Говорит составитель книги — помилуй его великий Аллах: — Многие люди повинуются своей душе и не слушаются разума, следуя страстям, и пренебрегают верой, и отказываются они от целомудрия, прекращения грехов и борьбы со своей страстью, хотя к этому побуждал Аллах — велик он! — и это утвердил он в здравых сердцах Они противятся Аллаху, господу своему, и помогают Иблису гибельной страстью, ему любезной, и совершают они прегрешение своею любовью.

И знаем мы, что Аллах — велик он и славен! — вложил в человека два взаимно противоположных свойства. Одно из них указывает только на добро и побуждает лишь к хорошему, и рисует оно лишь дела, угодные Аллаху, — и это разум, и вожак его — сдержанность; а второе свойство противоположно первому, и указывает оно только на страсти, и ведет лишь к гибели — это душа, и вожак ее — страсть. А Аллах — велик он! — говорит: «Поистине, душа повелевает злое», — и, говоря вместо разума — сердце, сказал он: «Поистине, в этом напоминание для тех, у кого есть сердце и кто отдает свой глух, будучи свидетелем». И сказал Аллах — велик он: «И сделал он любезною вам веру и украсил ее в наших сердцах», — и обратил он речь к обладателям разума. И эти два свойства — стержни в человеке и силы из сил тела, которыми оно действует, и они — место, откуда исходят лучи обеих этих сущностей, дивных, возвышенных и высоких. Во всяком теле есть от них своя доля в той мере, в какой оно им соответствует, по определению единого, вечного, — да святятся имена его! — когда он создал его и устроил. Свойства эти всегда противостоят друг другу и обычно соперничают, и, когда разум одолевает душу, сдерживает себя человек, и подчиняет вошедшие в него свойства, и освещается светом Аллаха, и следует справедливости. Когда же душа одолевает разум, слепнет проницательность и неясным становится различие между прекрасным и безобразным, и великою смутность, и низвергается человек в пучины гибели и пропасти смерти. Поэтому-то прекрасны веления и запрещения, необходимо послушание, правильно награждение и наказание и надобно воздаяние. А дух — связь между этими двумя свойствами, и соединяет он их, и осуществляет их слияние, и поистине, невозможно остановиться у пределов повиновения Аллаху без долгого упражнения, верного знания и острой проницательности, когда вместе с тем избегают вмешательства в смуты и общения с людьми вообще, и сидят дома, и скорее всего бывает спасение обеспечено, если человек бессилен и не имеет желания до женщины, и нет у него члена, который помогал ему с ними прежде. Ведь сказано: — Кто защищен от зла щелкающего, урчащего и болтающегося, тот защищен от зла всего мира целиком. — И щелкающее — это язык, урчащее — брюхо, а болтающееся — член.

Рассказывал мне Абу Хафс, писец (он из потомков Рауха ибн Зинбаа аль-Джузами), что он слышал, как один человек из тех, кто называет себя именем законоведа, — знаменитый передатчик преданий — был спрошен об этом хадисе и сказал: — Урчащее — это арбуз. Говорил нам Ахмад ибн Мухаммад ибн Ахмад: — Рассказывали нам Вахб ибн Масарра и Мухаммад ибн Абу Дулейм, со слов Мухаммада ибн Ваддаха, Яхьи ибн Яхьи, Малика ибн Анаса, Зайда ибн Аслама и Ата ибн Ясара, — что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — сказал в длинном хадисе: — Кого охранил Аллах от зла двух, тот войдет в рай. И спросили его об этом, и он сказал: — Это то, что меж его челюстями и меж его ногами.

Я часто слушаю тех, кто говорит, что защищают себя, подавляя страсть, мужчины, но не женщины, — и долго этому удивляюсь. Поистине, мне принадлежит слово, от которого не отойду я: и мужчины и женщины в склонности к этим вещам одинаковы. Всякий мужчина, когда намекнет ему прекрасная женщина о любви, и продлится это, и нет тут препятствия, попадет в сеть сатаны, и прельстят его прегрешения, и взволнует его похоть, и погубит его желание; и всякая женщина, которую призывает мужчина в подобном же положении, дает ему над собою власть по решению предопределенному и действительному приговору, от которого никак не уйти. Рассказывал мне верный друг из моих приятелей, человек совершенный в законоведении, диалектике и знании и обладающий твердостью в вере, что полюбил он девушку, знатную, образованную, наделенную выдающейся красотой. — И я намекнул ей, — говорил он, — и она испугалась; потом я намекнул снова, и она отказалась, и продолжало дело тянуться, и любовь к ней все усиливалась, но она была глуха и совершенно не слушалась. И, наконец, побудила меня моя чрезмерная любовь к ней дать, вместе с моим молодым дядей, обет, что, когда мне достанется от нее желаемое, я покаюсь Аллаху истинным раскаянием. И не прошло много дней и ночей, как подчинилась девушка, после упрямства и отдаления, и сказался тогда моему дяде: — Отец такового, ты исполнил обет? — Да, клянусь Аллахом! — ответил он, и я засмеялся и вспомнил из-за этого поступка слова, постоянно достигающие нашего слуха, что в стране берберов, соседней с нашей Андалусией, развратник искупает свой грех тем, что, удовлетворив, с кем хотел, свое желание, кается Аллаху. И ему не препятствуют в этом, и порицают того, кто намекнет ему словом, и говорят намекающему: — Разве запрещаешь ты покаяние человеку-мусульманину?

— И помню я, — говорил рассказчик, — как та девушка плакала и говорила: — Клянусь Аллахом, ты довел меня до предела, который никогда не приходил мне на ум, и не думала я, что соглашусь на это с кем-нибудь!

