насчитывал 36 преступлений, караемых смертной казнью. В половине таких случаев Мишна и Талмуд предписывали побивать осужденных камнями (скила). Остальные виды казни применялись значительно реже. Например, усечение мечом Мишна предусматривала лишь для убийц и жителей совращенного города, впавшего в грех вероотступничества.

Если обвиняемый совершал несколько преступлений, каждое из которых каралось разными способами, иудейский суд выбирал наиболее тяжкий из них. С другой стороны, сочетание двух способов казни предусматривалось и в случае совершения одного преступления, что свидетельствовало о вынесении осужденному самого сурового приговора, и к тому же — за самое тяжкое преступление. Например, приговоренных к сожжению сначала побивали камнями или убитых камнями вешали потом на дереве для всеобщего обозрения.

Мы уже знаем, что последнее сочетание как раз и применялось по отношению к богохульникам и идолопоклонникам. Сначала их побивали камнями, а затем, после смерти, вешали на древе, поскольку в Торе сказано: «и будет убит… и повешен».

В древнееврейском праве повешение вряд ли являлось самостоятельным видом казни. Хотя историкам и известны отдельные случаи его применения иудейскими властями. Так, И. Флавий писал, что Александр Яннай в 88 году до н. э. распял около 800 своих противников из числа фарисеев. В еврейской традиции, не вошедшей в галаху, также имеются «прямые указания на практику повешения (распятия) живых людей». К. Эванс приводит мнение ученых о том, что в Храмовом свитке, найденном в Кумране (в отличие от Втор. 21:22–23, где говорится о повешении на дереве ранее казненного человека), «речь идет о распятии… тех, кто сбивает народ с пути». «Достойно внимания, подчеркивал К. Эванс, то, что такая казнь связана с изменой».

И все же больше имеется оснований говорить о повешении на древе, как дополнительном наказании. «Повешение на древе, писал И. Блинцлер, которое закон Моисеев предусматривал для идолопоклонников и богохульников, побитых камнями, было не смертным приговором, но дополнительным наказанием после смерти, призванным подчеркнуть, что казненный проклят Богом, в согласии с Втор. 21:23… Евреи применяли эти слова также и к распятым».

Исходя из сказанного, повешение на древе являлось своего рода показательным религиозным ритуалом, совершаемым сразу после исполнения смертного приговора. И, вероятно, римское распятие на деревянном кресте, по преступному замыслу обвинителей Иисуса, должно было вызвать соответствующие ассоциации у иудеев, наблюдавших за казнью. Для того, чтобы убедиться в обоснованности такого предположения, достаточно прочитать соответствующую правовую норму из кодекса Маймонида: «Вот как выполняется заповедь о повешении: после выполнения казни „скила" вкапывают в землю шест, от которого отходит перекладина; руки казненного связывают вместе и подвешивают его за руки незадолго до захода солнца…» (Законы о Санхедрине 15:7).

Крест, на котором распяли Иисуса

Для распятия преступников римляне использовали кресты нескольких видов: крест св. Антония в форме буквы «Т»; «латинский крест» в виде знака «плюс» и косой крест или крест св. Андрея, напоминающий по форме букву «X».

Использовался также столб без перекладины, что, вероятно, послужило основанием для неверного истолкования отдельными авторами этого ключевого в христианской истории события. Так, Н. А. Морозов заменил в своем труде об Иисусе термин «распятие» на «столбование», сославшись на использованное в греческом тексте Евангелий слово «ставрос» (кол или шест).

Какова была форма креста, на котором распяли Иисуса, точно неизвестно. Предполагают, что это был латинский крест, поскольку, согласно Луке, выбеленная (выкрашенная в белый цвет) дощечка с надписью была прибита над пригвожденным Иисусом. Дощечка эта (titulus crucis) в соответствии с римским обычаем указывала, за что именно Иисуса приговорили к распятию: «Сей есть Иисус, Царь Иудейский» (Мф. 27:37; Мк. 15:26: Лк. 23:38). Надпись была выполнена на трех языках — на арамейском, греческом и латинском (Ин. 19:20).

Первосвященники обратились к Пилату с просьбой изменить эту редакцию и указать, что Иисус не являлся, а лишь называл себя Царем Иудейским. Но Пилат ответил отказом: «что я написал, то написал» (Ин. 19:19–22). Многие полагают, что таким образом, он все же уязвил первосвященников, настаивавших на вынесении Иисусу незаконного приговора.

