Большинство историков и богословов считают, что при рассмотрении дела Иисуса были допущены «грубейшие» и «вопиющие» нарушения Закона. Иногда приводят длинные перечни таких нарушений. При этом, как правило, не уточняется — какие именно законы были нарушены. Такого рода перечни можно, например, найти в работах Э. Лозе. X. Коэна, А. Гумерова и других авторов.

Можно сказать, что о правовых нарушениях пишут практически все исследователи столь необычного процесса. Только вот выводы из этого христиане и иудаисты делают разные.

«Суд их имел только наружный вид суда, — отмечал Иоанн Златоуст, — на самом же деле был не что иное, как нападение разбойников». Приведенное мнение преобладает среди богословов. Суть его в том. что суд над Иисусом представлял судебную расправу, заранее предрешенную и проведенную с многочисленными нарушениями древнееврейского закона, «не имевшую, по выражению И. Восторгова. ни форм, ни добросовестности законного судопроизводства».

Что касается еврейских авторов, то многие из них перечисляют допущенные синедрионом нарушения в обоснование того, что этого суда вообще не было. Его выдумали евангелисты. Другие, пытаясь найти логичное объяснение этим нарушениям, утверждают, что суд над Иисусом был политическим судом, не имевшим отношения к религиозному законодательству. Третьи, такие, как X. Коэн, детально исследуют нарушения закона с целью доказать, что Иисус обвинялся и был осужден лишь римской властью, а члены синедриона, пытаясь спасти Иисуса, умышленно пошли на эти нарушения, демонстрируя нелегитимность суда.

Позиция автора, в целом согласного с тем, что при рассмотрении дела Иисуса «правосудие было поругано», все же существенно отличается от общепринятого подхода. Представляется. что в данном случае правильнее и точнее говорить не о допущенных нарушениях Закона, а о применении судьями исключений из общих правил древнееврейского судопроизводства по делам о богохульстве и идолопоклонстве. Автор пришел к такому выводу, поскольку синедрион в те годы мог руководствоваться законоположениями, которые существенно отличались от норм Моисеева закона.

Основной вопрос, который всех интересует: почему (или — за что) судили Иисуса? Но при этом мимо нашего внимания проходит еще один, прямо вытекающий из первого вопроса: в нарушении какого закона обвиняли Иисуса, и по какому закону синедрион мог Его осудить? По ветхозаветному закону? По саддукейскому кодексу? Или на основании разработанных фарисеями норм устного закона?

Попробуем разобраться. И начнем с того, что иудейское право являлось системой права, основанной на Законе, который Бог дал иудеям через пророка Моисея. Причем дал единожды — на весь период Завета. Его никто не мог изменить или дополнить.

Общеизвестно, что базовые положения древнееврейского права пронизаны идеей справедливости и милосердия. Сказано в Торе: «Не творите кривды в суде; не лицеприятствуй убогому. не угождай великому: по правде суди ближнего твоего» (Лев. 19:15)». Как считают многие исследователи, при таком положении синедриону было практически невозможно вынести невиновному смертный приговор. В этой связи нередко приводят выдержку из трактата «Мак-кот» о том. что синедрион, раз в семь лет осуждающий человека на смерть, именуется кровавым. Столь же часто цитируют Сальвадора, выделявшего четыре основных принципа еврейской уголовной юриспруденции: точность в обвинении, гласность в разбирательстве, полная свобода для подсудимого и обеспечение защиты от ошибок со стороны свидетелей .

Необходимость соблюдения этих принципов всегда обосновывалась и увязывалась с ценой судебной ошибки. Она была невероятно высока. Ведь каждая такая ошибка удаляла от Израиля величие Бога.

Однако все сказанное — лишь одна сторона древнееврейского закона. Другая — до сего времени остается малоизвестной.

Иудейский закон не оставался неизменным. Он постоянно эволюционировал, законотворчество в Иудее развивалось, принимались новые законы. Их называют Устной Торой.