Я не отрицаю, что праведность у мужчин и женщин существует, и ищу защиты у Аллаха от того, чтобы думать другое, но видел я, что люди глубоко ошибаются относительно смысла этого слова, то есть «праведность». Нот верное и истинное толкование его: «Праведная женщина — это та, которая, когда ее сдерживают, сдерживается, и когда отрезаны для нее способы, — отказывается; а развратная — та, которая, когда сдерживают ее, не удерживается, и, когда встает препятствие между нею и способами, облегчающими мерзости, старается ухитриться и достигнуть их разными хитростями. А среди мужчин праведник тот, кто не вхож к людям разврата, не стремится к зрелищам, привлекающим страсти, и не поднимает взора на образы, дивно созданные, и развратник — тот, что общается с людьми порочными, тянется взором к лицам, сотворенным необычно, ищет зрелищ вредных и любит уединения гибельные. Праведные мужчины и женщины подобны огню, скрытому в пепле, — он обжигает тех, кто к нему близко, только когда пепел подвигают; а развратные подобны огню горящему, который сжигает все».

Что же касается женщины, которая пренебрегает собою, и мужчины посягающего, то они погибли и пропали; поэтому-то запретно для мусульманина наслаждаться, слушая пение посторонней женщины, и первый взгляд на нее будет тебе в пользу, а второй — во вред. Сказал посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — Кто рассматривает женщину, когда постится, и видит размер ее костей, тот нарушил пост. — А того, что дошло до нас из запрещения любви в словах ниспосланной книги, вполне достаточно. От этого слова, то есть «любовь», образовано имя с несколькими значениями, и мнения о происхождении его у арабов различны, — это признак склонности и приверженности души к подобным предметам, и тот, кто удерживается от любви, борется со своей душой и воюет с нею.

Я расскажу тебе нечто, что ты видишь воочию. Я никогда не видал, чтобы женщина, находящаяся в каком-нибудь месте, когда чувствует она, что ее видит мужчина или слышит ее шум, не сделала бы лишнего движения, от которого она далека, и не сказала бы лишнего слова, которое ей не нужно, и это движение и слово не таковы, как ее прежние слова и движения. И я видел, что забота женщины в том, как звучат ее слова и выглядят ее движения, заметна по ней и видима ясно, так что ее не скрыть. Мужчины таковы же, когда почуют женщину, а что касается желания показать уборы, выправления походки и произнесения шуток, когда женщина проходит мимо мужчины или мужчина мимо женщины, — то это видно яснее солнца во всяком месте.

И Аллах — велик он и славен! — говорит: «Скажи правоверным, чтобы опускали они свой взор и охраняли срамоту свою», — и сказал он, — да святятся имена его: «И не ударяйте ногами, чтобы стало известно то, что скрываете вы из уборов наших». И если бы не знал Аллах — велик он и славен! — как тонки и глубоки старания их довести любовь до сердец и как ловко строят они козни, чтобы ухитриться и привлечь любовь, наверное, не открыл бы Аллах этой далекой и глубокой мысли, дальше которой быть некуда. Это предел назойливости; как же быть с тем, что меньше его?

Мне известны из тайных мыслей об этом мужчин и женщин дела великие, и причина этого в том, что я совершенно ни о ком не думаю хорошо в таком отношении и в меня вложена при этом сильная ревность.

Говорил нам Абу Амр Ахмад ибн Мухаммад ибн Ахмад, со слов Ахмада Мухаммада ибн Али ибн Рифаа, Али ибн Абд аль-Азиза и Абу Убейда аль-Касима ибн Салляма, ссылавшегося на своих наставников, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Ревность принадлежит к вере.

И непрестанно искал я рассказов о женщинах и узнавал тайны их, и привыкли они к тому, что я скрытен, и осведомляли меня о глубоких тайнах своих дел. И если бы не привлекал я этим внимания к вещам постыдным, от которых ищут защиты у Аллаха, право, рассказал бы я о бдительности женщин во зле и о коварстве их в этом чудеса, ошеломляющие разумных.

Я хорошо знаю и твердо усвоил это, но знает притом Аллах — достаточно его, как знающего! — что чист мой двор, цела моя кожа, здравы покровы и белы одежды. И клянусь я Аллахом и величайшей клятвой, что никогда не развязывал я плаща над запретной срамотою, и не взыщет с меня господь мой за великое прегрешение блуда, — не совершал я его с тех пор как стал разумным и до сего дня, и Аллаха должно хвалить и благодарить за прошлое, ища у него защиты на оставшийся срок.

Передавал нам кади Абу Абд ар-Рахман ибн Абдаллах ибн Абд ар-Рахман ибн Худжжаф аль-Муафири (а он достойнейший кади, виденный мною), со слов Мухаммада ибн Ибрахима ат-Тулайтыли, ссылавшегося на кади в Египте Бекра ибн аль-Ала, будто о словах Аллаха, великого, славного: «А о милости господа твоего — вещай», — есть толкование кого-то из древних, что должен мусульманин рассказывать о милости, которую оказал ему Аллах, внушив ему повиновение к господу его, — а это величайшая из милостей, в особенности если относится повиновение к тому, чего обязаны мусульмане избегать или чему должны они следовать.

А причиною того, о чем я упомянул, было то, что в ту пору, когда разгорался огонь юности и пыл молодости и владела мною молодая беспечность, я жил взаперти и охраняемый среди доносчиков и доносчиц, а когда я стал властен над собой и разумен, я подружился с Абу Али аль-Хусейном ибн Али аль-Фаси в собраниях Абу-ль-Касима Абд ар-Рахмана ибн Абу Язида аль-Азди, нашего шейха и моего наставника, — да будет доволен им Аллах! — А упомянутый Абу Али был человек разумный, деятельный, ученый, из тех, кто выступил вперед в отношении праведности и истинного благочестия в воздержании от мирского и рвении ради последней жизни. Я считаю, что он был бессильный, так как у него никогда не было жены, и я вообще не видел ему подобного по знаниям, поступкам, вере и благочестию. И дал мне от него Аллах большую пользу, и узнал я действие злого дела и мерзость грехов, и умер Абу Али — да помилует его Аллах! — на пути в паломничество.