Крест, на котором распинали человека, вероятно, сколачивали из двух бревен или брусьев. Хотя некоторые полагают, что в качестве вертикального столба могли использоваться стволы оливковых деревьев, к которым прибивали поперечную перекладину. Крест этот, по словам Иринея Лионского, имел пять концов: два в длину, два в ширину и один посередине. Под пятым концом Ириней понимал прикрепленное к середине столба седалище, похожее на рог. Оно предназначалось для поддержания тела, чтобы оно под своей тяжестью не сорвалось. Впрочем, судя по более поздним сообщениям, вместо седалища иногда прибивали брус внизу. Он использовался как подножие (pédalé). Анализ иконографии, а также сообщение Иоанна (Ин. 19:31–32) о перебитии голеней распятым вместе с Иисусом преступникам, позволили предположить, что и крест Иисуса имел такое подножие. Ведь перебитие голеней, как отмечал Р. Хазарзар, имело «смысл только в том случае, когда распятый опирался ногами в pédalé (при перебитии голеней тело человека свисало, и он вскоре умирал от тетании: набрав воздуха в легкие, он уже не мог его выдохнуть)».

По мнению ряда исследователей, крест мог иметь значительный вес и для обессиленного бичеванием преступника представлял неподъемную ношу. Но жестокость и мучительность этого наказания как раз и заключалась в том, что осужденный должен был сам нести столь тяжелую ношу к месту своей казни. Так было и в случае с Иисусом, о чем сообщил евангелист Иоанн. Синоптики же указали, что крест нес Симеон из Киринеи (Симон Киринеянин).

Это кажущееся противоречие в евангельских текстах растолковал еще блаженный Августин и ныне это мнение является общепринятым: «до восхождения на Голгофу Иисус Сам нес крест Свой; Симон же. как вспоминают предыдущие три (евангелиста), был принужден к этому уже в пути, при поднятии (креста) на (лобное) место. Таким образом, первую половину пути описал Иоанн, а вторую — остальные».

Неудивительно, что при восхождении на гору физические силы Иисуса иссякли. Сказались и Гефсиманское внутреннее борение, и бессонная ночь, и бичевание. Он трижды падал под тяжестью креста на землю, поэтому римские воины и приказали земледельцу Симону Кири-неянину поднять крест и нести его на Голгофу.

О Голгофе и порядке распятия

Голгофа с иврита переводится как «лобное место», а произошло это слово от арамейского «гульголет» (череп). Принято считать, что это один из невысоких холмов, напоминающий по форме лысую голову. По другой версии — на этом холме было зарыто множество черепов казненных там людей

Точное местонахождение Голгофы не установлено. Евангелисты сообщают лишь, что этот холм был «недалеко от города» (Ин. 19:20) и «вне врат» (Евр. 13:12).

Еще Э. Ренан писал: «Нет решительно никаких оснований помещать Голгофу в то определенное место, на котором, со времен Константина, все христианство привыкло ее чтить. Но не существует также основательных возражений, которые бы побуждали вносить в этом отношении смуту в христианские воспоминания».

Распинали преступников непосредственно на месте казни. Вероятно, вначале устанавливался столб без перекладины, затем с осужденного снимали одежду, давали ему облегчающее страдания питье, которое римляне называли «усыпительным» (Иисус от него отказался), после чего прибивали его гвоздями или привязывали веревками к перекладине, лежавшей на земле. Затем эту перекладину поднимали. Чаще прибивали гвоздями руки, но иногда — и ноги. Впрочем, в какой последовательности проводилось распятие, и в каком положении в это время находился крест, — точно неизвестно. Способы и последовательность распятия, вероятно, различались.

Обобщая проведенные по этому вопросу изыскания, приведу мнение А. Гумерова: «Неизвестно, прибиты ли были ко кресту руки и ноги Спасителя раньше или после того, как крест водрузили в землю. При распятиях было то и другое. В первом случае распинаемый привязывался к кресту, затем, или с земли, или, может быть, с подставки или лестницы ему прибивали руки и ноги. Во втором случае крест клался на землю, распростирали на нем распинаемого и. может быть, привязанные, прикрепляли гвоздями ко кресту его руки и ноги, после чего веревки снимались. Этот последний вид казни был страшнее, чем первый, потому что при подъеме и водружении креста в землю все тело сотрясалось и от этого происходили самые невыносимые, самые страшные боли…»

Исключительная жестокость казни заключалась в том. что распятый преступник умирал не сразу. Многие ученые и богословы указывают на то, что распятый в течение длительного времени испытывал нарастающую острую боль во всех членах, его тело содрогалось в ужасных конвульсиях, мускулы сводили судороги, которые приводили к тетании. Мучения усиливали невыносимая жажда, удушье, вызываемое неестественным положением грудной клетки, многочисленные кровоточащие язвы, образовавшиеся после бичевания и гвоздей.