Согласно раввинистическим представлениям Устная Тора (устный закон) появилась одновременно с Письменной. Между тем. ученые давно доказали, что Устная Тора, а главное, представление о том, что она тоже дарована Богом, начали формироваться лишь во II -1 веках до и. э. Впервые упомянул об устном законе И. Флавий, написавший об унаследовании фарисеями древней традиции. Однако, как отмечал Л. Шиффман, у фарисеев «нигде не встречается утверждения о том, что эти традиции были даны на Синае». Письменная же фиксация Устной Торы произошла только в начале III в. н. э. Это был итог многолетней работы таннаев-зако-ноучителей, коллективный труд которых называют Мишной. Ее можно назвать первым кодексом, в котором нашла письменное закрепление устная правовая традиция. И в то же время — комментарием Пятикнижия. А Талмуд (в узком смысле) — комментарием к Мишне.

Связующим звеном между этим первым кодексом и Пятикнижием Моисея были гала-хические мидраши (тексты, содержащие правовое толкование Торы) и арамейские таргумы (переводы ветхозаветных книг на арамейский язык, также включавшие толкования и разъяснения). Л. Шиффман отмечал, что самые ранние примеры применения метода законодательного мидраша встречаются уже в книгах Ездры и Неемии. А это V век до н. э.

Таким образом, иудейские законодатели создавали Мишну и другие, не вошедшие в нее законоположения (барайты), весьма долгое время — дискутировали, формулировали, редактировали, дополняли и т. и. И делали это не на бумаге. Приспосабливая древний Закон для практического применения в греко-римскую эпоху, они просто заучивали тексты и передавали их из уст в уста. А для своих личных нужд законоучители имели тайные свитки. Во «Введении в Мишну» сказано, что «эти личные рукописи содержали не только детали устно переданного учения, но также новые законы». Вопрос в следующем: применялись ли эти новые законы на практике? И содержали ли они законоположения о судебных процедурах, отличных от тех, которые были прописаны в Пятикнижии.

Это тема отдельного исследования, проведенного автором. Здесь же отметим, что есть основания на оба вопроса дать положительные ответы.

Иисуса судили не по нормам ветхозаветного закона. Сравнение этих норм с тем, как проходил суд, показывает, что синедрионом не принимались во внимание фундаментальные основы правосудия, изложенные в Моисеевом законе. Прежде всего, этим законом не допускалось объективное вменение и осуждение при отсутствии вины, что произошло в суде над Иисусом.

Его не могли судить и по нормам саддукейского уголовного кодекса. Этот кодекс является, скорее всего, плодом воображения историков. Но даже если он и существовал, то в любом случае был отменен фарисеями за столетие до исследуемых событий. А вот мишнаитский (фарисейский) кодекс — историческая реальность. И весьма вероятно, что значительная часть устных правовых норм, позже вошедших в этот законодательный свод, во времена Иисуса уже могла применяться судами при разрешении конкретных дел. Были среди них и нормы чрезвычайного характера.

Период становления чрезвычайного закона, учитывая дефицит доказательственной базы (противоречивость и отрывочность исторических свидетельств и др.), можно наметить лишь приблизительно — от середины II века до н. э. до первой половины I века н. э. В эти годы были сформулированы и возведены в ранг Устного закона не только основные постулаты, присущие чрезвычайному праву, но и конкретизированы правовые нормы и процедуры, определявшие порядок их применения. Косвенное подтверждение тому, что, практический правовой каркас был действительно сооружен в это время, можно найти в Энциклопедии иудаизма. Там сказано, что более строгие правовые «установления, относящиеся к идолопоклонству», были, вероятно, приняты в эпоху Хасмонеев (142—37 гг. до н. э.). А завершение создания этого каркаса (ограды вокруг Торы) следует, вероятно, отнести ко времени, когда в Иудее стало доминировать шаммаитское направление в фарисействе. Так его называют по имени руководителя этого направления (школы) Шаммая (Шамая). Известный еврейский историк Г. Грец не без оснований полагал, что «вследствие чрезмерного рвения шаммаитов… иудаизм получил совершенно иной, мрачный характер».

