1. «Нальем по чарочке, по нашей фронтовой…»

На войне полагались фронтовые 100 граммов водки. На сей счет Государственный комитет обороны принял 22 августа 1941 года соответствующее постановление. С наступлением холодов водка стала жизненно необходимым «стратегическим» продуктом. За доведением положенной нормы довольствия до каждого бойца и командира строго следили и спрашивали. Например, распоряжение Военного Совета Западного фронта от 7 декабря 1941 года, подписанное Жуковым, Булганиным и Хохловым, обязывало членов военных советов армий лично и «немедленно взять в свои руки дело снабжения частей валенками и теплой одеждой, обеспечение другими видами довольствия, в особенности водкой и махоркой».

Как правило, в фильмах, песнях и стихах упоминают о фронтовых ста граммах с теплотой и любовью. Помните: «Нальем, дружок, по чарочке, по нашей фронтовой…». Однако, и бед натворила эта чарочка немало. Архивные документы бесстрастно зафиксировали многочисленные факты произошедших на почве непомерного пьянства происшествий и преступлений, нередко отличавшихся особой изощренностью и жестокостью.

В обзоре судимости начальствующего состава (от среднего и выше) Красной Армии за 1942 год подчеркивалось, что в «1942 г. преобладающим видом преступности среди начсостава были самочинные расправы с оружием над подчиненными, наряду с преступлениями, связанными с пьянством…».

Карали сурово, невзирая на звания и боевые заслуги.

Младший лейтенант Н. Ф. Соломахин (в наградных документах — Саломахин) был удостоен звания Героя Советского Союза в ноябре 1943 года за бои на Керченском полуострове. Злоупотребляя этим высоким званием, он начал пьянствовать, постоянно устраивал дебоши в общественных местах. 23 апреля 1944 года, гуляя в непотребном виде по одной из улиц города Днепропетровска, он беспричинно открыл стрельбу и застрелил пятилетнюю девочку. Замяли. Но в том же месяце в доме культуры он снова открыл стрельбу и сорвал танцевальный вечер. А в мае выстрелами в кинотеатре сорвал демонстрацию фильма.

29 мая 1944 года военный трибунал 8-й отдельной запасной стрелковой бригады осудил Соломахина к 10 годам лагерей, лишил его воинского звания и возбудил перед Президиумом Верховного Совета СССР ходатайство о лишении его звания Героя. Позднее к отбывавшему наказание Соломахину была применена отсрочка исполнения наказания и его направили рядовым на фронт. Победу он встретил в Берлине. А в конце 1945 года был во второй раз осужден военным трибуналом 143-й стрелковой дивизии по ч. 2 статьи 153 УК РСФСР (изнасилование) на 6 лет исправительно-трудовых лагерей.

Аналогичная история произошла с Героем Советского Союза старшим сержантом Д. М. Штодой. В июле 1945 года, находясь в состоянии алкогольного опьянения, он оказал сопротивление патрулю комендатуры и при этом открыл стрельбу из пистолета. А в следующем месяце на рынке в Проскурове, также будучи пьяным, снова устроил стрельбу, убив женщину и инвалида войны. 15 сентября 1945 года состоялось судебное заседание военного трибунала Проскуровского гарнизона, который приговорил Д. М. Штоду к 10 годам лагерей…

Согласно секретной справке, составленной на Юго-Западном фронте батальонным комиссаром Мягких, с сентября 1941 года по 16 февраля 1942 года в городе Воронеже партийная комиссия рассмотрела 241 персональное дело. Причем большинство коммунистов было исключено из партии именно за пьянство. В этом документе, в частности, отмечалось:

«…Характерно, что военный комиссар дивизии Л. систематически пьянствовал и мало уделял внимания руководству. В результате чего ПК при ПУ ЮЗФ исключено за дезертирство 10 человек из этой части, т. е. 60 % всех исключенных за служебные проступки… Характерен факт по командиру роты М., политруку У., которые при следовании по служебным делам в паровозной будке организовали пьянку и споили машиниста паровоза 3., а когда паровоз заглох, они его выбросили с паровоза и застрелили. Политрук Б., напившись пьяным, начал проверять работу кухни и за неизготовление 2-го блюда повел на расстрел дежурного по части сержанта В. Расстрел был предотвращен подоспевшим командиром части».

Ответственный секретарь той же парткомиссии полковой комиссар Добряков докладывал 10 марта 1942 г. начальнику политуправления дивизионному комиссару Галаджеву:

«Наиболее характерным является дело на члена ВКП (б) X., военкома 564 стрелкового полка 195 СД 5 армии. X. скрыл от ПК то, что он вместе с командиром капитаном Р. систематически пьянствовал на командном пункте, открывал бесцельную стрельбу из автомата и дело дошло до того, что в сторону стрелявшего в пьяном виде из автомата военкома X. командир полка Р. бросил две гранаты, думая, что стреляют немцы. Кроме того, и военком X. и командир полка Р. не выполнили приказа командования по прикрытию полком отходящих частей и 4 дня отсутствовали в полку. Военком X. исключен из партии».

Сейчас уже трудно установить, кто из этих лиц пошел под трибунал. А вот следующий пример приводится из вынесенного после суда приказа войскам 37-й армии от 17 мая 1944 года № 00191 «О мерах борьбы с чрезвычайными происшествиями и аморальными явлениями среди офицеров»

В приказе говорилось следующее. Командир 96-й отдельной разведроты 92-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии старший лейтенант Чунин 6 апреля 1944 года получил приказание выдвинуться с ротой на высоту 127,9 для уничтожения отходящей группы противника. Вместо этого он стал пьянствовать с гражданскими лицами и только 7 апреля в 2 часа дал соответствующую команду командиру взвода младшему лейтенанту Яковлеву. Яковлев был также пьян, довел бойцов до населенного пункта и отдал приказание остановиться там на отдых. Боевая задача не была выполнена.

Кроме того, благодаря попустительству Чунина и Яковлева, их подчиненные, в их присутствии «использовали в половом отношении хозяйку квартиры, предварительно напоив ее мужа».

О масштабах распространения пьянства на флоте можно судить по следующим фактам, имеющим место в апреле-мае 1943 года, которые приведены в докладе начальника политотдела бригады подлодок Балтийского флота капитана 2 ранга Кабанова «О состоянии бригады подводных лодок КБФ»:

«а) Аморальные явления. Случаи пьянства:

1. Мыльников — капитан 3 ранга, командир ПЛ С-9, систематически пьянствует, проявляет грубость к старшим. В течение мая м [есяц] а не менее 5 раз замечен в нетрезвом виде, и даже во время выхода на погружение.

2. Гладилин — командир ПЛ М-102. капитан-лейтенант Маринеско — командир ПЛ С-13. так же систематически пьют и имеют самовольные отлучки. Командир Маринеско 29.05 ушел в город без разрешения.

После предупреждения Военного Совета КБФ от 30.05 случаев пьянства не замечалось.

3. Осипов — Герой Советского Союза, командир ПЛ Щ-406. капитан 3 ранга, вместе с Гладилиным — командиром ПЛ М-102 и с участием пропагандиста 5-го ДПЛ Молокина 4.05 распили спирт, который похитили (около 10 литров) в каюте помощника командира ПЛ Щ-З0З. сломали замок у каюты. Были в сильном опьянении.

4. Юнаков — капитан 2 ранга, бывший командир 1-го ДПЛ. неоднократно за последнее время был замечен в нетрезвом состоянии. Имеет ряд отрицательных настроений в связи со снятием его с должности и семейными обстоятельствами.

5. Муравьев — капитан-лейтенант, помощник командира ПБ «Иртыш», систематически пьянствует, изо дня в день, за что был списан в штрафную роту. По возвращении продолжает пьянствовать. Направлен материал в Военный Совет КБФ на предмет разжалования и отправки в штрафную роту».

В отдельных случаях факты непомерного употребления спиртного квалифицировались в условиях военного времени как дискредитация воинского звания. Например. 20 февраля 1945 года Военная коллегия вынесла секретный приговор по делу начальника штаба отряда учебных кораблей военно-морских учебных заведений ВМФ контр-адмирала Д. Д. Вдовиченко. Он был осужден по ст. 113 УК РСФСР на два года лишения свободы условно, поскольку систематически пьянствовал и постоянно появлялся в общественных местах в состоянии сильного подпития, «дискредитируя звание контр-адмирала». Вдовиченко неоднократно снимали с различных должностей. Но пагубное пристрастие к зеленому змию не смог преодолеть. Так, например. 11 декабря 1944 года адмирал в состоянии сильного опьянения появился при полном параде на улицах Ленинграда. Но до дома так и не дошел. Свалился в одном из переулков и был подобран работниками милиции.

Это. пожалуй, самый безобидный факт из практики осуждения начальников высокого ранга за преступления, связанные с пьянством. Например, в том же архиве Военной коллегии мне довелось найти приговор от 17 февраля 1943 года, вынесенный в отношении командира 9-й горно-стрелковой дивизии полковника М. В. Евстигнеева (в приговоре — Евстегнеева) и его адъютанта старшего лейтенанта Г. Косенкова. В ночь на 25 февраля 1943 года, находясь в состоянии опьянения, комдив отдал своему адъютанту «преступное приказание о расстреле двух ни в чем не повинных граждан станицы Ново-Мышастовской». Косенков расстрелял их, а документы сжег.

В том же наряде хранится приговор в отношении командира 93-й стрелковой дивизии (2 формирования) полковника С. Е. Исаева. Он был приговорен военным трибуналом Калининского фронта по ст. 193—17 УК РСФСР к 8 годам лишения свободы. Но с применением отсрочки. В приговоре сказано, что. получив 25 ноября 1942 года боевой приказ об овладении Н-ским населенным пунктом, Исаев в силу сильного опьянения не смог дать сигнал к наступлению. И уж тем более руководить операцией. Однако, как сказано в приговоре, комдив поручил дать сигнал к атаке военфельдшеру Ф. Она же в дальнейшем, пока Исаев спал безмятежным сном, находилась все время на связи с командирами частей и принимала от них донесения. Возможно, все бы обошлось. Но через три дня, 28 ноября, когда вторично поступил приказ об овладении тем же населенным пунктом, Исаев вновь оказался, как говорят, в стельку. И дивизия, не выполнив поставленную задачу, понесла большие потери.