В страшных мучениях осужденный на крест в некоторых случаях проводил по нескольку дней, пока не испускал последний вздох. Смерть наступала в результате асфиксии, от сбоев в работе сердца, солнечного удара или от обезвоживания организма. Можно предположить, что лишь наиболее сильные в физическом отношении люди умирали от жажды и голода. Иисус же был истощен и обессилен еще до распятия. К тому же, Он не отличался крепким телосложением. Известны высказывания Климента Александрийского и Оригена о том, что Его тело было мало, худо сложено и неблагообразно.

Иисусу выпало испытать на Голгофе особые мучения, поскольку к кресту были, вероятно, пригвождены не только Его руки, но и ноги. Об этом согласованно свидетельствуют несколько исторических ИСТОЧНИКОВ [287]После Воскресения Иисус предложил апостолам в доказательство того, что Он действительно является их Учителем, осмотреть и осязать не только свои руки, но и ноги (Лк.24:39). О том. что ноги Христа тоже были пригвождены, писали Юстин и Тертуллиан.
.

По указанным причинам Иисус страдал на кресте недолго. Но сколько часов Он провел на нем до Своей кончины — точно неизвестно. Между тем, выяснение этого вопроса имеет для христиан важнейшее значение. Дело в том. что необычно ранняя смерть Иисуса явилась одной из причин появления различных версий, посягающих на основы христианской веры. Среди них — теории подлога, мифа, галлюцинаций, обморока и др..

Время наступления смерти

Когда же наступила земная смерть Иисуса?

Из повествования Марка (Мк. 15:25) вытекает, что Иисус страдал на кресте около шести часов: от третьего часа до девятого (по нашему времени — от девяти утра до трех часов пополудни). Между тем, многие исследователи, например Р. Бультман, полагают, что последняя глава в этом Евангелии является «всецело вторичным образованием», то есть дописана позже кем-то из переписчиков. Если же обратиться к евангелистам Матфею и Луке (Мф. 27:45; Лк. 23:44), то по их описаниям Иисус, до того как испустил дух, находился на кресте около трех часов.

Обратим внимание и на такой момент. По свидетельству синоптиков, смерти Иисуса предшествовала тьма, покрывшая землю в шестом часу (то есть в 12 часов дня) и продолжавшаяся до девятого часа (то есть до 3 часов пополудни). По словам же Иоанна (Ин. 19:14), в полдень Пилат только провозгласил приговор. Исходя из этого, можно допустить, что Иисус до наступления смерти пробыл на кресте даже менее трех часов.

Аверкий (Таушев), пытаясь разрешить это противоречие, указывал: «Если предположить. что окончательный приговор был произнесен Пилатом с лифостротона по истечении третьего часа по иудейскому счету, т. е. в 9 с небольшим часов утра, по нашему, то св. Иоанн вполне мог сказать, что это был час шестый. ибо начиналась вторая четверть дня, состоявшая из 4-го, 5-го и 6-го часов, которая у евреев называлась по своему последнему часу шестым часом. С другой стороны, св. Марк мог сказать, что это был час третий, потому что шестый час, в смысле второй четверти дня еще только начинался, а истек лишь третий час, в смысле первой четверти дня».

* * *

Детальное исследование доказательств в пользу реальности смерти Иисуса не входит в предмет нашего исследования. Обратим внимание лишь на некоторые моменты:

1. Предсмертные слова Иисуса. Как в новозаветных Евангелиях, так и в апокрифах, последние слова Иисуса передаются по-разному. Хотя смысл один и тот же — это действительно предсмертные слова: «Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46); «Отче, в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23:46); «Совершилось!» (Ин. 19:30); «Сила моя, сила, ты оставила меня!» (Евангелие от Петра, 5:19).

Э. Ренан писал: «За несколько мгновений перед тем, как испустить дух. голос его был еще твердым. Вдруг он испустил ужасный крик, в котором присутствующие услыхали слова: „Отче, в руки Твои предаю дух Мой!“; другие же, более занятые мыслью об осуществлении пророчеств, передали этот вопль в виде одного слова: „Свершилось!". Голова его склонилась на грудь, и он умер».

Последние слова Иисуса могли слышать некоторые из людей, присутствовавших при казни.

2. Свидетели кончины. В числе таковых новозаветные тексты упоминают Иоанна, любимого ученика Иисуса, и нескольких женщин, в том числе Богоматерь (Мк. 15:40; Мф. 27:56; Ин. 19, 25).

