Общеизвестно, что древние римляне создали самую совершенную в мире правовую систему. Многие государства в той или иной степени позаимствовали институты римского права. Прежде всего, частного права. Мы же обратимся к публичному римскому праву, которое. по выражению одного из самых известных римских юристов Ульпиана. «есть то. что относится к выгоде государства». Иными словами, публичное римское право — это акты, выражающие волю государства, в том числе по вопросам осуждения и наказания преступников.

Интересующее нас время юристы относят к периоду классического римского права, именуя его также «золотым веком» римской юриспруденции. Этот период характеризуют две тенденции. С одной стороны, именно в период классического римского права получили признание принципы справедливости и милосердия (по сути, те же принципы, о которых упомянуто при характеристике древнееврейского законодательства): «Законы следует толковать более милостиво. чтобы сохранялся их смысл»; «…Из двух возможных решений отдается предпочтение более милостивому, а не более суровому» и т. д..

С другой стороны, в этот период получил распространение новый источник права — законотворчество императоров. Последние, естественно, для реализации своих политических целей находили в римских законах или сами создавали лазейки (исключения из общих правил). позволявшие добиваться осуждения неугодных им лиц.

Проиллюстрируем сказанное на примере эволюции закона об оскорблении величия римского народа (lex majestatis). Это был закон, которым, возможно, руководствовался Понтий Пилат, принимая окончательное решение по делу Иисуса.

Принято считать, что «lex majestatis» был принят в 8 году до н. э. императором Юлием Августом Октавианом (Юлиев закон), хотя аналогичные нормы существовали в Риме и в более древние времена. Например, в Аппулеевом и Корнелиевом законах (lex Appuleta de majestate и lex Cornelia de majestate).

Суть этих законов долгое время не менялась и была направлена на защиту государственных интересов. Ульпиан в 7-й книге «Об обязанностях проконсула» указывал, что «преступлением против величия является то, которое совершается против римского народа или против его безопасности…». Далее Ульпиан приводит выдержки из самого закона, перечисляя конкретные случаи, когда виновные должны нести по нему ответственность: организация анти-римских собраний или сходок, призывы и подстрекательства к мятежам, самовольное ведение войны полководцем, подготовка заговора с целью убийства лиц. облеченных высшей властью и др.

Под эту объемную по своему содержанию юридическую формулу подпадали, безусловно, и преступные действия против императора (принцепса). Но они не отражали основной направленности закона.

Историки единодушны во мнении, что лишь при Тиберии закон об оскорблении величия римского народа трансформировался по своей сути в закон об оскорблении императорского величества. Из сочинений Тацита известно, что эта трансформация сопровождалась многочисленными злоупотреблениями Тиберия. Именно он стал использовать против ни в чем не повинных граждан закон об оскорблении величия, «который, нося в былое время то же название, преследовал совершенно другое: он был направлен лишь против тех, кто причинял ущерб войску предательством, гражданскому единству — смутами и. наконец, величию римского народа — дурным управлением государством; осуждались дела, слова не влекли за собой наказания».

Тиберий же стал применять закон против тех, кто осуждал культ Августа, допускал словесные нападки на него самого и т. п. Светоний писал: «…смертным преступлением стало считаться, если кто-нибудь перед статуей Августа бил раба или переодевался, если приносил монету или кольцо с его изображением в отхожее место или в публичный дом, если без похвалы отзывался о каком-нибудь его слове или деле».

Обратим внимание, что решительный поворот в сторону усиления репрессивных мер против инакомыслящих, когда дела в отношении них стали возбуждать в основном по инициативе кесаря, произошел в начале 20-х годов н. э., то есть за несколько лет до суда над Иисусом.

Одним из дел. характерных в этом отношении, является упомянутое Тацитом дело всадника Клутория Ириска, которого казнили за написание в 21 году стихов на смерть больного Друза, сына и наследника Тиберия, с целью получения хорошего гонорара. После смерти Друза, который, вероятно, был отравлен. Тиберий вместе со своим фаворитом — префектом претория (начальником преторианской гвардии) Луцием Элием Сеяном, сыгравшем при кесаре роль главного палача, развязал в 20-е — 30-е годы настоящую резню, называемую иногда периодом «большого террора» или «террористическим режимом».

Закон об оскорблении величия стал основным правовым инструментом для расправ над мнимыми заговорщиками, возможными претендентами на трон и их сторонниками из высшего круга римского общества. Тацит упоминает о 18 таких процессах. Но, по его же выражению, в те годы в Риме «непрерывно выносились смертные приговоры». Тела убитых не успевали хоронить и сбрасывали в Тибр. Люди жили в страхе, опасаясь необоснованных доносов. Сенека Младший отмечал, что в то время умение прятаться почитали за умение жить.