В архивах автору не раз доводилось встречать описания подобных историй. Причем, боевые подруги отдавали команды и руководили частями и соединениями не только в экстремальных ситуациях, когда любимый был не в состоянии что-либо сделать. Но и в повседневной жизни войск. Впрочем, женская тема на войне заслуживает отдельного разговора.

 

2. У войны не женское лицо

Принято говорить, что у войны не женское лицо. Смысл этой фразы понятен. Война — не косметический салон, а ожесточенное противостояние вооруженных людей. Оружие же всегда считалось атрибутом мужчин. Между тем, вряд ли кто будет отрицать тот факт, что вклад наших женщин в Победу — неоценим. И ковали они ее не только в тылу. Многие женщины геройски воевали — летчиками, врачами, радистками, зенитчицами, снайперами и т. д.

Всего в армию и на флот было призвано на должности военнослужащих около полумиллиона женщин. И еще столько же участвовали в войне в качестве санитарок, прачек, поварих, официанток и т. д.. 87 женщин стали Героями Советского Союза. Более половины из них удостоены этого высокого звания посмертно. Среди Героев — женщин можно встретить представительниц практически всех родов войск. Больше всего летчиц — 29 человек. Немало страхов натерпелись фашисты от «ночных ведьм» 46-го гвардейского Таманского орденов Красного Знамени и Суворова III степени авиаполка, оснащенного легкими ночными бомбардировщиками По-2. Многие летчицы этого полка были удостоены Золотых Звезд. Среди них командир полка подполковник Е. Д. Бершанская и командир эскадрильи майор М. В. Смирнова Вторую по численности группу женщин-героев составили партизанки-подпольщицы — 24 человека.

Число погибших на фронте женщин а также небоевых потерь, в состав которых входили осужденные — неизвестны. Изучая же приговоры военных лет. нетрудно убедиться, что женщин тоже судили нередко. Были и женщины-штрафники, о чем практически никто не знает. В августе 1943 года Нарком юстиции СССР вынужден был даже издать специальную секретную директиву № 0837. в которой указывалось, что по имеющимся сведениям некоторые военные трибуналы направляют в штрафные части женщин. Такая практика была признана ошибочной.

Допускались ошибки и при рассмотрении конкретных дел. В том числе с вынесением расстрельных приговоров. После соответствующей «обработки» сотрудниками «Смерша». многие подсудимые признавали в суде свою вину, давали подробные показания по обстоятельствам «совершенных» преступлений. Иногда истина открывалась неожиданно.

Осенью 1942 года в военный трибунал 2-й резервной армии поступило дело по обвинению женщины-военфельдшера в измене Родине. Она обвинялась в том. что, попав под Харьковом в окружение, сдалась в плен и в октябре 1941 года была завербована немецкой разведкой для выполнения шпионско-диверсионного задания. Способ диверсии весьма оригинальный — вывод из строя командных кадров путем заражения венерической болезнью. Собственное признание медработницы подкреплялось свидетельствами потерпевших. Все указывали на нее как на единственный источник заражения. В течение двух часов «секс-диверсантка» подробно рассказывала об обстоятельствах ее пленения и вербовки, заражения и переброски через линию фронта. А в последнем слове просила ее строго не наказывать и направить в свою часть для прохождения дальнейшей службы.

Трибунал вынес суровый приговор — определил медработнице высшую меру наказания. Бедняга разрыдалась и заявила председателю суда Шадрину, что она не виновна и что ее убедили дать показания о диверсионной деятельности, пообещав, что трибунал будет милосерден. Шадрин был опытным судьей и честным человеком. Он начал задавать военфельдшеру уточняющие вопросы. И осужденная к расстрелу неожиданно привела ему факт, опровергавший все обвинение, — она только в декабре 1941 года была призвана в армию и поэтому никак не могла в октябре быть завербованной немецкой разведкой для выполнения шпионско-диверсионного задания. По указанию председателя трибунала срочно запросили шифровкой Ашхабадский горвоенкомат и получили подтверждение этим ее словам. Затем представили дело в Военную коллегию, которая также проверила дату призыва осужденной и отменила приговор. В адрес оперативного работника особого отдела НКВД армии Сидельникова было вынесено частное определение о привлечении его к уголовной ответственности за фальсификацию материалов.

В этой книге будут приведены и другие примеры, показывающие — за что именно женщины оказывались на скамье подсудимых. Но чаще все же «страдали» из-за женщин мужчины — как крупные военачальники, так и рядовые бойцы.

Даже маршалу Г. К. Жукову пришлось после войны оправдываться перед Политбюро ВКП (б) по этому поводу. В своей объяснительной записке на имя А. А. Жданова от 12 августа 1948 года он вынужден был признать факт «близкого отношения» с одной из женщин.

Не секрет, что многие командиры имели на фронте ППЖ (походно-полевых жен), и награждали их, как шутили фронтовики, не за боевые заслуги, а за боевые услуги.

В январе 1943 года теперь уже Г. К. Жукову докладывал главный инспектор кавалерии генерал-полковник О. И. Городовиков о результатах расследования, проведенного в 4-м гвардейском кавалерийском корпусе. Было установлено, что Кондрус, награжденная медалью «За боевые заслуги» в отражении нападения на штаб корпуса не участвовала, так как не было самого нападения. А Бражник, удостоенная «Ордена Ленина», раненых с поля боя не выносила и в госпитале не работала, хотя получала там зарплату. Зато обе женщины сожительствовали с генералами — командиром и начальником штаба корпуса.

Подобного рода факты нередко квалифицировались как бытовое разложение и заканчивались наложением на виновных дисциплинарных и партийных взысканий. Либо — проведением судов чести. Наиболее подробно и обстоятельно «женский вопрос» излагался в докладах и донесениях политработников. В качестве примера приведу выдержки из двух таких документов. дающих представление об исследуемом явлении во всех его многообразных проявлениях.

5 декабря 1941 г. инспектор политуправления Западного фронта старший батальонный комиссар Клышко докладывал начальнику политуправления фронта бригадному комиссару Макарову, что во исполнение его указаний, предписывавших провести чистку среди вольнонаемных лиц, было установлено следующее:

«Вот наиболее характерные факты, говорящие об отсутствии до последнего времени работы командования и политорганов по очищению частей и учреждений армии от женщин, не внушающих политического доверия:

а) К., 1917 года рождения, беспартийная, работала официанткой столовой № 2 по обслуживанию высшего начсостава. До войны проживала в г. Белостоке. Долгое время находилась на территории, занятой немцами. Со стороны последней отмечены факты морально-бытового разложения. Является подозрительной личностью, не внушающей никакого доверия.

б) К., 1915 года рождения, работала официанткой столовой № 2. Развращена в половом отношении и своим поведением вносила элементы бытового разложения в окружающую ее среду.

в) П… 1922 года рождения, машинистка интендантского отдела армии. В течение последних двух лет работала парикмахером в Москве. 20.Х1-41 г. привезена из Москвы в штаб армии и назначена на должность машинистки. П… своей половой распущенностью способствовала разложению комначсостава Управления тыла армии…

Все эти женщины и подобные им уволены.

В госпиталях процветает сожительство, причем в этом сожительстве активное участие принимают начальники госпиталей и комиссары (470. 105 и др. госпитали).

…Вывод — в частях 5 армии имеется значительное количество женщин, приставших к частям и учреждениям армии после их формирования и своим поведением разлагающих комначсостав. До последнего времени почти никакой работы по очищению армии от таких женщин не проводилось. Только с получением телеграммы развернута работа, которая еще окончательно не закончена».

Аналогичная по содержанию справка была составлена в начале 1942 года председателем партийной комиссии при политическом управлении Юго-Западного фронта батальонным комиссаром Мягких. В ней указывалось, что с сентября 1941 г. по 16 февраля 1942 г. в гор. Воронеже парткомиссия рассмотрела 241 персональное дело коммунистов, исключив ряд из них из партии «за бытовое разложение» (пьянство, сожительство с подчиненными женщинами и др.).

Более сложные и драматичные коллизии, которые разворачивались в военное время в отношениях между мужчинами и женщинами, просматриваются в архивных документах военно-судебного ведомства.

Например, в докладе председателя военного трибунала Северного фронта приведен следующий пример. Командир 3-го взвода прожекторного батальона гвардии старший лейтенант Баранов, сожительствовавший с военнослужащей Ш. и. видимо, закативший ей сцену ревности, сопровождавшуюся избиением, обвинялся органами следствия по ст. ст. 74 ч. 2. 193— 17 п. «д» и 193—2 п. «г» УК РСФСР. Военный трибунал 82-й дивизии дело прекратил в подготовительном заседании, поскольку Баранов к этому времени вступил с Ш. в законный брак.

Значительно чаще драмы между мужчинами и женщинами разворачивались в тыловых округах. Порой кипели там просто шекспировские страсти. Доходило даже до убийств и самоубийств.

В докладе председателя военного трибунала Среднеазиатского военного округа приведено дело командира 482-й аэродромно-технической роты 45-го авиаполка старшего лейтенанта Силяева, который «находясь в нетрезвом состоянии, учинил ссору с сержантом В., с которой состоял в фактическом браке, а затем, на почве ревности, выстрелом из револьвера системы. Наган“ убил ее». А младший лейтенант 542-го отдельного зенитного артдивизиона Астахов, как видно из доклада председателя военного трибунала Забайкальского фронта, на почве ревности к своей сожительнице вольнонаемной М., «предполагая, что она у К., проживающего в другой комнате этой же землянки, взял револьвер и, обнаружив К. и М. спящими вместе, произвел в них 7 выстрелов, убив обоих».

На передовой, как правило, было не до любви, не имелось для этого соответствующих условий. Но порой мужчины добивались своих целей с помощью насилия и обмана. В приказе войскам 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта от 26 августа 1944 года № 00184 отмечалось: «6 августа 1944 года командир ремонтного взвода 851 стрелкового полка 332 СД старший техник — лейтенант Шицевалов. напившись пьяным, пошел на хутор, где выдавая себя за военного врача, имеющего задачей мобилизацию женщин в действующую армию и осмотр их, предложил гражданке Н. раздеться, а затем вступил с ней в половую связь, без ее согласия. В тот же день Шицевалов произвел телесный осмотр девушки X., после чего заявил матери, что она может выкупить свою дочь от мобилизации. Мать в качестве выкупа дала Шицевалову кусок сала».

