1. Плен равносилен предательству

Высказываются разные мнения по поводу того, заявляли или нет руководители советского государства о том, что в СССР не существует понятия «военнопленные» — есть лишь «дезертиры, предатели Родины и враги народа». Но то, что фактически действовала формула — плен равносилен предательству — фронтовики знали хорошо. И это была одна из основных причин, по которой многие военнопленные стали сотрудничать с врагом. Подсчитать точное их число практически невозможно. По разным оценкам, на стороне немцев воевало или оказывало им различную помощь от 800 тысяч до 1 миллиона человек. Значительную их часть составляли «хиви», включая тех, кто служил во вспомогательной полиции, охранных командах и восточных батальонах, а также — «власовцы» и военнослужащие казачьих, национальных и некоторых других формирований. В свою очередь, большинство из них были набрано немцами на службу из числа граждан оккупированных областей и военнопленных. Как принудительно. так и добровольно. История сохранила примеры, когда в начальный период войны убегали целыми подразделениями. Так, в августе 1941 года на сторону врага перешел командир 436-го полка Красной армии майор И. Н. Кононов вместе с большой группой военнослужащих этого полка, включая заместителя командира по политчасти батальонного комиссара Д. Панченко. Кононов записал в своем дневнике: «22 августа 1941 года 436-й стрелковый полк, 155-й стрелковой дивизии, под командованием майора И. Н. Кононова, вступил в открытую борьбу против советской власти, перейдя на сторону немцев».

Войска Комитета освобождения народов России (КОНР), именуемые также Русской освободительной армией (РОА) генерала А. А. Власова — наиболее известный пример организованного сотрудничества бывших военнослужащих Красной армии с фашистами.

О РОА и ее командирах написано достаточно много. Поэтому мы остановимся лишь на основных причинах, породивших это явление, которые нашли отражение в материалах архивных следственно-судебных дел.

Известно, что большинство предателей было осуждено военными трибуналами за измену родине в послевоенные годы.

1 августа 1946 года Военная коллегия Верховного суда СССР провозгласила приговор по наиболее громкому делу в отношении так называемого «власовского ядра». На скамье подсудимых оказалось тогда двенадцать наиболее одиозных предателей, изменивших своей Родине. Пятеро из них являлись генералами Красной армии. Доказательства их преступной деятельности были собраны следствием в 29-ти томах. К смертной казни через повешение были приговорены: А. А. Власов. В. Ф. Малышкин. Г. Н. Жиленков, Ф. И. Трухин. Д. Е. Закутный. И. А. Благовещенский, М. А. Меандров, В. И. Мальцев, С. К. Буняченко, Г. А. Зверев. В. Д. Корбуков и Н. С. Шатов.

Всего, по данным историка К. М. Александрова, общая численность офицерских кадров Русской освободительной армии А. А. Власова в апреле 1945 года превысила 4 тысячи человек. более 300 являлись представителями командно-начальствующего состава Красной армии, флота и органов госбезопасности СССР. Среди них — «генерал-лейтенант, 5 генерал-майоров, комбриг, бригадный комиссар, 28 полковников, капитан I ранга…».

В своем поведении и поступках эти люди, большинство из которых были военнопленными. «руководствовались разными и противоречивыми мотивами».

Военный историк Д. А. Волкогонов писал об этих мотивах и причинах, подталкивавших советских военнослужащих на путь предательства: «Еще были живы обиженные Советской властью. Многих заставлял идти на путь сотрудничества с захватчиками страх, стремление приспособиться, выжить. Некоторые, особенно в 1941 году, считали, что немцы пришли надолго, если не навсегда. Ну и. наконец, во все времена были и. наверное, будут слабые, безвольные, а то и просто мерзкие люди, способные на подлость, предательство, измену».

Анализ изученных архивных дел показывает, что действительно для большинства военнослужащих, согласившимся сотрудничать с немцами, доминирующим мотивом был страх за свою жизнь и стремление любым путем выжить. Поэтому многие из них при первой же возможности переходили к своим. Иногда целыми подразделениями, как это было в октябре 1942 года, когда в расположение наших войск перешли военнослужащие туркестанского и грузинского легионов.

В плену многим военнослужащих РККА пришлось делать нелегкий выбор между жизнью и смертью. Причем, смертью не столько от голода и холода, сколько от пули, которая поджидала их на родине, на основании приговора военного трибунала. Они сами признавались в этом на допросах. Например, начальник политуправления Воронежского фронта генерал С. С. Шатилов в июне 1943 г. отмечал в одном из донесений, что стойкость войск РОА на фронте будет обусловливаться тем страхом, который испытывают солдаты перед наказанием за измену Родине.

Не так давно обнародован текст выступления маршала Г. К. Жукова, которое полководец предполагал озвучить в 1956 году на несостоявшемся Пленуме ЦК. Там, в частности, сказано: «Некоторая часть военнослужащих, попав в плен и зная о неизбежности для них репрессий на Родине, естественно не проявляла стремления к тому, чтобы бежать из плена».

В этой связи надо заметить, что немалое число командиров власовской армии не понаслышке знали о методах работы НКВД и военной юстиции. Заместитель А. А. Власова генерал-майор РККА В. Ф. Малышкин. находясь в 1938 году на должности начальника штаба Сибирского военного округа, был арестован в связи в делом о военно-фашистском заговоре и 14 месяцев провел в заключении. Командующий ВВС того же округа полковник В. И. Мальцев, возглавивший авиацию РОА. 11 марта 1938 года был арестован в том же году без всяких на то оснований и находился в заточении полтора года.

Командир 1-й пехотной дивизии вооруженных сил КОНР С. К. Буняченко, бывший полковник Красной армии, возглавлявший в 1942 году 389-ю стрелковую дивизию, был приговорен в сентябре 1942 года военным трибуналом Северной группы войск Закавказского фронта по ст. 193—20 п. «б» УК РСФСР к расстрелу, замененному 10 годами лишения свободы, с отсрочкой исполнения приговора. После этого, его назначили командиром 59-й отдельной стрелковой бригады. А в октябре того же года из-за нераспорядительности Буняченко эта бригада понесла существенные потери. «Опасаясь быть арестованным вторично — заявил он на следствии — 17 декабря 1942 года я перешел на сторону врага».

Возглавивший находившуюся в стадии формирования 2-ю дивизию вооруженных сил КОНР полковник Г. А. Зверев с 1938 года находился в оперативной разработке НКВД как «заговорщик». С началом войны дважды побывал в плену. В 1941 году Зверев оказался вместе со своей 190-й стрелковой дивизией в котле под Уманью. Но сумел вырваться из плена и перейти линию фронта, после чего с трудом прошел двухмесячную проверку в фильтрационном лагере НКВД. А в 1943 году 350-я стрелковая дивизия, которой он тогда командовал, была разбита немцами под Харьковом. Попав в плен во второй раз. Зверев решил, что на этот раз его не пощадят и сломался.

Командир 3-й дивизии вооруженных сил КОНР полковник М. М. Шаповалов, служивший в довоенные годы в одном из дальневосточных укрепрайонов, тоже был необоснованно арестован по контрреволюционной статье и восемь месяцев провел в заключении.

Всего же среди «власовцев» из числа «представителей высшего и старшего комначсо-става РККА и ВМФ (113 человек) доля пострадавших от НКВД в 1936–1942 гг. составила 13 % (15 человек)».

Надо признать, что аресты по надуманным обвинениям, сопровождавшиеся применением к подследственным физических методов воздействия, существенно подорвали их веру в справедливость Советской власти, породили у необоснованно репрессированных командиров чувства горечи, разочарования и обиды. И, безусловно, повлияли на их выбор перейти на сторону врага.

Генерал А. А. Власов в отличие от своих подчиненных не сидел и не арестовывался. Его карьера складывалась блестяще. В юности он закончил духовное училище, затем учился в духовной семинарии, готовясь принять священный сан. Но стал кадровым офицером Красной Армии, причем, если судить по документам, одним из лучших командиров. Неоднократно части и подразделения, которыми он командовал, признавались передовыми и «показательными» в масштабах военного округа, а 99-я стрелковая дивизия, которую Власов возглавлял перед войной, вообще была признана одной из лучших в Красной армии. Войну он встретил во Львове, во главе 4-го механизированного корпуса. Неплохо проявил себя под Перемыш-лем, при обороне Киева и в период контрнаступления под Москвой. Но «чертова отметина»со временем все же проявилась. Когда Власов принимал роковое для себя решение предать Родину, он вряд ли руководствовался идейными соображениями. Чашу весов перевесили, скорее всего, его тщеславие, трусость, обида и неудовлетворенные амбиции. Поэтому многочисленные попытки представить «власовское движение» как альтернативу большевизму, по мнению автора, мало на чем основаны. Далее рассмотрим этот вопрос более детально.