Далее следует обратить внимание на то. что Закон и практика его применения — это разные вещи. Разработка новых законов (в рамках Устной торы) обосновывалась народным благом, необходимостью сочетать правосудие со справедливостью. Однако в практической деятельности это получалось не всегда. Расширение диапазона судейского усмотрения объективно вело к сужению установленных древнееврейским правом процессуальных гарантий правосудия. призванных исключить судебные ошибки.

Законоучители утверждали, что иногда «юридическая норма, сама по себе хорошая и правильная, влечет за собой несправедливость по отношению к отдельным лицам в силу особых обстоятельств». Поэтому суд в этом случае должен судить «не по букве закона». Крупнейший специалист в области древнееврейского права М. Элон проиллюстрировал действие этого принципа на следующем примере: «суду ясно, что перед ним убийца, но показания свидетелей путаны и сбивчивы, суд при формальном подходе обязан оправдать его. Но тогда будет… нанесен ущерб всему населению».

Как же быть в этом случае? Ответ однозначен: судить! Причем, даже в отсутствие надлежащих и достаточных доказательств вины. А как же процессуальные гарантии правосудия? Ведь в случае недобросовестности или предвзятости судей такое допущение превращалось в инструмент судебного произвола, позволявший узаконить беззаконие. Как раз это и произошло при рассмотрении дела Иисуса.

Иудея переживала тогда очень тяжелые времена. Сохранилось несколько источников, которые дают основание утверждать, что время земной жизни Иисуса — это период духовной деградации и нравственного упадка иудейской административно-религиозной верхушки. Первосвященники под влиянием алчности и честолюбия, по сути, приравняли отправление религиозных культов к торговле. Поэтому между правом и правоприменением в те годы мог образоваться значительный разрыв. И судьи вполне могли использовать имевшиеся правовые лазейки с тем, чтобы попытаться узаконить свое беззаконие.

В Евангелии от Иоанна не случайно, видимо, сказано, что первосвященники решили Иисуса убить, а не осудить (Ин. 11:53). Д. Мережковский, подчеркивая это обстоятельство, писал, что «закон не судит Христа, а убивает».

Вывод из всего сказанного следующий. Для того, чтобы убить, не обязательно допускать многочисленные нарушения древнееврейских правовых норм. Убить можно, формально не нарушая закон. Как раз для этих целей в древнееврейском праве усилиями фарисеев и был создан институт чрезвычайного правосудия.

Еврейские историки и раввины особо не афишируют этот пласт правовой истории. Но и не отрицают, что в древнееврейском праве действовали особые процедуры, позволявшие в исключительных случаях вершить правосудие «не по букве закона». В кодексе Маймонида (Рамбама) «Мишне тора» можно найти немало законоположений о том, что «исполнение каких-то заповедей Торы может быть временно отменено судом в качестве исключительной меры», и наказывать суд может не «по букве закона», а «другими способами».

Наиболее полное и точное изложение этого вопроса можно найти у того же М. Элона. Он сгруппировал следующие правила и руководящие принципы законодательной деятельности «не по букве закона»:

а) Суд мог исключить что-либо из Торы указанием о «пассивном нарушении» заповеди, то есть «суд вправе постановить, что некую конкретную заповедь, которую закон Торы обязывает исполнить, исполнять не следует».

б) Суд мог наказывать не по Торе, причем даже в тех случаях, когда отсутствовали достаточные доказательства (имелись «только косвенные свидетельства») и не было «предупреждения, требуемого по закону Торы».

в) Суд был вправе в качестве временной меры «выносить постановления, содержащие в себе отмену закона из Торы», исходя из «веления времени», с тем, чтобы оградить людей от преступления и «вернуть многих к соблюдению заповедей».

г) Суд мог «при особых обстоятельствах отменить закон Торы… если в этом есть «причины, смысл и основание».