Присутствовали и первосвященники. Они для того и прибыли на Голгофу, чтобы лично убедиться в смерти Иисуса. В ожидании получения мстительного удовольствия от Его кончины иерархи переговаривались со смехом: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти! Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27:42).

Наконец, предсмертные слова Иисуса слышали римские воины, которым Пилат поручил исполнить приговор. Лука писал: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой. И сие сказав, испустил дух. Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно Человек Этот был праведник» (Лк. 23:46–47. см. также Мк. 15:39).

Сотник этот, вероятно, и констатировал факт смерти Иисуса.

3. Констатация смерти. В те годы у римлян не было профессиональных палачей и исполнение приговоров, согласно Тациту, возлагалось на воинов под руководством центуриона (сотника) — «centurio supplicio praepositus» (казнью заведующий сотник). Это была особая категория воинов. Организационно они входили в состав вспомогательных войск и фактически выполняли обязанности ликторов, то есть блюстителей спокойствия. Эти стражники постоянно находились при Пилате и «специализировались» на обеспечении порядка и безопасности наместника. В число их прямых обязанностей входило и приведение в исполнение провозглашенных Пилатом приговоров. А поскольку выносил он их довольно часто, то у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что свои обязанности эти римляне выполняли профессионально и. видя постоянно смерть на кресте, хорошо знали ее признаки, а также приемы констатации факта смерти. На латыни этих людей называли «exsecutor mortis», что можно перевести и как «исполнитель смертной казни», и как «проверяющий смерть».

Дж. Макдауэлл в своей книге «Неоспоримые свидетельства» приводит выражение М. Грина, который называл таких стражников «знатоками смерти» и отмечал: «Они знали, что такое мёртвое тело».

Известно, что на Голгофе римских стражников было четверо. Об этом свидетельствует описанный Иоанном эпизод разделения одежд Иисуса между четырьмя воинами (Ин. 19:23–24).

Правдивость этого евангельского эпизода подтверждается несколькими свидетельствами: Филона о том. что совершавших распятие обычно бывало четверо; Тацита — что «у приговоренных к смерти отбирали их имущество» (Анналы VI.29), а также нормами римского права, в котором действовало такое понятие, как «панникулярия» (букв. — лохмотья, тряпки).

Ульпиан в 10-й книге «Об обязанностях проконсула» приводит рескрипт Адриана о том, как именно надо понимать этот термин: «Ведь неверно кто-либо скажет, что (словом). панникулярия“ обозначается имущество осужденных. И если осужденный имел поясной кошелек, никто не должен будет тотчас требовать его себе (в качестве панникулярии), но (лишь) одежду, которая будет на (осужденном), мелкие деньги в поясе, которые он держит при себе для своего пропитания, или дешевые кольца, то есть такое имущество, которое стоит не больше пяти золотых… Панникулярия — это то. что заключенный принес с собой в тюрьму; „добыча“..».

Практика применения смертной казни в виде распятия допускала ее ускорение, что в свою очередь предполагало со стороны исполнителей казни принятие дополнительных мер, не оставлявших сомнений в том. что приговор исполнен до конца.

О том. что в пятницу 13 ниссана был использован прием ускорения казни в связи с наступающей Пасхой, известно из Евангелия от Иоанна (Ин. 19:31–34): Пилат по просьбе иудеев дал указание своим воинам перебить голени всем троим распятым в этот день на крестах с тем, чтобы ускорить их смерть и успеть снять с крестов до наступления субботы.

Ноги перебивали железным молотом, после чего распятые теряли опору, и наступала смерть от удушья. Однако Иисусу, в отличие от других казненных, голени не перебивали, поскольку один из воинов, возможно, тот же упомянутый Лукой сотник, увидел, что Он уже мертв. И все же, для того, чтобы окончательно в этом удостовериться, римлянин пронзил Ему копьем ребра, после чего из груди Иисуса истекли кровь и вода (Ин. 19:34).

4. О причине смерти. Существует множество объяснений этому необычному явлению. Долгое время богословы рассматривали его символически, как знамение единения верующих со Христом, который сделался нашим Искупителем, очистив нас водою в таинстве крещения и Своею Кровью — в таинстве причащения. Аверкий (Таушев) писал, что «нет надобности рассматривать это истечение крови и воды как явление естественное». Между тем. А. Гумеров дает этому явлению такое толкование: «Объяснить истечение крови нетрудно: копье, пробив правые ребра, прошло через всю грудь и пронзило сердце. Что касается воды, то до начала нашего столетия никаких убедительных объяснений не было. Туринская плащаница дала толчок для специальных исследований в этой области. Анатомы пришли к выводу, что речь идет об особой жидкости, которая скапливается в предсердечной сумке».

