Задержание Иисуса в Гефсиманском саду

За несколько дней до Пасхи в доме первосвященника Каиафы состоялось совещание, на котором решался вопрос об аресте Иисуса. Участники совета обсуждали, как это сделать, чтобы не случилось «возмущения в народе». Под «возмущением» они, видимо, понимали могущее стихийно возникнуть движение в защиту арестованного Иисуса, а не искусственно создаваемое и контролируемое синедрионом «возмущение» во время суда Пилата над Иисусом, о чем разговор впереди.

Согласно евангелистам производился арест при следующих обстоятельствах.

«И, когда еще говорил Он. вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных» (Мф. 26:47; Мк. 14:43). Лука подчеркивает, что Иуда шел впереди процессии (Лк 22:47). а в Деяниях апостолов он прямо говорит об Иуде как о «вожде тех, которые взяли Иисуса» (Деян. 1:16). Это можно понимать так, что он возглавлял процедуру ареста. При проведении правового исследования на этот момент стоит обратить внимание.

После поцелуя Иуды стражники подошли, «возложили руки на Иисуса, и взяли Его» (Мф. 26:50; Мк. 14:46). Иоанн дополняет, что после этого Иисуса связали и увели с собою, а ученики Иисуса в страхе разбежались.

Сопротивления при аресте оказано не было, если не считать инцидента с Петром, который выхватил меч и отсек ухо первосвященническому слуге.

Кто принимал решение и производил арест Иисуса?

Решение о взятии Иисуса под стражу, вероятно, принял синедрион. Хотя некоторые историки пытаются приписать инициативу Пилату. А вот производился арест, судя по всему, не без участия римлян.

В Евангелиях относительно этого эпизода усматривают расхождения. Если у синоптиков сказано, что Иуда пришел с народом от первосвященников, то согласно Иоанну — Иуда привел отряд «воинов и служителей от первосвященников и фарисеев». А арестовали Иисуса «воины, тысяченачальник и служители иудейские» (Ин. 18:3,12). Некоторые историки считают. что Иоанн допустил здесь неточность. Однако о начальниках, у которых Иуда побывал перед арестом Иисуса, упоминает и Лука (Лк. 22:4). На этом основании можно предположить, что костяк отряда составляла не храмовая стража, а вооруженные римские воины во главе со своим командиром.

А. И. Лопухин в своем комментарии к соответствующим стихам Евангелия от Матфея писал: «Как видно из сопоставления евангельских заметок, разбросанных в разных местах, он (Иуда) вел за собою отряд римской когорты с хилиархом, первосвященнических служителей и рабов».

Римская когорта насчитывала до 600 человек. Необходимости в таком количестве воинов, да и самой возможности выделить столько людей, — не было. Отряд, видимо, представлял часть центурии, то есть менее 100 человек. А возглавлял этот отряд, скорее всего, центурион (сотник), а не тысяченачальник (хилиарх или военный трибун).

А. П. Лопухин полагал, что присутствие на совещании у первосвященников военных начальников было обусловлено необходимостью «регулирования мер взятия под стражу». А вот израильский юрист X. Коэн пошел дальше. Он попытался доказать, что приказ об аресте Иисуса отдал сам Понтий Пилат, который никогда не сделал бы этого, если бы арест не соответствовал римским интересам.

Той же по сути точки зрения придерживается и В. Фрикке. Он утверждал, что Евангелия «могут быть признаны достоверными только при следующем условии: римляне отнеслись к Иисусу с подозрением уже после того, как его приход в Иерусалим вызвал переполох, причем значительный. Будучи непримиримым в вопросах веры. он. вероятно, рассматривался как потенциальный бунтовщик. Именно по этой причине он был задержан военными властями, а окончательный суд был произведен над ним во время краткого военного разбирательства».

Итак, у Лопухина и других христианских богословов — инициатива исходила от Каиафы. У Коэна и Фрикке — от Пилата. Кто из них прав в своем предположении — станет ясно по ходу дальнейшего повествования.

Иная позиция в этом вопросе высказана М. Абрамовичем. Пытаясь доказать в своей книге об Иисусе, что римляне не участвовали в Его аресте, он полагал, что под «тысячена-чальником» надо понимать не римского военачальника, а руководителя еврейской храмовой стражи. Соответственно, под «отрядом воинов» — отряд той же стражи. Но затем Абрамович утверждает, себе же противореча, что этот «арест не был санкционирован синедрионом, так как по его процедуре даже подозреваемого в убийстве нельзя было арестовать без суда или наличия достоверных улик против него (В Sanhedrin 101а)».

В своем стремлении снять обозначившееся противоречие Абрамовичу не оставалось ничего другого, как заявить, что «в этом случае первосвященник действовал на свой страх и риск». А цель при этом была одна — отвести смертельную опасность, нависшую над ним самим и его родом, поскольку «Пилат, желавший правдами и неправдами оправдаться перед императором, лихорадочно искал доказательства заговора в верхах Иерусалима».