Привел меня ночлег однажды ночью, в некие времена, к одной женщине из моих знакомых, известной своей праведностью, благом и рассудительностью, и с ней была девушка, наша родственница, из тех, кого объединило со мной воспитание в юности, а затем удалился я от нее на многие годы. Я оставил ее, когда она только начинала жить, а теперь я увидел, что побежала по лицу ее влага юности, и разлилась, и растеклась, и пробились в ней ручьи красоты, и не поверил я себе, и растерялся. И взошли звезды прелести на небе лица ее, и засияли, и загорелись, и оказались на щеках ее цветы красоты, и выросли до конца, и распространились, и стала она такой, как говорю я:

Вот девушка, которую создал Аллах из света, — красота ее выше всех определений. Если бы пришли дела мои столь прекрасными, как ее облик, в день расчета, когда вострублено будет в трубу, Право, был бы я счастливее всех рабов Аллаха в садах райских, близ черноглазых дев.

И была она из дома красивых, и явился в ней образ, обессиливающий хвалителей, и распространилось описание красоты ее по всей Кордове. И я провел возле нее три ночи подряд, и ее не отделяли от меня, по прежнему обычаю воспитания, и, клянусь жизнью, мое сердце чуть не сделалось снова молодым, едва не вернулась оставленная любовь и не возвратились забытые любовные речи. И отказывался я после входить в этот дом, боясь, что возгордится от восхищения мое сердце. А эта девушка и все ее родные были из тех, к кому не переходят желания, но не безопасны ведь козни сатаны. Я говорю об этом:

Не посылай душу вслед за страстью и перестань подвергать себя испытаниям. Иблис жив, не умер он, и око — врата к соблазнам.

Я говорю еще:

Многие говорили мне: — Эта мысль хочет тебя обмануть, — и сказал я: — Брось упрекать меня, — разве Иблис не жив больше?

И лишь для того рассказал нам Аллах великий историю Юсуфа, сына Якуба, и Дауда, сына Ишая, посланников Аллаха — мир над ними! — чтобы знали мы нашу недостаточность и нужду в его защите и что построения наши порочны и слабы. Ведь Якуб и Дауд — мир с ними! — пророки, посланники, сыновья пророков и посланников, происходившие из дома пророков и посланников, были под постоянной охраной Аллаха, объятые дружбой его, окруженные его покровительством и поддержанные его защитой, и не было проложено сатане против них пути, и не было открыто дороги к ним для его наущений. И дошли они до того, о чем рассказывал нам Аллах — велик он и славен! — в своем ниспосланном Коране, по укрепившейся в них природе, человеческому естеству и вкоренившемуся свойству, а не по умышленному согрешению и не по стремлению к нему, ибо пророки свободны от всего того, что не согласно с повиновением Аллаху, великому, славному. Любовь — это прирожденное восхищение души образами, — а кто припишет себе власть над душою и возьмется сдержать ее иначе, как силою и мощью Аллаха? Первая кровь, что пролилась на земле, — кровь одного из сынов Адама, по причине соперничества из-за женщин, а посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорит: — Отдаляйте дыхание мужчин и женщин. — А женщина из арабов, когда забеременела она от родственника и ее спросили: — Что у тебя в брюхе, о Хинд? — ответила: — Близость подушки и долгий мрак.

Обо всем этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

Не упрекай подвергающего душу захочет другой при испытании. He приближай аканта к пламени, — когда приблизишь его, поднимется дым. Не трать доверия ни на кого — испортились все люди и время. Созданы женщины для самца, как и самец для них, без сомнения, создан. Всякий образ желает подобия своего — не отстраняй же ни от кого подозрений. Качество праведного в том, что, когда удерживаешь его от дурного, проявляет он повиновение прекрасное, Иной же, когда наставляешь его, будет хитрить, чтобы сбросить узду.

Я знаю одного юношу, из людей себя сохраняющих, который увлекся любимой девушкой. И проходил один из его друзей и увидел, что он сидит с той, кого любит, и пригласил его к себе в дом, и юноша согласился, сказав, что придет после него. И пригласивший отправился домой и ждал его, пока ожидание не затянулось, но юноша не пришел к нему. А потом пригласивший встретился с ним и стал его бранить, долго его упрекая за то, что он нарушил обещание, и юноша оправдывался и клялся двусмысленными клятвами. И сказал я тогда тому, кто приглашал его: — Я открою ему верное оправдание в книге Аллаха, великого, славного, который говорит: «Мы нарушили уговор с тобой не своей властью, но обременили нас тяжестью украшении этих людей».

И засмеялись все, кто присутствовал, и меня заставили сказать что-нибудь об этом, и я сказал:

Твои раны оставляют на мне след, и ты не достоин упрека, — но раны любви не оставляют следа. Родимые пятна на белизне его подобны ненюфару среди садов с нарциссами. Сколько раз говорил мне тот, от любви к кому я умираю, — словами развязного, издевающегося (А умножились к нему мои просьбы, — иногда пристаю я, иногда подделываюсь): — Разве моя сдержанность не охлаждает жажду и не прекращает ли она томление, распространившееся в твоем сердце? И ответил я ему: — Если бы так было, не знали бы люди вражды соседа к соседу. Ведь видят друг друга войска перед боем, а меж ними — к смерти гибельный путь.

У меня есть два стихотворения, где я сказал, намекая, — нет, ясно указывая, — на одного человека из наших друзей, который известен нам всем, мужа, ищущего знания, прилежного и богобоязненного. Он простаивал ночи и шествовал по следам благочестия, идя по пути древних суфиев, и был ревностным искателем, и мы воздерживались от шуток в его присутствии. И не прошло много времени, и дал он сатане овладеть душою, и предался разврату, после того как носил одежды благочестия, и отдал Иблису во власть свой повод, и соблазнил его Иблис ложным, и украсил в его глазах несчастье и бедствие; и вручил ему этот человек узду после отказов, и отдал свой тупей после непослушания, и двигался, подчиняясь ему, и тихо и резво.

