Юлия Кейран

Все начинается в любви:

мечта и страх,

вино и порох.

Трагедия,

тоска

и подвиг —

все начинается с любви.

Роберт Рождественский

Время, проведённое с Дамьеном Дарнейским в Дарнее, было для меня подарком. Мы говорили, по-настоящему говорили. В моём голосе больше не проявлялись презрение, отвращение, ненависть или неприязнь, а в его теперь было столько нежных, ласковых ноток, что мне оставалось только поражаться тому, какой слепой можно быть из-за собственного упрямства и нежелания принять мир вокруг себя.

Правда, не все отрицательные характеристики, которыми я награждала драконов, надуманы. Всё же они страшные эгоисты. Когда я попросила Дамьена не уведомлять о моём возвращении лорда Аврина или хотя бы не позволять ему пересекаться со мной, тот заявил, что уже распорядился, чтобы крайне занятой и совершенно незаменимый государственный чиновник и друг королевской семьи отправился на переговоры с эльфами: у них извечные проблемы с границами, так как драконы то и дело рвутся оторвать кусочек от плодородной долины остроухих. И сделал он это для чего? А чтобы меня от себя не отпускать все праздники.

Так что его эгоизм пересёкся с моим, и мы много гуляли вместе. Принц был вежлив, романтичен и статен, как в тот день, когда я впервые увидела его в студенческой столовой. Мы негласно начали нормальные отношения. Хотя, драконьи гормоны — это что-то с чем-то всё-таки. Тянуло друг к другу постоянно. И притяжению мы вот нисколько не сопротивлялись.

— А это что? — спросила я в одну из наших ночных прогулок по столице.

На площади среднего уровня города, в котором проживали обеспеченные горожане, стояло огромное сердце из серебра. Вокруг сердца близко друг другу располагались небольшие магические фонарики, от которых исходил красный свет. Такой же свет исходил и от одной половины скульптуры. Читай на Книгоед.нет

— Драконье сердце, — Дамьен подошёл ко мне, приблизившейся почти вплотную к скульптуре, и обнял за талию. — По легенде, его сотворили в память о великой любви драконьего наследника и неизвестной драконицы и установили здесь тысячи лет назад. Старый скульптор так и не назвал их имён, но мы предполагаем, что наследником был кто-то из побочной ветви нашего рода. А даже если никакой истории любви и не было, скульптура необычная. Исходящий от неё свет никогда не гаснет и не требует магической подпитки. А ещё…

Он вдруг поднял мою руку и положил на серебряную половину сердца. Под ладонью приятно защекотало, и серебряная половина начала преображаться, чтобы через минуту засиять как другая, красная.

Я удивлённо посмотрела на Дамьена, который держал свою ладонь на другой половинке.

— Это…

— Если сердце окрашивается в красный полностью, это значит, что любовь между драконами истинна и благословлена Великой Матерью, — он отнял мою руку от сердца и сжал обе ладошки, таким маленькие на фоне его, в своих ладонях. — Значит, у нас есть шанс быть любимыми и счастливыми.

А потом он склонился для поцелуя, и когда его тёплые мягкие губы коснулись моих, сердечко в груди забилось так часто, как до этого ни разу не билось. Осознание того, что наши чувства правильны и благословлены высшими силами было таким радостным, таким удивительным!

Если бы я только знала, что счастье такое хрупкое и недолгое. Наткнувшись на Люсю в Академии, я обрадовалась: вот теперь-то я точно смогу и с драконами договориться, и с Люсей пообщаться. Но она… место для меня в её жизни больше не было. Это ударило по нервам, ранило не хуже ножа… Люда была важна для меня. Моя первая, лучшая и самая настоящая подруга, которой я доверяла всё-всё на свете, отвернулась от меня. Да, у неё были причины, но… но… принять это было выше моих сил.

И моему спокойствию пришёл конец. Стало так больно, словно мне в сердце когтями вцепились и из груди его вырывали. Я пыталась защититься, сила выплеснулась, полилась нескончаемым потоком огненного и ледяного пламени. Последним, что я услышала, прежде чем потеряла сознанье, были крики и хлопанье сильных, очень сильных и больших крыльев.

Это была случайность. Я понимала это на задворках сознанья. У человека рука дрогнула. Он не хотел убивать.

Но он хотел угрожать! И угрожал! Держал моё сокровище, приставив ей кинжал к горлу. Смел требовать объединённое войско огненных и ледяных отдать им Долину в обмен на жизнь маленькой наследницы. Моей Линакары!

Крик сорвался с запозданием. Я не понимала, что делала, действовала исключительно по велению внутреннего голоса. Мою девочку. Мою драконочку. Мою дочь, да чтоб он сдох в страшных муках!