В этих рассуждениях М. Абрамовича обоснованной выглядит лишь ссылка на трактат Санхедрин. Но ей-то как раз можно найти логичное объяснение, если предположить, что содержавшийся в нормах древнееврейского права запрет на производство ареста (без достаточных на то оснований) до начала судебного разбирательства как раз и явился одной из причин, побудивших иудейских иерархов обратиться за помощью к Пилату. Таким образом, они смогли произвести арест, формально не нарушая свой закон.

Как бы то ни было, но факт привлечения к аресту римских воинов дает основание считать, что Пилат был в курсе этого дела. А узнал он о нем, скорее всего, от руководителей синедриона, которые могли по какой-то причине попросить у наместника аудиенции.

Некоторые исследователи рассматривают участие римских воинов в аресте Иисуса как свидетельство того, что первосвященники, вероятно, достигли с префектом некой договоренности, по результатам которой Пилат в итоге и осудил Иисуса, хотя не хотел этого делать.

Причины этого нам также предстоит выяснить.

Другой ключевой момент исследуемого эпизода — участие в аресте Иисуса одного из ближайших Его учеников. Иуды Искариота.

Роль Иуды в аресте Иисуса

Иисуса задержали сразу после поцелуя Иуды (Лк. 22:47). Существует несколько мнений по поводу того, для чего был нужен этот знак. Одно из них сводится к тому, что была ночь и найти Иисуса среди многочисленных паломников в одинаковых одеждах, находившихся в это время у подножия Елеонской горы, было нелегко.

Поцелуй Иуды косвенно подтверждает вывод о том, что в аресте Иисуса действительно могли участвовать римляне, которые, в отличие от храмовой стражи, вряд ли знали Его в лицо. Поцелуй же указывал на Того. Кто именно подлежал аресту.

Роль Иуды в аресте Иисуса оценивается неоднозначно. Надо сказать, что мотивам, которыми он мог руководствоваться, предавая Иисуса, посвящены многочисленные специальные исследования.

Перечислим лишь основные версии:

1. Евангелисты связывали предательство с корыстным мотивом, жадностью и сребролюбием Иуды. Так, Матфей прямо объяснял его действия корыстью (Мф. 26:14–16). Между тем, епископ Кассиан писал, что «это объяснение, как бы распространено оно ни было, поражает своею недостаточностью».

Иоанн отмечал, что Иуда был вор и крал из вверенной ему апостольской казны, но, пытаясь объяснить мотивы предательства, добавлял к сказанному, как и Лука, что эту мысль вложил в сердце Иуды диавол (Ин. 13:2).

2. Одно из наиболее распространенных мнений (его, к примеру, придерживался Блаж. Феофилакт) сводится к тому, что предательство Иуды было обусловлено верой в Иисуса, надеждой на чудо с Его стороны и желанием удостовериться в этом, а, может быть, и ускорить Его действия. Профессор МДА М. М. Тареев полагал, что Иуда рассчитывал таким образом спровоцировать Иисуса поскорее объявить о Своем мессианском достоинстве и при этом надеялся, что Учитель, творивший чудеса, сумеет сверхъестественным образом избежать казни. Узнав же, что этого не произошло и что Иисус предан смерти, Иуда воскликнул: «согрешил я, предав кровь невинную» (Мф. 27:4), после чего покончил с собой.

3. Другие исследователи, напротив, связывают предательство Иуды не с верой в Иисуса, а с разочарованием и потерей этой веры. Такой точки зрения придерживался, в частности, Ф. М. Достоевский. Возможно. Иуда, как и многие другие, полагал, что пришедший Мессия возглавит в Иудее, захваченной римлянами, народное восстание. А на предательство решился, поняв, что Иисус не собирается призывать к войне против Рима.

4. В последние годы широкое хождение получила версия о том. что Иуда был единственным из апостолов, осознавшим истинные намерения Иисуса и способствовавшим своим поступком их осуществлению. Например, из апокрифического Евангелия от Иуды можно понять, что Иисус сам выбрал его для выполнения этой труднейшей миссии: «…Зная, что помыслы Иуды возвышенны, Иисус сказал ему: «Отойди от других, и я тебе поведаю тайны царства. Ты можешь их постичь, но будешь много скорбеть».

Между тем. христианские богословы отвергают эту версию. Еще Исидор Пелусиот отмечал: «Не потому поползнулся Иуда на предательство, что Господь предсказал злое его произволение. Но поскольку злочестивец сей страдал злоумышлением, то Господь, видя тайные движения его сердца, предрек будущее, как настоящее».

Как бы то ни было, но Иуда навсегда вошел в историю, как олицетворение греха. И в этом смысле его личность не может не ассоциироваться со всем человечеством, поскольку нет на земле людей безгрешных.