И прославился он после того, о чем упомянул я, некими прегрешениями, мерзкими и грязными, и я долго упрекал его и усиленно его порицал за то, что стал он известен после сокрытия, и испортило это его расположение ко мне, и стали дурными его намерения, и ожидал он для меня злой беды. А кто-то из друзей наших соглашался с ним на словах, чтобы привлечь его к себе и стать его другом, и выказывал ко мне враждебность, но сделал Аллах явными тайные мысли его, так что узнал их и кочующий и оседлый, и упал он в глазах всех людей, после того как был целью для ученых, и постоянно возвращались к нему достойные, и сделался он ничтожен для всех своих приятелей. Да охранит нас Аллах от беспомощности, да покроет он нас своей защитой и да не отнимет от нас своей милости, которую он нам оказал! О, позор тому, кто начал с исполнения долга и не знал, что постигнет его беспомощность и покинет его защита! Нет бога, кроме Аллаха! Как ужасно это и отвратительно! Поразила его одна из дочерей беды, и бросила свой посох мать бедствий подле того, кто сначала принадлежал Аллаху, а в конце стал принадлежать сатане!

Вот часть одного из этих стихотворений:

Что до этого юноши, то пришло время позора его, и был он сокрыт, но сорван с него покров. Всегда он смеялся, дивясь людям любви, а ныне всякий глупец над ним смеется. Отстань! Не упрекай того, кто влюблен безумно и увлекся и думает, что позор в вере любви — благочестие. Целый век был он благочестивым и ревностным и считал в благочестии своем, что все мужи благочестивы. Ходил с книгою он и с чернильницей, с ними не расставаясь, к знатокам преданий спешил он, куда бы ни шел. Но сменял он коричневые перья на пальцы юноши, как будто бы созданные и вылитые из серебра. О ты, хулящий меня по неразумию за это, уменьши упреки — увидишь, что в день встречи не столкнутся из-за этого два лба. Дай мне пить из колодца, которого я ищу; отстань от меня! Это так, и не нужно мне прудов. Если откажешься ты от любви, — и любовь от тебя откажется, и если оставишь ее когда-нибудь, то любовь тебя уже оставила. И только тогда развяжешь ты узел разрыва, когда развяжешь плащ и шнурок на поясе. Утверждается власть султана лишь тогда, когда вступают на дороги гонцы, им посланные, И ничем, кроме долгого вытирания, не снять ржавчины, что покрывает железо, когда его отлили.

А упомянутый человек из друзей наших прекрасно изучил чтение Корана и составил превосходное сокращение книги аль-Анбари «Об остановках и вступлениях», которое восхищало чтецов, его видевших. Он был прилежен в изучении преданий и записывании их, его разум более всего был направлен к чтению того, что слышал он от старейших знатоков преданий, и он усердно и ревностно переписывал Коран. Когда же постигло его это бедствие с каким-то юношей, оставил он то, что его занимало, и продал большую часть своих книг, и переменился полнейшей переменой — у Аллаха ищем защиты от пребывания без помощи!

Я сказал о нем стихотворение, следующее за тем, часть которого я привел в начале его истории, но потом я бросил эти стихи.

Говорил Абу-ль-Хусейн Ахмад ибн Яхья ибн Исхак ар-Рувейди в «Книге о слове и исправлении», что Ибра-хим ибн Сайяр ан-Наззам, глава мутазилитов, при своем высоком разряде в диалектике и своем владении и обладании знанием, старался получить запрещенное Аллахом от одного христианского юноши, которого он полюбил, составив для него книгу о преимуществе троичности божества перед единобожием. О помощь! Защити нас, господи, от проникновения сатаны и наступления беспомощности!

И бывает, что увеличивается бедствие, и становится бешеной страсть, и делается легко совершать дурное, и уменьшается вера до того, что согласен человек, чтобы достигнуть желаемого, на мерзости и постыдные поступки. Подобное этому поразило Убейдаллаха ибн Яхью аль-Азди, по прозванию Ибн аль-Джазири. Он был согласен пренебречь своим домом и сделать доступным заповедное и слышать намеки о своих женах — так хотелось ему получить желаемое от одного юноши, к которому он привязался, — к Аллаху прибегаем для защиты от заблуждения и просим его покровительства, чтобы сделал он прекрасными следы нашей жизни и приятными рассказы о нас.

И стал этот бедняга предметом россказней, из-за которых наполнялись людьми собрания и слагались о них стихи. Такого человека и называют, арабы «ад-дайюс» (сводник); это слово образовано от «тадьис», то есть «покорность», — а нет покорности большей, чем покорность того, кто уступает в этом деле своей душе. Отсюда и выражение — «верблюд покоренный», то есть послушный.

Клянусь жизнью, ревность находят у животных, и они так сотворены; как же не быть ревности у нас, когда ее утвердил для нас божественный закон, а дальше этого попасть уже некуда? Я знал упомянутого человека сокрытым от хулы, пока не покорил его дьявол — у Аллаха ищем защиты от беспомощности! — и о нем говорит Иса ибн Мухаммад ибн Мухаммад аль-Хаулани:

О ты, что сделал срамоту благородных жен своих сетями, чтобы ловить детенышей газелей, - Я думаю, сети иногда разрываются, и достанется тебе лишь унижение и потеря.

А я еще скажу:

Сделал доступной Абу Мерван срамоту своих женщин, чтобы достигнуть того, что он любит, от бесподобного газеленка. И стал я бранить его, сводника, за мерзость его поступка, и ответил он мне словами внимательного и стойкого: — Я достиг желаемого, но бранили меня мои родичи за то, что достиг я этого один.

Я говорю еще:

Я видел у аль-Джазири в том, что он делает, мало рассудительности, много неразумия. Он продает честь за честь и покупает — вот, клянусь счастьем твоим, дела сомнительные! Он берет «мим», отдавая «ха» [136] , — разве же таков должен быть человек совершенный? И меняет он землю, питающую растения, на землю, ' окруженную шипами боярышника. Обманулся в торговле своей тот, кто продает дуновение ветров за течение вод.

И слышал я в соборной мечети, что взывал он к Аллаху о защите от покровительства Аллаха, как взывают к нему о защите от беспомощности.