Командир комендантского взвода 50-го гвардейского стрелкового полка 15-й горнострелковой дивизии старший лейтенант Остапчук тоже любил сало и женщин. Из приказа войскам 37 армии от 17 мая 1944 года № 00191 «О мерах борьбы с чрезвычайными происшествиями и аморальными явлениями среди офицеров» следует, что он «незаконно изъял у учительницы Ш. 3 кг. сала, меду 10 кг. и изнасиловал ее».

Число такого рода преступных проявлений существенно возросло на заключительном этапе войны. Но насколько существенно? Объективный ответ на этот вопрос имеет принципиальное значение, поскольку в последние годы на Западе предпринимаются попытки реанимировать геббельсовский миф о русских, как орде диких кочевников-недочеловеков, изнасиловавших около 2 млн. европейских женщин. Поэтому более детально рассмотрим этот вопрос в заключительной главе книги — «В поверженном Берлине».

 

3. Мошенники в погонах

В отличие от простых грабителей или тыловиков-казнокрадов, разворовывавших вверенное им добро, мошенники делали свое черное дело с талантом и выдумкой, отличались изобретательностью и знанием человеческой психологии, артистизмом и умением входить в доверие к людям.

То. что Остап Бендер был среди военнослужащих популярным героем, факт общеизвестный. Книги о нем зачитывали буквально до дыр — в окопах и землянках, госпиталях и лазаретах. Но. оказывается, не для всех они стали средством от усталости и лекарством против ожесточения. Кое для кого книги эти явились практическим руководством. Ловкие проходимцы сообразили, что военная форма позволит без особого труда завладевать материальными ценностями. Расчет оказался точным — уважение к служивым людям в сочетании с традиционным российским хлебосольством и доверчивостью срабатывали безотказно. Им. не задумываясь. отдавали последнее, отрывали от себя без сожаления, радовались, что хоть чем-то смогли помочь.

Арсенал средств, с помощью которых аферисты и мошенники времен военного лихолетья входили к людям, был довольно разнообразным. Мы расскажем о двух типах мошенников.

Первые специализировались на особой «популярности» в народе репрессивных органов. Преступники этой категории тонко чувствовали уплотнившуюся перед войной до предела атмосферу страха в обществе. И играли на этом. Форма офицера госбезопасности действовала на людей гипнотизирующим образом. Бдительность притуплялась. Появлялся сотрудник «органов» в кожаной куртке, и человек терял самообладание, забывая о предостережениях. Впрочем, этот прием срабатывал не всегда. Если мошенники работали недостаточно профессионально, граждане, опомнившись от шока, вызванного обыском или актом реквизиции, начинали прокручивать в голове происшедшее и, заподозрив неладное, обращались в НКВД.

Судьба свела четырех молодых лейтенантов Квача, Лапшова. Рождественского и Юрке-ева в Одессе. Перелом в войне уже наступил. Войска начинали освобождение Европы. Подумали офицеры и решили, что добивать врага в его берлинском логове должны другие. Уклонившись от военной службы, они в течение нескольких месяцев бродили по населенным пунктам

Одесской области и занимались реквизициями. Квач выдавал себя за начальника «особого отдела» и руководил обысками у местных жителей. В первую очередь «смершевцев» интересовало содержимое винных погребов. Кого-то из потерпевших это обстоятельство, видимо, натолкнуло на подозрение. 12 августа 1944 года все четверо предстали перед военным трибуналом и понесли строгое наказание.

Аналогичный финал ожидал «военного прокурора» Шепилова. Он был задержан сотрудниками Управления НКВД по Орловской области в феврале 1944 года. По документам числился гвардии майором, помощником начальника штаба 125-го стрелкового корпуса по оперативной части. Имел при себе удостоверение и гербовую печать военного прокурора корпуса, многие другие фиктивные документы. А на деле оказался уголовником-рецидивистом, имевшим шесть судимостей.

Военными юристами представлялись также майор Остроух и лейтенант Попков. Первый выдавал себя за военного прокурора. Второй — за военного следователя. Для такого перевоплощения им достаточно было вдеть в петлицы юридические эмблемы с щитом и мечами и научиться оперировать в ходе «следственных действий» специфическими терминами. Видно, последнее они в достаточной степени не освоили, хотя и научились писать постановления о производстве обысков.

Во время одного из таких обысков в квартире гражданина Матюшенкова «военные юристы» изъяли у него 40 тысяч рублей, два кожаных пальто, ряд других вещей. Квалификация прокурора и следователя показалась Матюшенкову низкой, и он с кем-то поделился своими сомнениями. Вскоре мошенников взяли с поличным. Военный трибунал 1-й ударной армии осудил их к расстрелу.

Более профессионально действовала группа дезертиров в Саратовской области. Сколотил банду из 12 человек некий Гудков. Он был оригинален. Убедил всех, что самый лучший способ избежать ареста — самим заняться поиском военнослужащих, уклонявшихся от военной службы. Так появилась в Заволжье «оперативная группа войск НКВД». Летом 1944 года она в полном составе прибыла к военному комиссару Турковского района Саратовской области подполковнику Фадееву. Представившись ему и начальнику 1-й части военкомата подполковнику Зазнобину начальником опергруппы. Гудков был по-военному краток:

— В соответствии с секретной директивой наркома внутренних дел мы направлены к вам в район для поимки дезертиров. По нашим оперативным данным, их скопилось у вас немало. Руководство считает, что поисковая работа поставлена здесь слабо. Так что принимайте подмогу.

Произнося последнюю фразу, Гудков широко и по-доброму улыбнулся. У Фадеева сразу отлегло от сердца. Сначала подумалось подполковнику, что пришли «брать» его самого. Ни тени сомнения у офицеров военкомата в отношении «группы НКВД» не возникло. Боевой вид «энкавэдэшников» внушал полное доверие. Военком даже не удосужился потребовать у них документы. Рассудил здраво — не стоит подвергать работников солидного учреждения какой-то формальной и в чем-то даже унизительной для них процедуре. Это может вызвать неудовольствие старшего группы. А вид у него серьезный. Видать, мужик тертый. Поэтому Фадеев сразу приступил к проработке конкретных вопросов взаимодействия.

— Ну что ж. товарищи, вы. как всегда, вовремя. Надеюсь, что с вашей помощью мы быстро очистим область от предателей, шкурников и прочей контрреволюционной нечисти. В моем лице вы найдете полную поддержку. Думаю, совместными усилиями приказ наркома обороны № 664 будет выполнен.

Вскоре Гудков стал в военкомате своим человеком. Банду снабдили соответствующими документами — удостоверениями, аттестатами, справками на получение продовольственных талонов, командировочными предписаниями…

Где и на чем конкретно прокололась эта «оперативная группа войск НКВД», установить не удалось. Следы ее деятельности обнаружены лишь в материалах дела на облапошенных дезертирами офицеров военкомата. Они тоже были осуждены военным трибуналом за свою беспечность. Правда, с применением отсрочки и направлением в действующую армию.

Второй тип мошенников, о которых надо сказать, работал более тонко и филигранно — под крышей народных депутатов, орденоносцев и Героев. Здесь не требовалось осваивать специальные профессиональные навыки для вхождения в образ. Достаточно было раздобыть реквизиты и подделать необходимые документы. Появляясь среди людей с золотой Звездой на груди, мошенники вели себя скромно, неохотно рассказывали о совершенных подвигах, А затем стригли купоны, принимали щедрые дары и подношения, пользовались неподдельной заботой и горячей любовью окружавших их людей.

Известно, что звание «Герой Советского Союза» было учреждено за несколько лет до войны. А вскоре появились и первые аферисты, которые незаконно использовали высшую в стране степень отличия для извлечения своих корыстных целей. Один из самых известных- В. П. Голубенко (он же Пургин), представший перед Военной коллегией Верховного Суда СССР в августе 1940 года. «Герой» проходил по шести статьям Уголовного кодекса. Среди них — подделка государственных ценных бумаг, незаконное ношение орденов, мошенничество, бандитизм. По совокупности преступлений обладатель «высшей степени отличия в СССР» получил «высшую меру социальной защиты» — расстрел. Его ходатайство о помиловании было отклонено.

В годы Великой Отечественной войны желающих погреть тем же способом руки появилось еще больше. Например, в спецсообщении Л. Берии от 30 декабря 1941 года указывалось, что в ГАБТУ РККА задержан, прибывший из 15-го запасного танкового полка для получения назначения некий Ульянов Анатолий Петрович, назвавший себя командиром танкового батальона и дважды Героем Советского Союза. Его личность вызвала сомнения. После ареста было установлено, что Ульянов в первые дни войны попал в окружение, а затем оказался в плену. Там он, по версии следствия, был завербован абвером, получил задание перейти линию фронта, убедить командование в том, что он вырвался из окружения, и, обзаведясь фиктивными документами, заняться сбором шпионских сведений. 12 августа Ульянов вернулся в свой полк, вскоре попал в госпиталь, где «зарегистрировался как командир батальона в звании капитана, о чем по выздоровлении получил справку и был направлен в г. Владимир в 15-й запасный танковый полк». В этой части лже-капитан сошелся на почве пьянства с начальником штаба капитаном Блиновым и с его помощью «получил удостоверение военнослужащего, в котором было указано, что он, Ульянов, является дважды Героем Советского Союза». Кроме того, Ульянов дал показания о том, что в 15-м полку есть еще один ненастоящий Герой Советского Союза — лейтенант Николай Щербинский, с которым они не раз выступали перед военнослужащими и работниками тыла, рассказывая им о своих «геройских подвигах». Об одной из таких встреч сообщалось в заметке, опубликованной в газете «Красный воин» Московского военного округа. Н. С. Щербинский был арестован. А еще через несколько дней Управлением особых отделов НКВД СССР был произведен арест старшего лейтенанта С. А. Алавиридзе-Птицина. Его также обвинили в том, что он «мошенническим путем присвоил себе звание Героя Советского Союза и использовал это звание в корыстных целях».