 

2. Кто же он — генерал Власов?

Накал дискуссий вокруг фигуры генерала А. А. Власова не снижается уже много лет. В 2016 году неоднозначную реакцию в обществе вызвала докторская диссертация К. М. Александрова. Выводы историка резко контрастировали с уже опубликованными к этому времени документами в сборнике «Генерал Власов: история предательства». Составитель этого издания Т. Царевская-Дякина отмечала: «Даже если будут найдены какие-то новые документы или чьи-то письма и мемуары, общей картины они не изменят. Останется неизменным и главный вывод: Власов был предателем и марионеткой в руках врагов, с которыми воевал не только Советский Союз, но и другие страны антигитлеровской коалиции».

Между тем. К. М. Александров придерживается иного мнения. В его диссертации генерал Власов ни разу не назван предателем. И даже — коллаборационистом.

Так кто же он — генерал Власов?

Отвечая на этот вопрос, обратимся к трагическим судьбам 80-ти советских генералов, оказавшихся в годы войны в плену и поразмышляем над той зыбкой гранью, которая отделяет предателей от героев.

Около 30-ти побывавших в плену генералов после войны были осуждены трибуналами за измену Родине и другие контрреволюционные преступления.

Все ли они действительно предали родину? Оказалось, что нет. Из 30 человек к настоящему времени половина реабилитирована. Тогда как генералу Власову в реабилитации было отказано.

Архивные дела в отношении этих генералов наглядно свидетельствуют, что грань между предателями и теми, кто оступился, проявил слабость, действительно очень тонка. А анализ доказательственной базы, положенной в обоснование степени их вины — весьма сложен. Прежде всего, это касается мотивов и целей, которые они ставили перед собой, когда шли на сотрудничество с врагом.

Поясню эту мысль на примере двух генералов — А. А. Власова и М. Ф. Лукина. Оба хорошо себя зарекомендовали в начальный период войны. Оба оказались в плену, в ранге командующих армиями. Оба, согласно архивным документам, пошли на сотрудничество с немцами. Но в историческом формуляре Великой Отечественной войны они по разные стороны баррикад: Власов — предатель. Лукин — Герой России. Хотя и он долгие годы жил «в обстановке политического недоверия» (слова из письма М. А. Шолохова в Главную военную прокуратуру) и был удостоен геройского звания только в 1993 году.

В чем же разница между ними?

Первое — обстоятельства пленения.

Второе — обстоятельства сотрудничества с немцами.

Генерал Власов при задержании не оказывал сопротивления, не скрывал, кем является на самом деле, на допросах давал подробные показания по всем задаваемым ему вопросам. А главное — вскоре после пленения сам проявил инициативу в сотрудничестве с врагом, направив немецкому командованию «Обращение бывшего командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта А.А.Власова… к Верховному командованию ОКХ об организации центра формирования русской армии для борьбы со сталинским режимом».

Все это ставит под сомнение утверждения «адвокатов» Власова о том, что он руководствовался патриотическими чувствами и остался верным своей родине.

Что касается генерала М. Ф. Лукина, то он попал в плен тяжело раненым, находясь в бессознательном состоянии. В плену ему ампутировали ногу. Сотрудничать с врагом генерал Лукин отказался. Хотя историк Б. Соколов одним из первых, ссылаясь на ранее неизвестные архивные источники, стал намекать на предательство генерала. Якобы, он «передал немцам предложение создать альтернативное русское правительство, которое доказало бы народу и армии, что можно. бороться против ненавистной большевистской системы“, не выступая при этом против интересов своей родины».

Основной документ, которым оперировал Б. Соколов — протокол допроса генерала Лукина от 14 декабря 1941 года. На самом деле это не протокол допроса, а отчет о «непринужденной беседе» с генералом Лукиным, составленный через два дня после этой беседы. Но даже, если называть это показаниями Μ. Ф. Лукина и исходить из их подлинности, то при аутентичном переводе вы не найдете там слов о его желании сотрудничать с немцами.

Что есть в этом отчете (сообщении)? Критика большевистского строя. Неверие В ТО, что Гитлер несет освобождение народам России, в т. ч. от большевизма. Мнение о нежизнеспособности идеи о создании при участии немцев альтернативного правительства. Возможно, Μ. Ф. Лукин говорил, что «большевизм чужд русскому народу», и что большевики «слишком много крови пролили». Однако в этом отчете нет и намека на его желание принять участие в создании альтернативного русского правительства. Зато записаны слова генерала о том. что «вторгнувшийся враг — это агрессор, и с ним надо бороться» либо (в другой редакции перевода) — «в народе повсеместно живо сознание отпора иностранному агрессору».

Где же тогда Б. Соколов откопал информацию о «сотрудничестве» генерала Лукина с немцами?

Вариантов немного — в сочинениях немецкого историка Й. Хоффманна об истории власовской армии, в статьях А. Н. Артемова, лидера «НТС» (Народно-трудового союза) или в воспоминаниях допрашивавшего Лукина капитана В. К. Штрик-Штрикфельдта. Последний, правда, не раз подчеркивал, что Лукин хотя и готов был. «невзирая на свою инвалидность, стать во главе пусть роты, пусть армии — для борьбы за свободу, но ни в коем случае не против своей родины».

Написал Штрик-Штрикфельдт и о встречах Власова с Лукиным. Последний заявил Власову: «Из моего опыта в немецком плену, я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Я не верю, что они изменят свою политику. А отсюда, Власов, всякое сотрудничество с немцами будет служить на пользу Германии, а не нашей родине».

Сам Власов, как видно из протокола его допроса от 25 мая 1945 года, подтвердил, что встречался с Лукиным в лагере, находившемся под Берлином, и тот действительно сказал ему. что «немцам не верит, служить у них не будет, и мое предложение не принял».

Теперь о позиции историка К. Μ. Александрова. Признавая, что Власов совершил государственную измену, он добавляет, что генерал изменил нехорошему государству, «систематически истреблявшему миллионы собственных граждан». В своих публикациях Александров акцентирует внимание на том. что жизненные риски генерала Власова резко возросли после того как он пошел на сотрудничество с немцами. По мнению историка, он «прекрасно понимал. что меняет лагерный барак… не на «комфортный особняк», а на петлю во дворе Бутырской тюрьмы». В подтверждение этого тезиса К. Александров приводит «малоизвестные слова генерал-лейтенанта М.Ф.Лукина. которыми бывший командующий 19-й армией отчасти мотивировал собственное нежелание участвовать во власовском движении: «Я знаю, что меня ждёт на Родине: пенсия и скромный домик, где я как калека мог бы дожить свою жизнь». А затем (противопоставляя Власова Лукину) резюмирует: «И как бы к Власову и его поступку ни относиться, нельзя не признать очевидного: вполне благополучный, успешный советский генерал, обласканный Системой и вождём, сознательно отказался «от пенсии и скромного домика» во имя призрачной, почти неосуществимой возможности стать во главе антисталинского движения».

Вопрос о том. насколько этот выбор генерала Власова был сознательным, далеко не прост. И не столь очевиден, как это кажется К. М. Александрову. Он был бы очевиден лишь в одном случае — если бы Власов не верил в победу фашистов и верил, что РККА разгромит Вермахт. Но его действия скорее свидетельствуют об обратном. Доминирующим мотивом в поведении Власова было спасение своей жизни. А цель, которую он выбрал для реализации этого мотива, является вторичной.

В этой связи важно заметить, что историк К. М. Александров, точно очерчивая детали этой истории, подробно описывая положительные качества и поступки генерала Власова, упускает (или умышленно затушевывает) главное — сам факт предательства. Нет необходимости подробно об этом говорить, поскольку на это обстоятельство уже обратили внимание оппоненты историка. Так. в отзыве Б. П. Белозёрова прямо сказано, что соискатель «умышленно спрятал истинную проблему задуманной темы — предательство Власова и его последствия». По мнению доктора исторических наук М. И. Фролова, утверждение исследователя о том, что власовское движение представляло собой опыт социального протеста против советского государства «вытекает из принципиального ошибочного определения характера войны СССР и нацистской Германии», как противоборства «двух симметричных тоталитарных режимов».

Теперь о «пенсии и скромном домике», от которых отказался генерал Власов и не отказался генерал Лукин.

Убежден — не об этом думал генерал Лукин, когда отказывался от предложений предателя Власова. Хотя, вероятно, он не раз вспоминал в плену отчий дом в деревне Полухтино Тверской губернии, который у него ассоциировался с родным Отечеством.

