Нынешний год — год тихого и незаметного юбилея. Ровно 20 лет назад началось возрождение русскоязычной фантастики. К моменту развала Советского Союза отечественный читатель начал запоем поглощать наводнившие рынок книги зарубежных авторов. Конечно, книги русскоязычных писателей не переставали издаваться, но их тиражи значительно снизились, а конкурировать с иностранными именами за внимание аудитории (а значит, и за издателей) стало бесконечно сложно. Некоторые авторы в период безвременья брали «импортные» псевдонимы, а некоторые пропадали из поля зрения даже самых преданных читателей.

Всё изменилось к 1996 году, когда издатель понял: иностранное имя уже перестало быть гарантией читательского внимания и заметных продаж. Аудитория хотела своих, российских авторов. Самой, пожалуй, значительной первой ласточкой ренессанса русскоязычной фантастики стала книжная серия «Абсолютное оружие» издательства «Эксмо», за ней последовал не менее знаковый «Звездный лабиринт» издательства АСТ. За годы существования серий в их рамках были выпущены сотни книг российских фантастов.

Зачастую большими писателями-фантастами становились авторы из журнального «самотека» 1980-х годов. Таковыми, например, являются Виктор Пелевин и Сергей Лукьяненко. Но сегодня публикация малой формы в журнале или газете уже не является необходимой или даже желательной ступенькой на пьедестал читательского внимания. С развитием интернета начинающим авторам стало проще найти свою аудиторию. Добившись популярности в сети, писателю проще добиться бумажной публикации. Так, например, проторил путь на полки книжных магазинов неоднозначный, но популярный автор Дмитрий Глуховский (роман «Метро 2033»).

Герой нашего интервью — также выходец из интернет-самиздата, автор популярного у интернет-аудитории и недавно опубликованного в виде книги романа «Роза и Червь» Роберт Ибатуллин. Его роман называют большим событием в «твердой» научной фантастике. Произведение было номинировано на Международную литературную премию имени Аркадия и Бориса Стругацких, а также на одну из самых престижных в жанре — «Интерпресскон».

На вопросы журнала отвечает писатель Роберт Ибатуллин

 

Интернет-самиздат

— Роберт, начнем, если не возражаете, с биографии.

— Биография у меня довольно извилистая. Я родом из Уфы, окончил Башкирский государственный университет. По образованию — физик-теоретик. К 1996 году, к концу учебы в вузе, физика мне надоела, я увлекся историей древнего мира и после получения диплома поступил в аспирантуру исторического факультета. Диссертацию защищал по поздней Римской империи. Некоторое время после защиты кандидатской я преподавал историю. В 2003 году решил переехать в Москву. Сейчас преподаю физику и концепции современного естествознания в Московской государственной академии водного транспорта. Сейчас это моя основная работа. Также занимаюсь переводами. И пишу книги.

— Когда решили заняться писательской деятельностью?

— Я решил писать в детстве. Публиковался еще в Уфе — в газете «Вечерняя Уфа». В этой газете был очень сильный литературный раздел. Его возглавлял ныне покойный критик Александр Касымов, который продвигал молодых авторов. В том числе и меня. В газете вышло несколько моих рассказов — в основном исторические. Не люблю вспоминать тот период, так как считаю эти рассказы очень слабыми. В то же время я занимался физикой, читал много научной литературы, следил за новостями из мира науки, ко мне вернулся интерес к научной фантастике, которую я любил с детства. Но до выхода книги «Роза и Червь» фантастику на бумаге не публиковал.

— Самиздат в интернете?

— Да. Мои знакомые публиковались на сайте «Самиздат», я тоже решил завести страничку и публиковать какие-то свои работы. Начал с малой формы. Уже были рассказы, которые я раньше выкладывал в своем ЖЖ, на личном сайте и форумах. Не отношусь к этому очень серьезно — просто проба пера. Главная фишка всего этого — делиться своими фантазиями, но заключенными в некие рамки. Не безграничный полет, а ограниченный научными идеями и историческими закономерностями. Полезно заключать фантазию в рамки. Это не только дисциплинирует, но и позволяет идеям развиваться быстрее и ярче.