13 февраля 1942 года трое мошенников были приговорены Особым совещанием при НКВД СССР к высшей мере наказания.

Другой пример. Ответственный секретарь парткомиссии при политическом управлении Юго-Западного фронта полковой комиссар Добряков докладывал 10 марта 1942 года из гор. Урюпинска начальнику политуправления дивизионному комиссару Галаджеву:

«…5. К. назвался политруком роты 465 стрелкового полка 167 стрелковой дивизии… Придя в резерв политсостава, назвал себя Героем Советского Союза и требовал особых себе привилегий. Когда стали интересоваться его прохождением службы в Красной Армии, он ответил, что в конце 1940 года служил в г. Шепетовка в 17 стрелковой дивизии. Тогда как на самом деле такой дивизии не только не было в г. Шепетовка, но и в КВО.

После проверки Указов Президиума Верховного Совета о награждении также установлено, что К. никогда не присваивалось звания Героя Советского Союза, что он является каким-то проходимцем и жуликом. К. арестован особым отделом НКВД».

В сов. секретном обзоре о судимости начальствующего состава Красной Армии за тот же 1942 год отмечалось, что «младший лейтенант Швец, будучи направлен согласно приговору военного трибунала Казанского гарнизона в действующую армию, на место не явился, а. изготовив себе подложные документы, остановился в Москве. Швец проживал в гостинице. Гранд-Отель“, выдавал себя за Героя Советского Союза, мошенническим путем получал продукты у коменданта города и в разных учреждениях, часть полученных продуктов сбывал по спекулятивным ценам».

Такой вот оригинальный способ «отбывания» уголовного наказания в одном из лучших отелей столицы, — придумал для себя изворотливый мошенник.

Не сошел с преступной тропы, после первой отсидки, и военный летчик капитан Крючков, о чем свидетельствует секретный приказ войскам Северо-Кавказского военного округа от 17 июля 1944 года № 26666. Среди мошенников, работавших в годы войны под прикрытием золотых звезд, Крючков был, пожалуй, одной из наиболее ярких и колоритных фигур.

Он действительно был военным летчиком. Веселый и жизнерадостный балагур, умевший поднять настроение среди офицеров, неистощимый на выдумки. В ноябре 1941 года Крючков был ранен и доставлен в один из военных госпиталей города Кисловодска. Документов при нем не было и он с присущим ему юмором — то ли в шутку, то ли всерьез — представился дежурной медсестре Героем Советского Союза и депутатом Верховного Совета СССР. Она поверила и сделала со слов Крючкова соответствующие записи в медицинские документы. В тот же день лжегерой почувствовал, как резко изменилось к нему отношение, после чего решил играть свою роль до конца.

Паломничество в палату не прекращалось до позднего вечера. На живого героя приходили поглазеть санитарки и больные, врачи и местные жители. Администрация госпиталя оказалась на высоте, обеспечив Крючкову особые условия для лечения. Полный набор льгот, почестей и привилегий. Нашлись и красивые женщины для отдыха и развлечений.

При переводе для дальнейшего лечения в Тбилисский госпиталь Крючков решил, что пришло время поменять звезды на погонах и «присвоил» себе воинское звание «гвардии подполковник! Тогда же он получил по фиктивным документам на мелкие расходы 23 835 рублей.

В новом госпитале отдельной палатой обеспечили уже не только Крючкова, но и его новую «жену».

8 июля 1943 года он был все-таки разоблачен и осужден на 10 лет лишения свободы, с поражением в правах и лишением воинского звания «капитан».

Через несколько месяцев над мошенником сжалились. Однако сразу после досрочного освобождения из тюрьмы он принялся за старое. Сфабриковал фиктивное направление в Харьковский госпиталь и другие документы, по которым получил 7 550 рублей. В Харькове лжегерой долго не задержался. В сопровождении «адъютанта» старшего лейтенанта Боброва и хорошенькой медсестры он прибыл в Есентукский санаторий РККА, где получил еще 11 тысяч рублей.

В ходе этих вояжей запросы и аппетиты мошенника росли. Вскоре он сфабриковал выписку из приказа Наркома обороны о присвоении себе очередного звания и о награждении орденами Ленина и Красного Знамени. Крючков заимел свою собственную печать и специальные блокноты со штампами. «Депутат Верховного Совета Союза ССР» и «Герой Советского Союза». Он настолько сжился с этой ролью, что регулярно организовывал приемные дни, вникал, как «депутат», в нужды и заботы граждан, принимал от них заявления. Известный в Тбилиси художник написал его портрет, который был помещен в музее Героев Отечественной войны. Местный поэт сочинил о нем героическую балладу.

Военторг беспрепятственно предоставлял продукты и другие товары. Для прогулок выделялась легковая машина. Так и гастролировал Крючков в течение двух военных лет по лечебным здравницам Есентуков. Кисловодска. Тбилиси, Харькова. Пятигорска, Цхалтубо и др. Пока не был в феврале 1944 года разоблачен, как «матерый аферист и жулик». 12 июля 1944 года военный трибунал приговорил его к расстрелу.

 

4. По следам банды «Черная кошка»

Бандитских групп, подобных той. которая действовала в Саратовской области под видом «оперативной группы войск НКВД», в годы войны было немало. В 1942 году, например, как свидетельствуют оперативные документы НКВД, была обезврежена банда из пяти дезертировавших из части красноармейцев, возглавляемая неким Сушко по кличке «Борис». Банда совершила ряд дерзких ограблений на территории нескольких областей.

Такие банды буквально терроризировали население, совершая не только дерзкие налеты на квартиры, магазины и склады, но и жестокие убийства. Наиболее известная из них — «Черная кошка» — стала символом послевоенной организованной преступности.

Споры о том, существовала ли в реальности бандитская группировка, за которой охотились Г. Жеглов и В. Шарапов, главные герои знаменитого фильма С. Говорухина, не утихают до сих пор. Кто-то считает, что банды с таким названием в Москве не существовало вовсе. Другие утверждают, что «черных кошек» было несколько. По одним данным, возглавляли их подростки. По другим — «Черная кошка» была «круче» современных «тамбовских», «казанских» и «солнцевских» группировок.

На самом деле в архивах МВД СССР зафиксированы следы около десятка бандитских групп с таким названием, орудовавших в разных городах страны в середине 40-х годов прошлого столетия. Символ нарисованной на месте совершения преступления «черной кошки» оказался привлекательным не только для малолеток, увлеченных блатной романтикой, но и для отпетых уголовников. Именно этот «фирменный знак», позаимствованный у беспризорников 20-х годов, и способствовал быстрому распространению в народе многочисленных слухов и домыслов о жестокости и неуловимости «Черной кошки». В некоторые из этих банд входили уклонившиеся от военной службы молодые люди, а также, дезертиры, убежавшие с фронта. Наиболее известные группировки действовали в Москве под руководством П. Будникова и в Одессе, главарем которой был Н. Марущак. Кроме того, «черная кошка» наследила в Новосибирске, Хабаровске, Ленинграде, Саратове и Алма-Ате. А на территории нынешней Калининградской области завелась в те годы даже банда «черных котов», в которую также входило несколько дезертиров.

Историки считают, что первая крупная группировка «кошатников» сформировалась накануне войны из числа образованных молодых людей, большинство из которых не имели отношения к преступному миру. По этой причине, сыщикам не удалось ее своевременно обезвредить, и в годы войны группировка набрала силу и криминальный опыт.

Один из исследователей деятельности банды «Черная кошка» А. Щербаков писал:

«К середине войны „Черная кошка“ представляла из себя весьма хорошо организованную структуру. Ее филиалы действовали в нескольких городах. Сфера деятельности „кошатников“ была очень широка: от ограблений банков до шулерства и подделки продовольственных карточек. Различные „звенья“ были относительно автономны, однако имелось общее руководство, общак и, что самое главное — разветвленная инфраструктура. К примеру, банда имела в своем составе опытных травильщиков, способных изготавливать практически любые печати и штампы. Имелись специалисты по „рисованию“ фальшивых документов и даже высококвалифицированные медики, способные оказать достаточно серьезную помощь пострадавшим бандитам. Чаще всего „кошатники“ прикрывались липовыми студенческими билетами. (Студенты многих вузов во время войны получали отсрочку от призыва.) Так было легче перемещаться по стране, обходя весьма серьезный тогдашний паспортный контроль».

Ядро этой преступной группировки сыщики накрыли уже после войны в Казани, где бандиты успели похитить с Казанского завода около пяти тонн спирта. Приехали днем, в военной форме, предъявили поддельные документы, погрузили товар на «студебеккер» и бесследно исчезли. А попались случайно — при продаже на рынке вещей одного из убитых ими людей.

Всего в Казани было арестовано и осуждено тогда более шестидесяти человек. Основной судебный процесс начался 6 июня 1945 года и продолжался в течение месяца в Доме культуры Свердловского района. Перед Куйбышевским областным судом предстали 16 человек, в том числе 11 мужчин-налетчиков и 5 женщин — скупщиц краденого. Подсудимым вменялось в вину 25 преступных эпизодов — вооруженные налеты, убийства, кражи и др. Главарь банды Н. Теп-лов был приговорен к расстрелу, его подельники — к различным срокам лишения свободы.

Суды над «кошатниками» состоялись и в других городах. Например, громкий процесс над бандой «Черная кошка» проходил в 1945 году в городе Фрунзе в Верховном суде Киргизской ССР.

Приговоры фронтовых лет свидетельствуют — за четыре года войны через военные трибуналы прошли тысячи дел в отношении дезертиров, превратившихся в бандитов и убийц.