Детально этот вопрос исследован в книге Дж. Макдауэлла. Он, в частности, привел мнение физиолога из Дублинского университета С. Хафтона о возможности истечения крови и воды в случае «сочетания распятия и разрыва сердца». После этого Хафтон добавляет, что описание наблюдений «в 19 главе Евангелия от Иоанна не может быть вымышленным, что записанные факты наблюдались очевидцем, и что этот очевидец был настолько поражён, что принял случившееся за чудо».

Евангелист Марк отмечал, что столь ранняя смерть удивила Пилата. О кончине Иисуса он узнал от Иосифа Аримафейского. который пришел к нему просить тело для погребения. Важно отметить, что после этого, согласно Луке, наместник вызвал сотника (центуриона), спросил его — «давно ли умер?» — и лишь удостоверившись в том, что сотник действительно констатировал факт смерти Иисуса, «отдал Тело Иосифу» (Мк. 15:44–45).

Академик С. С. Аверинцев отмечал: «Здесь важен, кроме всего прочего, юридический аспект дела: центурион в качестве лица, ответственного за приведение в исполнение смертного приговора, не просто отвечает на вопрос как рядовой очевидец, данная им справка имеет юридическую силу официального доклада. — что не могло не быть важным в контексте вызванных доктриной о Воскресении споров: да вправду ли Иисус умер на кресте?».

5. Знамения в момент смерти Иисуса. Важно заметить, что описание двух знамений совпадает у всех синоптиков. Сначала настала тьма, то есть небо вдруг покрылось мраком (Мф. 27:45; Мк. 15:33; Лк. 23:44). Затем завеса в Храме раздралась надвое (Мф. 27:51; Мк. 15:38; Лк. 23:45).

О наступившей в момент смерти Иисуса темноте (затмении), связанной, видимо, с упомянутым Матфеем землетрясением, которые потрясли и римского сотника, и весь народ, собравшийся на Голгофе, писали в своих сочинениях раннехристианские авторы Тертуллиан, Юлий Африкан. Ориген и Евсевий. В свою очередь, они. вероятно, отталкивались от свидетельства греческого историка Флегона о затмении солнца и сильнейшем землетрясении, случившемся в начале 30-х годов нашей эры.

Что касается происшествия с завесой в Храме, то оно представляется веским аргументом в пользу реальности тех событий, так далеко отстоящих от нас по времени. Хотя при исследовании этого происшествия сразу всплывают ассоциации с разрыванием одежд первосвященником Каиафой в момент кульминации организованного им судилища над Иисусом. А разрыв завесы в Храме («одежды» Бога) воспринимается христианами как свидетельство Божественной скорби в момент смерти Сына Божиего.

Между тем. есть основания утверждать, что авторы Евангелий придавали этому событию не только символическое значение, и что какие-то необычные явления в тот момент произошли на самом деле.

Евангелисты были простыми людьми и. описывая человеческим языком потрясшие их знамения, могли допустить неточности. Но практически исключено, что они могли все это выдумать.

И вот почему.

М. Абрамович, насмехаясь над приведенными евангельскими стихами и подчеркивая их недостоверность, писал: «Молчит и Талмуд о беспричинно разорвавшейся завесе в Храме. Не зря молчит, так как во времена Второго Храма завеса перед Святая Святых и так состояла из двух частей — правой и левой. Во времена Первого Храма завеса представляла собой одно полотнище, а во времена Иисуса речь могла идти только о завесах, а не о завесе!».

Между тем. Талмуд не молчит.

Для начала отметим, что вопрос о том. какой была завеса (завесы) в Храме, не имеет однозначного ответа. Из дошедших до нас источников, в том числе талмудических, следует, что во втором Храме было более десяти завес. А в интересующем нас месте была все же не одна завеса, состоявшая из двух частей, а две завесы: одна внутренняя, отделявшая Святая Святых. и одна внешняя, красочно описанная Флавием.

Во-вторых, из содержания трактата Йома следует, что в 30 году н. э. в Иерусалимском храме действительно произошли какие-то необычные явления (тяжелые металлические двери Храма сами собой открылись, западный светильник неожиданно погас…). В сборнике библейских сказаний приводится аггада: «За сорок лет до разрушения Второго храма светильник, прежде неугасимый, стал потухать, и врата Святилища начали открываться сами собою».

В-третьих. Талмуд дает нам основания полагать, что наблюдать и слышать эти необычные явления могли многие. Даже те, кто находился на значительном от Храма расстоянии. Так, комментаторы указанного трактата Леви Гдалевич и Элиягу Эссас утверждают, что «по результатам элементарных расчетов» звуки из Храма, в момент открывания и закрывания дверей эйхаля (помещения, самого близкого к Святая Святых — авт.) были слышны на расстоянии 8 км.