Д. Мережковский, называл Иуду. как. впрочем, и Пилата, «средним человеком», и отмечал: «Иуда несчастен. Крайнего зла, сатанинского, кажется, не было в нем; было только среднее зло, человеческое, что еще ужаснее, конечно, как мера всего человечества… Проклят Иуда людьми потому, может быть, что слишком близок людям».

Рассматривал ли синедрион Иуду как потенциального свидетеля по делу Иисуса?

Обратим внимание на один странный пробел в многочисленных исследованиях на тему, связанную с участием Иуды в аресте Иисуса. Большинство богословов почему-то не рассматривают апостола-предателя как потенциального свидетеля в суде синедриона. При этом некоторые из них исходят из предположения, что в суд Иуду не вызывали, поскольку свидетельствовать ему было не о чем. А. Гумеров, например, отмечал: «Иуды в качестве свидетеля на суде не было… Для законного осуждения Иисуса Христа Иуда, разумеется, ничего дать не мог, поскольку проповедь Мессии не отменяла закон, а благовествовала о Царствии Божием, для стяжания которого необходимо было исполнение закона».

С такой позицией А. Гумерова трудно согласиться. Во-первых, вряд ли подлежит сомнению. что в подтверждение обвинительного тезиса о том, что Иисус является вероотступником и отрицателем Торы, Иуда мог дать весьма ценные для суда показания. Во-вторых, из написанного евангелистом Матфеем можно понять, что во время второго (утреннего) заседания синедриона Иуда находился в помещении суда или где-то рядом с ним. Он раскаялся, «увидев» (а не услышав — авт.), что Иисус осужден (Мф. 27:3). Логично предположить — раскаялся, поскольку «увидел», что суд был неправым.

А. Швейцер обоснованно ставил вопрос: откуда Каиафа мог узнать о мессианском достоинстве Иисуса, если оно не было известно никому, кроме учеников? Ответ логичен — от Иуды.

Подобными вопросами задавались юристы X. Коэн и В. Фрикке. Последний, например, писал: «Удивительно, что Иуда не принимает участия в качестве свидетеля в разбирательстве перед синедрионом, проводимом сразу после предательства и ареста. Странное обстоятельство. особенно в свете утверждений авторов синоптических текстов о том, что суду недоставало улик из-за противоречащих друг другу недостоверных свидетельских показаний. Иуда был бы классическим свидетелем со стороны обвинения; в конечном счете он обладал точной информацией, и ему были известны „изнутри“ учитель и его взгляды».

Странным показалось это обстоятельство и известному богослову У. Баркли, который писал: «Интересно отметить, что после поцелуя Иуда совершенно исчезает со сцены в Гефсиманском саду и не возвращается вплоть до своего самоубийства. Он даже не появляется в качестве свидетеля на суде над Иисусом. Наиболее вероятно, что Иуда, ошеломленный, ослепленный и потрясенный, в один миг осознал, как он просчитался и пошел, пошатываясь, в ночь — навсегда сломленный и преследуемый человек».

В свете сказанного представляется весьма вероятным, что руководство синедриона все же рассчитывало на свидетельские показания Иуды. И Лука, видимо, не случайно подчеркнул, что апостол-предатель возглавлял процессию при производстве ареста.

«Иуда, писал К. Эванс, заработал свою плату не только тем. что указал стражникам и челяди первосвященника место вдалеке от толпы, где Иисус молился, но и тем, что дал свои показания о том, чему Иисус учил, и кем Его считали ученики».

Исходя из сказанного, можно предположить, что Иуда все же прибыл в синедрион, но так и не решился публично свидетельствовать против Иисуса. Хотя, похоже, руководители синедриона не только рассчитывали на его показания, но и в соответствии с древнееврейским правом направили Иуду, как потенциального свидетеля, в Гефсиманский сад арестовывать Иисуса. То же обстоятельство, что он «подвел» членов синедриона, отказавшись свидетельствовать против Учителя, а затем и покончив с собой, не только объясняет нервозность и поспешность, допущенную первосвященниками перед открытием судебного процесса, но и позволяет сузить круг возможных мотивов предательства Иуды.

Было ли допущено нарушение норм древнееврейского права при аресте?

При аресте Иисуса, как отмечают некоторые исследователи, были допущены нарушения норм древнееврейского права. Так, А. Гумеров, не усматривая оснований для допроса предателя в качестве свидетеля, вместе с тем, отмечал, что арест Иисуса был произведен с грубыми нарушениями древнееврейского процессуального права. Эти нарушения, по его мнению, выразились в следующем. Заключение Иисуса под стражу могло быть произведено только в рамках уже начатого против Него дела, а поводами для такого шага могли явиться только свидетельские показания. Но в том-то и дело, что действия синедриона видятся более логичными в случае, если представить Иуду в качестве потенциального свидетеля, осуществлявшего арест и сопровождение Иисуса в судебное заседание.