Даже в случае, если бы Лукин и говорил немцам о возможности своего личного выступления против правящего в России режима, это не давало бы нам оснований причислить его к предателям и изменникам Родины. Во-первых, говорить, это еще не значит действовать. Во-вторых, выступление против правящего режима не есть выступление против своего Отечества, своей земли, своего народа! В-третьих, речь в этом случае могла идти о выступлении не вместе с немцами и не в их рядах. А тем более — не в их форме. Власов же пошел на это. Он не предал «нехорошее» государство. Он изменил своей Родине.

Представляется, что именно здесь пролегает искомая нами грань. И это хорошо понимали практически все плененные немцами советские генералы. Кстати, из их показаний также следует, что М. Ф. Лукин остался верен своему солдатскому долгу и категорически отвергал сотрудничество с врагом. Ничего не «нарыли» на генерала в «Смерше». Кроме, «антисоветских разговоров». Но по этому поводу надо сказать, что, то не только Лукин, но и многие другие генералы, оказавшиеся в плену, негативно отзывались о Сталине и проводимой им политике.

Между тем. вряд ли есть необходимость убеждать кого-то в том, что отношение к Сталину, и отношение к Родине — это совершенно разные вещи. Именно здесь проходит водораздел между предательством и преданностью интересам Родины. Генерал Власов перешел этот Рубикон. Генерал Лукин остался чист как перед своей совестью, так и перед своим народом.

 

3. «Соколы» генерала Власова

Долгие годы о власовских «соколах» в нашей стране ничего не знали. Тема была абсолютно закрытой. Помню, как уже в середине восьмидесятых годов прошлого века, один из ветеранов военной юстиции чуть ли не шепотом рассказывал мне о двух летчиках, Героях Советского Союза, которые сразу после войны были расстреляны по приговорам военного трибунала за то. что служили у Власова. А через несколько лет об этом подробно написал немецкий историк Й. Хоффманн (Гофман).

Командовал авиацией вооруженных сил КОНР бывший полковник Красной армии В. И. Мальцев. Он заявлял:

— Пощады нам не будет. Да мы и не собираемся просить пощады, потому что мы — не изменники своей страны, мы — борцы за освобождение русского народа от сталинской тирании.

Нечто подобное заявлял и генерал Власов. Но. если по поводу причин, побудивших его перейти на сторону немцев, споры продолжаются до сих пор, то в отношении Мальцева, все сходятся во мнении, что он действительно был идейным антисоветчиком.

Мальцев сам изъявил желание сотрудничать с немцами как только Крым оккупировали германские войска. Побудительным мотивом, подтолкнувшим его к принятию такого решения, явились, как уже сказано, необоснованные репрессии, совершенные в отношении него в 1938 году.

Рвение Мальцева фашисты оценили по достоинству и назначили его бургомистром Ялты. Он не раз выступал перед местным населением с призывами о необходимости активной борьбы с большевизмом, лично сформировал в этих целях несколько подразделений, в том числе карательный батальон. А в 1943 году Мальцев активно поддержал идею немецкого подполковника Г. Холтерса о создании русской добровольческой авиагруппы, которую и возглавил. Он без устали мотался по лагерям, подбирая и обрабатывая плененных советских летчиков. Их переправляли в учебный лагерь в польском городе Сувалки. Там «добровольцы» подвергались всесторонней проверке и дальнейшей психологической обработке, обучались, приносили присягу, а затем отправлялись в Восточную Пруссию, где в лагере Морицфельде формировалась авиагруппа, получившая в исторической литературе название — группа Холтерса — Мальцева…

В сетях Мальцева вскоре оказалось несколько попавших в плен советских асов. Среди них — майор И. И. Теников. сбивший тараном в сталинградском небе немецкий истребитель Ме-110. Герои Советского Союза капитан С. Т. Бычков и старший лейтенант Б. Р. Антилев-ский.

Для летчика-истребителя Бычкова 1943 год складывался удачно. Он храбро воевал. Сбил в воздушных боях более 10 немецких самолетов, получил два ордена Красного Знамени. О его судимости уже не вспоминали. Бычков стал заместителем командира 482-го истребительного полка, 2 сентября 1943 года его наградили Золотой Звездой Героя Советского Союза. Удача изменила Семену Бычкову 10 декабря 1943 года. Огнем зенитной артиллерии его истребитель был сбит. Осколки ранили и летчика. Он выпрыгнул с парашютом, а после приземления был захвачен в плен.

Капитана Бычкова поместили в лагерь для пленных летчиков в Сувалках. А затем перевели в Морицфельде, где он вступил в авиационную группу Холтерса — Мальцева.

Было ли это решение добровольным? Однозначного ответа на этот вопрос нет и сегодня. В судебном заседании Военной коллегии по делу Власова и других руководителей РОА С. Т. Бычков был допрошен в качестве свидетеля. Он заявил суду, что в конце января 1945 года Мальцев предложил ему перейти на службу в «авиацию РОА» и после его отказа был им сильно избит, после чего оказался в лазарете. Но Мальцев и там не оставил его в покое, продолжая запугивать тем. что на родине его все равно расстреляют, и что выбора у него нет.

Между тем. в своей книге Й. Хоффман привел ряд доводов, указывавших на то, что это был спектакль, режиссерами которого выступили специалисты из НКВД. Но если даже немецкий историк прав, из этого вовсе не вытекает, что после пленения Бычков, да и другие летчики, не подвергались мощнейшей психологической обработке. Мальцев в ходе следствия подтвердил, что капитана Бычкова «длительное время обрабатывал в антисоветском духе».

Сегодня известно, что многие летчики, оказавшись в плену, пошли на сотрудничество с немцами, рассчитывая при первом удобном случае переметнуться к своим.

Почему этого не сделали Бычков и Антилевский? Ведь у них. безусловно, такая возможность была. Вероятно, как раз по названной причине. Вначале их. молодых двадцатипятилетних ребят, подвергли мастерской психологической обработке, убеждая, что на Родину у них пути нет. что им уже вынесены заочные приговоры… А потом было поздно.

Впрочем, все это предположения. Установленным же фактом является то, что оба Героя не только согласились сотрудничать, но и стали активными помощниками Мальцева.

В следственно-судебных документах по делу Б. Р. Антилевского указано: «В конце 1943 года добровольно поступил в. Русскую освободительную армию" (РОА), был назначен командиром авиаэскадрильи и занимался перегонкой самолетов с немецких авиазаводов к линии фронта, а также обучал летчиков „РОА“ технике пилотирования на немецких истребителях. За указанную службу поощрен двумя медалями, именными часами и присвоением воинского звания. капитан“. Кроме того, подписал „воззвание" к советским военнопленным и советским гражданам, в котором возводилась клевета на советскую действительность и руководителей государства. Его портреты, с текстом „воззвания" немцами распространялись как в Германии, так и на оккупированной территории Советского Союза. Также неоднократно выступал по радио и в печати с призывами к советским гражданам вести борьбу против Советской власти и переходить на сторону немецко-фашистских войск»…

Повоевать в полную силу «соколы» генерала Власова не успели. Достоверно известно, что в бой с частями Красной армии бомбардировочная эскадрилья Антилевского вступила только 13 апреля 1945 года, поддержав огнем наступление 1-й дивизии РОА на один из советских плацдармов. 20 апреля авиационные части Мальцева перебрались в г. Нейерн. а еще через неделю капитулировали в районе Лангдорфа.

Офицерскую группу, численностью около двухсот человек, в которой оказался и С. Т. Бычков, направили в лагерь для военнопленных в окрестностях французского города Шербура. Туда же был доставлен и В. И. Мальцев. Он дважды пытался покончить с собой. Но избежать расплаты за предательство ему не удалось. На специально прилетевшем за ним «Дугласе» Мальцев в последний раз поднялся в воздух и был доставлен в Москву, где 1 августа 1946 года приговорен к смертной казни и вскоре повешен вместе с Власовым и другими руководителями РОА. Мальцев был единственный из них, кто не просил о пощаде и помиловании. Он лишь напомнил судьям Военной коллегии в последнем слове о своем необоснованном осуждении в 38-м году, подорвавшем его веру в Советскую власть. С. Т. Бычкова «приберегли» для этого процесса в качестве свидетеля. Вероятно, обещали, что, в случае дачи им нужных показаний, сохранят жизнь. Но вскоре, 24 августа того же года, военный трибунал Московского военного округа осудил его к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 4 ноября того же года.

Что касается Б. Р. Антилевского, то большинство исследователей утверждают, что ему удалось избежать выдачи советским властям, скрывшись в Испании, и что он был осужден к расстрелу заочно. Между тем. материалы уголовного дела в отношении Б. Р. Антилевского не дают оснований для подобного рода утверждений.

