Игорь стонал и кашлял, пытаясь продышаться, Фил делал вид, что помогает ему прийти в себя, а на самом деле прятался от нас с Верой.

       -- Выйдем? -- спросила Вера.

       Я отрицательно покачала головой:

       -- Нет. Если у тебя есть какие-то секреты от Гара, тебе придётся с ними расстаться. Я не намерена ничего от него скрывать. И от вас тоже.

       -- Ничего? -- как-то слишком уж понимающе усмехнулась Вера.

       -- Да, -- кивнула я. -- Ничего, представь себе. Вера.

       Она снова усмехнулась. Я тоже.

       -- Фил.

       Он заискивающе улыбнулся и попытался понадёжнее прикрыться Игорем.

       -- Гар!

       -- Да? -- единственная адекватная реакция меня порадовала.

       -- Я -- вампир.

       Наученный горьким опытом, Игорь не засмеялся, но выражение лица парня текло и плавилось, словно он собирался сменить разрез глаз и высоту скул путём искривления губ.

       А вот братцы-кролики приняли мои слова как должное.

       Вера тяжко вздохнула:

       -- Вот видишь... никто тебе не поверит.

       -- А ты? -- сам собой вырвался у меня вопрос.

       -- А я подумаю, -- загадочно усмехнулась культуристка. -- Но давай лучше сейчас оставим этот разговор. С тобой всё в порядке, с... с этим твоим Клюевым тоже. Пойдём лучше пить чай.

       Она улыбалась так, что было ясно: больше от неё сейчас ничего не добьёшься. Странный кроличий запах останавливал меня от выбивания или выдавливания признаний путём причинения Захарченко тяжких телесных. Если бы не эта звонко-тревожная нотка сомнений в том, что Вера всего лишь человек, она бы уже лежала на полу, скрученная в крендель.

       И мы пошли пить чай.

       Почему-то папа и тётя Валя, которые мирно чаёвничали на кухне, испарились, стоило там появиться мне, Гару и сладкой парочке. Может, конечно, совпадение, но кто знает? У меня уже развилась хорошая такая паранойя.

       Пока Вера хозяйничала, заваривая и разливая по чашкам чай, пока Фил и Гар пытались то ли помочь ей, то ли переколотить все наши чашки, я сидела, обхватив голову руками.

       У меня никогда не возникало потребности думать о чём-либо кроме развлечений и внимания поклонников. Ну разве что ещё о школьных уроках -- изредка. А теперь мне нужно было думать сразу о стольких разных вещах, что мозг закипал от натуги. Как же это всё так складывалось раньше-то, что мама, вроде, и не мешала моей жизни, и не вмешивалась в мои дела, но... ведь как-то же всегда оказывалась рядом, помогала и поддерживала! А я-то думала, что это я сама такая умная и сильная, справлялась со всем самостоятельно. Но, вот, пожалуйста, жизнь закрутилась тугим узелком особо изысканной конфигурации, и только теперь мне стало понятно, как много раньше в моей жизни решалось стараниями мамы!

       Но мама в Москве.

       А я -- здесь, во Фролищах. Мысли вертелись в голове всё быстрее и быстрее.

       А ещё не давал покоя странный-странный запах, словно я принесла ароматы кроликов-гигантов на своих руках -- да, так пахли именно кролики, которые довели меня до истерики в бору.

       Так пахла Вера.

       И так пах Фил.

       Я зарычала, упираясь локтями в стол и пытаясь выдернуть пряди волос на висках.

       -- Что с тобой? -- тревожно завис надо мною Игорь, и огромного труда стоило не отшвырнуть его куда-нибудь далеко-далеко. Например, в сад -- прямиком через распахнутое окошко.

       -- Ничего, -- кое-как выдавила я не очень вежливый ответ.

       Впрочем, и вопрос был не слишком вежливым.

       -- Ничего! -- повторила я уже громче и решила: истерике -- быть!

       -- Ничего, совершенно и абсолютно! -- публичные истерики -- моя стихия. Давненько не истерила я при благодарных зрителях! -- Вы все что, меня за идиотку держите? Вам всем что, совсем надоело со мной нормально общаться? Почему никто не может мне спокойно и внятно сказать, кто меня принёс домой? Где меня нашли?! Кто меня нашёл?!?

       Тишина, послужившая ответом, заставила меня перейти на угрожающее шипение. Я ухватила Игоря за грудки, встряхнула и демонстративно медленно выпустила клыки:

       -- Ты видишь, кто я? Ты понимаешь, кто я? Ты понимаешь, что я убью тебя, не задумываясь, если ты будешь скрывать от меня то, что я хочу знать?