Вот нечто похожее на это. Я помню, что был я в собрании, где находились наши друзья, у одного из зажиточных обитателей нашего города, и увидел, что между кем-то из присутствующих и одной из жен хозяина собрания, тоже бывшей тут, происходят дела, для меня подозрительные, и подмигивания, мне отвратительные, и что время от времени они уединяются. А хозяин собрания словно отсутствовал или спал. И я стал будить его намеками, но он не пробуждался, и шевелить его ясными словами, но он не шевелился, и тогда начал я ему повторять одно древнее двустишие, надеясь, что, может быть, он поймет. Вот оно:

Поистине, друзья его, что вчера здесь были, пришли для блуда, а не для пения. Они сделали свое дело, а ты — осел, нагруженный глупостью и неразумием.

И я много раз произносил эти стихи, так что, наконец, хозяин собрания сказал мне: — Ты наскучил нам, заставляя их слушать. Сделай милость, оставь их или скажи другие. — И я перестал, и не знал я, — не замечает он или притворяется не замечающим, и не помню я, чтобы я потом возвращался в это собрание.

Я сказал об этом человеке поэму, где есть такие стихи:

Ты, несомненно, лучший из людей по мыслям, убеждению, намерениям и помыслам. Пробудись же! Некоторые из тех, кто сидел вчера с нами, совершают дело великое. Не всякий поклон — знай это — молитва, — нет, и не всякий, у кого глаза, — зрячий.

Рассказывал мне Салаб ибн Муса аль-Калазани: — Говорил мне Сулейман ибн Ахмад, поэт: — Вот что рассказывала мне одна женщина, по имени Хинд, которую я видел на Востоке (а она совершила пять паломничеств и была из ревностных богомолиц). Она говорила мне, — рассказывал Сулейман: — О сын моего брата, не думай хорошо ни о какой женщине! Я расскажу тебе про себя нечто такое, что знает Аллах, великий и славный! Я ехала по морю, возвращаясь из паломничества (а я уже отказалась от земной жизни), и была я пятой из пяти женщин, которые все совершили паломничество, и мы ехали по Красному морю. А среди матросов на корабле был один человек, сухощавый, по виду высокий ростом, широкоплечий и хорошо сложенный, и увидела я в первую ночь, что подошел он к одной из моих товарок. И затем он подходил ко всем женщинам в следующие ночи, и не осталось ему никого, кроме нее (она разумела самое себя), — и вот, — говорила она, — я сказала себе: — Я обязательно тебе отомщу! — И я взяла бритву и зажала ее в руке, и матрос пришел ночью, как обычно, и когда он сделал то же, что делал во все ночи, я уронила на него бритву. И он испугался и встал, чтобы уйти, и мне сделалось его жалко, — говорила женщина, — и я сказала ему, схватив его: — Не двигайся, пока я не возьму с тебя мою долю! — И он удовлетворил свое желание, — говорила старуха, — и попросил у Аллаха прощения.

У поэтов есть удивительные и тонкие намеки в переносном смысле; к этому принадлежат мои слова, когда я говорю:

Он пришел ко мне, а вода облаков лилась в воздухе, как чистое серебро, когда распластывают его и льют. Месяц темных ночей спустился с горизонта — говори же о любящем, который получил то, чего не достигнуть! Он таков, что если бы ты меня о нем спросил, был бы моим ответом один лишь смех. От чрезмерной моей радости подумал бы ты, что я его не замечаю, — о, дивись же тому, кто уверен и сомневается!

Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:

Ты пришел ко мне, когда месяц всходил в воздухе немного раньше, чем ударяют христиане в било. Он походил на бровь старца, которую почти покрыла седина, и был согнут и тонок, как выгиб ступни, И сверкал на горизонте лук Аллаха [137] , одетый во все цвета, как хвосты павлинов.

Поистине, когда видим мы, как враждуют те, кто сблизился не ради Аллаха великого после любви, и отвертываются друг от друга после близости, и порывают после дружбы, и ненавидят один другого после влюбленности, и утверждается вражда, и укрепляется ненависть в груди их, — в этом откровение и запрет, если встречает он умы безупречные, глубокие воззрения и здравую решимость. Что же думать о жестоких карах, которые уготовил Аллах тем, кто ему не повинуется, в день расчета в обители воздаяния, и о снятии покрова, в присутствии созданий его, «в тот день, когда забудут все кормилицы о тех, кого кормят, и скинут беременные бремя свое, и покажутся люди опьяненными, хотя они не опьянены, — но наказание Аллаха жестоко». Да поставит нас Аллах в число тех, кто пользуется его благоволением и достоин его милости!

Я видел одну женщину, любовь которой была не ради Аллаха, великого и славного. Я знал, что она чище воды, мягче воздуха и крепче гор, и утверждается сильнее, чем качества в телах, и была она светлее солнца, вернее, чем то, что видишь, ярче звезды, правдивей, чем пепельные ката, удивительнее, чем судьба, прекраснее милости, красивее, чем лицо Абу Амира, усладительнее здоровья, слаще мечты, ближе души, не дальше, чем родословная, и устойчивей, чем резьба на камне; но потом не замедлил я увидеть, что эта любовь превратилась во вражду, которая ужаснее смерти, пронзительнее стрелы, горше болезни, печальнее, чем прекращение милости, отвратительнее, чем постигшая месть, пронзительней холодного ветра, вредоносней глупости, гибельнее победы врага, тяжелее плена, тверже скалы, ненавистнее, чем снятие покрова, дальше Близнецов, труднее, чем борьба с небом, тягостнее, чем вид пораженного несчастьем, омерзительнее, чем нарушение обычаев, ужаснее внезапной беды и отвратительнее смертоносного яда, и не родится подобная вражда от желания отмстить и обиды из-за убийства отцов и пленения матерей. Таков обычай Аллаха для людей разврата, которые направляются не к нему и идут к другому, и выражено это в слове его — велик он и славен! — «О, если бы не взял я такого-то в друзья! Отклонил он меня от поминания, после того как оно пришло ко мне». И подобает разумному искать защиты у Аллаха от того, во что ввергает любовь.

Вот Халаф, вольноотпущенник Юсуфа ибн Камкама, знаменитого военачальника. Он был одним из приверженцев Хишама, сына Сулеймана, сына ан-Насира, и, когда Хишам был взят в плен и убит и бежали те, кто помогал ему, Халаф бежал среди них и спасся. Но, прибыв в аль-Касталят, он не мог вытерпеть без одной своей невольницы, которая была в Кордове, и вернулся обратно, и захватил его повелитель правоверных аль-Махди, и велел его распять; я еще вижу его распятым на лугу у Большой реки, и был он точно еж на стреле.