— Юджиния…

Голос Вальдемара выдернул меня из оцепенения. Я огляделась вокруг: стены, пол и потолок покрывала ледяная корочка. Вокруг были разбросаны людские тела. Без голов. Откусанные головы лежали кучкой у трона. А в моих лапах лежала маленькая мёртвая драконочка с перерезанным горлом.

— Ненавижу.

— Я тоже, — Вальдемар ткнулся мордой мне в бок. — Я тоже…

Потянулся лапой к нашему сокровищу. Той, кто уж точно ни в чём не была виновата.

Мы с Вальдемаром одичали. Убивали без разбора, без былой надежды на возможный мир. Никогда и ни за что я не позволила бы жить с нами, как равным, тем, из-за кого Линакары больше не было. Не было её лучезарных золотых глаз, весёлого заливистого смеха…

Я почти забыла о наличии второй ипостаси и, наверное, ты бы сказала, что сошла с ума. И действительно, с ума я сойду, но позже. В тот момент, когда люди подстрелят моего огненного дракона, моего Вальдемара.

Боль от потери неотъемлемой половины моей души оказалась для меня просто невыносимой. Я превратилась в чудовище, которого люди так жаждали, которое сами создали. Сколько прекрасных ледяных статуй было мною создано, сколько голов откушено! Меня боялись. Боялись больше, чем всё драконье племя.

Я бы уничтожила людскую расу. Убила их всех, преследовала бы каждого, пока от них и следа бы не осталось, хотя их и было значительно больше, чем драконов. Но появилась магия. Появились некроманты, способные поднимать и подчинять мёртвых, и люди стали подниматься с колен, на которые я их поставила.

Тем не менее, драконы по-прежнему оставались довольно могущественными хищниками. Чтобы победить, им нужно было, чтобы нас стало меньше. Хитрость и бессердечие людей не знали преград: нашёлся чокнутый некромант, который решился предложить мне, готовой откусить ему голову, сделку. Люди сохранили тело упавшего на их конницу Вальдемара в качестве трофея, и теперь могли использовать его в своих целях. Мне предложили воскрешение возлюбленного, вечную жизнь с ним в обмен на моё подчинение.

Как я уже сказала, я была безумна, готова сделать всё, что угодно, чтобы вернуть себе свою недостающую половину. Тогда из ледяной драконицы я превратилась в чужую шавку, достойную смерти за всё, что совершила.

Юджиния прервалась на какое-то время, вытолкнула меня из своих воспоминаний в горячую темноту моего сознанья. А потом впервые предстала передо мной как собеседница.

Её образ был мне смутно знаком: подобная картинка уже мелькала в голове. Красивая, высокая, с длинной русой косой и в белоснежном платье, обагрённом кровью. От её шеи, по груди и до самого подола тянулось пять кровавых полосок. Её на вид такие слабые руки сжимали кинжал, с лезвия которого в пустоту срывались алые капли. Кап-кап-кап…

— Ужасно, да? — понимающе кивнула Юджиния. — Но, к сожалению, это моё ярчайшее воспоминание, величайший грех, за который я расплачиваюсь. И, знаешь… — она отбросила кинжал в сторону и приблизилась ко мне, попытавшись взять за руки, но я отшатнулась: не так давно в этих руках было оружие с обагрённым лезвием.

Драконица преодолела моё слабое сопротивление и сжала мои ладони:

— Кажется, пришла пора искупить свои грехи.

— Что тогда произошло, Юджиния? О чём вы? — я попыталась высвободить руки, но ледяная этого будто бы и не заметила. Опустила голову и зажмурилась, прежде чем резко распахнуть глаза и ответить:

— Тот некромант поручил мне задание, — она поджала губы, — такое, что не под силу им, но под силу мне. А ещё проклял меня, чтобы не сумела пойти против сделки: если бы я не выполнила то поручение, то умерла бы, дав им возможность воскресить себя в виде подвластного им умертвия, а тело Вальдемара бы осыпалось пеплом.

— И вы?

— Юля, не будь дурой и не задавай глупых вопросов, пока я не усомнилась в правильности своего решения, — зашипела Юджиния, вынудив меня заткнуться. — Я должна была уничтожить клан ледяных. Будучи их принцессой, дочерью глав клана, я пользовалась доверием и уважением. Не ладила с родителями, правда, но они всё же любили меня… как умели. Они были настоящими ледяными, жёсткими главами, чьи сердца были выточены изо льда.

Девушка прикрыла глаза. По её щеке медленно стекала слезинка. У подбородка она заледенела и сорвалась вниз ледяным кристалликом.