Трудно сказать, откуда берет свое начало «испанский след» Б. Антилевского. Возможно, по той причине, что его самолет Fi-156 «Шторх» был подготовлен для вылета в Испанию, а в числе офицеров, плененных американцами, его не оказалось. По материалам же дела, после капитуляции Германии он находился в Чехословакии, где вступил в «лжепартизанский» отряд «Красная искра» и получил документы участника антифашистского движения на имя Березовского. Имея на руках эту справку, он. при попытке пробраться на территорию СССР, был арестован сотрудниками НКВД 12 июня 1945 года. Антилевского-Березовского неоднократно допрашивали, полностью изобличили в измене Родине и 25 июля 1946 года осудили военным трибуналом Московского военного округа по ст. 58—1 п. «б» УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией лично принадлежащего имущества. Данных о приведении приговора в исполнение в деле нет.

По странной иронии судьбы, согласно справке, изъятой у Антилевского при обыске, члена партизанского отряда «Красная искра» Березовского тоже звали Борисом.

В 2001 году Главная военная прокуратура по результатам пересмотра дела Б. Р. Антилевского пришла к заключению, что он не подлежит реабилитации.

К сказанному остается лишь добавить, что даже на примерах трагических судеб Бычкова и Антилевского, совершивших геройские подвиги во имя своей Родины, а затем скатившихся до ее предательства, вряд ли уместно давать резкие и однозначные оценки по поводу причин, толкнувших их на сотрудничество с немцами. Еще сложнее это делать в тех случаях. когда следственные органы искусственно подтягивали имевшие место в действительности противоправные поступки попавших в плен людей к контрреволюционной статье 58–16 Уголовного кодекса, а оправдывавшие обвиняемых факты и обстоятельства опускали и замалчивали. Между тем, материалы архивных дел свидетельствуют, что «сотрудничество» с немцами нередко было вынужденным и преследовало цель избежать смерти в лагере и добраться до своих.

 

4. Задолго до Нюрнберга

1 октября 1946 года в Нюрнберге был провозглашен приговор Международного военного трибунала, осудивший главных военных преступников. Об этом знают все. Меньше известно, что первые судебные процессы над гитлеровскими палачами и их пособниками провели советские военные трибуналы еще в 1943 году. Материалы некоторых из этих дел были представлены в Нюрнберге в качестве доказательств.

Уже в первые месяцы войны стало ясно, что, вопреки нормам международного права, немецко-фашистские захватчики на оккупированных территориях не только грабят, разрушают города, села и памятники культуры, но и ведут кровавую войну с мирными людьми. Нюрнбергский трибунал установил, что их массовое уничтожение было санкционировано нацистской верхушкой и готовилось задолго до войны. Это подтверждают многие документы. И прежде всего — план «ОСТ».

Страшные свидетельства того, насколько фашисты преуспели в выполнении этого плана, впервые были зафиксированы в материалах судебных процессов военных трибуналов над нацистскими преступниками и их пособниками.

Проведение таких судов выдвинуло в повестку дня вопрос о создании правовой базы для применения репрессий в отношении иностранных граждан. В этой связи был разработан и утвержден Президиумом Верховного Совета СССР специальный Указ от 19 апреля 1943 г. «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников»» который предусматривал применение к «немецким, итальянским, румынским, венгерским, финским фашистским злодеям» и их пособникам смертной казни через повешение.

Первоначально рассмотрение дел в отношении карателей и их пособников возлагалось на учрежденные в этих целях военно-полевые суды. Однако Указами от 8 сентября 1943 года и 24 мая 1944 года право рассматривать дела о преступлениях, предусмотренных Указом от 19 апреля 1943 года, было предоставлено военным трибуналам.

Один из первых таких процессов был проведен в Краснодаре. Он получил большой общественный резонанс и международную огласку.

Военный трибунал Северо-Кавказского фронта заседал в кинотеатре «Вулкан» с 14 по 18 июля 1943 года. И каждый день зал был забит до отказа. Люди стояли в проходах, в коридорах, на улице.

Трибунал установил, что по приказу генерал-полковника Руофа гестаповцы под руководством полковника Кристмана, нескольких офицеров и врачей — фашистов Герца и Шустерав течение более полугода систематически истребляли мирное население Краснодарского края. Активно помогали им в этом находившиеся на скамье подсудимых пособники фашистов Тищенко. Речкалов, Ластовин. Пушкарев и другие палачи, предавшие Родину. Они участвовали в расстрелах и удушении отравляющими газами, которые вырабатывали специально оборудованные автомашины, так называемые «душегубки», около 7000 тысяч ни в чем не повинных советских людей.

Возмездие было суровым. Восемь преступников трибунал приговорил к смертной казни через повешение, троих — к каторжным работам сроком на 20 лет каждый. Приговор приводился в исполнение публично — на городской площади Краснодара. По материалам процесса был снят кинофильм «Приговор народа». В этом документальном фильме отражен весь ход судебного разбирательства и исполнение приговора. Кроме того, на русском, английском и немецком языках были выпущены специальные брошюры, освещавшие процесс военного трибунала фронта.

В тот же году состоялся судебный процесс в Харькове. Один из комментаторов американской радиокомпании «Колумбия» назвал его «первым настоящим судом над военными преступниками во всей истории». Заседание военного трибунала 4-го Украинского фронта проходило с 15 по 18 декабря 1943 года в уцелевшем здании театра имени Шевченко. Вел судебное разбирательство председатель трибунала фронта генерал-майор юстиции А. Н. Мясников. Кроме многочисленных аккредитованных зарубежных журналистов на этом процессе присутствовали известные советские писатели и публицисты А. Толстой. Л. Леонов, И. Эренбург, П. Тычина и другие.

Примечательно, что один из подсудимых — заместитель командира роты СС при харьковской зондеркоманде СД унтерштурмфюрер СС Ганс Риц — имел высшее юридическое образование и знал, как международное право квалифицирует совершенные им преступления. Вместе с Рицем на скамье подсудимых оказались: офицер военной контрразведки германской армии капитан Рецлав и их пособник Буланов. Все они принимали активное участие в расстрелах и зверствах над военнопленными и мирными жителями. Хотя и являлись второстепенными фигурами. Но основные действующие лица, устроившие геноцид на харьковской земле, на процессе также были названы поименно. А их злодеяния зафиксированы в судебных материалах.

Как видно из приговора, «в период временной оккупации города Харькова и Харьковской области немецко-фашистскими захватчиками расстреляно и повешено, заживо сожжено и удушено посредством окиси углерода свыше 30 000 мирных, ни в чем не повинных граждан, в том числе женщин, стариков и детей». Все четверо лиц, представших перед военным трибуналом, были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных частью первой Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, и приговорены к смертной казни через повешение.

На харьковском процессе было установлено, что вместе с осужденными чудовищные преступления на нашей земле творили офицеры и солдаты дивизий СС «Адольф Гитлер» и «Мертвая голова». Свой кровавый след они оставили не только на Харьковщине. В ходе разбирательства на судебном процессе военного трибунала Киевского военного округа, состоявшемся в ноябре 1947 года, было установлено, что только в Полтавской области было убито и замучено 221 895 человек, в том числе 58 369 женщин и 11 256 детей. В Полтаве на скамье подсудимых оказались 22 фашистских карателя из танковой дивизии СС «Мертвая голова». В их числе были бригаденфюрер СС Беккер и генерал-лейтенант гитлеровской армии Шартов.

В те дни, когда в Нюрнберге заседал международный военный трибунал (20 ноября 1945 года- 1 октября 1946 года), состоялось несколько крупных судебных процессов в СССР — в Смоленске. Киеве. Минске, Николаеве, в Прибалтике и других местах. В основном, они проходили в декабре 1945 года — январе 1946 года.

Так. в декабре 1945 года состоялся суд в Смоленске. Председательствовал на нем генерал-майор юстиции А. Д. Горячев. Государственным обвинителем выступил старший советник юстиции Л. Н. Смирнов.

На скамье подсудимых находились 10 человек, участвовавших в карательных операциях и расстрелах мирных жителей Смоленской и Псковской областей: Р. Киршфельд. переводчик, Р. Модиш. лекарский помощник. Э. Эверет, командир отделения 490-го охранного батальона, И. Райшман. старший солдат 350-го пехотного полка, а также 6 военнослужащих 335-го охранного батальона.

Л. Н. Смирнов вспоминал: «В ходе предварительного расследования перед самим процессом лишь в восьмидесяти ямах-могилах, разрытых и обследованных судебно-медицинскими экспертами в Смоленске и пригородных районах, было обнаружено свыше 135 тысяч трупов женщин, детей, мужчин, расстрелянных или лишенных жизни в «душегубках».

Далее Л. Н. Смирнов отметил, что в суде над нацистскими палачами в Смоленске впервые были юридически доказаны обвинения против врачей-нацистов, которые производили бесче-

ловечные опыты над живыми людьми. Один из подсудимых — лекарский помощник Модиш — после таких опытов над пленными офицерами и солдатами умерщвлял их путем инъекций строфантина и мышьяка.