       Глаза Гара закатились и он, обмякнув, повис безвольной тряпочкой в моей руке.

       Я улыбнулась и небрежно повесила его на спинку стула.

       Вера и Фил попробовали передвинуться к двери, но там уже стояла я и злобно скалилась:

       -- Что, голубчики? Что, братцы... кролики! Что? Думали, я никогда не пойму, никогда не вспомню? У меня отличная память на запахи!

       Фил задрожал, покусывая нижнюю губу, и у Веры вдруг перекосилось лицо:

       -- Нет! -- взвизгнула она и, ухватив жениха за шкирку, вышвырнула на улицу через окно.

       В саду под окнами на землю упал громадный кролик.

       Белоснежный ангорский кролик.

       Блин, за что мне всё это?! Не хочу! Хочу любить Эдика. И чтобы он меня любил. А всё остальное по боку...

       Взвалив на плечо всё ещё бессознательного Игоря, я на ватных ногах выползла в сад. Меня придерживала под локоток Вера.

       Вот и попили чайку.

       Вера командовала:

       -- Вдох! Вдох! Вдох! Давай!!!

       Белый кролик фыркал и прыгал, нелепо кувыркаясь через голову.

       Вера командовала снова:

       -- Бегом! Бегом! Вдох, вдох, вдох -- давай!

       И кролик снова с разбегу кувыркался через голову. Он успел вытоптать приличную "взлётную полосу" вдоль нашего забора, благо, ума хватило покинуть сад, прежде чем начать физкультурные опыты, и почти все папины фрезии, арабисы, львиные зевы, ипомеи, сальвии, клещевины, петунии, агератумы и прочее пахучее и непахучее великолепие осталось в целости и сохранности -- кроме того, на которое приземлился выброшенный из окошка Фил.

       Кролик Фил.

       Гигантский кролик Фил...

       Я меняла моментально нагревающиеся компрессы на лбу Игоря, уложенного на скамеечку. Он стонал, ловил мои руки, пытался их целовать и уговаривал, чтобы его разбудили, но я была непреклонна.

       Саму бы кто разбудил.

       События последних часов худо-бедно выстроились в ряд, и я удивлялась тому, что всё случилось не за месяц и даже не за неделю. Ночь и утро! Ой-ёй...

       -- Отойди дальше! -- командовала Вера. -- Ещё дальше! Паааабежал! Вдох! Вдох! Вдох! Давай! Дурак! Никогда не научишься... Назад! Ещё дальше! Паааа...

       Ба-бах!!!

       Звук был такой, словно рухнула крыша дома позади нас. Оглядываться, проверять, всё ли на месте, было страшно. Вера присела на корточки, Игорь, прижимая к груди компресс, ошарашено вертел головой...

       Рёв мотоцикла расставил всё на свои места.

       Огромное сверкающее чудо, выдержанное строго в чёрно-серебрянных тонах, оглашая окрестности горделивым рёвом, вырулило из-за нашего дома. И вёл его... это мой папа?!

       Этот мужчина в чёрном хайратнике с серебристо-белыми скорпионами, кожаной безрукавке, шипастых напульсниках, кожаных брюках и ботинках, зашнурованных чуть ли не до колена...

       Мой папа!

       Белый кролик громко икнул, нелепо запутался в лапах и рухнул на землю - уже тощеньким юношей Филиппом.

       -- Всем привет! -- папа поставил мотоцикл на подножку и подошёл к нам. -- Вижу, вы решили прекратить игру в шпионов и рассказать всё друг другу?

       -- Ага... -- выдохнула Вера.

       -- Не-а! -- возмутились Фил и я.

       -- Ч-ч...че-го? -- прозаикался Игорь.

       Папа сел рядом с ним, вовремя ухватив за плечо, иначе бедный Гар задал бы стрекача.

       -- Я уж думал, это никогда не случится, и вы так и будете то друг за другом следить, то друг от друга скрываться... ребят, живите дружно. Места в этом мире хватит всем, и оборотням, и вампирам. И людям тоже. Мы же цивилизованные... существа, верно? А теперь... -- он встал, потягиваясь и щурясь от попадающих в глаза лучей. -- А теперь, я думаю, у вас действительно есть, о чём поговорить. Буду к вечеру, -- последнее говорилось уже специально для меня. -- Библиотека закрыта на ремонт, и у меня есть время вспомнить былое. Волки ждут!