Теперь следует подробнее осветить вопрос о том, что именно могли понимать под термином «Закон» саддукеи и фарисеи. Известно, что представители этих религиозных течений вкладывали в это понятие разный смысл. Да и внутри названных партий имелись существенные расхождения в восприятии характера и объема действовавших тогда законоположений. Фарисеи, наряду с Письменной Торой (Пятикнижием), почитали неписаную традицию (Устную Тору), позже закрепленную письменно в Мишне. И даже ставили устный закон выше письменного. Саддукеи же, напротив, признавали лишь Письменную Тору и полагали, что она не содержит каких-либо сведений о божественном происхождении устной традиции. Их позиция основывалась на библейской заповеди: «И написал Моисей все слова Господни…» (Исх. 24:4). Кроме того, в книге Второзаконие Бог через Моисея прямо запретил вводить новые заповеди (Втор. 4:2). Исходя из этого, саддукеи считали, что любое отступление от буквальных предписаний Торы является государственным преступлением. Поэтому они жестко отвергали все фарисейские нововведения, именуемые Устной торой. Во II -1 веках до н. э. возникавшее между саддукеями и фарисеями на этой почве противоборство нередко заканчивалось кровавыми разборками. Так, было во времена Александра Янная, организовавшего массовую резню законоучителей. А ответные казни последовали при правлении его жены — царицы Александры Саломеи (Шломцион), управлявшей Иудеей вместе с братом — лидером фарисеев Симоном бен Шетахом. Одна из концептуальных идей, которую последний сумел законодательно закрепить в качестве обязательного правила, сводилась к тому, что только синедрион (состоявший в те годы из фарисеев) обладает исключительным правом толковать Тору.

Между тем, в начале нашей эры в синедрионе преобладали саддукеи. Но мудрецы или законоучители, как наиболее авторитетные представители фарисейства, тоже входили в его состав. Во всяком случае, о смешанном составе синедриона и трениях, возникавших между судьями из разных религиозных партий, неоднократно упоминал Лука (Деян. 5:34; 23:6).

Все вышеизложенное как раз и дает основания полагать, что фарисеи и саддукеи могли руководствоваться при принятии решения по делу Иисуса не вполне идентичными законоположениями. У фарисеев, непрерывно развивавших устное законотворчество и постоянно возводивших «ограду вокруг Торы», спектр судейского усмотрения был намного шире.

Важно также отметить, что не только между религиозными течениями, представленными в синедрионе, но и внутри этих партий (как саддукеев, так и фарисеев), также не было единства по поводу объема действующих законоположений и практики их применения. Л. Шифф-ман, например, заметил, что между группой саддукейских священников, основавших секту Мертвого моря, и иерусалимскими саддукейскими священниками «существовали разногласия по целому ряду вопросов еврейского закона» и, в частности, документ «Некоторые вопросы, относящиеся к Торе» «перечисляет двадцать два правовых вопроса, по которым существовали разногласия».

Еще более серьезные правовые баталии разворачивались в фарисейской среде. Об этом свидетельствует Мишна, в которой значительная часть текста изложена в дискуссионной форме. В Еврейской энциклопедии об этом сказано: «Часто мнения расходятся, нередко существует более двух мнений по одному и тому же вопросу, что затрудняет восприятие Мишны как кодекса законов». Известно, что школы фарисейских законоучителей Гиллеля и Шаммая зачастую расходились в интерпретации разных законоположений, и те из них, относительно которых не было достигнуто согласованного решения, толковались различно в этих школах. Правила же, определяющие преимущества того или иного мнения в спорных ситуациях, были окончательно сформированы и письменно закреплены значительно позже.

Согласитесь, что в таких условиях, когда и сама галаха. и правила ее толкования еще окончательно не сложились, да, к тому же, допускалось принятие решений, противоречащих уже сложившейся галахе. сложно вершить объективное правосудие. И столь же сложно давать оценку действиям судей, рассматривавших дело Иисуса.

Не менее серьезной проблемой является вопрос об отношении Самого Иисуса к ветхозаветному закону и его позднейшим толкованиям.

До сих пор по этой проблеме высказываются диаметрально противоположные мнения. Существует три основных точки зрения:

1) Иисус полностью отвергал ветхозаветный закон.

2) Иисус соблюдал Закон и ничего не отменял в нем.

3) Иисус отменял лишь те положения Закона, которые имели временное (преходящее) значение.