20 декабря 1945 года при большом стечении народа на Заднепровской площади г. Смоленска семерых преступников повесили на основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года.

28 декабря 1945 года военный трибунал Ленинградского военного округа под председательством генерал-майора юстиции И. Ф. Исаенкова приступил к рассмотрению дела 11 военнослужащих Вермахта, обвиняемых в массовых убийствах советских граждан, их угоне в немецкое рабство, в уничтожении городов и сел и других злодеяниях, совершенных на территории Ленинградской области. Перед судом предстали: генерал-майор Г. Ремлингер, капитан К. Штрюфинг, старший лейтенант Ф. Визе и другие военнослужащие батальона «особого назначения».

Наиболее заметная фигура среди подсудимых — генерал Ремлинген. Являясь в 1943–1944 годах военным комендантом г. Пскова, он организовал более 10 карательных экспедиций, в ходе которых фашисты из батальона «особого назначения» уничтожили более семи тысяч человек, в основном женщин и детей, и сожгли деревни и села, в которых эти люди проживали.

Восемь осужденных, в том числе генерал Ремлингер, были публично казнены 5 января 1946 года на площади Калинина у кинотеатра «Гигант». Это была единственная на невских берегах публичная казнь за весь XX век.

С 17 по 28 января 1946 г. в Киевском доме офицеров заседал военный трибунал Киевского военного округа под председательством полковника юстиции Т. Л. Сытенко. Государственное обвинение поддерживал генерал-майор юстиции А. А. Чепцов.

На скамье подсудимых находились 15 военнослужащих германской армии, чинивших злодеяния на территории Украины. Среди них — бывший начальник охранной полиции и жандармерии Киевской и Полтавской областей генерал-лейтенант полиции П. Шеер, бывший комендант тыла 6-й армии на территории Сталинской и Днепропетровской областей генерал-лейтенант полиции К. Буркхардт, бывший командир 213-й охранной дивизии генерал-майор Г. Фон-Чаммер унд Остен Эккардт, бывший гебитскомиссар Мелитопольского округа обер-штурмфюрер СС Г. Хейниш и другие немецкие военнослужащие.

29 января 1946 года на площади им. Калинина (ныне — Майдан Незалежности) состоялась казнь 12-ти осужденных фашистов, трое были приговорены к каторжным работам.

На следующий день был приведен в исполнение приговор военного трибунала, вынесенный на судебном процессе в Минске. 1 февраля — в Великих Луках, 3 февраля — в Риге. На последнем из этих процессов к смертной казни через повешение были приговорены и казнены семь преступников: бывший верховный руководитель СС и полиции на территории Прибалтики обергруппенфюрер СС генерал полиции Ф. Еккельн. бывший военный комендант Риги генерал-лейтенант 3. Руфф, бывший комендант крепости Либава, генерал-лейтенант А. Дежон фон Монтетон и др.

Это, вероятно, была последняя публичная казнь, произведенная в СССР. Между тем, судебные процессы над карателями продолжались и после Нюрнберга. Одно из последних таких дел слушалось военным трибуналом Московского военного округа в мае 1989 года. На скамье подсудимых находился Зыков — бывший командир взвода группы Шмидта. За активное участие в карательных операциях на территории Смоленской, Брянской, Орловской и других областей он был награжден несколькими медалями вермахта, имел звание лейтенанта немецкой армии. Таких отличий удостаивались только наиболее жестокие каратели. Зыков лично уничтожил немало мирных советских людей, в том числе женщин и детей. По закону к лицам, совершившим такие зверства, срок давности не применяется. Палач был приговорен к смертной казни.

Следующий наш рассказ еще об одном деле, также завершившемся публичной казнью. Оно слушалось в августе 1943 года в городе Краснодоне военным трибуналом войск НКВД Луганской области под председательством полковника юстиции Кабаненко. Обычное по тем временам дело. На скамье подсудимых — М. Е. Кулешов. В. Г. Громов, Г. П. Почепцов и И. Т. Чернышев. Они обвинялись в измене Родине по ст. 54—1 п. «а» УК УССР. Трое были приговорены к смертной казни и согласно решению Военного Совета Юго-Западного фронта 19 сентября того же года публично казнены. Однако, через несколько лет, когда о подвиге молодогвардейцев заговорит вся страна, материалы этого и других судебных процессов над полицейскими, принимавшими участие в арестах, истязаниях и убийствах молодых подпольщиков Краснодона и другими лицами, обвиненными в предательстве «Молодой гвардии», приобретут совсем другую окраску и значимость…

 

5. Кто предал «Молодую гвардию»?

В течение пяти месяцев 1942 года в небольшом шахтерском городке Краснодоне, с населением немногим более двадцати тысяч, подпольная молодежная организация, насчитывавшая около ста человек, вела настоящую войну с оккупантами и их пособниками. Несмотря на молодость, молодогвардейцы хорошо понимали, что играют не в детские игры, а ведут смертельную схватку с злобным и коварным врагом. Действовала подпольная организация отважно и решительно. На счету подпольщиков не только распространение листовок и водружение красного знамени на зданиях города, но и несколько нападений на гитлеровские обозы, два пущенных под откос вражеских эшелона, взорванный мост, четыре повешенных предателя, несколько десятков уничтоженных фашистов и пожар на бирже труда, в результате которого были уничтожены списки людей, подлежащих угону в Германию.

В это трудно поверить, но в течение всего этого времени фашистские ищейки во главе с начальником полиции Соликовским не могли напасть на след молодежной организации. Начальник краснодонской жандармерии Отто Шен утверждал на следствии:

— Было ясно, что в городе действует организованный подпольный партизанский отряд, но выявить его нам долго не удавалось. Я каждодневно требовал от начальника полиции Соли-ковского и его заместителей усиления борьбы с советским патриотическим движением. Мы сбились с ног, но не могли найти следов подпольщиков.

Полицаи уже отчаялись в безуспешных поисках организации. И только после задержания подростка, торговавшего на базаре «экспроприированными» у немцев новогодними подарками и последовавшего затем предательского доноса подпольщики были разгромлены.

Аресты членов «Молодой гвардии» были проведены в начале января 1943 года. Схватили около пятидесяти человек. Их жестоко пытали — избивали до потери сознания, отрубали пальцы, ломали ребра, выкалывали глаза. А когда Красная Армия подходила к Краснодону, сбросили живыми в пятидесятиметровый шурф шахты и забросали его камнями и вагонетками.

Трагедия эта потрясла весь город. А затем, когда появился знаменитый роман А. Фадеева — всю страну. Именно благодаря писателю организация «Молодая гвардия» приобрела всенародную известность, а его талантливое произведение долгие годы оставалось непревзойденным по силе эмоционального воздействия на молодых людей. К сожалению, в 90-е годы книгу убрали из школьных программ и современная молодежь имеет весьма смутное представление о подвиге молодогвардейцев

Впрочем, и наше поколение лишили возможности узнать о нем всю правду. Ведь А. Фадеев создал не документальное, а художественное произведение, в котором не все написанное соответствовало реальным событиям. Партийные же идеологи строго придерживались фадеевской трактовки этих событий и пресекали многочисленные попытки выяснить истину о структуре, кадровом составе и настоящих руководителях краснодонского подполья .

По этой причине подлинная история «Молодой гвардии» хранит немало загадок и тайн. В некоторых из них помогают разобраться архивные материалы проведенных в разное время судебных процессов, а также публикации, основанные на этих документах. В частности, очерк полковника юстиции Г. Глазунова «Судебный процесс над предателями «Молодой гвардии»монография А. Гордеева «Подвиг во имя жизни» и другие материалы.

Следственно-судебные документы позволяют, в частности, установить, как в действительности называлась подпольная организация, кто ею руководил и кто предал. Но не снимают всех вопросов, поскольку, как показал на допросе в 1946 году бывший следователь краснодонской полиции Т. Усачев «все следственные дела, в том числе и дело по «Молодой гвардии», были им сожжены недалеко от города Ровеньки.

Начнем с того, что на собрании в начале октября 1942 года подпольщики назвали свой антифашистский партизанский отряд «Молотом». А «Молодой гвардией» он, вероятно, стал по воле А. Фадеева. Не соответствуют истине и его утверждения о том, что создавалась и действовала организация под руководством партии, а ее лидером-комиссаром был Олег Кошевой. В действительности молодежь Краснодона по собственной инициативе встала на защиту Родины, создав подпольный отряд. Партийные руководители никакого участия в этом деле не принимали. Более того, партийное подполье к тому времени было провалено и практически разгромлено. Одной из причин провала исследователи считают предательство А. И. Боброва, помощника секретаря Ворошиловградского городского комитета партии, оставленного на оккупированной территории для подпольной работы.