       Если бы он не был моим отцом, я б в него влюбилась, честное слово! Теперь я понимала, что он имел в виду, говоря: "Карина влюбилась сначала не в меня, а в мой байк и в блеск заклёпок на куртке. А ещё ей нравились мои сапоги." Сама попала под их очарование, этих заклёпок, а эта аура уверенности и мужества, которую папа излучал, как маяк в ночи! Вера томно изогнулась, когда он улыбнулся ей. Подтверждено! Аура действует не только на девочек-вампиров! Я устало плюхнулась на освободившееся рядом с Игорем место.

       -- Ну, что? Будем разговаривать, нет?

       -- Да чего тут разговаривать? -- Верины руки сыграли мускулатурный аккорд. -- Вы и так всё видели. Мы -- оборотни.

       Гар экспрессивно заткнул уши и потряс головой.

       Я развела руками:

       -- Та сказка была не совсем сказкой?

       -- Какая сказка? -- тут же среагировал Игорь.

       Это как же надо уши затыкать, чтобы всё слышать?

       Вера наиехиднейшим образом ухмыльнулась и завела уже знакомым мне "сказительным" голосом:

       -- Давным-давно, в те времена, когда посёлка Фролищи ещё не существовало, а на месте Флорищевой пустыни стояла одинокая хатка отшельника, пришли в места эти оборотни. Целая стая! Где проходили они, там оставались мёртвые поселения. Не щадили звери ни малых, ни старых, ни женщин, ни мужчин...

       Похоже, она намеревалась пересказать слово в слово всю ту историю, что я уже однажды слышала у костра.

       Ну, ничего... Игорю полезно.

       Я обхватила руками колени, подтягивая их к груди. Стало вдруг как-то грустно-грустно, просто нестерпимо.

       Ну, оборотни Фил и Вера, и что с того? Я же тоже, в конце-то концов, вампир.

       Ну, человек Гар, и хорошо.

       А вот Эдик... ну, вампир... но я же тоже...

       Люблю я его.

       -- А в те дальние времена леса здешние уже были так же густы и высоки, как и теперь! Но только ещё гуще! Ещё выше! И простирались они на много-много дней... -- Вера между тем добралась до своего любимого момента, и голос её зазвенел особым чувством:

       -- Дней! Недель! Месяцев пути! Белка! Белка могла, не слезая с дерева! Не слезая с дерева, проскакать! От самого Белого моря! И до Индийского океана!..

       Игорь и Филипп слушали, затаив дыхание.

       Решив, что моего отсутствия особо никто не заметит, я тихонько двинула назад к дому. Прошла через коридорчик на другую сторону, к улице.

       На стоянке для автобусов раскинулся палаточный городок, там в уюте и комфорте суперсовременных палаток отдыхали "эмобойзы". Они только просыпались, хоть день уже катился к вечеру, потягивались и позёвывали, пошатывались между машинами и палатками, постреливали масляными взглядами в мою сторону. Ага, сейчас, увижу, заценю, растаю. Я поздоровалась с ними всеми разом и проскользнула в сторону Луха.

       Всё-таки надо было сосредоточиться. Всё как следует обдумать. Полюбоваться текущей водой и додуматься, как жить дальше.

       Фролищи, кролики, сосущий дерево Эдик, Косичкобородец Акакий, напрягающий уже одним фактом своего существования, всё кружилось внутри головы, ускоряя темп, когда я приняла решение идти к Эдику, а мне навстречу из тени последних перед рекой деревьев шагнул...

       Не думала, что господин Акакий столь лёгок на помине.

       Он стоял, заложив большие пальцы за ремень шортов, улыбался, и ветер играл божьей коровкой на конце бороды. Какой-то миг мне мерещилась та жуткая вонь, что обычно сопровождала его появления, но пах Акакий классическим вампиром.

       Вот оно как.

       -- Я убью тебя, -- спокойно и жутко сказал он.

       Я прикусила язык и не спросила "за что" или там "зачем", ведь у меня ни на миг не возникало сомнений в намерениях преследующего меня Косичкобородца, но, видно, Мерзлихин прочёл вопрос в моих глазах.

       -- Просто так, -- объяснил он, пожимая плечами. -- Хочется. И убью. И тебя, и Эдика. И папу твоего. И маму. Поняла?

       Я шагнула назад, он за мной. Я улыбнулась и, наверное, целую минуту мы смотрели друг на друга и улыбались так, что сводило челюсти. Потом он хохотнул, оскалился и набросился на меня.