Рассказывал мне Абу Бекр Мухаммад, сын везира Абд ар-Рахмана ибн аль-Лейса, — помилуй его Аллах! — что причиною его бегства в квартал берберов во дни, когда те ушли с Сулейманом аз-Зафиром, была только невольница, которой он увлекался, перешедшая к кому-то из тех, кто был в той стороне, и он едва не погиб в этом путешествии.

Эти два события, хотя они не относятся к предмету главы, все же свидетельствуют о том, насколько любовь ведет к гибели, готовой и явной, которую одинаково могут понять и разумный и глупый; что же сказать о защите Аллаха, которой не уразумеет тот, у кого слаба проницательность?

Пусть не говорит человек: — Я один! — Если он и уединился, то все же видит и слышит его ведающий сокровенное, который «знает о взглядах украдкой и о том, что скрывает грудь», и знает он «тайну и то, что еще более скрыто». «Нет тайной беседы троих, при которой он не был бы четвертым, или пятерых, где не был бы он шестым, и меньше ли того будет их или больше, всегда будет он с ними, где бы ни находились они», «и знает он то, что в груди», «и ведает скрытое и явное».

«Скрываются от людей, но не скрыться от Аллаха, который с ними», и сказал он: «Создали мы человека и знаем, что нашептывает ему душа его, и мы ближе к нему, чем яремная вена. Вот внимают два внимающие, сидящие справа и слева; не произнесет он слова без того, чтобы не был над ним соглядатай уготованный». Пусть знает тот, кто легко относится к грехам, полагаясь на отсрочку возмездия, и отворачивается от повиновения своему господу, что Иблис был в раю с ангелами, приближенными к Аллаху, но из-за одного ослушания, ему случившегося, заслужил он проклятие навсегда и наказание вечное и превратился в сатану, побитого камнями, и был удален от возвышенного места.

А вот Адам — да благословит его Аллах и да приветствует! — за одно согрешение был он выведен из рая к несчастьям мирской жизни и горестям ее, и если бы не принял он слов господа своего и не простил бы его Аллах, наверное, был бы он среди погибших.

Или считаешь ты, что тот, кто пренебрегает Аллахом, господом своим, и его сонмами, чтобы увеличились прегрешения его, думает, что он выше для творца его, чем отец его Адам, которого создал Аллах своей рукою и вдохнул в него дух свой и заставил пасть перед ним ниц ангелов, достойнейших для него созданий, или ему тяжелей наказать его, чем Адама? Нет, но когда люди считают мечты сладостными и стезю пороков гладкой и не разумны воззрения их, ведет это их к ущербу и позору. И если бы не удерживал от совершения греха запрет Аллаха великого и не ограждали от этого суровые наказания, то, поистине, дурная молва о согрешившем и великая обида, возникающая в душе того, кто так делает, были бы наибольшим препятствием и сильнее всего удерживали бы человека, смотрящего глазами истины и следующего по пути прямому. Как же иначе, когда Аллах — велик он и славен! — говорит: «…И те, кто не убивает душу, которую сделал Аллах запретною, иначе как за истинное, и не прелюбодействуют. А кто делает это, получит воздаяние: удвоится для него пытка в день воскресения и пребудет он в ней навек униженным»

Передавал нам аль-Хамадани в мечети аль-Камари, на западной стороне Кордовы, в год четыреста первый: — Говорили нам Ибн Сибавейх и Абу Исхак аль-Бальхи в Хорасане, в год триста семьдесят пятый: — Передавал нам Мухаммад ибн Юсуф со слов Мухаммада ибн Исмаила, Кутейбы ибн Сайда, Джерира, аль-Ама-ша, Абу Ваиля и Амра ибн Шурахбиля, что последний говорил: — Передавал Абдаллах, то есть Ибн Мусад: — Сказал один человек: — О посланник Аллаха, какой грех самый большой для Аллаха? — Если ты молишься другому наравне с Аллахом, — ответил посланник божий. — А затем какой? — спросил человек. — Если убьешь ты свое дитя, не давая есть с тобою, — ответил посланник божий. — А затем какой? — спросил человек, и посланник божий ответил: — Если ты прелюбодействуешь с женой соседа. — Ниспослал Аллах подтверждение этому: «И те, кто не молится вместе с Аллахом другому богу и не убивают душу, которую сделал Аллах запретной, иначе как за истинное, и не прелюбодействуют…», — и дальше, до конца стиха. И сказал он, великий и славный: «И блудницу и прелюбодея — побейте каждого из них сотнею ударов, и пусть не берет вас к ним сожаление, в послушание Аллаху, если верите вы в Аллаха…» — и дальше, до конца стиха.

Передавал нам аль-Хамадани со слов Абу Исхака аль-Бальхи и Ибн Сибавейха, ссылавшихся на Мухаммада ибн Юсуфа, Мухаммада ибн Исмаила, аль-Лейса, Акиля, Ибн Шихаба аз-Зухри, Абу Бекра ибн Абд ар-Рахмана ибн аль-Хариса ибн Хишама и Сайда ибн аль-Мусайяба, махзумитов, и Абу Салима ибн Абд ар-Рах-мана ибн Ауфа аз-Зухри, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Не совершит блуда прелюбодей, который прелюбодействует, будучи правоверным.

С таким же иснадом, возводимым к Мухаммаду ибн Исмаилу, Яхье ибн Бакиру, аль-Лейсу, Акилю, Ибн Ши-хабу, Абу Саляме с Саидом ибн аль-Мусайябом, и Абу Хурейре, передают, что последний говорил: — Пришел один человек к посланнику Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — когда тот был в мечети, и сказал ему: — О посланник Аллаха; я совершил блуд! — И посланник Аллаха отвернулся от него, и человек повторил эти слова четыре раза, и, когда он засвидетельствовал против себя четырьмя свидетельствами, пророк — да благословит его Аллах и да приветствует! — позвал его и спросил: — Ты одержимый? — Нет, — отвечал человек. — А ты женат? — спросил его посланник Аллаха, и, когда человек ответил: — Да, — пророк — да благословит его Аллах и да приветствует! — сказал: — Уведите его и побейте камнями!