Важно отметить, что Тиберий и Сеян широко использовали закон об оскорблении величия против возмутителей спокойствия и подстрекателей к мятежам, проживавших в оккупированных Римом провинциях. Причем, наместники в сложившихся условиях не только должны были пресекать такие противоправные действия, но и думать о том, чтобы в свете новых веяний самим не попасть в немилость к Тиберию. Тот же Тацит приводит немало примеров, наглядно показывающих, что императорский террор, говоря словами К. В. Вержбицкого, «не ограничивался только столичной аристократией, но ударял и по провинциальной элите», к которой относился и Пилат. Так, по личному распоряжению принцепса были казнены видные представители всаднического сословия Вескуларий Флакк и Юлий Марин.

Правовой инструментарий римского правосудия не отличался большим разнообразием — использовались старые материальные законы, а процессуальным законам придавался экстраординарный статус.

Для подтверждения приведенного тезиса обратимся к знаменитой кодификации древнейших римских законов — Дигестам Юстиниана. Кодификация проводилась в VI веке, но, учитывая консерватизм основополагающих постулатов римского публичного права, она является актуальной и для нашего исследования. Так. В. В. Болотов писал: «Разновидностью римского консерватизма был формализм, уважение к старой форме. В области права он породил различные фикции; не издавая новых законов, под старые подводили не предусмотренные ими явления нового порядка».

В Дигестах приводится данное Павлом определение особого права (Ius singulare) — «это то, которое введено властью, установившей его в отклонение от точного содержания (общих норм) для удовлетворения какой-либо потребности» . При непосредственном участии первых императоров особое право как раз и получило свое развитие.

Появление одной из основных форм этого права связывают с возникновением когни-ционного процесса (cognitio extra ordinem или extraordinaria), зародившегося на захваченных Римом территориях. Суть его заключалась в предоставлении провинциальным римским наместникам права самим (в отличие от обычного двухстадийного формулярного процесса) решать судебные дела в особом (экстраординарном) порядке. То есть, правосудие сосредотачивалось, по сути, в одних руках: и проведение судебного следствия, и постановление приговора. Одно из самых ранних свидетельств о проведении когниционного процесса содержится в 4-м эдикте императора Августа для провинции Кирена (7–6 гг.). который предписывал наместникам самим проводить расследование и выносить приговор.

Д. А. Браткин отмечал, что «cognitio extra ordinem». как особый процессуальный институт, возникший в конце I в. до н. э… получил «довольно широкое распространение в провинциях (главным образом, императорских)» и отличался он от ординарного судопроизводства тем, что основная процессуальная роль в таком процессе «отводилась не истцу или обвинителю, но государству, представленному судьей — делегатом принцепса. действующим на основе imperium последнего».

Таким образом, это не была обычная для Рима форма судопроизводства. Это был трибунал римской администрации, управлявшей оккупированной провинцией. На латыни правомочия такого трибунала выражались древним термином «jus coercitionis» — право обуздания или принуждения. Реализуя его. префекты и прокураторы применяли наказания по своему усмотрению (coercido — свободное усмотрение), в ускоренном порядке и без соблюдения каких-либо формальностей. В. В. Болотов писал: «Coercido — упрощенная во всех отношениях форма судопроизводства… Но что главнее всего, само должностное лицо имело право по собственной инициативе приступить к расследованию, которое производилось в таком объеме, в каком это лицо находило нужным: причем как в дознании, так и в мере наказания и в самом наказании производящая coercido власть не была связана законом».

По этим правилам, надо полагать, как раз и проводился Пилатом трибунал над Иисусом, а также римские суды над апостолом Павлом, описанные в Деяниях апостолов.

В древнеримском публичном праве сохранилось немало свидетельств того, что при разбирательстве дел «об оскорблении величия» допускались существенные отступления от общих норм римского судопроизводства.

Во-первых, известно, что дела эти рассматривались публичным судом на основании Юлиевого закона. Однако следует иметь в виду, что понятие публичности в те годы существенно отличалось от сегодняшнего понимания публичных судебных процессов. В Древнем Риме это означало, что. в отличие от деликтов (гражданско-правовой проступок — авт.), определенные преступные деяния (crimen) преследовались только публичным обвинением. Института прокуратуры не существовало, и уголовные дела возбуждались по инициативе частных лиц. По делам об оскорблении величия они делали это публично.

Макр в 1-й книге «О публичных судах» указывал: «Не всякие суды, в которых рассматривается преступление, являются также публичными, но только те, которые возникают на основании законов (о преступлениях, относящихся) к публичным судам, например: Юлия (о преступлении) против величия. Юлия о прелюбодеяниях. Корнелия об убийцах и отравителях…». В то же время, например, дела о «кражах и силой похищенном имуществе» рассматривались не публичным, а частным судом.