Всплеск грабежей местного населения наметился уже в первые месяцы войны. К ответственности удалось тогда привлечь немногих. Тех, кого задержали по горячим следам. Например, на Юго-Западном фронте в 1941 году было издано несколько директив и приказов о предотвращении случаев мародерства и грабежей в тылу армии и фронта. В распоряжении от 15 ноября отмечалось, что «в городе Новый Оскол четверо красноармейцев пытались отобрать у проезжавшей колхозницы лошадей с повозкой», а находившийся рядом лейтенант того же полка никаких мер к предотвращению этих незаконных действий не принял. В директиве от 3 декабря указывалось, что бойцы 12-й и 13-й танковых бригад в колхозе Большевик разграбили пасеки и птицеферму, в пекарне Писаревского совхоза ночью выставили окно и забрали 60 кг. хлеба, в колхозе им. Буденного увели 6 лошадей, в колхозе им. Чкалова на колхозном дворе открыли стрельбу, застрелив двух свиней и несколько гусей, забрали их с собой. В приказе по тылу № 079 от 18 ноября приводились случаи расхищения военного имущества и продовольствия на железнодорожном транспорте. На станции Латное было задержано 36 военнослужащих, вскрывавших цистерны и вагоны и расхищавших продукты. Среди них оказалось 24 дезертира.

Банды из числа дезертировавших с фронта военнослужащих представляли особую опасность. Наиболее детальное изложение состояния борьбы с бандитизмом изложено в секретном докладе начальника отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР А.М. Леонтьева от 30 августа 1944 года на имя заместителя наркома внутренних дел СССР С. Н. Круглова о результатах борьбы с бандитизмом, дезертирством и уклонением от службы в Красной Армии за три года Отечественной войны (с 01.07.41 по 01.07.44).

В этом докладе говорилось: «За три года Великой Отечественной войны органами НКВД на территории Советского Союза ликвидировано: бандгрупп — 7161; участников — 54130… Кроме того, на территории западных областей Украины ликвидировано 34878 участников банд УПА и ОУН… Всего ликвидировано бандитов — 89008.

По Советскому Союзу изъято:

дезертиров из Красной Армии — 1210224;

уклонившихся от службы в Красной Армии — 456667…».

Далее в докладе раскрывались результаты борьбы с дезертирством по годам. Применительно ко 2-й половине 1941 года отмечалось: «Наибольшее число задержанных падает на 1941 год. Так, с начала Отечественной войны до конца 1941 г. территориальными, транспортными и особыми органами НКВД задержано 710755 дезертиров и 71541 уклонившихся от мобилизации в Красную Армию, всего — 782296 чел. Основная масса дезертиров (469887) задержана Особыми отделами НКВД во фронтовых районах. На железнодорожном и водном транспорте органами НКВД задержано дезертиров 32526 чел., уклонившихся от мобилизации 7497 чел. Территориальными органами НКВД задержано в 1941 г. 208342 дезертира и 64044 уклонившихся. По количеству задержанных дезертиров и уклонившихся более пораженными районами являлись следующие:

Ленинградская область — 83536;

Украинская ССР — 41119;

Московская область — 25522…».

Как видим, на начальном этапе войны Ленинградская область лидировала по числу задержанных дезертиров.

Приведем несколько выдержек из другого документа — сообщения заместителя начальника Управления НКВД по Ленинградской области майора госбезопасности Иванова «О недостаточном надзоре службы заграждения полевых частей и войск НКВД по охране войскового тыла Северо-Западного и Волховского фронтов и 7 отдельной армии». В этом документе, написанном 4 сентября 1942 года в городе Тихвине, говорилось:

«Ослабление внимания Особорганов полевых частей и штабов управления Войск НКВД по охране войскового тыла Северо-Западного, Волховского фронтов и 7-ой отдельной Армии к Службе заграждения за последнее время в тыловых районах Лен. области привело к увеличению дезертиров из фронтовых частей. Территориальными органами НКВД и милиции за 1942 год задержано дезертиров — 936… Из воинских частей дезертиры уходят с оружием. документами, лошадьми, даже угоняют автомашины. В лесах, на территории тыловых районов. дезертиры делают благоустроенные землянки, с расчетом продолжительного проживания в них. Они занимаются грабежами, проявляют бандитизм, а при обнаружении и задержании оказывают вооруженное сопротивление…

.. В июне месяце в дер. Морозове Молвотицкого района у себя в доме были обнаружены убитыми из боевой винтовки Шапин Иван 72 лет и его жена Шапина Мария 71 г. Установлено, что убийство произведено с целью хищения продуктов неизвестными, одетыми в военную форму…

… В июле месяце с/г. в Ефимовском районе была убита гр-ка Ларионова. В августе месяце с/г. на территории Вологодской обл. задержан дезертир А… 1910 г.р., который сознался, что убийство Ларионовой совершено им совместно с дезертиром Ф. с целью ограбления».

В мае 1944 года в г. Ленинграде была обезврежена преступная группа, занимавшаяся квартирными кражами. В нее входили дезертировавшие офицеры — капитан Семенов, лейтенанты Феликсов и Дормачев.

Схожая ситуация была и в других местах.

В 1942 году были предприняты дополнительные меры по усилению борьбы с дезертирством. На основании постановления ГКО от 11 октября № 2401сс и приказа НКВД СССР от 14 октября № 002265 преступные деяния дезертиров, занимающихся бандитизмом, вооруженными грабежами и контрреволюционной повстанческой работой, предлагалось квалифицировались по ст. 58–16 УК РСФСР (измена родине). Лакие лица подлежали заочному осуждению, а их семьи выселению во внесудебном порядке.

30 мая 1944 года заместитель наркома обороны маршал Советского Союза А. М. Василевский вынужден был подписать еще один приказ за № 0150 в связи с творимыми в прифронтовой полосе «бесчинствами, вооруженными грабежами, кражами у гражданского населения и убийствами», в котором приводилось большое число таких фактов и было приказано в целях предотвращения подобных преступлений:

«…5. С целью вылавливания военнослужащих, укрывающихся от фронта, дезертиров, военнообязанных, уклоняющихся от призыва в Красную Армию, и других шляющихся проходимцев, чаще проводить тщательные проверки и облавы в населенных пунктах войсковых и армейских тылов. Повысить качество службы заградительных отрядов, дорожно-комендантских рот, контрольно-пропускных пунктов и комендантов.

6. Всех военнослужащих и граждан, переодетых в военную форму, не имеющих соответствующих документов, задерживать и направлять под конвоем: военнослужащих — в ближайшие пересыльные пункты и запасные части, а граждан и подозрительных — в органы НКВД и контрразведки «Смерш».

 

5. Казнокрад из «Смерша» и другие

Сотрудники правоохранительных органов с первых дней войны оказались на передней линии фронта. Порой эта линия проходила глубоко в тылу действующей армии. Тем не менее, отдельные спецоперации, проводимые войсками НКВД, были масштабными и кровопролитными. Так, в 1942 году в г. Ташкент была откомандирована из Москвы бригада сотрудников НКВД СССР, которая ликвидировала действовавшую в этом городе дерзкую банду в составе 102 человек, совершившую более 100 тяжких преступлений. В конце апреля 1944 года в течение 7 суток в Кременецких лесах проводилась операция по ликвидации бандеровских банд. Примечательно, что последние разбойничали совместно с немцами. Из них 25 немецких преступников было убито. 65 — взято в плен. Среди изъятых трофеев — самолет У-2, 7 пушек, 15 минометов, несколько сотен автоматов и пулеметов, большое количество другого вооружения и техники.

Вклад сотрудников НКВД в победу над немецко-фашистскими захватчиками был значительным и разносторонним. Они обеспечивали безопасность оборонных объектов, промышленных предприятий, мостов, железнодорожных сооружений; охраняли общественный порядок и вели борьбу с преступностью, занимались пресечением деятельности фашистской агентуры и диверсантов. Не прекращалась работа по очищению собственных рядов.

Далее мы перевернем несколько страниц, рассказывающих о напряженной борьбе правоохранительных органов с преступлениями корыстной направленности…

Жулики встречались среди всех категорий граждан. В том числе и среди офицеров, запятнавших свою честь должностными злоупотреблениями, хищениями, мздоимством и казнокрадством.

Согласитесь, непривычно читать такое. Режет слух. И сразу возникает вопрос: стоит ли из-за нескольких мерзавцев ворошить прошлое?

Но нескольких ли?

Как следует из секретного обзора о судимости начальствующего состава (от среднего и выше), только за один 3-й квартал 1942 года военными трибуналами Красной Армии было осуждено 7191 человек. Среди них немногим больше 10 % проходило по «контрреволюционным» статьям. Остальные обвинялись в чисто уголовных преступлениях, многие — в разбазаривании материальных ценностей.

В связи с растратами и должностными злоупотреблениями назначались ревизии, издавались грозные приказы и директивы, проводились публичные судебные процессы над расхитителями социалистической собственности. И тем не менее, казнокрадство на фронте до сих пор остается одной из самых малоизученных страниц истории…

Разные обстоятельства побуждали людей в годы военного лихолетья становиться на преступную тропу. Делалось это не только под напором объективных трудностей, из-за нужды или голода. Появлялись преступники даже в тех органах, в которых по логике вещей, их никак не должно было быть — в силу тщательного отбора, партийного положения и безукоризненных анкетных данных. Но они были. Это факт. Хотя и неизвестный. Потому что судьи, оберегая престиж этих органов выносили приговоры с грифом «секретно» и даже — «сов. секретно».

Приведу небольшую выдержку из одного такого приговора, вынесенного 12 ноября 1945 года в отношении руководящего работника самого, пожалуй, грозного и таинственного в годы войны ведомства.

Начальник финансового отделения Управления контрразведки «Смерш» Наркомата Военно-Морского Флота подполковник интендантской службы Седельников был приговорен к 10 годам лишения свободы, с поражением в правах и конфискацией имущества за то. что «используя свое служебное положение, с мая 1944 года по апрель 1945 года систематически брал из кассы деньги на попойки в московских ресторанах». Всего подполковник прокутил с коллегами и друзьями около 284 тысяч рублей.

Проворовывались тыловики и финансисты и на более крупные суммы. Надо сказать, что диапазон корыстных проявлений был довольно широк, способы и размеры растраченного имущества и денежных средств существенно варьировались — от перерасхода средств, отпускаемых на организацию «чая-завтраков во время заседаний Военного Совета и при его поездках в специальном вагоне», на что указывал генерал-лейтенант интендантской службы Хрулев в своей директиве № 5830с от 26 августа 1941 года, до крупных хищений, совершаемых преступниками в течение длительного времени.