Говорил Ибн Шихаб: — Рассказывали мне люди, слышавшие Джабира ибн Абдаллаха, что тот говорил: — Я был среди тех, кто побивал этого человека камнями. Мы начали бить его около молельни, и, когда камни ушибли его, он побежал, но мы догнали его около аль-Харры и побили его камнями.

Передавал нам Абу Сайд, вольноотпущенник хад-жиба Джафара, в соборной мечети Кордовы, ссылясь на Абу Бекра-чтеца, Абу Джафара ибн ан-Наххаса, Сайда ибн Бишра, Омара ибн Рафи, Мансура, аль-Хасана, Хаттана ибн Абдаллаха ар-Раккаши и Убада ибн ас-Самита, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Учитесь от меня! Учитесь от меня! Установил для них Аллах путь: если совершит блуд девственник с девственницей, кара ему — бичевание и изгнание на год, познавшему с познавшей — бичевание сотней ударов и побиение камнями. — О, как ужасен грех, о котором Аллах ниспослал ясное откровение, что совершивший его будет ославлен, и виновный в нем будет порицаем, и впавший в него будет жестоко наказан, и усилил он кару тем, что грешника должно бить камнями, только когда друзья его присутствуют при наказании.

Мусульмане единодушны в согласии, которое нарушает только еретик, о том, что женатого прелюбодея должно бить камнями, пока он не умрет. О, как ужасно такое убийство, как страшно такое наказание, как жестока эта пытка и как далека она от избавления и быстрой смерти!

Некоторые из людей науки, и среди них аль-Хасан ибн Абу-ль-Хасан, и Ибн Рахавейх, и Дауд, и его последователи, говорят, что такому прелюбодею вместе с побитием камнями надлежит дать сто ударов бичом, и доказывают это словами Корана и установившимся обычаем, возводимым к посланнику божьему — да благословит его Аллах и да приветствует! — а также поступком Али — да будет доволен им Аллах! — который побил замужнюю женщину камнями за прелюбодеяние, дав ей сначала сто ударов, и сказал: — Я бичевал ее согласно книге Аллаха и бил ее камнями по обычаю посланника Аллаха. — Говорить так обязательно для последователей аш-Шафии, ибо добавление правомочного человека к хадису принимается. По единогласному мнению народа, считается верным правило, переданное всеми, согласно которому поступают во всякой общине и среди членов всякого толка из толков людей кыблы, кроме маленькой общины хариджитов, не идущей в счет: кровь мужа-мусульманина дозволена лишь при неверии после веры, при убийстве души за душу, при войне против Аллаха и его посланника, когда муж обнажает меч и стремится внести на землю порчу, идя вперед, а не назад, а также за прелюбодеяние после женитьбы. И поистине, название тому, что поставил Аллах вместе с неверием в Аллаха — велик он и славен! — и войной против него, и прекращением доказательства его на земле, и сопротивлением его вере — великое преступление и ужасный грех, а Аллах — велик он! — говорит: «… Если избегнете вы великих грехов, которые вам возбраняются, очистим мы вас от злодеяний ваших». «А те, кто избегает великих грехов и мерзостей, за исключением малых прегрешений, — поистине, господь твой обширен для них в прощении».

И если люди науки расходятся относительно наименования этих грехов, то все они согласны, о чем бы из этого они не спорили, что прелюбодеяние должно быть поставлено между ними впереди, — нет среди них расхождения в этом.

И не грозит Аллах — велик он и славен! — в книге своей огнем, после многобожия, ни за что, кроме семи грехов (а это и есть грехи великие), и прелюбодеяние — один из них. Обвинение целомудренных женщин в блуде тоже принадлежит к ним, и это все изложено в книге Аллаха — велик он и славен!

Мы уже говорили, что убиение кого-либо из сынов Адама полагается только за четыре греха, которые были раньше упомянуты. Что касается неверия, то, когда виновный в этом вернется к исламу или в число людей договора, если он не вероотступник, — это будет от него принято и смерть отстранена. При убийстве — если защитник убитого примет плату за его кровь, по словам некоторых правоведов, или простит убийцу, как говорят они все, — отпадет от него убиение в виде возмездия; что же касается порчи на земле, то если виновный в этом раскается прежде чем получили над ним власть, убиение его не совершается. Но невозможно, по словам кого бы то ни было, согласного или несогласного, отменить побитие камнями женатого человека, который совершил блуд, и нет никакого способа отвратить от него смерть.

На отвратительность прелюбодеяния указывает то, что передал нам кади Абу Абд ар-Рахман со слов кади Абу Исы, Абдаллаха ибн Яхьи, его отца Яхьи ибн Яхьи, аль-Лейса, аз-Зухри, аль-Касима ибн Мухаммада кбн Абу Бекра и Убейда ибн Умейра, который говорил, что Омар ибн аль-Хаттаб — да будет доволен им Аллах! — покорил во время своего правления людей из племени хузейлитов, и вышла одна девушка из них, и последовал за ней мужчина, который соблазнил ее. И она бросила в него камнем и разбила ему печень, и Омар сказал: — Это убитый Аллахом, а Аллах никогда не платит цену за кровь.