Попасть в военный лагерь в Хрустальных Горах было легко. Меня пустили без проблем. Я следила за каждым своим шагом, боялась и вместе с тем горела от безумия. В голове было только имя Вальдемара. Я повторяла его одними губами, и это придавало мне сил. Мне казалось, что цель оправдывает средства, так дика и глупа я была в те последние годы своей жизни.

Мои родители были рады меня видеть. Я никогда не видела их такими: встревоженными, плачущими. Всегда отчуждение, всегда холод, всегда надменная маска, величие, стать. И тут… я растерялась, и в тот же миг почувствовала, как смерть приближается ко мне со спины, кусает за пятки, обещает поработить меня и забрать Вальдемара навсегда. Тогда я нанесла удар.

Отец обнимал меня, не сразу понял, что я действительно на него напала. Не знаю, сумел ли он осознать это, прежде чем жизнь его покинула. Потом была мама. Она упала на колени перед ним, хватило удара со спины… После глаза застила алая пелена, а когда спала, в Хрустальных Горах не осталось никого живого, кроме меня самой. Так я стала последней из ледяных драконов.

— Так вот почему ледяные исчезли…

Я отшатнулась от Юджинии, из глаз которой стекали слёзы. Слёзы-льдинки больше не исчезали в пустоте, они плавали в ней, напоминая о её грехе. Словно звёзды в ночном необъятном небе.

— Да, — печально улыбнулась она. — Ты правильно меня боишься, девочка, правильно. Но, боюсь, тебе всё же придётся дослушать и довериться мне, потому что иначе война вновь придёт в этот мир и с лица земли исчезнут теперь уже огненные.

Я сглотнула.

С поручением я справилась и теперь некромант обязан был выполнить обещанное. Он как-то изменил их базовые заклинания, усовершенствовал и сам, наверное, не знал, кого создаст. Ведь он обещал мне разумного, не отличимого от живого возлюбленного. И он создал чудовище, которое сейчас угрожает Презиру.

Вальдемар пробудился как высший из мертвецов, могущественнейший из них. Он вернулся в мир живых магом-некромантом, и столь силён он был, что поглотил силы и своего создателя, и бывших поблизости магов-некромантов. И хотя мы оказались свободны, так как совладать с могуществом Вальдемара было никому не под силу, прежними не были. Мы были монстрами, помнившими лишь одно светлое чувство — любовь друг к другу. Но я потеряла рассудок, а он из-за заклинания воскрешения жаждал убивать.

Так закончилась война между людьми и драконами и другими расами, и началась война всего мира против двух, кому просто хотелось убивать. Нам было плевать на всех: от нас осталась лишь оболочка да любовь.

В конце концов, на нас нашлась управа. Мы поселились в Тёмных Лесах в Морении, где морские змеи создали идеальный мир смерти и разрушения. Там нас и одолели объединённые расовые войска, уже давно одарённые магией Матерью. Я была смертна, и драконьим войскам удалось убить меня, растерзав.

Но моей смерти было мало: я должна была ответить за свои чудовищные деяния. Драконы-некроманты спрятали мои кости, зачаровали их, не дали мне покинуть этот мир.

— О судьбе Вальдемара мне до сих пор было неизвестно, — закончила свой рассказ Юджиния. — Но у меня было время обдумать всё услышанное, и, кажется, я знаю, как спасти ваши жизни и упокоить наши с Вальдемаром души.

Я смотрела на Юджинию, молоденькую, красивую, любившую и лишившуюся всего, даже рассудка, во время страшной войны, и не могла судить её. В былые времена, скорее всего, осудила бы. Но сейчас, как бы меня не пугало происходящее, не могла. Возможно, это было потому, что эмоции ледяной драконицы смешивались с моими, возможно, я просто повзрослела.

А ещё я отчётливо осознавала, что та, кто стояла предо мной — это не та, кого мне показывала Юджиния. В тех воспоминаниях она была сначала юна, прекрасна, полна света, потом сгорала от ненависти, страха и боли, в конце жизни — от безумия. Сейчас же передо мной была старуха, воплотившаяся в девичьем облике. Уставшая, угасшая, умная и не способная простить себя, потому что совершённое ею было чудовищно.

— Горбатого могила исправит, — нервно хихикнула я и пояснила, глядя в глаза Юджинии, в которых отразилось недоумение:

— На Земле так говорят о тех, кто неисправим, в отрицательном смысле. Но на Презире это иносказание можно воспринимать буквально: вы изменились с того момента, как умерли.

— Я рада, что могу делиться с тобой своими эмоциями, — легонько улыбнулась Юджиния. — Ты неплохая девочка, Юлия. Местами глуповатая, местами несдержанная, но ты умеешь думать, принимать и прощать. Думаю, ты даже Аврина Кейрана простишь со временем, хотя он тебя и раздражает. Пожалуй, ради того, чтобы ты сумела по-настоящему встать на крылья, стоит снова рискнуть всем, тем последним, что от меня осталось.