Академик С. С. Аверинцев, который прямо связывал описанные в Талмуде знамения со свидетельством синоптиков о завесе, писал: «Вавилонский (Joma 39.b) и Иерусалимский (Joma 43.с) Талмуд приводит слова рабби Йоханана Бен Заккаи. согласно которым двери Храма сами собой открылись за 40 лет до падения Иерусалима (70 — 40 = 30), что точно совпадает с временем распятия Христа, чаще всего относимым исторической экзегезой именно к 30 г. Тогда же. согласно этой версии, сам собой погас западный светильник Храма. «…И сказал рабби Йоханан Бен Заккай: «Храм, зачем ты ужасаешь нас?..».

Важно сказать, что Йоханан Бен Заккай. один из самых выдающихся учителей Мишны школы Гиллеля, сохранивший Тору для потомков, жил в исследуемый период времени (он умер ок. 80–90 гг.) и, вероятно, был очевидцем описанного евангелистами знамения.

В известной книге Р. Сантала отрывок из трактата Йома приведен в такой редакции: «За 40 лет до разрушения Святилища… его западный светильник был вынесен прочь и двери в святилище открылись сами собой». Р. Сантала убедительно доказывает, что эти свидетельства Талмуда относятся именно к 30 году н. э..

О грозных знамениях, случившихся тогда в Иерусалимском храме, упоминают и другие еврейские авторы, причисляя к ним же происшествие с красной нитью (веревкой) на роге «козла отпущения», которая в тот раз не побелела, а также ранее упомянутый нами исход синедриона из Палаты тесаных камней, связанный, возможно, с ее разрушением во время землетрясения, сопровождавшего смерть Иисуса.

О землетрясении пишет и А. П. Лопухин в «Толковой Библии»: «Раздирание завесы, равно как и многие другие обстоятельства, о которых сообщается в апокрифах, в Талмуде, и Иосифом Флавием, — все это могло быть следствием землетрясения. Под завесой Храма следует разуметь здесь завесу, отделявшую святое святых от святилища. По Иерониму, — не завеса Храма разодралась, а брус Храма огромной величины обвалился. Это сообщение Иероним нашел в Евангелии евреев. Понятно, что это возможно было во время землетрясения; но раздирание завесы этим не исключается».

Как видим, несмотря на противоречивость приведенных свидетельств, сомнений не остается в том, что какие-то необычные, так напугавшие иудеев знамения, действительно произошли в Храме в 30 году н. э. Здесь в очередной раз уместно сказать, что названная противоречивость является, вероятнее всего, подтверждением подлинности необычных событий.

6. Погребение. К. Эванс отмечал, что «чаще всего достоверность евангельских повествований о погребении Иисуса подвергают сомнению на основании того, что римляне обычно не погребали распятых, но оставляли их на кресте как добычу для птиц и животных». На самом деле римский закон дозволял снимать тела распятых и предавать их погребению. К. Эванс приводит многочисленные примеры в обоснование того, что «при обычных обстоятельствах (скажем, когда нет войны) ни одно мертвое тело не оставалось непогребенным: будь то тело иудея или язычника, невинного человека или преступника». Этот вывод подтверждается и археологическими данными, которые «говорят о том. что Иисуса и других иудеев, распятых в мирное время в Израиле, должны были похоронить хотя и без почета, но согласно иудейским обычаям».

Об уважительном отношении римлян к таким обычаям писали Филон и Флавий. Из свидетельств последнего видно, что оставление распятых тел на крестах было исключением, а не правилом. И. Флавий, в частности, отмечал: «иудеи ведь так строго чтят погребение мертвых, что даже приговоренных к распятию они до заката солнца снимают и хоронят».

7. Донесение о казни. Согласно установившемуся в римской империи правилу наместники оккупированных провинций обязаны были сообщать кесарю о всех местных новостях, чтобы ничто не ускользало от всевидящего императорского ока. Наверняка, и Пилат направил Тиберию донесение о суде над Иисусом. Однако оно не сохранилось.

Известно, что среди первых христиан имели хождение донесения, якобы написанные Пилатом на имя Тиберия и Клавдия. По мнению профессора И. С. Свенцицкой, они. по-видимому, были созданы независимо друг от друга еще до утверждения христианства в империи. Донесение Пилата императору Клавдию однозначно можно назвать подложным, поскольку, Пилат в период правления Клавдия уже не был префектом. По поводу другого апокрифа — не дошедшего до нас донесения Пилата Тиберию, упомянутого в учении Аддая — высказываются разные точки зрения.