       Ожидая чего-то подобного, я отпрянула с дорожки в кусты, споткнулась о ветки, упала на бок, перевернулась на спину. Акакий прыгнул на меня сверху. Я перекатилась в сторону. Он зарычал, и гулкое эхо потащило утробный рык голодного зверя над рекой.

       -- А ну стой! -- ревел Косичкобородец. -- Всё равно достану! Стой!

       Мельком подумав, что можно было бы и ответить что-нибудь вроде "так достань же меня, подлый кто-нибудь там", я не стала тратить дыхание на слова, побежала к реке и вдоль неё, в ту сторону, которую Вера обозначала, как охотничьи угодья оборотней. В ушах шумел ветер, от стремительных прыжков Акакия содрогалась земля у меня под ногами, и липкий, холодный ужас расплетал щупальца внизу живота.

       -- Всё равно поймаю! Всё равно убью! И тебя убью! -- Косичкобородец кричал мне вслед, и было заметно, что он всё-таки отстаёт. -- И тебя! И этого Клюева! Убью!

       Даже не знала, что умею бегать настолько быстро! Песок и хвоя летели во все стороны, когда без разбегу перескакивала через сосновый молодняк и выгоревшие на солнце кустики.

       -- Убью-у-ааау-ай-йииии...

       Оглянувшись, я даже на миг остановилась: Акакий Мерзлихин, видимо, не рассчитал высоту очередного прыжка, и уж не знаю, приложился он чем-то о макушку молодой сосенки или запутался ногами в кустах, уже потом с размаху ляпнулся, но сидел теперь на земле, согнувшись в три погибели, и подвывал не своим голосом.

       Он дрогнул, и я помчалась дальше. С него станется прикинуться! А вдруг это всё напускное, и он меня заманивает в ловушку? По широкой дуге я летела к себе домой.

       Возле моего дома Вера с Филом больше не сидели. Я взлетела наверх, схватила свой сотовый, тут же набрала маму, но её телефон не отвечал. Папин тоже подозрительно молчал. Тогда я побежала дальше, искать братцев-кроликов.

       У дома Игоря их тоже не было. В саду у Захарченко тётя Валя весело напевала какую-то песенку без слов и скакала с лейками вокруг сохнущих на грядках помидоров.

       -- А где моих потеряла? -- спросила она меня, но тут же заметила, что я никак не могу отдышаться.

       -- Что случилось?

       Она поставила лейку, вытерла руки одну о другую и подошла ко мне ближе.

       -- Что случилось, Надя? На тебе лица просто нет!

       Ну да, а куда ж оно делось, если его нет на мне...

       -- Меня... меня сейчас...

       Дыхание никак не восстанавливалось. Тётя Валя провела рукой по моей спине, и, странное дело, следующий вдох принёс успокоение.

       -- Меня только что чуть не убили! -- выпалила я, и то, что тётя Валя тут же приняла боевую стойку, не удивило и не вызвало ни тени улыбки.

       Она принюхивалась, плавно перетекая на полусогнутых ногах вдоль грядки, и скалила зубы. Интересно, каким она будет кроликом?

       -- Вампиры! -- вынесла Захарченко свой вердикт.

       -- Ага, -- выдохнула я, упираясь ладонями в колени. -- Акакий Мерзлихин.

       -- Понятно. Я предчувствовала, что наша спокойная жизнь подходит к концу, -- непривычная суровость в голосе мягкой и ласковой тёти Вали пробирала до слёз.

       -- Всё из-за меня...

       -- Нет. Из-за Карины, матери твоей.

       -- Не поняла, -- выпрямилась я в полный рост.

       -- А и понимать тут нечего, -- отрезала Захарченко. -- Вот увидишь, этот Акакий наведёт тут шороху. Он действительно может тебя убить, Надя, и поэтому я даю тебе слово: наша община сделает всё, чтобы защитить тебя. Не останется без защиты твой папа. Хмм... да, и Карину мы тоже... оградим. Если сможем. Но я же по лицу вижу, о чём ты хочешь просить!

       И чего это сегодня все взялись читать мои вопросы и просьбы по лицу? Кстати, только что тёте Вале вообще показалось, что его у меня нет!

       -- Ты же хочешь попросить меня, чтоб мы защитили и спасли твоего Эдуарда.

       Она не спрашивала, но я всё-таки отозвалась:

       -- Да. И, если это только можно...

       -- Нельзя, -- перебила тётя Валя. -- Ни его, ни кого либо из... Клюевых. В общем, иди в дом, подожди, я полью...

       -- Давайте я вам помогу, -- не удержалась я, хоть и не испытывала особого желания таскать лейки.

       -- Нет уж. Иди в дом.