Во-вторых, дела об оскорблении величия разбирались уголовным судом. Понятие уголовного суда тоже отличалось от нынешнего, о чем можно узнать из 15-й книги Павла «Комментарии к преторскому эдикту»: «Некоторые из публичных судов являются уголовными, некоторые — не уголовными. Уголовные суть те. наказанием по которым является смерть или изгнание, то есть лишение воды и огня». Иными словами — прежде всего «наказание головы» (от чего, вероятно, и произошло название «уголовный» — авт.), то есть смертная казнь. А вот преступления, за которые, к примеру, предусматривались телесные наказания, уголовным судом не рассматривались.

В-третьих, дела об оскорблении величия рассматривались в провинциях не просто уголовным судом, а экстраординарным уголовным судом. Тот же Павел в своей единственной книге «О публичных судах» прямо указывал, что обвинения в таком суде «доказываются в экстраординарном порядке».

Экстраординарный или чрезвычайный судебный процесс, зародившийся на рубеже эпох и получивший дальнейшее распространение в период поздней империи, назывался таковым потому, что судебные функции выполняли в нем не судьи, а префекты городов и правители провинций. На завоеванных территориях они исполняли, прежде всего, военную и фискальную функции, и лишь затем — административно-судебную. В ситуации же, когда территорией управляла военная администрация, функции правосудия, как правило, возлагались на трибуналы. Поэтому между чрезвычайным судом и трибуналом можно поставить знак равенства.

Трибунальское правосудие, в свою очередь, мало чем отличалось (как и у иудеев) от внесудебной расправы. В «Дигестах Юстиниана» содержится примечательная в этом отношении сноска к словам Павла из 5-й книги «Сентенций» об осуждении «во внесудебном порядке»: «Tribunal — полукруглое возвышение, на котором находилось специальное „курульное кресло" (sella curulis). только сидя на котором обладавшее юрисдикцией должностное лицо вершило правосудие. Противопоставление „трибунала“ и „ровного места“ в переносном смысле означает в первом случае вынесение решения с соблюдением формальной процедуры рассмотрения дела и во втором — без соблюдения таковой, то есть фактически в произвольном, внесудебном порядке…».

Итак, термин «трибунал» (лат. «tribunal» — судилище), во все времена ассоциировавшийся с исключительными, чрезвычайными судами по делам о политических преступлениях, в Древнем Риме имел обязательный отличительный признак — возвышение, на котором наместники провинций публично разбирали судебные дела. Указание на то, что Пилат, рассматривая дело Иисуса, «сел на судилище», имеется в Евангелии от Иоанна (Ин. 19:13). По-гречески оно называлось «Лифостротон» (каменный помост).

Именно в момент восседания в «курульном кресле» на возвышении Пилат и свершил римское правосудие. Это и был собственно суд.

О том. что такого рода суды проводились в экстраординарном порядке, то есть с существенными изъятиями из общих правовых норм, можно найти немало других подтверждений в «Дигестах Юстиниана». Вот лишь некоторые из них:

— При рассмотрении таких дел действовала презумпция виновности. «Тот. кто обвинен, должен доказать свою (невиновность)» (Ульпиан).

— По делам об оскорблении величия допускались к данному обвинению те лица, которые не имели права обвинять по другим делам: «бесчестные» люди, воины, рабы, обвиняющие своих господ (Модестин) и даже женщины (Папиниан).

— При разбирательстве дела в экстраординарном порядке разрешалось «выносить (такой) приговор, какой он (судья — авт.) желает — либо более суровый, либо более мягкий» (Ульпиан).

— Приговор приводился в исполнение вскоре после его провозглашения, трупы запрещалось выдавать родственникам для захоронения («иногда (хоронить казненных) не разрешается, особенно осужденных за оскорбление величия (императора)» (Ульпиан).

— Правила о принятии апелляций не имели применения «в отношении личности тех, кого после вынесения приговора в общественных интересах (следует) наказать немедленно: таковы, например, известные разбойники, подстрекатели к мятежам или главари заговоров» (Модестин)…

Даже столь беглый анализ римских правовых норм наглядно показывает наличие аналогий с теми нормами, которые во все времена и в разных странах были присущи чрезвычайным судам и трибуналам, рассматривавшим дела в особом порядке. Это — быстрота репрессии, применение упрощенной формы судопроизводства, отсутствие защиты подсудимого и состязательности сторон, осуждение на основании доносов и при отсутствии конкретных доказательств вины и т. д. В общем, это то. что Джон Локк называл «осуществлением власти помимо права», а в СССР именовалось приматом «политической целесообразности» над законностью.

Таким образом, как римскому, так и древнееврейскому праву, наряду с гуманистическими чертами, были присущи чрезвычайные правовые институты, позволявшие властителям добиваться устранения возмутителей спокойствия, конкурентов и других неугодных им лиц.