Приведу мнение И. Херсонского: «В дополнение евангельской истории суда над Иисусом Христом нелишне заметить, что Пилат отправил впоследствии к Тиберию донесение, в котором описал жизнь Иисуса Христа, Его чудеса и святость, свой суд над Ним и причины, побудившие осудить Его на распятие. В существовании этого донесения, подлинник которого был давно утрачен, не позволяют сомневаться свидетельства Иустина Мученика и Тертуллиана, которые ссылались на него, как на несомненное доказательство, в своих апологиях к сенату и народу римскому»…

* * *

О доводах в пользу реальности Воскресения

Приведя тезисно лишь небольшую часть доводов, свидетельствующих о реальности смерти Иисуса, надо сказать и о том. что еще больше таких доводов приводят в пользу реальности Его Воскресения. Между тем. автор не считает необходимым их детально излагать в рамках настоящего правового исследования, хотя всецело согласен с Брюсом М. Мецгером, что без рассказа о Воскресении Иисуса не возникает ощущения «целостного повествования».

Необходимости в детальном перечислении доказательств Воскресения автор не видит, во-первых, потому, что эту работу уже проделали до него сотни историков и богословов (начиная с Иринея Лионского и заканчивая И. Т. Райтом) и сказать что-то принципиально новое по этому вопросу весьма затруднительно. Во-вторых. Воскресение Христово, хотя и «действительное событие, имевшее исторические подтверждения», но оно. по мнению автора, является прежде всего предметом веры, а не юридического или какого-либо иного исследования.

Протоиерей А. Сорокин отмечал: «Воскресение Иисуса Христа и даже явления воскресшего Иисуса (ведь в Евангелиях описано не само Воскресение, а явления Воскресшего) не могут быть подвластны такому же критическому историческому исследованию, какому могут быть подвергнуты проповедь и дела „земного“, если угодно, „исторического“ Иисуса до Воскресения. Но из этого не следует, что Воскресения не было».

При чтении завершающих повествование об Иисусе евангельских глав бросается в глаза разительный контраст.

Пятница — Иисус казнен. Его движение обречено, ученики в страхе разбежались. Кажется, что при этом они утратили остатки еще не окрепшей в Него веры.

После Воскресения — уныние и страх резко сменяются «необычайной уверенностью и бесстрашием перед лицом гонений». Это можно объяснить лишь беспрецедентным явлением, реально наблюдаемым учениками Иисуса и другими людьми.

Брюс М. Мецгер писал: «Невозможно вообразить, что рассеявшиеся и унывающие ученики смогли обрести новую силу и благую весть в воспоминаниях о том, кто был казнен как преступник, не будь они убеждены, что Бог признал Его своим и оправдал Его миссию, воскресив Его из мертвых».

Многие богословы отмечали, что без Воскресения новозаветное здание лишилось бы своего остова и разрушилось. И именно поэтому Иисус явил людям самые сильные и самые убедительные доказательства реальности Своего Воскресения. Поверить в человека, казненного на кресте, как в Мессию и Сына Божиего, можно было лишь в одном случае — если Иисус действительно воскрес. Ведь в те времена, как справедливо заметил И. Т. Райт, «никто не ожидал, что Мессия будет воздвигнут из мертвых, по той простой причине, что никто не ожидал, что его могут убить. Это было нечто радикально новое, и это подводит нас к вопросу: можно ли как — то объяснить веру первых христиан в Иисуса как Мессию, если бы не произошло события воскресения?».

В подтверждение реальности этого события Н. Т. Райт приводит «четыре удивительные характеристики», которые присутствуют в рассказах евангелистов о Воскресении Иисуса.

«Четыре удивительных характеристики»