3 марта 1942 года И. Сталин подписал грозный приказ № 0169. в котором отмечалось:

«За последнее время на фронтах и в прифронтовых районах отмечаются безобразнейшие факты хищений и разбазаривания военного имущества. Народное добро часто воруют лица, непосредственно отвечающие за его сохранность и сбережение — сопровождающие грузы, складские работники, водители грузовых автомашин, повозочные. Много военного имущества расхищается также из безнадзорных хранилищ, транспортов и обозов. Примазавшиеся к Красной Армии разного рода враждебные элементы расхищают жизненно необходимое снабжение — мясо, консервы, сахар, горючее, обмундирование, обувь».

Однако, несмотря на столь суровый приказ, предписывавший жестоко карать преступников. случаи казнокрадства не прекращались.

Заместителю наркома обороны по тылу генералу Хрулеву пришлось издать в годы войны еще не один десяток таких же приказов, в которых констатировалось, что указания Сталина в войсках не выполняются.

Так, из содержания его приказа за № 0215 от 25 марта 1942 года следовало, что по результатам проверки госконтролем расхода и учета денежных средств в соединениях, частях и учреждениях ряда военных округов установлены многочисленные случаи составления финансовыми и довольствующими органами завышенных заявок и получения излишних средств против фактической потребности, а также «многочисленные случаи незаконного расходования и прямого хищения денежных средств». Далее шел длинный перечень — в 123-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта старший сержант Богачев украл 32 тысячи рублей, начальник финансовой части штаба 38-й армии Юго-Западного фронта Ермоленко присвоил 7,5 тысяч рублей, начальник финансовой части штаба 40-й армии того же фронта Прокопчук -5,9 тысячи рублей, начальник продовольственного отдела 18-й армии Южного фронта интендант I ранга Каменев незаконно израсходовал на дополнительное питание высшего начсостава и заготовку продуктов, не входящих в паек. 116 тысяч рублей. Последнего предписывалось «за незаконное расходование государственных средств предать суду военного трибунала.

В следующем приказе Хрулева № 0541 от 6 июля 1942 года говорилось, что военной прокуратурой Ярославской железной дороги вскрыто систематическое хищение продуктов военным комендантом Его отделения этой дороги майором Бородиным М. И., его заместителем интендантом 3 ранга Гостевым А. С. и начальником агитпункта политруком Колесниковым А. М… которые «умышленно не учитывали выдаваемые продуктовые талоны, выписывали и получали по фиктивным документам из палатки воен но-продовольственного пункта наиболее дефицитные продукты в неограниченном количестве», а также присвоили 24 посылки с подарками бойцам действующей армии общим весом 946 кг. 25 мая 1942 года Бородин. Гостев и Колесников были осуждены военным трибуналом к высшей мере наказания.

Та же участь постигла военного коменданта станции Тамбов капитана Гусарова В. П. и его заместителей, приговоренных к расстрелу 20 июня 1942 года военным трибуналом Ленинской железной дороги.

В приказах другого заместителя наркома обороны маршала Василевского № 066 от 17 марта 1944 года и № 0128 от 14 мая того же года приводились многочисленные факты казнокрадства, выявленные в 203-м армейском запасном полку и в 63-й армии. Тыловики этой армии только за 10 дней февраля 1944 года умудрились израсходовать на устройство банкетов и раздать генералам и офицерам «721 кг. мясных изделий, более 280 кг. шоколада. сахара и конфет, свыше 220 кг. масла и сала, 358 литров водки, 17 тыс. штук папирос и много других продуктов». С размахом действовали преступники в 203-м запасном полку. Помощник командира полка по хозяйственной части капитан Журавлев и начальник продовольственно-фуражного снабжения старший лейтенант Лушников, — в корыстных целях фабриковали подложные документы и «систематически недодавали положенных норм по красноармейскому и офицерскому пайкам личному составу полка, мотивируя это отсутствием на складе некоторых продуктов». А в действительности эти продукты они украли. Всего — более 50 тонн «на сумму 1 млн. 300 тысяч рублей, из них незаконных расходов на руководящий состав полка — 325 тысяч рублей».

Далее в приказе Василевского говорилось: «Разврат, пьянки и попойки в полку стали обычным явлением. Все это происходило на глазах командира полка и политического аппарата… Желая скрыть преступную деятельность хозяйственной части полка, командир полка полковник Харченко для проверки продовольственной службы полка создавал комиссии из лиц, не умеющих разобраться в деле, которые задабривались продуктами и водкой и подписывали акты, заранее подготовленные хозяйственным аппаратом полка, констатируя благополучие».

В этой связи было приказано: «Военному совету Западного фронта полковника Харченко, подполковника Литвинова и подполковника Черепанова отстранить от ныне занимаемых ими должностей и предать суду военного трибунала».

Встречались среди корыстных преступников и генералы.

Вот одно из таких дел. В 1944 году в Управление бронетанковыми и механизированными войсками 1-го Украинского фронта прибыло около 2 вагонов подарков с продовольствием и вещевым имуществом от братского монгольского народа. Вместо того, чтобы оприходовать их, заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал-майор Петров и помощник командующего генерал-майор Орловский распорядились поделить подарки (более 100 пудов) между высшими чинами управления, а остальное отправить в Москву. От Орловского не отставал и его подчиненный Тарасенко. Из записки, приобщенной к материалам дела, видно, как он распорядился остатками: «Из последних четырех скотин — 1 барана и 1 джейрана передай семье Орловского, 1 джейрана жене Захарова (от меня), 1 барана семье Каца (тоже от меня)». По сохранившимся и изъятым документам было установлено, что таким образом генералами и офицерами управления бронетанковыми и механизированными войсками 1-го Украинского фронта было в общей сложности разбазарено 15 123 кг. мяса, 1959 кг. колбасы, 3000 кг. масла сливочного, 2100 кг. печенья и другое имущество.

В приказе заместителя наркома обороны СССР Маршала Советского Союза А. Василевского и начальника тыла Красной Армии генерала армии А. Хрулева № 0168 от 17 июня 1944 года говорилось, что «эти безобразнейшие факты свидетельствуют о потере чувства ответственности перед государством за сохранность народного достояния у отдельных руководящих работников…, забывших о том, что подарки Красной Армии от населения предназначаются прежде всего для выдачи бойцам и командирам, особенно отличившимся в боях с противником на фронте Отечественной войны». А военному прокурору 1-го Украинского фронта предписывалось расследовать приведенные факты разбазаривания подарочного фонда и привлечь генерала Орловского и еще несколько человек «к судебной ответственности в соответствии с Постановлением ГОКО № 1768с от 18 мая 1942 г.». Генерал-майор Петров, судя по тексту приказа, отделался всего лишь выговором.

Нам же остается добавить, что мы привели лишь несколько примеров, описанных в приказах наркома обороны и его заместителей. Между тем. командиры и начальники рангом пониже тоже издавали такие приказы. И довольно часто. Например. 2 июня 1944 года состоялся приказ № 0167. который подписали начальника тыла 4-го Украинского фронта генерал-лейтенант Логинов и председатель военного трибунала фронта генерал-майор юстиции Мясников. Этим приказом был объявлен приговор трибунала фронта в отношении офицеров, разбазаривших подсобное хозяйство, ранее принадлежавшее Ростовскому артиллерийскому училищу. Начальник хозяйства капитан Коваль и начальник АХО Управления тыла фронта майор Гавриш в течение года расхитили большое количество неоприходованных продуктов — мяса, колбас. яиц. круп и др. Умудрились даже организовать незаконную продажу овощей на рынке. Причиненный ими ущерб составил 436 193 руб. 15 коп. Военный трибунал 4-го Украинского фронта 23 мая 1944 года приговорил Гавриша и Коваля по закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы сроком на десять лет каждого, со взысканием с них суммы причиненного ущерба, а также лишил их воинских званий.

В тыловых учреждениях среди преступлений корыстной направленности было распространено взяточничество.

Так. Управлением НКВД по Новосибирской области в июне 1944 года был арестован дезертир Прозоров. В ходе следствия выяснилось, что он приобрел у начальника ВУС 1 отделения милиции гор. Томска Ивановой за 3000 рублей военный билет с отметкой о негодности к строевой службе.

Военный трибунал Томского гарнизона приговорил Прозорова к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Иванову — к 7 годам ИТЛ.

Многие сотрудники военкоматов, особенно в среднеазиатских и кавказских республиках СССР, на протяжении длительного времени за взятки выдавали военнообязанным, уклонившимся от призыва и мобилизации, а также дезертирам фиктивные документы об освобождении от военной службы.

Так. начальник административно-хозяйственной части Шахринауского РВК Трубицин и начальник 1-й части Октябрьского РВК (Таджикская ССР) Коломиец систематически расхищали бланки воинских документов и сбывали их дезертирам за крупные взятки. Сотрудники Ханларского РВК (Азербайджанская ССР) Багдасаров и Нерсесов выдавали дезертирам фиктивные документы о прохождении фильтрации в спецлагере НКВД, после чего их снимали с военного учета.

Управлением НКВД Ставропольского края в ноябре 1943 года был арестован инструктор Александровского райвоенкомата Калмыков, который систематически сбывал дезертирам похищенные им бланки свидетельств об освобождении от военной службы и командировочных удостоверений.

Управлением НКВД Курской области за аналогичные преступления были арестованы военный комиссар Горшеченского РВК капитан Пурахин и ряд других руководящих работников военкомата.

Нередко фиктивные заключения о болезни с целью освобождения от военной службы выдавались за деньги врачами военно-врачебных комиссий военкоматов, госпиталей, других гражданских лечебных учреждений. Так. НКВД Татарской АССР в 1943 году была арестована группа преступников в количестве 14 человек, из числа медицинских работников лечебнотуберкулезных учреждений гор. Казани.

Участники этой группы, возглавляемой главным врачом Золотухиной, выдавали за взятки лицам, уклонявшимся от мобилизации, фиктивные документы о наличии у них активной формы туберкулеза. Всего по этим документам уклонились от мобилизации около 50 человек. Трибунал приговорил Золотухину к расстрелу, остальных участников преступной группы — к длительным срокам лишения свободы.