— Кстати, как вы привлекали читателей? На некоторых «самиздатовских» сайтах новые произведения какое-то время висят на главной странице, что дает возможность даже неизвестному автору привлечь к себе внимание и, если произведение окажется того достойно, получить новых постоянных читателей.

— Я о поиске читателя и продвижении никогда не думал, так как не умею этим заниматься. Я просто оставлял ссылки на «самиздатовские» публикации в своем ЖЖ и форуме, на котором активно общался на темы астрономии. К широкой популярности не стремился, так как понимал, что делаю очень нишевый продукт.

 

Уничтожить в первой главе

— Как пришли к идее романа «Роза и Червь»?

— Я активно участвовал в форуме по астрономии, где среди прочего в качестве интересной теоретической задачи обсуждалась возможность реалистичной межзвездной войны. Один из участников предложил концепцию бомбардировки планет с межзвездного расстояния снарядами, летящими с околосветовой (релятивистской) скоростью. Эта идея породила бурное обсуждение. А меня она подтолкнула к написанию романа.

— Думаю, надо пояснить нашим читателям, что в первой же главе «Розы и Червя» Землю уничтожают снарядами, которые запустили по нашей планете с околосветовой скоростью. А дальше остатки человечества обживают внутреннюю область Солнечной системы и готовятся к войне. Кстати, в ЖЖ и на форуме люди начинали доказывать, что «автор, ты неправ»?

— Конечно. Куда без этого? Моя аудитория специфичная — технари, как и я. Поэтому придирки были к правдоподобию повествования с технической точки зрения. К примеру, мне доказывали, что не могут снаряды так лететь, не будут такие последствия от удара и т. п. Некоторые люди пытались доказать, что снаряд, пущенный из межзвездного пространства, не долетит до Земли, рассыпавшись от взаимодействия с межзвездной средой.

— Это ведь известная теоретическая проблема, которая связана путешествием в космосе с релятивистскими скоростями: существующие материалы просто не выдержат взаимодействия с частицами в межпланетном и межзвездном пространстве. Плотность частиц, конечно, невелика, но и скорость огромна.

— Чтобы это опровергнуть, мне пришлось написать большую статью с расчетами и выкладками. Я рассчитал, что действительно часть материала снарядов будет потеряна, но не более 1–2 %. Так что кое-какие замечания действительно помогли улучшить роман, доработать его научную сторону. Кстати, написанная статья с доказательствами станет главой в монографии, которую я планирую в ближайшее время закончить, — в ней будет обосновываться вся научная сторона «Розы и Червя». Нечто вроде «Науки в „Интерстеллар“». Но, честно говоря, не представляю, кто бы мог подобное произведение издать у нас. Скорее всего, просто выложу его на своей странице.

— Как на горизонте появилось издательство «Селадо» с предложением опубликовать роман?

— Случайность. Поклонником моего творчества оказался Алексей Анпилогов (эксперт по атомной энергетике, публицист. — Ред.), который опубликовал в этом издательстве свою книгу «Мир на пИке. Мир в пикЕ». Он рекомендовал «Селадо» мой роман. Недавно общались с издателем — он очень доволен, говорит, что «Роза и Червь» продается отлично.

— Не думали над продолжением?

— Ни в коем случае. Может быть, допишу еще пару рассказов, чтобы прояснить какие-то места. Но роман окончен, и продолжать его смысла я не вижу.

— Сколько времени потребовало написание?

— Иногда месяцами ничего не писал, а иногда закрывался на даче и писал по многу часов. В целом на книгу ушло два года — 2010–2011-й. На «Самиздате» книгу выкладывал по главам.

— Роман с продолжением. Это помогало с точки зрения обратной связи при написании?

— Вы неправильно поняли. Я выкладывал порциями уже после написания. Полагаю, что режим «написал главу — выложил» скорее мешает.

— Почему?

— Писатель подсаживается на реакцию читателей. Если ее слишком мало, он остывает к написанию продолжения. Не надо себя завязывать на читательскую реакцию. Хотя, конечно, я благодарен читателям в интернете за то, что обращали мое внимание на небольшие огрехи. В плане «ловли блох» такой режим публикации, конечно, очень полезен. Кроме того, не могу не упомянуть, что мне помогал химик Александр Некрасов, с которым я консультировался при написании. Он обладает потрясающей технической фантазией, им сделана часть поправок по технической и литературной части и даже написана пара глав (я их отредактировал под общий стиль книги).