В романе есть и другие неточности. Например, матери Сергея Тюленева после войны пришлось даже поменять паспорт в этой связи, поскольку Фадеев ошибочно назвал ее сына Тюле-ниным. Но самая большая ошибка известного писателя, сломавшая и исковеркавшая не одну судьбу, в том, что он изобразил О. Кошевого в романе единственным лидером организации. А роль ее реальных руководителей — Ивана Туркенича и Виктора Третьякевича — исказил, невольно закрепив за последним из них клеймо предателя. В силу этого обстоятельства А. Фадеев после издания романа так и не решился еще раз побывать в Краснодоне и до последних своих дней всячески избегал встреч с родителями молодогвардейцев. Понимая, что допустил ошибку и. оправдываясь, писатель не раз утверждал, что его роман является художественным произведением, в котором он имел право на вымысел. Но все персонажи романа были реальными лицами. И. все знавшие Третьякевича, без труда идентифицировали его в романе с образом предателя молодогвардейцев Стаховича. Совпадали даже детали — Стахович тоже являлся членом Ворошиловградского партизанского отряда, был администратором и конферансье, и его подвергли аресту в первый день нового 1943 года вместе с Е. Мошковым и И. Земнуховым.

Кто же создал и возглавлял подпольную организацию в действительности? В этом вопросе до сего времени имеются разночтения. В числе организаторов упоминаются И. Зем-нухов, Е. Мошков. В. Третъякевич, И. Туркенич, С. Тюленев.

Вначале в Краснодоне действовали разрозненные подпольные группы, у каждой из которых был свой руководитель. А в первых числах октября 1942 года на их совместном заседании было принято решение:

«1. Объединить все действующие группы в один партизанский отряд «Молот» под командованием И. Земнухова и В. Третьякевича;

2. Утвердить штаб в составе И. Земнухова, В. Третьякевича, И. Туркенича, В. Левашова, А Попова, Ст. Сафонова. Н. Сумского, руководителей пятерок: связных отряда и групп (пятерок);

3. Сформировать боевую группу отряда во главе с лейтенантом Советской Армии И. Туркеничем…».

Между тем, в процессе практической деятельности отряда «Молот» его фактическим командиром стал наиболее опытный И. Туркенич. И. Земнухов выполнял обязанности начальника штаба, а В. Третьякевич — комиссара. Что касается О. Кошевого, то он одно время был начальником разведки, а незадолго до провала подпольной организации был избран ее секретарем и членом штаба. По этой причине сотрудники музея «Молодой гвардии» пришли к обоснованному выводу о том, что у подпольной организации было два комиссара — сначала Виктор Третьякевич, а затем Олег Кошевой, взявший на себя бразды правления сразу после распространившегося слуха о предательстве Третьякевича.

Обвинение последнего в предательстве основывалось не только на слухах. Показания об этом дал юрисконсультант Краснодонской полиции по криминальным делам М.Е.Кулешов. который проводил следственные действия после арестов молодогвардейцев, но после того, как сам оказался в статусе подследственного, стал упорно это отрицать. Так вот, Кулешов в ходе следствия и на допросе в суде военного трибунала, утверждал что Третьякевич не выдержал пыток и выдал членов штаба подпольной организации. Аналогичные показания давал вначале и Геннадий Почепцов. На вопрос следователя о том. что побудило его предать членов партизанского отряда «Молот», он сослался на И. Земнухова. заявив, что тот еще 18 декабря 1942 г. сообщил ему о предательстве В. Третьякевича и что именно это обстоятельство подтолкнуло его, Почепцова. к написанию заявления в краснодонскую полицию.

Между тем, анализ архивных материалов позволяет утверждать, что причины провала были следующими.

Приняв решение продолжать борьбу с врагом в составе партизанского отряда, молодогвардейцы решили запастись продуктами и с этой целью устроили налет на немецкую машину с новогодними подарками. А через несколько дней на рынке был задержан М. Пузырев, торговавший «конфискованными» у фашистов сигаретами. Подростка жестоко избили и он назвал фамилии Е. Мошкова и В. Третьякевича, передавших ему сигареты для продажи. А 1 января 1943 года они были арестованы. Задержали также И. Земнухова, который пошел в полицию выручать товарищей.

Г. Почепцов видел, как полицейские арестовали проживавшего с ним по соседству Евгения Мошкова. И возможно, именно это обстоятельство подтолкнуло его к предательству. Он обратился к отчиму В. Громову за советом. И тот предложил Почепцову немедленно сообщить о подпольной организации в полицию. Заявление пасынок написал на имя главного инженера шахты № 1 — бис Д. М. Жукова, который пользовался большим доверием немцев.

В судебном заседании военного трибунала Г. Почепцов заявил:

— Я решил подать заявление через Жукова, думая, что он заявление не передаст в полицию или передаст позже, и когда я буду арестован, то буду иметь оправдание, что я подавал заявление.

3 января 1943 года Почепцова допросил начальник полиции Соликовский, а затем за работу взялись следователи Ди дык и Кулешов. Последний после ареста показал на допросе 15 марта 1943 года: «Почепцов рассказал, что он действительно состоит членом подпольной комсомольской организации, существующей в Краснодоне и его окрестностях. Он назвал руководителей этой организации, вернее, городского штаба, а именно: Третьякевича, Лукашова, Земнухова, Сафонова, Кошевого. Руководителем общегородской организации Почепцов назвал Третьякевича».

Бывший заместитель начальника краснодонской полиции Подтынный, арестованный в 1959 году также показал в суде, что именно по доносам Г. Почепцова было арестовано подпольное ядро молодогвардейцев. Это же подтвердили на допросах следователь Усачев, полицейский Черенков и другие.

Установлено, что Почепцов действовал как провокатор. Его специально подсаживали в камеру к арестованным молодогвардейцам, а затем он доносил об услышанном Кулешову и Соликовскому.

Под давлением улик Почепцов вынужден был признать на завершающем этапе следствия свою причастность к гибели подпольщиков. При этом он заявил следователю:

— Ни о каком предательстве Третьякевича мне не было известно.

Судя по показаниям В. Подтынного, а также бывших полицейских Ф. Лукьянова и И. Мельникова, Третьякевич так и не дал признательных показаний следователям полиции. Ответа на вопрос о том. почему сам Кулешов продолжал в суде говорить о предательстве Третьякевича, нет до сих пор. Некоторые историки считают, что связано это было с его личными неприязненными отношениями с семьей Третьякевичей. Утверждают также, что Кулешов умышленно, с целью ослабить волю молодогвардейцев и разъединить их, пустил среди арестованных слух о том. что Третьякевич не выдержал побоев и дал признательные показания. А затем уже придерживался этой версии до конца. Поддержал ее и следователь Усачев на допросе 6 ноября 1947 года.

Между тем, в этой связи уместен другой вопрос — если Третьякевич действительно встал на путь предательства, то почему его продолжали пытать? Причем наиболее изощренно и жестоко.

Более недели Виктора избивали плетьми с металлическими наконечниками, дважды подвешивали за шею, пускали по телу электрический ток. вводили в организм препарат, ослабляющий силу воли, использовали металлический «козел», подогреваемый до высокой температуры, а затем, так и не добившись своего, выкололи глаза и казнили. По свидетельству привлеченного к уголовной ответственности участника казни подпольщиков полицейского Давиденко, Третьякевич держался мужественно, схватил Захарова, заместителя Соликовского. и пытался прыгнуть в шурф шахты вместе с ним. но тот с трудом освободился из рук комиссара молодогвардейцев.

Между тем, партийные и комсомольские комиссии, расследовавшие вскоре после трагедии обстоятельства провала краснодонской подпольной организации, продублировали в своих заключениях клевету Кулешова, указав, что Третьякевич проявил малодушие и трусость, не выдержал пыток и, «стремясь спасти себя», выдал фамилии молодогвардейцев. После этого имя героя вычеркнули из истории, а писатель А. Фадеев вывел его в романе под фамилией предателя Стаховича:

Спустя годы, работники ЦК ВЛКСМ все же разобрались в том, что Третьякевич не был предателем и решили в целях реабилитации наградить его орденом Отечественной войны I степени (посмертно). Указ состоялся 13 декабря 1960 года. Сделали это по тихому, не решившись переписывать историю организации.