 

6. В осажденной Москве

Как известно, сразу после принятия решения об эвакуации в Москве началась большая паника, резко возросло число грабежей, разбоев и других тяжких преступлений. Активизировался преступный элемент, отбившиеся от своих частей военнослужащие, дезертиры, скрывавшиеся от фронта под видом эвакуированных. Оставленные в спешке квартиры москвичей подвергались ограблениям не только уголовниками, но и работниками ЖЭКов…

Между тем. поддерживать общественный порядок в городе по существу было некому. Значительная часть московской милиции оказалась на фронте, либо была задействована для охраны эвакуируемых ценностей и дипломатического корпуса. Работники городских и районных прокуратур и судов уехали в тыл или ушли в народное ополчение. Руководители Верховного суда. Прокуратуры РСФСР и Наркомата юстиции Союза ССР после отъезда вообще не оставили в опустевших зданиях никого из уполномоченных лиц и даже не сдали их под охрану. Достаточно сказать, что нарком юстиции СССР М. Рычков «так торопился покинуть город, что забыл ключи от своего личного сейфа, а в нем ряд секретных бумаг».

Аналогичное сообщение направил 21 октября 1941 года В. Меркулову заместитель начальника 1-го отдела НКВД старший майор госбезопасности Д. Шадрин. В нем говорилось, что после эвакуации аппарата ЦК ВКП (б) в кабинетах ЦК «царил полный хаос», а «в кабинете товарища Жданова обнаружены пять совершенно секретных пакетов.

Столичный военный трибунал эвакуировался в г. Горький. На Арбате, 37. осталась лишь оперативная группа во главе с председателем трибунала диввоенюристом С. П. Романовским. По решению Государственного Комитета Обороны все гражданские суды Москвы были преобразованы в военные трибуналы.

Вскоре информация о судебных процессах над преступниками стала появляться в газетах. Так. в газете «Известия» от 22 октября 1941 года сообщалось, что военный трибунал Московского военного округа рассмотрел дело в отношении грабителей Абдрухманова, Славского, Лавягина и других, которые «занимались во время эвакуации растаскиванием с грузовиков личных вещей эвакуированных».

Более детально криминальная обстановка в столице в критические дни — 16 и 17 октября 1941 года — описана в Справке начальника Управления НКВД по г. Москве и Московской области М. И. Журавлева.

Из этой справки и других документов того времени мы, например, узнаем, что 16 октября 1941 года рабочие завода «Точизмеритель» им. Молотова, увидев машины, груженные личными вещами подготовившихся к эвакуации работников Наркомата авиационной промышленности, окружили эти машины и стали растаскивать вещи. Директор, главный инженер и заведующая столовой бежали от расправы. В тот же день рабочие колбасного завода Московского мясокомбината им. Микояна, уходя из цехов, растащили до 5 тонн колбасных изделий, а рабочие обувной фабрики «Буревестник», выражая недовольство задержкой зарплаты, снесли ворота и. ворвавшись на территорию фабрики, стали расхищать обувь.

Подобного рода факты имели место и на следующий день. Так, на заводе № 69 Наркомата вооружения во время погрузки спирта для отправки в гор. Свердловск «группа рабочих силой изъяла бочку со спиртом и организовала пьянку».

Особое возмущение вызывали многочисленные факты преступного поведения руководителей целого ряда предприятий и учреждений, которые, покидая в спешке свои служебные кресла, зачастую прихватывали с собой из казенной кассы крупные суммы денег. По неполным данным Московской военной комендатуры из 438 предприятий сбежало 779 руководящих работников. Ими было похищено 1 миллион 484 тысячи рублей, угнано около 100 легковых и грузовых автомобилей.

Например, из Нго Московского мединститута бежали, захватив с собой 76 тысяч рублей государственных денег, директор института Парин. его заместители Вишневецкий, Линецкий и другие руководители.

Решением исполкома Моссовета от 17 октября 1941 года были объявлены дезертирами бежавшие из столицы председатель Мосгорпромсовета Пасечников и начальник Управления по делам искусств Фрумкин, «которые бросили свои предприятия на произвол судьбы». Далее предписывалось Московскому управлению НКВД немедленно вернуть их в Москву и предать суду военного трибунала.

Начальник Управления по торговле продтоварами в г. Москве П. Филиппов в своем приказе № 172 от 21 октября 1941 года также квалифицировал действия своих подчиненных как дезертирство: «Некоторые ответственные работники системы Управления продторгами в момент нависшей угрозы над Москвой дезертировали со своих постов, оставив на произвол вверенные им участки работы по организации обслуживания населения. Директор Первомайского райпищеторга Коротченко и его заместители Свердлов и Мысин захватили принадлежащую торгу автомашину и дезертировали 16.Х — с. г. Директор Краснопресненского райпищеторга Краснощеков, его заместитель Власов и главный бухгалтер Григулевич с группой работников захватили две грузовые автомашины, принадлежащие торгу, захватили крупную сумму денег и на большую сумму продуктов и дезертировали 17.Х-С. г. Директор Мосминвод-торга Гриншпун. его заместитель Голубов и главный бухгалтер Чепурной дезертировали 16.Х-с. г. Директор Мосфуражторга Кузнецов и его заместитель Елоев дезертировали 16.Х-С. г.». Приказом все эти лица снимались с работы за дезертирство, а материалы на них передавались следственным органам.

В общей сложности за проявленную трусость, разворовывание государственного имущества и уничтожение партийных билетов партийная комиссия при Московском комитете ВКП (б) за период с 25 октября по 9 декабря 1941 года исключила из рядов КПСС около 950 человек, в основном — партийных чиновников и руководителей предприятий. Часть из них была осуждена военными трибуналами.

Уже на следующий день после опубликования в «Правде» постановления ГКО от 19 октября 1941 года «О введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения» в секретной сводке военной комендатуры на имя наркома внутренних дел СССР сообщалось о том. что за истекшие сутки задержано 14 провокаторов. 26 дезертиров, 15 нарушителей порядка. И далее: «Осуждено: к тюремному заключению на разные сроки — 7 человек, к высшей мере наказания — 12 человек».

О напряженной работе правоохранительных органов и военных трибуналов в те дни можно судить по сводным статистическим данным. В обзоре военной комендатуры от 14 декабря 1941 года «О происшествиях по городу Москве и мерах борьбы с правонарушителями за время с 20.10. по 13.12.1941 г.» говорилось, что менее чем за два месяца «по городу Москве было задержано по разным причинам 121 955 человек». Из них было «осуждено к тюремному заключению — 4741, освобождено по выяснению дела — 23 927, расстреляно по приговорам военных трибуналов — 357, расстреляно на месте — 15».

Главный военный прокурор Н. Афанасьев вспоминал: «Это были дела о мародерах, обворовывавших квартиры москвичей, уехавших в эвакуацию, паникерах-дезертирах, которые, захватив государственное имущество и ценности, пытались бежать из Москвы, просто уголовниках, наживавшихся за счет отсутствия порядка и охраны города, и прочее. Наиболее злостных расхитителей и рецидивистов трибуналы приговаривали к смерти, но ряду лиц этот приговор заменяли отправкой в штрафные батальоны на фронт».

В 1942–1943 годах Московский уголовный розыск ликвидировал более десяти воровских шаек, которые обворовывали пустующие квартиры эвакуированных москвичей и горожан, призванных в армию. Так, в 1942 году была обезврежена «специализировавшаяся» на такого рода преступлениях шайка из 10 человек, возглавляемая вором-«домушником» по кличке Цыган.

В эти годы к числу наиболее распространенных преступлений относились хищения продовольственных карточек и продуктов питания, а также убийства и покушения на убийства с целью овладения такими карточками или продуктами.

Работа сотрудников столичной милиции по защите государственной и личной собственности от расхитителей и спекулянтов была активизирована после принятия постановления Государственного Комитета Обороны от 22 января 1943 года «Об усилении борьбы с расхитителями и разбазариванием продовольственных и промышленных товаров».

Так, за 11 месяцев 1943 года отдел милиции Сокольнического района привлек к ответственности 99 человек, работавших на мельничном комбинате им. А. Цюрупы, 27 из них были арестованы за хищения.

На кондитерской фабрике «Рот Фронт» сотрудники ОБХСС городского Управления милиции разоблачили преступную группу из 12 человек, похитившую свыше 2 тонн сахара и других продуктов. В ходе обысков у них было изъято 25 тысяч рублей и большое количество продуктов питания.

В столице расплодилось много валютчиков-спекулянтов. Поскольку война обесценила деньги, преступники стремились переводить их в золото и драгоценности. Цена царского золотого червонца выросла на черном рынке более чем в 10 раз. С другой стороны, нуждающиеся в продуктах люди, в основном беженцы, вынуждены были продавать принадлежавшие им ценности намного дешевле их реальной стоимости. Спекуляция золотом принимала угрожающие размеры. В 1944 году только у трех спекулянтов — Бершадера, Гениса и Петрикова — было изъято 2 655 560 рублей наличными, 120 золотых рублей царской чеканки, 627 американских долларов, 61 бриллиант, значительное количество золотых изделий и другие ценности на сумму 454 165 рублей.

Еще более тревожная криминальная картина наблюдалась в годы войны в блокадном Ленинграде.

 

7. «Ленинград стал местом смерти»

Эта фраза из листовки, нелегально распространявшейся в блокадном Ленинграде, точно отражает положение дел в северной столице зимой 1941–1942 года. Текст этой листовки с призывом о проведении «голодной демонстрации» был приведен в одном из спецдоиесе-ний управления НКВД по Ленинградской области и гор. Ленинграду, которые регулярно направлялись в Центр. В донесениях скрупулезно и бесстрастно фиксировались настроения блокадников, приводились выдержки из отсортированных цензурой писем «антисоветского содержания», отмечались случаи организованных выступлений возмущенных граждан, анализировались наиболее типичные правонарушения.

Эти документы с секретными грифами, обнародованные лишь недавно, подтверждают, что первопричиной практически все противоправных действий и проявлений, происходивших в Ленинграде в дни блокады, был страшный Голод.

Голод испытывали все. И большинство рядовых работников НКВД, прокуратур и трибуналов не были исключением. Хотя, безусловно, они находились в лучшем положении, чем простые граждане.