Во-первых, в евангельских свидетельствах полностью отсутствуют (в отличие от евангельских описаний последних дней Иисуса) ссылки и аллюзии на Ветхий Завет и это. по мнению Райта, обусловлено тем, что истории о воскресении «восходят к самой ранней устной традиции, которая зафиксировала их в таком виде». Вторая характеристика повествований о Воскресении заключается в том, что в евангельских описаниях самыми первыми очевидцами удивительных событий становятся женщины, которых в античном мире не считали надежными свидетелями. Третьей удивительной чертой является нарисованный евангелистами портрет Иисуса. Н. Т. Райт писал: «Иисус там представлен человеком с телом, похожим на тела других людей, его можно по ошибке принять за садовника или за попутчика на дороге. Кроме того, истории ясно указывают на то, что это — преображенное тело… Эти повествования не имеют прототипов. Ни один из текстов Библии не говорит о том, что воскресшее тело будет именно таким. Никакие умозрительные богословские размышления не могли навести мысль евангелистов на что — то подобное, к тому же каждый евангелист шел своим путем… все выглядит так, как будто евангелисты мучительно описывают реальность, для которой у них просто нет адекватных слов». Четвертая поразительная черта повествований о Воскресении связана с тем, что «в них отсутствуют любые упоминания о христианской надежде на будущее». «В Евангелиях, замечает Райт, нигде нет ничего вроде: «Иисус был воскрешен, а потому существует жизнь после смерти». Евангелисты «видят здесь только «посюсторонний» смысл, видят событие, которое случилось здесь и теперь: «Иисус был воздвигнут из мертвых — говорят они — а значит, Он Мессия; Он истинный Господь всего мира». В итоге Н. Т. Райт заключает, что единственное объяснение названных феноменов дает следующая гипотеза: «во — первых, гробница Иисуса действительно опустела; во — вторых, ученики действительно пережили встречу с Ним, которая убедила их в том, что они видят не просто призрак или галлюцинацию».

К сказанному можно лишь добавить, что имеющиеся в евангельских описаниях этих событий небольшие расхождения в деталях, тоже косвенно подтверждают их искренность. Брюс М. Мецгер утверждал: «Если бы евангелисты сфабриковали повествования о Воскресении. они бы не оставили очевидных трудностей и противоречий (например, относительно числа ангелов у гробницы, последовательности явлений Воскресшего и других деталей). То, что рассказы были так и оставлены, с несглаженными противоречиями, что не было попытки сложить один стереотипный рассказ, внушает доверие к глубокой честности тех, кто передавал эти свидетельства».

А теперь несколько слов о другой, уже упомянутой причине, по которой в настоящем исследовании не приводится детальный перечень доказательств Воскресения Иисуса — прежде всего, это все-таки удел богословов, а не правоведов.

Впрочем, на сегодняшний день по этой теме уже имеется немало работ, авторами которых являются юристы. Одно из первых таких исследований написано полтора столетия тому назад доктором права Саймоном Гринлифом (1783–1853). одним из основателей юридического факультета в Гарварде. Краткое название его труда — «Анализ Гринлифа».

Приводя доказательства того, что Иисус действительно воскрес, надо учитывать, что Его Воскресение, в свою очередь, само по себе является основным доказательством Его Божественности. М. Эриксон писал: «У нас имеются достаточно убедительные свидетельства и доказательства, удостоверяющие воскресение, которое само по себе является доказательством Божественности Иисуса». Доказывая, что Он Воскрес, мы тем самым формируем еще одно доказательство: Иисус есть Бог. Тогда как, повторюсь, существование Бога не подлежит доказыванию в принципе.

В этой связи как-то не поднимается рука оценивать с правовой точки зрения евангельские свидетельства о Воскресении. Одно дело анализировать с таких позиций какую-то житейскую ситуацию. И совсем другое — юридически доказывать и обосновывать правовыми методами сущность основного акта реализации Божественного замысла. Если даже при описании судебного процесса мы с трудом нащупывали эти методы, то применительно к Воскресению Иисуса исследователь непосредственно вторгается в сферу, которую В. И. Лосский характеризует как «область, не доступную познанию, как неизреченную тайну, сокровенную глубину, как то, что может быть скорее пережито, чем познано».

Воскресение Иисуса — есть и наше собственное воскресение, а потому это скорее «личное дело каждого из нас», чем тема для правового исследования.

«Тот, кто будет посвящен в тайну Воскресения, познает конечную цель, ради которой Бог создал все вещи изначала». Но эта тайна непознаваема и непостижима. В Воскресение Христа можно лишь верить. В послании апостола Павла сказано: «.. если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна» (1 Кор. 15:17). Эта вера — тот остов, на котором стоит здание христианской церкви. Без веры в Воскресение не было бы и христианства.

По той же причине автор не будет писать и о том. как крест, являвшийся символом позора и унижения, превратился в символ спасения человечества. Приведу лишь слова патриарха Кирилла о том, что крест в евангельском понимании это, прежде всего, «реальность, изначальная данность нашего существования, которая присутствует в жизни каждого человека и не зависит от его воли». А также напомню его слова о том, что крест символизирует Божий суд. совершившийся на Голгофе, и что в православии он удивительным образом напоминает «образ весов Небесного правосудия, символ последней справедливости».

На этом, если снова обратиться к ранее приведенному утверждению А. Гумерова, возможность историко-правовых изысканий представляется автору на сегодняшний день исчерпанной. Хотя, наверняка, не сегодня-завтра найдется исследователь, который пойдет дальше.