Образ И. Туркенича в романе тоже нарисован Фадеевым довольно блекло. Связано это с тем, что и в его биографии оказались «темные пятна». До «Молодой гвардии» Туркенич воевал на фронте, побывал в окружении и немецком плену, из которого бежал и спустя некоторое время оказался в Краснодоне. После провала подпольной организации он скрылся от полицаев и сумел перейти линию фронта. Его допрашивали в «Смерше» и, возможно, посадили бы. Но 13 сентября 1943 года состоялся Указ Президиума Верховного совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза (посмертно) наиболее активным участникам подпольной антифашистской организации «Молодая гвардия» комиссару Олегу Кошевому и членам организации — Ивану Земнухову, Ульяне Громовой, Любови Шевцовой и Сергею Тюленину.

Между тем, их командир Иван Туркенич был награжден всего лишь орденом Красного Знамени, что вызвало немало кривотолков. Ведь в представлении Военного совета Юго-Западного фронта о награждении основного ядра молодогвардейцев к званиям Героев Советского Союза Туркенич числился первым. Но был вычеркнут. Второй раз капитана И. Туркенича представляли к этому высокому званию вскоре после его гибели в бою за польский город Гон-гув. И вновь неудачно. Справедливость восторжествовала лишь спустя сорок шесть лет…

Пять месяцев существовала подпольная организация. И ровно столько же длилось следствие по делу предателей «Молодой гвардии». Представ перед судом и присутствовавшими на процессе родственниками погибших подпольщиков и несколькими оставшимися в живых членами организации, Кулешов, Громов и Почепцов всячески изворачивались, перекладывая вину друг на друга. Кулешов, например, отрицал свое участие в проведении следствия по делу «Молодой гвардии», но был изобличен Почепцовым и другими свидетелями. Громов же заявил, что не подстрекал пасынка писать заявление.

— Это ложь! — вскочил Почепцов. — Когда об арестах молодогвардейцев узнал отчим, он спросил меня: «Твоих ли товарищей арестовала полиция?» — «Да». - ответил я. — после чего он посоветовал мне подать заявление в полицию на членов молодежной организации и тем самым спасти себя и семью от ареста.

В качестве свидетелей были допрошены родители погибших подпольщиков — А. Г. Лукашов, М. Ф. Фомина, М. Т. Андросов. Т. П. Попова и другие.

Член «Молодой гвардии» Ольга Иванцова показала:

— Я присутствовала, когда из шахты был извлечен семьдесят один труп советских патриотов. Среди них было более сорока замученных молодогвардейцев. На теле каждого юноши и девушки были видны следы жестоких пыток. Некоторые трупы были без головы, с перебитыми руками и ногами, у других были отрезаны языки, уши…

Военный трибунал признал предателей виновными в измене Родине, т. е. в совершении преступления, предусмотренного ст. 54—1 п. «а» УК УССР и приговорил их к расстрелу с конфискацией личного имущества. 9 сентября того же года приговор был утвержден Военным советом Юго-Западного фронта. Ходатайства Громова и Почепцова о помиловании были отклонены Президиумом Верховного Совета СССР и 19 сентября 1943 года предателей повесили на площади в присутствии более 5 тыс. жителей Краснодона.

Это не единственное дело, связанное с деятельностью «Молодой гвардии». Так, в сентябре 1943 года были арестованы, а в следующем году осуждены начальник шахты Д. М. Жуков и мать Почепцова — М. А. Громова.

Значительное число лиц было привлечено к судебной ответственности уже после Великой Отечественной войны. В частности, во внесудебном порядке были осуждены к различным срокам лишения свободы немецкие военнослужащие, причастные к казни подпольщиков — начальник жандармерии Краснодонского округа капитан Эрнст-Эмиль Ренатус, жандармы Отто Шен. Отто Древиц, Гидо Штрупперт, Эрих Шредер, Якоб Шульц. В тот же день, 29 октября 1949 года. Особым совещанием при МГБ СССР были осуждены бургомистр Краснодона В. И. Стаценко (Стаценков), начальник Ровеньковской полиции И. А. Орлов, полицаи и следователи Краснодонской полиции Т. В. Усачёв, И. Н. Черенков, В. И. Давыденко. Д. П. Бауткин, переводчик Т. И. Гейст. Каждый из них был приговорен к 25 годам лишения свободы (Стаценков и Орлов — с отбыванием наказания в тюрьме).

Не удалось разыскать и предать суду коменданта и начальника полиции Краснодона В. А. Соликовского и его заместителя В. С. Захарова (Шульгу). В. П. Подтынный после бегства из Краснодона изменил свои биографические данные и лейтенантом продолжил службу в частях Красной армии, был ранен, награжден советскими орденами и медалями. Его опознали только в 1959 году, арестовали и осудили 15 июля в закрытом судебном заседании Сталинского областного суда к 15 годам лишения свободы. Но этот приговор был опротестован «за мягкостью меры наказания» председателем Верховного Суда УССР и Подтынного вновь привезли из мордовского лагеря в места его преступной деятельности. При новом судебном разбирательстве 24 февраля 1960 года Верховный Суд УССР приговорил Подтынного к расстрелу.

Полицейский краснодонской полиции И. И. Мельников, принимавший участие в обысках, облавах и арестах молодогвардейцев, сбежав из Краснодона, в августе 1942 года устроился на службу в 304-ю пехотную дивизию Вермахта. Осенью 1944 года его задержали в Молдавии, но он скрыл свое прошлое и был мобилизован в 596-й стрелковый полк. В последние дни войны получил ранение в голову, был награжден медалью «За отвагу».

Арестовали Мельникова 14 мая 1965 года. А 16 декабря того же года он был осужден Луганским областным судом по ст. 56 ч. 1 УК УССР к расстрелу с конфискацией личного имущества. Дело слушалось во Дворце культуры имени «Молодой гвардии» в Краснодоне.

Надо также сказать, что после войны по постановлениям Особого совещания при МГБ СССР попали в лагеря и долгие годы необоснованно считались предателями «молодогвардейцев» их сверстники Ольга Лядская, Зинаида Вырикова, Георгий Стаценко (сын бургомистра) и однофамилец писателя Гурий Фадеев. В 1990 году Лядская и Вырикова были полностью реабилитированы военным трибуналом Московского военного округа.

Дело в отношении Г. Стаценко и Г. Фадеева, приговоренных 6 марта 1948 года Особым совещанием при МГБ СССР за предательство, соответственно, к 15 и 25 годам лагерей, также пересматривалось в 1954 году Главной военной прокуратурой. При этом, по сути, была установлена их непричастность к предательству подпольщиков, хотя прокуратура и не нашла оснований для реабилитации. Стаценко наказание было снижено до 10 лет в связи с отсутствием доказательств того, что он предал «молодогвардейцев», но вина в «измене Родине» была подтверждена, поскольку он «разделял антисоветские взгляды своего отца». Г. Фадеева тоже освободили досрочно, он отсидел в лагерях 10 лет.

 

6. Неизвестные военно-полевые суды

Как уже сказано, 19 апреля 1943 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников».

Этот закон предусматривал в качестве основного наказания смертную казнь через повешение. Чтобы, как говорилось в документах того времени, «такими мероприятиями наглядно удовлетворялось справедливое чувство мести со стороны населения к немецко-фашистским злодеям и их прислужникам». Применять эту чрезвычайную меру в соответствии с Указом могли только чрезвычайные органы — специально учрежденные военно-полевые суды. В нашем сознании деятельность этих органов ассоциируется с временами П. А. Столыпина. А о военно-полевых судах 1943 — 1945 годов практически ничего неизвестно. Между тем. они действовали при дивизиях и корпусах Красной Армии. А Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 августа 1943 года, который в печати не публиковался, было предписано образовать военно-полевые суды также при кавалерийских, танковых и механизированных корпусах.

В их состав входили председатель военного трибунала, начальники политического отдела и отдела контрразведки «Смерш». Утверждались приговоры командирами соединений. Военно-полевые суды должны были рассматривать дела немедленно после освобождения занятой противником территории.

Первое дело, которое рассмотрел И мая 1943 года военно-полевой суд 100-й стрелковой дивизии под председательством майора юстиции Веремчука. вряд ли подпадало под Указ от 19 апреля 1943 года. По приговору суда был осужден и повешен рядовой 472-го стрелкового полка Гузенко, задержанный 7 мая при попытке перейти на сторону немцев с фашисткой листовкой — пропуском. Лишь после рассмотрения нескольких подобных дел Главное управление военных трибуналов подготовило указание о том, что Указ от 19 апреля не подлежит расширительному толкованию и военно-полевые суды должны рассматривать дела, непосредственно связанные с немецко-фашистскими злодеяниями над мирным населением и пленными красноармейцами.

Об одном таком деле в отношении бывшего начальника полиции Супрягинской волости Почепского района Орловской области (в настоящее время — Брянская обл.). Н. Конохова, рассмотренном военно-полевым судом суда 18-й гвардейской стрелковой дивизии, рассказал Ф. Дунаев.