 

Willing suspension of disbelief

— Кто из авторов повлиял на ваш стиль и видение будущего?

— В первую очередь Брюс Стерлинг, Вернор Виндж, Ларри Нивен, Александр Тюрин. Даже в детстве я читал в основном зарубежных авторов. Конечно, невозможно пройти мимо творчества Ивана Ефремова и братьев Стругацких, но они на моё восприятие жанра (или такого рода литературы, как фантастика) оказали незначительное влияние. Я прочитал их позже, чем следовало.

— Поясните эту мысль.

— Они бы повлияли на меня, если бы я прочел их в подростковом возрасте, а я прочел их лет в 20. Не секрет, что те или иные книги ориентированы на читателей разного возраста. Скажем, Толкиена я прочитал в том возрасте, в котором следовало, и «Звездные войны» посмотрел в том возрасте, в котором следовало. Они остались со мной надолго. Я считаю, что во многом зрительская ненависть ко второй трилогии «Звездных войн» связана именно с тем, что первую трилогию поклонники посмотрели в нужном возрасте, а вторую — будучи взрослыми людьми. А так-то качество их примерно на одном уровне.

На мой взгляд, произведения для подростков более однобоки: вот хорошие, вот плохие, вот так поступать правильно, а так — нет. Произведение для взрослых должно быть сложнее, должно рассматривать непростые жизненные ситуации, в которых нет черно-белых решений. Но здесь я не рискую забрести на поле профессиональной психологии, которая никогда не была моей сильной чертой. Меня, кстати, критиковали за слабое внимание к психологии персонажей в романе. Впрочем, там это было обосновано.

— Раз уж мы об этом, почему «твердая» научная фантастика?

— Прежде всего это вопрос личного вкуса — я люблю, когда в произведении всё обосновано. Необоснованность разрушает доверие, внутренний голос кричит «Не верю!». Конечно, часто этому голосу приходится умолкнуть, так как автор умудряется подкупить чем-то другим. К примеру, возьмем недавний фильм Кристофера Нолана «Интерстеллар». Я оценил усилия авторов подвести под происходящее научную базу. Но эта картина из разряда «Не верю!», так как драматическая часть оказалась слишком слабой, чтобы закрыть глаза на огрехи. А вот «Марсианин» Ридли Скотта — это хороший пример того, что я как зритель готов простить научные ляпы из-за того напряжения, в котором картина меня держит. Есть такое выражение в английском языке — willing suspension of disbelief. У меня это срабатывает, когда вижу какую-то ошибку из области физики. Но если в фильме танк образца 1942 года появляется во время событий 1941 года, меня это не отвлекает, так как я не разбираюсь в этом вопросе.

— Во многой мудрости много печали.

— Конечно. Возвращаясь к роману. Я установил для себя рамки, чтобы написать что-то интересное. Мне хотелось изобразить не очень далекое будущее, исходя из доступных нам сегодня знаний о физике. Конечно, в книге есть натяжки, именно с научной точки зрения, но немногие их заметят. Если вам кажется, что есть натяжка, но в этом конкретном вопросе вы не специалист, — скорее всего, вы ошибаетесь.

 

Польза рамок

— Фантастическое произведение всегда базируется на неких рамках — фантастических допущениях. Они определяют, чем мир художественного произведения отличается от нашего, а чем они схожи. Понимая эти рамки, читатель лучше понимает этот мир. К примеру, если бы я использовал стандартную для фантастики вещь — перемещение в космосе быстрее скорости света, то произведение вышло бы совершенно иным. Иногда хотелось сломать установленные рамки и дать больше воли фантазии, но я сдерживался. Может быть, в чем-то это и ухудшило результат и ограничило сюжетные возможности. Полагаю, следующая книга уже не будет столь стеснена.

— Финальный аккорд, в котором объяснялась эволюционная подоплека происходящего в романе, был придуман заранее или он оказался единственным возможным объяснением в установленных рамках?