Дискуссия по этому вопросу тянется с давних времен. Еще Маркион (II век н. э.) и его последователи исключили Моисеев закон из числа книг Божественного Писания. А манихеив споре с блаженным Августином (некоторое время он был адептом манихейства) утверждали, что Господь как раз и пришел на землю для того, чтобы отменить кодекс Моисея. М. Лютер полагал, что Благая весть заместила Моисеев закон. Л. Н. Толстой исходил из того, что Евангелие является решительным отрицанием этого закона.

Следует отметить, что при исследовании вопроса о степени отрицания Иисусом ветхозаветного закона богословы и светские ученые используют широкий набор слов и терминов: Иисус обновил Закон, объяснил, развил, расширил, изменил его, подверг корректировке, углубил, переосмыслил, раскрыл во все полноте. Наконец. — прекратил и отменил.

Нет единства в понимании этого вопроса и среди еврейских авторов. Так, Д. Флуссер считал, что Иисус «был верным закону евреем» и не нарушал заповеди Торы. В то же время, он признавал, что «учение Иисуса ставило под вопрос устои общества». Другой, не менее известный еврейский ученый Дж. Ньюснер пришел к мнению, что Иисус призывал своих последователей отказаться от соблюдения трех основополагающих заповедей Десятисловия (о почитании родителей, о соблюдении субботы и о Святости Господа).

Еще более жесткая и непримиримая позиция по отношению к Иисусу просматривается у тех раввинов, которые пришли к выводу, что Он Своим учением пытался подменить Тору в целом. Самый яркий пример — Маймонид. В своем «Послании в Тэйман» он писал: «Тора едина, а его учение — ее противоположность. Утверждение, что оба учения от единого Бога, направлено на подрыв Торы… Он выдавал себя за посланца Божиего, который явился, чтобы разъяснить неясности в Торе, утверждая, что он Машиах, обещанный нам всеми пророками. Его истолкование Торы, в полном соответствии с его замыслом, вело к упразднению ее и всех ее заповедей и допускало нарушение всех ее предостережений».

Вышеизложенное заставляет исследователей ставить все новые и новые вопросы и искать ответы на них.

Были ли у иудейских иерархов основания опасаться, что введение Иисусом «новой Торы» или «нового Закона» повлечет отмену старого, ветхозаветного? В какой степени «новая Тора» Иисуса отрицала ветхозаветную Тору, и отрицала ли вообще? Можно ли в этой связи говорить о том. что Иисус посягал на незыблемость Моисеева закона? Или Он был правоверным иудеем, свято соблюдавшим Тору, а первосвященники расправились с Ним из мести, лишь за то, что Он обличал их пороки?

Чтобы почувствовать сложность поднятой проблемы, над разрешением которой давно бьются богословы и историки, стоит привести высказывание Иоанна Златоуста, сделанное им в связи с различным отношением к Моисееву закону последователей Маркиона и иудеев, продолжавших почитать этот Закон: «А церковь Божия, избегая крайностей тех и других, идет средним путем. — и не соглашается подчиняться игу закона, и не допускает хулить его. но хвалит его и по прекращении его за то, что он был полезен в свое время. Поэтому тот, кто намеревается бороться с теми и другими, должен соблюдать это равновесие».

Не углубляясь далее в эту сложную тему, следует признать, что у нас нет достаточных оснований для утверждений о полной или частичной отмене Иисусом ветхозаветного закона. В Нагорной проповеди Он, возможно, цитировал отдельные положения древнего Закона в интерпретации, предлагаемой книжниками и фарисеями. Сам же Моисеев закон Иисус не отвергал. Хотя, надо признать. Он все же переступил некие границы, которыми в то время была очерчена религия иудеев. Эту мысль кардинал В. Каспер выразил в следующих словах: «Иисус превосходит закон (по меньшей мере, в первой, второй и четвертой антитезах Нагорной проповеди, которые считаются первоначальными) и тем самым переступает границы иудаизма. Хотя Он и не противопоставляет свое слово закону, но все же ставит его над высшим авторитетом иудаизма — словом Моисея». Галаху же (предание) Иисус, по мнению современных исследователей, вообще отвергал «как неадекватное выражение воли Божией, содержащейся в Писании».