И назначил Аллах — велик он и славен! — для этого греха четырех свидетелей, а для всякого другого решения только двух, лишь потому, что заботился он, чтобы не распространилась мерзость среди рабов его, ибо велика она, ужасна и отвратительна. И как ей не быть ужасной, когда тот, кто оскорбляет этим брата своего мусульманина или сестру свою мусульманку, не имея верного сведения или уверенного знания, совершает великий грех из тех грехов, за которые достоин он огня в будущей жизни, и надлежит ему, по словам ниспосланной книги, быть побитым по коже восемьюдесятью ударами бича. Малик — да будет доволен им Аллах! — считает, что не следует налагать наказания за намек, без ясных слов, ни за что, кроме упрека в блуде. С уже упомянутым иснадом, ссылаясь на аль-Лейса ибн Сада, Яхью ибн Сайда, Мухаммада ибн Абд ар-Рахмана и его мать, Амру, дочь Абд ар-Рахмана, передают, что Омар ибн аль-Хаттаб — да будет доволен им Аллах! — велел побить бичами человека, который сказал другому: — Мой отец не блудник и моя мать не блудница, — это рассказывается в длинном хадисе. А по общему мнению всего народа, без единого несогласного, который был бы нам известен, знаем мы, что, если человек сказал другому: — О неверный! — или: — О убийца души, которую сделал Аллах запретной! — он не подлежит наказанию, — такова осторожность Аллаха — велик он и славен! — при установлении этого великого греха мусульманина или мусульманки. По словам того же Малика, — да помилует его Аллах! — нет наказания в исламе, от которого не избавляло бы убиение и которого бы оно не отменяло, кроме наказания за обвинение в блуде, — если оно полагается тому, кому полагается убиение, такого человека наказывают, а потом убивают. Сказал Аллах великий: «Кто бросит в целомудренных обвинение, а затем не приведет четырех свидетелей, тех бичуйте восемьюдесятью бичами и не принимайте от них свидетельств никогда; это они и суть развратники, кроме тех из них, кто раскаялся…» — и дальше до конца стиха. И сказал он, великий: «Поистине, те, кто бросает обвинение в целомудренных, небрегущих хулой и уверовавших, прокляты в земной жизни и в последней, и будет им наказание великое».

Передают о пророке — да благословит его Аллах и да приветствует, — что он сказал: «Гнев, и проклятие, упомянутые в клятве проклятием, несут погибель».

Передавал нам аль-Хамадани, ссылаясь на Абу Ис-хака, Мухаммада ибн Юсуфа, Мухаммада ибн Исмаила и Абд ль-Азиза ибн Абдаллаха, что тот говорил: — Передавал нам Сулейман, со слов Саура ибн Язида, Абу-ль-Гайса и Абу Хурейры, что пророк — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Избегайте семи поступков, ввергающих в погибель. — А какие эти поступки, о посланник божий? — спросили его, и он сказал: — Придание Аллаху товарищей, колдовство, убиение души, которую Аллах сделал запретной, иначе как за должное взимание лихвы, проедание имущества сироты, отступление в день боя и обвинение в блуде целомудренных, небрегущих хулой, уверовавших.

Поистине, в блуде разрешение заповедного, порча потомства и разлучение супругов, которое счел Аллах великим делом, и не будет это незначительным для человека разумного или того, кто обладает малейшею долей блага. И если бы не великое место этого свойства в человеке и не опасность, что оно одолеет его, Аллах, наверное, не облегчил бы кару для девственных и не усилил бы наказание для женатых. И у нас и во всех древних законах, исходящих от Аллаха — велик он и славен! — это приговор вечный, неизменный и неотмененный; да будет же благословен взирающий на рабов своих, которого не отвлечет великое в его созданиях, и не уменьшит его силы значительное в мирах его, мешая видеть то ничтожное, что есть там! Он таков, как сказал он — великий и славный: «Живой, самосущий, не берет его дремота и сон»; — и сказал он: «Он знает, что входит в землю и выходит из нее, что нисходит с неба и к нему поднимается»; «Знает сокровенное и явное, не укроются от него и все пылинки, в земле и на небе».

Поистине, величайшее, что совершает раб, это разрыв завесы Аллаха — велик он и славен! — перед рабами его. Дошел до нас приговор Абу Бекра Правдивого — он побил человека, который прижимал к себе мальчика, пока не испустил семя, и побил его побоями, причинившими ему гибель, — и знаем мы, как понравилось Малику — помилуй его Аллах! — рвение эмира, который побил мальчика, давшего мужчине целовать себя, пока тот не испустил семя, и он так бил его, что мальчик умер. Все это ясно указывает на силу подобных побуждений и дел и на необходимость увеличивать рвение.

Хотя мы и не видели этого, но так говорят многие ученые, за которыми следует целый мир людей; мы же придерживаемся того, что передавал нам аль-Хамадани, ссылаясь на аль-Вальхи, аль-Фарабри и аль-Бухари, который говорил: — Передавал нам Яхья ибн Сулейман, ссылаясь на ибн Вахба, Амра, Вакира, Сулеймана ибн Ясара, Абд ар-Рахмана ибн Джабира, его отца, и Абу Бурду аль-Ансари, что последний говорил: — Я слышал, как говорил посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — Должно давать свыше десяти бичей только при наказаниях из наказаний Аллаха — велик он и славен! То же говорит Абу Джафар Мухаммад ибн Али ан-Насаи, шафиит — помилуй его Аллах!

Что же касается поступков родичей Лота, то они ужасны и отвратительны. Сказал Аллах великий: «Разве совершите вы мерзость, к которой не пришел раньше вас никто из людей?» — и поразил Аллах тех, кто так делал, мечеными камнями из глины.

А Малик — помилуй его Аллах! — считает, что и совершающий и терпящий такое действие должны быть побиты камнями, женаты они или не женаты, и некоторые маликиты доказывают это тем, что Аллах — велик он и славен! — говорит о побитии им камнями тех, кто так делает: «И они (камни) от неправедных недалеки». А из этого следует, что, если кто поступит неправедно теперь, совершив то же самое, они к нему тоже близки, но спорить об этом вопросе здесь не место.

Говорил Абу Исхак Ибрахим ибн ас-Сирри, что Абу Бекр — да будет доволен им Аллах! — сжег за это огнем, а Абу Убейда Мамар ибн аль-Мусанна упоминал имя сожженного и говорил, что это Шуджа ибн Варка аль-Асади, — его сжег огнем Абу Бекр Правдивый за то, что его познавали сзади, как познают женщину.

Но, поистине, широки пути для разумного вне греха, и не запретил Аллах чего-нибудь, не заменив этого для рабов своих делом дозволенным, которое лучше запретного и достойней — нет бога, кроме него!