В сентябре 1943 года, после того как части 53-го гвардейского стрелкового корпуса освободили Почепский район, начальнику отдела контрразведки «Смерш» подполковнику Царькову доложили, что в деревне Шиячи задержан Николай Конохов, работавший при немцах начальником волостной полиции.

На допросе 23 сентября 1943 года задержанный показал: «В начале января 1942 года в деревню приехал начальник полиции Супрягинской волости Куриленко и предложил мне поступить в полицию. Недолго думая, я согласился. И с этого времени до августа 1943 года работал в волости полицейским. Моя деятельность заключалась в борьбе с хулиганством, выполнении заданий старшины волости, а также установленных немцами заданий по сбору с населения деревень налогов — мяса, хлеба, картофеля и других продуктов для поставки немецкой армии. Больше я ничего не делал. Каждый месяц мне платили 24 немецкие марки, а последние четыре месяца я, как начальник волостной полиции, получал 60 марок».

Конохов о многом умолчал, пытаясь уйти от ответственности. Когда же допросили односельчан, те подробно рассказали, как он избивал и издевался над людьми, как реквизировал скот и продукты питания. Причем, не только для немцев, но и для себя лично.

25 сентября 1943 года на обвинительном заключении, составленном в «Смерше» и утвержденном его начальником и прокурором, командир дивизии генерал-майор Заводовский наложил резолюцию: «Конохова Николая Васильевича предать военно-полевому суду».

В тот же день, в присутствии селян, было проведено судебное заседание военно-полевого суда 18-й гвардейской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии под председательством гвардии капитана юстиции Чупракова.

Николай Конохов в суде признал вину в содеянном и рассказал о том, о чем умолчал на первом допросе: «.. силой оружия заставлял местных жителей выполнять необходимые для немцев работы и поставки. А когда крестьяне оказывали сопротивление и не отдавали скот и хлеб, я иногда толкал их и бил. Более того. тех. кто оказывал сопротивление, доставлял в волость, где с ними расправлялось гестапо…»

После допроса предателя о совершенных им преступлениях рассказали свидетели и потерпевшие. А затем был оглашен приговор: «Конохова Николая Васильевича на основании части I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года подвергнуть смертной казни через повешение с конфискацией всего имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

Интересные воспоминания о том. в какой обстановке проходили процессы военно-полевого суда, рассказал в своих воспоминаниях известный юрист профессор 3. Черниловский, который в годы войны был помощником военного прокурора 43-й армии. Он писал:

«Запомнился мне судебный процесс в Демидове, что в Смоленской области. Здесь были схвачены и арестованы не успевшие ретироваться гестаповские агенты.

Клубное здание, предназначенное для суда над ними, было заполнено до отказа. За наспех сколоченной загородкой сидели двое, один лет 25–30, другой совсем еще мальчишка. Оба «наши».

По недавнему указу суд над ними проходил по упрощенной процедуре, и назывался он «военно-полевым». Обвинение возлагалось на военную прокуратуру. Защиты не полагалось. Равно как и обжалования. Но конфирмация приговора о смертной казни сохранялась: соответствующей компетенцией наделялся командующий армией.

Мерой наказания служила смертная казнь через повешение. Публичная. На главной площади.

Оба обвиняемых, уже прошедшие через следственный механизм тех лет. давали свои показания с потрясающей откровенностью: доносили, участвовали в облавах, расстреливали…

Свидетели, главным образом женщины, робко и стараясь не глядеть на палачей, загубивших близких им людей, сообщали суду и затаившемуся залу страшные подробности. Волнение мешало им, и они замолкали на полуслове…».

В архивах центральных органов военной юстиции сохранились и другие обнаруженные автором материалы, в том числе обобщающего характера, которые позволяют приподнять завесу секретности, долгие годы покрывавшие деятельность военно-полевых судов.

Изучение докладов председателей военных трибуналов фронтов позволяет сделать вывод, что наибольшее число дел слушалось военно-полевыми судами, сформированными в составе 1-го Украинского фронта. Они рассмотрели за 2 года (с мая 1943 по май 1945 г.) 221 дело на 348 человек. Причем, наибольшее число дел было рассмотрено военно-полевыми судами этого фронта в конце 1943 — начале 1944 годов, то есть в период освободительных боев на Украине.

Первое по войскам фронта дело слушалось 16 октября 1943 года в селе Рудня военно-полевым судом 3-го гвардейского танкового корпуса. Перед судом предстали тогда обер-лейтенант Лейпель. лейтенант Вайс, обер-ефрейтор Цилмерман и ефрейтор Кайпер, разоблаченные в поджоге сел Сумской и Черниговской областей.

Военно-полевой суд 237-й стрелковой дивизии приговорил к смертной казни через повешение полицейского, бывшего военнослужащего Красной Армии Ювганова. Суд 280-й стрелковой дивизии вынес аналогичное решение в отношении руководителя районной управы Каме-нец-Подольской области Киндзерского. Военно-полевой суд 226-й стрелковой дивизии осудил немецких сельскохозяйственных комендантов — лейтенантов Рюшера и Бормана, а также старосту Лифера, которые занимались грабежами, угоном людей в Германию и руководили поджогами 5 деревень Сумской области.

Всего же военно-полевые суды фронта рассмотрели дела в отношении 43-х немецких военнослужащих, из них 5 человек было осуждено во время боев в Германии. Остальные осужденные — изменники Родины и пособники фашистов из числа советских граждан.

Военно-полевые суды рассматривали также дела в отношении членов националистических организаций, которые вместе с фашистами активно участвовали в массовом уничтожении мирных граждан и военнопленных на территории Западной Украины, Белоруссии и Прибалтики. В эти регионы по инициативе Л. Берии были направлены две специальные выездные сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР, которым Президиум Верховного Совета СССР 5 декабря 1944 года предоставил права военно-полевого суда. Выездные сессии, кроме того, рассматривали в порядке судебного надзора дела на лиц, осужденных к расстрелу военными трибуналами войск НКВД. К примеру, на Украине они осудили в течение месяца 311 человек. Приговоры о расстреле 199 человек были утверждены, в отношении 105 человек расстрел был заменен каторжными работами либо лишением свободы, а в отношении 7 осужденных приговоры были отменены.

Вместе с тем. документы свидетельствуют, что на многих фронтах деятельность военно-полевых судов не получила широкого распространения. Так, председатель военного трибунала Ленинградского фронта генерал-майор юстиции И. Ф. Исаенков писал: «Судебная практика военно-полевых судов в условиях Ленинградского фронта не получила своего развития. Больше всего дел рассмотрено в период наступательных боев войск фронта — в январе-феврале 1944 года. В это время военно-полевые суды рассмотрели 26 дел в отношении захваченных при наступлении фашистских интервентов из числа немцев и их пособников. По этим делам военно-полевыми судами осуждено 45 человек, из них 6 немцев… По характеру преступлений: 44 чел. осуждены за зверства и насилия в отношении советских людей и 1 чел. — за зверства и насилия в отношении пленных красноармейцев. Из 45 осужденных 27 были приговорены к смертной казни через повешение и 18 — к каторжным работам. Характерно, что из 6 осужденных немцев лишь один частично признал свою вину».

При освобождении советскими войсками европейских стран практика работы военно-полевых судов также не получила распространения . Хотя предполагалось, что именно на территории Германии военно-полевые суды будут работать с максимальной нагрузкой.

Генерал-майор юстиции Подойницын вспоминал: «Приближаясь с боями к территории Германии, мы рассчитывали, что предстоит большая работа для военно-полевых судов. Однако, как показывает статистика, этой работы военно-полевые суды не развернули. Вступая на территорию немецкой Силезии и Бранденбурга войскам фронта пришлось столкнуться с полной эвакуацией населения из городов. Эвакуация эта проводилась немецким командованием и ей способствовала геббельсовская пропаганда о большевистских зверствах».

Можно назвать и другие причины ограниченного применения военно-полевыми судами Указа от 19 апреля 1943 года. Мы уже сказали, что военно-полевые суды могли создаваться только в дивизиях. Между тем, «не каждый председатель трибунала дивизии мог надлежащим образом провести военно-полевой суд в силу недостаточного опыта и кругозора». Кроме того, в период форсированного наступления все части дивизии или корпуса находились постоянно на колесах. За день проходили десятки километров. Генерал-майор юстиции Подойницын считал, что «если бы командование армии (фронта) располагало правом на образование военно-полевых судов, этот недостаток был бы устранен».

Реально рассматривать в такой быстроменяющейся остановке можно было лишь дела карателей и их пособников, задержанных, что называется, с поличным, когда их преступные действия были столь очевидны, что не нуждались в специальном расследовании. Между тем, по таким делам, как правило, для изобличения преступников требовалось проводить более или менее основательное расследование. Поэтому те же дела передавались в военные трибуналы.