— Он лежал в основе. Я с самого начала понимал, что в заданных рамках развитие цивилизации и ее взаимодействие с цивилизациями инопланетными может развиваться только по такому пути. Именно эту концепцию развития разумной жизни хотелось описать. Оговорюсь, что мы можем судить о цивилизации, о разумной жизни по одному образцу. Не думаю, что в реальности всё происходит именно так, как я описал в романе. Реальный мир не может быть настолько прост.

— Зато можно увидеть массу отсылок к нашему «одному образцу». И средний размер мозга за последние 10 тыс. лет уменьшился (хотя считается, что уменьшение объема компенсировало усложнение мозга на клеточном уровне), и наши возможности по передаче информации многократно увеличились, и двигаются люди всё меньше.

— Да. Кроме того, я исходил из того, что все основные законы физики мы уже открыли, что более древние цивилизации не будут обладать божественным могуществом, что развитие интеллекта также ограничено, поэтому и сильно умнее нас другие цивилизации быть не могут. Умнее, конечно, но не принципиально. А из заданных параметров выводились две принципиально различные стратегии выживания разумного вида, которые олицетворялись Розой и Червем. Они конкурируют, но при этом работают на единую цель. В этом плане разницы между ними нет.

— Думаю, наши читатели сейчас недоумевают: о чем это они? Хочу перед читателями извиниться за эти попытки избежать раскрытия важных сюжетных поворотов и предложить прочитать книгу. Кстати, есть ли в истории человечества какие-то цивилизационные развилки, которые можно было бы соотнести с Розой и Червем?

— Можно сравнить с плановой экономикой и рыночной. В одном случае у нас есть прямое управление, а с другой — создание условий для взаимодействий экономических субъектов.

 

В поисках будущего

— Говорят, что существует большая проблема для дебютантов: первая книга продумывалась и писалась несколько лет, а со второй требуются более сжатые сроки — и многие авторы просто не справляются, не зная, что писать дальше. Для вас есть такая проблема или уже ясно, что писать дальше?

— Такой проблемы нет. Написать хотелось бы о светлом будущем.

— А оно возможно? В «Розе и Черве» очень убедительно доказывалось, что будущее нас ждет мрачноватое — с орбитальными бомбардировками и войнами между космическими колониями.

— Почти все фантасты изображают будущее мрачным. Я не исключение. Время такое.

— Почему сейчас взгляд в будущее мрачен?

— Наше развитие уперлось в некие границы, которых до того никто не предвидел. И как их преодолевать — неясно. В 1950–1960-е казалось, что мир безграничен, что он куда более открыт, чем мы можем наблюдать теперь. Мы увидели больше рамок, чем видели раньше. К примеру, освоение космоса казалось более простым.

Осознание рамок там, где раньше чудилось открытое пространство, породило больше скепсиса и страха к тем открытиям, которые делаются сегодня. Если в 1950–1960-е казалось, что вот-вот выведут новые растения, которые превратят пустыни в цветущие сады, то теперь людьми овладел страх перед ГМО — как они скажутся на нашем здоровье и биосфере.

— Но можно вспомнить классическое произведение Джона Уиндема «День триффидов», где ослепшее человечество терроризировали передвигающиеся растения.

— Но это пример из жанра постапокалипсиса. Оно не про опасность растений, а про то, как люди раскрываются в условиях глобальной катастрофы. Тогда более распространенным глобальным страхом был страх ядерной войны. А сейчас этот один большой сценарий страшного будущего сменился десятками мелких.

Страхов стало много: экологические, демографические, страх перед повальной компьютеризацией и прочие. На этой волне возникло последнее течение в фантастике, предлагавшее целостную картину будущего — киберпанк. Будущее опять же рисовалось в мрачных тонах: корпорации уничтожили государства, всюду проникли компьютерные сети и выход в виртуальную реальность стал обыденностью, но при этом царит упадок. Основатель этого направления Уильям Гибсон сказал, что киберпанк умер, так как стал реальностью. Думаю, он слукавил. Что-то действительно сбылось, но основная причина в том, что сегодня будущее, которое рисовал киберпанк, уже не завораживает своей мрачностью так, как было раньше. Правда, с тех пор никто не смог придумать концепцию будущего, которую бы подхватили и начали осваивать (исследовать) другие авторы. Хотя попытки предпринимаются постоянно.