— Что вы задумали, Юджиния? — ох, не нравился мне её тон. Всё таки она была права, когда называла меня дурой: вместо того, чтобы её бояться, я чувствую её боль и жалею. Переживаю. — Вы сказали, что что-то придумали…

— Да, — она подняла руку, останавливая мой поток слов. — Знаешь, когда сотни лет просто наблюдаешь за миром, не имея возможности вмешаться, много узнаёшь и от скуки начинаешь обдумывать чужие слова и поступки, собирать их по кусочкам, дабы увидеть единую картину. В тот день, когда твоя воля пересилила мою, когда твоя жажда жизни вскипятила кровь, а твоя драконья суть окончательно почувствовала себя в своём родном теле, ты загнала меня в тень, и я получила возможность обдумать всё произошедшее с нами. Изучила текущие в тебе потоки магической силы. Вспомнила всё, что слышала через тебя и что ощутила сама. И поняла, что могу остановить начинающуюся войну.

Юджиния села в пространстве и указала рукой на место рядом с ней. А я в тот момент ощутила её не столько как частичку себя, сколько как ту, в ком течёт та же кровь. Словно наша странная связь превратилась в подобие родственных уз. Я села рядом и как-то бессознательно положила голову ей на плечо. Это вроде хотела я, а вроде она. А впрочем мне было несложно выполнить её желание, ведь вредить мне она явно не собиралась.

Я поняла, что всё не случайно ещё в тот момент, когда мы отправились в Тёмные Леса, где поселился Калир Серпейн, а я встретила свою смерть, но виду не подала, хотя была уверена, что это не может быть простым совпадением. Когда раскрылась правда о твоей бабушке и Вальдемаре, я на мгновение словно вернулась в прошлое, рискуя вновь обезуметь. Отчасти ещё и поэтому тебе удалось победить мою более сильную душу: я ослабела под влиянием памяти. Ты отрезала меня от мира, и мне удалось взять себя в руки.

Тогда и начала вырисовываться картина. Скорее всего, Вальдемара, созданного первым могущественным некромантским заклинанием, не смогли уничтожить и сумели лишь запереть. Заклинания на древних языках в его темнице это подтверждают. Астрид освободила его, сбежала, а на Земле передала свою силу, а вместе с ней и древнее заклинание тебе.

Потом я ещё раз пересмотрела твои воспоминания и пришла к выводу, что Вальдемар почувствовал тебя сразу, но освободиться не смог, так как ты была слишком слаба. Ему нужно была сделать тебя, а с тобой и себя, сильнее. Думаю, тогда он и подумал о ритуале передачи силы и подкинул мысль о нём в головы тех, кем способен управлять ментально — в головы некромантов. Да, он действительно это может, я это ещё по бытию живой помню: у него что-то такое получалось тогда, но мы этим его даром почти не пользовались, так как он требовал сосредоточения, а мы были слишком нестабильны, сумасшедшие всё-таки. А подобие магической смерти взаперти его, как и меня, от сумасшествия, приобретённого в воскрешённом теле, надо полагать, излечило.

Его выбор пал на нашего знакомого некромантишку, который, опираясь опять же на твои воспоминания, знакомый твоей подруги и её парня-змея. Глен общался с Виэрнесом и от него знал, что твоя подруга Людмила хочет помочь тебе избавиться от привязки. Наиболее вероятно, что через Глена Вальдемар ненавязчиво рассказал о древнем, сложном и запрещённом ритуале и внушил ему, что никто, кроме него, не станет в таком участвовать. Вывод, что через некромантов Вальдемар может влиять на других, но это его выматывает, я могу сделать ещё и из того, что был пробит ментальный щит принцессы Клемайни, которая совсем не некромантка. И ему было трудно в том состоянии пробиться: не зря она несколько дней ходила на себя не похожая.

У Вальдемара всё получалось, и твоя подруга пришла к Глену и невольно стала соучастницей Вальдемара. Она не нужна была ему, как таковая, ему нужны были её воспоминания о тебе, так как Людмила — единственная на всём Презире, кто могла бы рассказать ему о тебе. Как я пришла к таким заключениям? Ты этого не знаешь, а потому пока не умеешь распознавать, но магия часто оставляет следы. Глен оставил свой личный магический след на нас после ритуала, и такой же след я увидела у Людмилы. Это объясняет её поведение: она тебя действительно не помнит.

И вот, последний шаг Вальдемара: он знает, что для тебя нет никого дороже, чем Людмила, а в ней, если присмотреться, есть чёрная нить некромантской силы. Он пробился к ней ментально и довёл тебя до мощного силового всплеска, выпустившего его на свободу.