Между тем. если признать, что Иисус отвергал галаху, то надо признать, что Он отвергал и связанный с ней безусловный авторитет законоучителей. Хотя однажды и подтвердил его публично (Мф. 23:2–3). Возможно, Он сделал это из тактических соображений. По той же причине, по которой не раскрывал до суда Свой мессианский статус, чтобы не давать повода для выдвижения против Него обвинений.

Не исключено, впрочем, что в принципе Иисус не возражал против разъяснений и комментирования Закона, но был против того, чтобы путем его толкования искажался и извращался сам Закон.

В любом случае, констатируя, что Иисус «переступил границы иудаизма» и посягнул на авторитет учителей Торы, на учение книжников и фарисеев, исследователь вправе допустить. что именно эти обстоятельства и могли привести Его на скамью подсудимых.

Проблема сводится, по сути, к поиску объективных ответов на два вопроса: с одной стороны, о степени искажения ветхозаветного закона книжниками и законниками; и, с другой — о юридической квалификации степени произведенной Иисусом корректировки закона и ее правомочности (кто Ему предоставил такое право?). Последнюю часть вопроса можно сформулировать иначе: кто имел право, не нарушая ветхозаветные заповеди, внести в них существенные изменения?

Есть лишь один критерий, с помощью которого можно найти искомый ответ. Правда, критерий этот богословский, а не правовой. В конечном счете, все зависит от того, как тот или иной человек (историк, богослов или судья) относится к Иисусу, кем Его считает — посланником Бога или самозванцем?

Именно с этих позиций предлагают давать ответы на поставленные вопросы протоиерей А. Сорокин. И. Т. Райт и некоторые другие богословы.

Так. А. Сорокин отмечал, что в земном служении Иисуса удивительным образом «смыкаются кажущиеся несочетаемыми вещи», Он наполняет ветхозаветный закон «совершенно новым смыслом, даже как будто упраздняя старый», «Он делает это как тот. кто имеет исключительные. авторские права“ на Священное писание».

Развернутый ответ на исследуемый вопрос дает И. Т. Райт. В главе 13 своей книги «Иисус и победа Бога» он писал: «Наступил момент великого обновления, когда Тора будет написана в людских сердцах… Ноу кого есть власть объявить о наступлении этого мига для святой Торы. данной Богом? У Иисуса. Как отмечают два крупных исследователя Иисуса и иудаизма, Иисус в этом смысле „говорил от лица Бога“, возвещая несоответствие Моисеева законодательства новой эпохе и объявляя о возможности отбросить отныне некоторые из его божественных установлений». А далее И. Т. Райт привел отрывок из книги Дж. Ньюснера, который отмечал, что «Иисус говорит не как учитель Торы и не как пророк» и что, оставаясь внутри мира Торы трудно понять учителя, который «ставит себя вне и, возможно, выше Торы, а может быть, и над Торой».

Надо сказать, что Дж. Ньюснер точно очерчивает контуры искомого нами критерия, хотя и не считает Иисуса Богом. «Мне становится очевидным, — пишет он, — только Бог может требовать от меня того, что требует Иисус».

Лишь в этом случае Иисус имел полномочия провозгласить наставления, которые, безусловно, отличались от того искаженного понимания иудейского Закона и Самого Бога, которое охранялось его ревнителями. Поэтому Бог и говорил об Израиле через уста пророка Осии: «Написал Я ему важные законы Мои, но они сочтены им как бы чужие» (Ос. 8:12).

Таким образом, следует признать, что отношение Иисуса к самому Закону и его толкованиям было все же различным. Если Устной торе Он прямо противопоставил Свое учение, то к Моисееву закону относился иначе. Иисус «не отбрасывал Тору» в целом, не отвергал полностью ни одну из ее заповедей и не призывал их нарушать. Но Он давал некоторым из них другое понимание, новое наполнение, возвращая людям истинную суть и смысл этих заповедей, что, вероятно, и явилось одним из поводов для обвинения Его в их нарушении.

Если исходить из того, что Иисус — Бог, то отпадают все основания для споров и дискуссий. Иисус не отменяет ветхозаветные заповеди. Он творит и это действительно исключительная прерогатива Бога. Собственно, в Нагорной проповеди так и сказано: «Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:19).