А так как нет картины будущего, литература начинает обращаться к прошлому в попытке воскресить давно ушедшие картины мира, но немного в другой оболочке. Так появились паропанк, дизельпанк и другие экзотические направления. Фантастика сейчас ждет гения, который бы ухватил неявные тренды нашего времени и создал новую глобальную картину будущего. Пока таких было всего две: «космическое» будущее и киберпанк. Третьего пока не дано.

Почему Гибсону удалось создать новую картину будущего? Он читал не только фантастику, но и много чего еще — например, литературу битников, его книги во многом основаны на авангардистской литературе 1950–1960-х. То есть, чтобы создать нечто по-настоящему новое в фантастике, нужно читать не только фантастику.

 

Ближайшее светлое будущее

— «Твердая» научная фантастика при Союзе зачастую рассматривалась как средство вовлечения молодежи в тематику, связанную с наукой и техникой, а также как средство донесения актуальных научных знаний. Как относитесь к такой роли этого рода литературы?

— Я думаю, что с этой ролью лучше справятся научно-популярные книги. Научная фантастика — это развлечение для аудитории, которой хочется научного правдоподобия. Я не особо верю, что фантастика может иметь просветительскую функцию.

— С другой стороны, если человек смотрит фильм «Гравитация», он видит, что космос — очень небольшое место, что между станциями можно на баллоне долететь, что всю орбитальную группировку спутников можно уничтожить одним выстрелом и пр. Это ведь ставит определенные маркеры, искажая картину окружающей действительности. Есть ли фильмы, выходившие за последние годы, про которые можно сказать, что в них всё идеально, от и до?

— Такого нет и не может быть. Всегда будут какие-то условности. Например, сквозь настоящее стекло гермошлема нельзя увидеть лицо актера. Самый реалистичный фильм о космосе — это нефантастический «Аполлон-13». А из фантастики — сериал The Expanse («Пространство» в нашем переводе) и кинофильм «Марсианин», хотя и его есть за что ругать.

— Из одного пакетика высадить целое поле картофеля.

— Как пример. Но, конечно, хотелось бы, чтобы фильмов про космос было больше. Притом и наших российских. И не обязательно фантастических. В истории отечественной космонавтики наберется материала для десятков захватывающих фильмов.

— А что хотелось бы увидеть экранизированным?

— Назову две классические книги: «Тигр! Тигр!» Альфреда Бестера и «Аэлиту» Алексея Толстого. Обе они популярны, визуально зрелищны, сюжет несложен и полон действия, то есть хорошо подходят для экрана. Я знаю про «Аэлиту» 1920-х, но хотелось бы увидеть нечто близкое к тексту и современное. Что касается «Тигра», идеальным режиссером для него был бы Терри Гиллиам периода расцвета. Ну и вспомним еще величайший в истории неснятый фильм — «Дюну» Алехандро Ходоровского.

— Где Шаддама IV должен был играть Сальвадор Дали?

— Да. Я слышал, что кто-то собирается сделать анимацию по сохранившимся концептам. Будет здорово, но всё равно немного не то.

— А «Розу и Червя» видите как материал для экранизации?

— Меня, автора, об этом спрашивать бессмысленно — конечно, вижу. Притом в виде сериала, чтобы была возможность раскрыть все сюжетные линии. Но пока планируем с иллюстратором сделать комикс по мотивам книги (или по некому боковому сюжету).

— В каком направлении хочется видеть позитивное будущее?

— В нашей фантастике популярны консервативные сценарии будущего. Когда пытаются изобразить что-то плохое, просто продолжают некий имеющийся тренд и показывают, что он приведет к какому-то ужасу. А для изображения чего-то хорошего воскрешают «прекрасное прошлое»: либо Советский Союз, либо Российскую империю — в зависимости от личных предпочтений. Мне такой подход не нравится. Будущее — это будущее. Сейчас оно вызывает в основном страх. Поэтому хочется попробовать изобразить ближайшее светлое будущее, не повторяя старых утопий. В нем будут свои проблемы, но в нем должно хотеться жить.