Председатель военного трибунала Ленинградского фронта генерал-майор юстиции И. Исаенков вспоминал:

«Трибунал фронта размещался вместе со штабом фронта в центре города — на улице Герцена, в доме № 1. Личный состав находился на казарменном положении, работали и спали в тех же помещениях. Температура зимой в комнатах доходила до минус 4–8 градусов. Некоторых работников зимой 1941/1942 года из-за истощения приходилось освобождать от работы для восстановления сил. помещать в госпиталь, часть из них стали жертвами голода… В декабре 1941 года были случаи, когда и обвиняемые и конвоиры, обессиленные голодом, падали по дороге и их приходилось вместе отправлять в госпиталь…».

Начальник Управления НКВД по Ленинградской области и гор. Ленинграду комиссар государственной безопасности 3 ранга Кубаткин докладывал в феврале 1942 года начальнику войск НКВД СССР генерал-майору Аполлонову о том. что бойцы 72-й бригады войск НКВД, охранявшие особо важные предприятия города, умирают от голода и истощения — «на 1 февраля 1942 года батальоны имеют умерших на почве истощения 152 чел.».

Правда о масштабах голода и обусловленного им криминала потрясает. Военной цензурой и агентами НКВД зафиксировано, что ленинградцы стали называть свой город не только местом смерти, но и моргом, кладбищем покойников, городом мертвецов.

Вот лишь несколько выдержек из их писем своим родным и близким:

«Ленинград, когда-то город-красавец, сейчас превратился в помойную яму, а мы живущие здесь, превратились в стаю голодных зверей».

«Мы вероятно больше не увидимся. Нет у меня надежды на жизнь. Уже едят человеческое мясо, которое выменивают на рынке.

При чтении таких строк вырисовывается страшная картина обреченности, безысходности, безразличия, стремления быстрее умереть: «завидую мертвым…». «надо набраться мужества и покончить с собой. «мы живем наполовину, как загробные тени…».

И, естественно, многие блокадники обсуждали причины сложившегося положения, возмущались и негодовали.

Доцент политехнического института Шмидт:

«Я обвиняю руководителей правительства за то. что они обрекли население Ленинграда на голодную смерть».

Рабочий 2 ГЭС Аверченко:

«Терпение рабочих скоро лопнет. Рабочий класс должен восстать».

Такого рода высказывания не просто фиксировались. Из разряда «отрицательных настроений» они сразу трансформировались в контрреволюционную статью 58–10 УК РСФСР.

Надо сказать, что весь «контрреволюционный элемент» с началом войны в административном порядке был изъят из города — в августе выслали более 2 тысяч человек, а к началу весны в общей сложности около 40 тысяч, в том числе 35 тысяч финнов и немцев. Однако, несмотря на эти и другие предпринимаемые органами госбезопасности меры, военная цензура всю зиму продолжала фиксировать рост отрицательных настроений среди ленинградцев. Например, в проверенных цензурой письмах такие настроения выросли к концу года с 3 до 20 и более процентов. Соответственно, возросло и число дел о контрреволюционной агитации и пропаганде, удельный вес которых в общем числе расследуемых контрреволюционных преступлений превысил 90 процентов (!).

Если обратиться к обзору о состоянии следствия по таким делам за июль-октябрь 1942 года, подготовленному военным прокурором Ленинграда бригвоенюристом А. Панфи-ленко, то можно увидеть, что из 396 контрреволюционных дел, поступивших в это время в военный трибунал, 365 — были дела о контрреволюционной пропаганде и агитации.

В том же обзоре приводились наиболее характерные примеры, с указанием мотивов преступления. Чаще всего — недовольство действиями руководителей страны и Ленинграда, а также ожидание прихода немцев в город.

Среди других контрреволюционных преступлений — дела о терактах, вредительстве и шпионаже, большинство из которых также были шиты белыми нитками. Возьмем дело Александра Никитина. Он фотографировал город сразу после вражеских артобстрелов. Работники НКВД изъяли у него при обыске негативы, на которых были запечатлены разрушенные здания и улицы. Учитывая, что фотосъемка в блокадном Ленинграде без специального разрешения была запрещена, действия Никитина тут же были квалифицированы по контрреволюционной статье, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В период с ноября 1941 года по апрель 1942 года были арестованы и осуждены по контрреволюционным статьям к высшей мере наказания свыше 30 ленинградских научных работников. в том числе член-корреспондент Академии наук СССР Н. С. Кошляков, профессора А. М. Журавский, Б. И. Извеков. Н. В. Розе и другие. Они проходили по делу «Союза старой русской интеллигенции». Всем предъявили надуманные обвинения, сводившиеся к созданию антисоветской организации, ожидавшей прихода немцев с целью восстановления в стране капитализма.

25 апреля 1942 года военный трибунал войск НКВД под председательством военюриста 2 ранга Лапшова приговорил 12 подсудимых к высшей мере наказания — расстрелу. Через месяц Президиум Верховного Совета СССР постановил заменить им высшую меру наказания десятью годами лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. К 1954 году, когда дело пересматривалось на предмет реабилитации. 8 осужденных из 12 — умерли в заключении, в том числе упомянутые Н. В. Розе и Б. И. Извеков.

Помимо контрреволюционных проявлений, в практике работы военных трибуналов доминировали две взаимосвязанные категории дел.

Первая — мародерство, спекуляция продовольствием и ценностями, грабежи, разбои и бандитские налеты на продовольственные склады, магазины и квартиры граждан с целью завладения продуктами и продовольственными карточками.

Вторая — убийства людей, в том числе близких родственников, с целью употребления их мяса в пищу, многочисленные случаи людоедства и «трупоедения».

Всего в блокадном Ленинграде было задержано более 5 тысяч мародеров, расхитителей продовольствия и спекулянтов. У последних только за 9 военных месяцев изъяли 28.8 кг золота, золотых монет царской чеканки, 870 золотых часов, 1260 бриллиантов, более 5 млн. рублей наличных денег, облигаций государственных займов на 2 млн. рублей, а также большое количество продуктов питания.

О расхитителях нередко сообщали местные газеты. Например, в «Ленинградской правде» от 17 июня 1942 года была опубликована заметка «За хищение продуктов — расстрел», в которой говорилось:

«Работавшие на 12-м хлебозаводе кладовщик-весовщик Дорофеев и экспедитор Вейц систематически похищали хлеб, поступавший для отправки в магазины. Их соучастники — агент Левашовского отделения Военторга Петрова, грузчица Акимова и другие перепродавали его по спекулятивным ценам.

Инспектор Смольнинского бюро учета и выдачи продкарточек Синякова присваивала продовольственные карточки, которые сдавались гражданами, эвакуировавшимися из Ленинграда. По этим карточкам ее отец Синяков и некая Садовская приобретали в магазинах продукты и сбывали их по мародерским ценам.

Вырученные от продажи хлеба и продуктов деньги делились между участниками хищений. Милиция раскрыла обе шайки и предала преступников суду.

Военный трибунал приговорил Петрову и Синякову к высшей мере наказания — расстрелу. Вейц. Синякова и Садовскую — к 10 годам лишения свободы, остальных обвиняемых к тюремному заключению на разные сроки».

Такого рода преступных «шаек» было немало. Например, аналогичная хищническая группа в количестве 8 человек действовала на 9-м хлебозаводе. Все преступники также были преданы суду военного трибунала.

В 1942 году было ликвидировано несколько преступных групп, возглавляемых директорами магазинов и райпищеторгов. группа работников Фрунзенского райжилуправления, включавшая умерших граждан в списки на получение продкарточек; группа расхитителей во главе с директором дома инвалидов № 4 Ленгорсобеса, которые с целью сокрытия совершенных хищений продовольствия уменьшали и без того скудные нормы питания больных.

Нельзя без содрогания читать строки расстрельных приговоров военных трибуналов по делам о каннибализме. Число таких дел возростало по мере ухудшения положения с продовольствием.

«Безработная К. 21 года, беспартийная, убила своего новорожденного ребенка и труп употребляла в пищу. К. арестована, в преступлении созналась».

«Санитарка Военно-медицинской академии Ш., 20 лет, беспартийная, с целью похищения продкарточек. убила топором свою мать и соседку. Убийца скрылась, но была разыскана и арестована, в преступлении созналась».

Таких примеров в спецсообщениях Управления НКВД сотни. Велась и соответствующая статистика, достигшая пиковых цифр к концу зимы.

В донесении Управления НКВД № 10198 от 10 февраля 1942 г. говорилось: «Только за 10 дней февраля в городе Ленинграде и пригородных районах арестовано за людоедство 311 чел… Всего за эти преступления арестовано 724 человека. Из числа арестованных умерло в тюрьме 45 человек, главным образом лица, употреблявшие в пишу трупы. Дела на 178 человек следствием закончены и направлены на рассмотрение Военного Трибунала, 89 чел уже расстреляны». А в следующем донесении от 23 февраля отмечалось, что «дела на 554 человека следствием закончены и переданы на рассмотрение Военного Трибунала, 329 человек уже расстреляны, 53 человека приговорены к 10 годам лишения свободы».

Число осужденных за каннибализм продолжало расти до начала лета — в донесении за № 10734, подписанном Кубаткиным 2 июня 1942 года, констатировалось: «Всего за употребление человеческого мяса арестовано 1965 чел. Следствие по делам на 1913 чел. закончено. Военным трибуналом приговорено к ВМН — 586 чел., осуждено к разным срокам лишения свободы — 668 чел.».

Две тысячи людоедов! Некоторые, судя по донесениям и приговорам, для этих целей объединялись в устойчивые преступные группы. Одна из них действовала на станции Разлив. В документах она фигурировала как «банда людоедов». Эта преступная группа включала 6 человек, трое из которых работали на Финляндской линии Октябрьской железной дороги. Преступники, как правило, намечали очередную жертву в хлебных магазинах и заманивали ее на квартиру, якобы, для обмена продуктов на вещи. Затем совершали убийство, вещи и продукты делили между собой, а труп употребляли в пищу. Всего за первые три месяца 1942 года было убито таким образом 13 человек. Все члены преступной группы были приговорены военным трибуналом к расстрелу.