По общему правилу, существовавшему в древнееврейском судопроизводстве, такое право принадлежало именно свидетелям. При необходимости они лично задерживали преступника, доставляли его в суд и там выдвигали против него обвинение: «Свидетели задерживают преступника на месте преступления, доставляют в суд и свидетельствуют» (Лев. 24:1—12; см. также Деян. 6:12). Более того, свидетели первыми приводили приговор в исполнение в отношении человека, осужденного на основании их показаний: «рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его» (Втор. 17:7).

Нельзя исключать и того, что Иуда еще до ареста Иисуса уже возбудил судебный процесс против Него в синедрионе. Евангелисты не дают достаточных оснований для такого утверждения. Хотя, по мнению ряда исследователей, стихи Иоанна о том. что первосвященники и фарисеи собрали совет, на котором постановили расправиться с Иисусом и взять Его под стражу (Ин 11:53,57), изобилуют специальными терминами, указывающими на начало судебного процесса.

В любом случае, арест сам по себе — это уже неординарная ситуация. А значит, еще одна особенность процесса, на которую стоит обратить внимание. В этой связи следует сделать две оговорки.

Во-первых, из книги Второзаконие вытекает, что показаний одного свидетеля, если все же допустить, что Иуда к таковым относился, для возбуждения уголовного процесса было все равно недостаточно. Их требовалось не менее двух.

Во-вторых, необходимость производства ареста также надо было обосновывать в суде. Ведь тот, против кого свидетелями выдвигалось обвинение, по общему правилу, до суда оставался на свободе и должен был сам явиться в суд.

Поэтому арест, произведенный до суда, делает допустимой версию о применении каких-то особых законоположений, предусматривавших исключение из общих правил судопроизводства.

Можно предположить, что по древнееврейскому праву (к слову сказать, и в нынешнем уголовно-процессуальном законодательстве мало что изменилось) обвиняемый мог быть арестован до суда лишь в исключительных случаях: когда он оказывал вооруженное сопротивление и имел намерение скрыться, чтобы избежать наказания, а также в случаях, когда пребывание его на свободе представляло серьезную опасность для людей и могло привести к нарушению общественного спокойствия.

Для этих целей, вероятно, как раз и могла использоваться храмовая стража, осуществлявшая задержание опасных преступников и их доставку в суд. Например, в случае, если убийца пытался скрыться в городе-убежище (Втор. 19:12). Но по делу Иисуса, как уже сказано, эта стража, вероятно, прибыла к месту ареста с отрядом римских воинов.

Многие полагают, что исключительные поводы для производства досудебного ареста к Иисусу были неприменимы. Но, похоже, так не считали иудейские иерархи. И в этой связи логичным выглядит предположение, что они, решившись на такой исключительный шаг. рассматривали Иисуса как весьма опасного преступника. Потому и могли привлечь к Его задержанию, помимо храмовой стражи, еще и римских воинов, обойдя таким образом вытекающий из смысла Закона запрет на арест до возбуждения дела в суде.

Иисус сказал лицам, производившим Его арест: «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Каждый день с вами сидел Я. уча в храме, и вы не брали Меня» (Мф. 26:55; Мк. 14:48–49; Лк. 22:52–53).

Принято считать, что эти слова Иисус произнес с горькой иронией. Но в этих словах не только ирония, но и тонкий намек. Сравнивая Себя с разбойником, Иисус уже на этом начальном этапе судопроизводства показывает — кто действительно является разбойником от религии. Его собираются судить как богохульника, а Он использует предстоящее судилище для того, чтобы наглядно показать людям: кто на самом деле уклонился от истинного пути и исказил истинное понимание Бога…

Между тем, эти разбойники, похоже, нашли формальные основания для осуществления ареста в изъятие из общих правил. Ведь те же евангелисты свидетельствуют, что Иисус в Храме не только учил. В Евангелии от Иоанна сказано: «Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И. сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул» (Ин. 2:13–15).

Эти действия Иисуса первосвященники, преследуя свои преступные цели, вероятно, могли на этапе возбуждения дела квалифицировать как погром, устроенный в святом месте. Д. Штраус отмечал: «Иисуса уличало множество вполне достоверных фактов, и уже одно изгнание покупателей и торговцев из храма было достаточным поводом для предания его суду». С формальной точки зрения эти действия могли быть расценены, как представляющие угрозу для безопасности людей. И не исключено, что именно они могли послужить формальным поводом для обращения за помощью к Пилату. Хотя более вероятно, что первосвященников напугала в первую очередь не объективная сторона этого действа, а его религиозно-политическая составляющая, что и вылилось в итоге в обвинение в богохульстве и идолопоклонстве.