Среди людей есть и такие, чья любовь становится настоящей только после долгих шептаний, и частых свиданий, и продолжительной дружбы. Вот что скорее всего продлится и укрепится, и не оставит на этом следов бег ночей, — что вошло с трудом, не легко и выходит. Таков и мой обычай, и в предании дошло, что Аллах, великий и славный, сказал душе, когда он велел ей войти в тело Адама — а оно было глиняное, — и душа устрашилась и испугалась: — Входи поневоле и выходи поневоле. — Это было рассказано нам нашими наставниками.

Я видел людей с подобным свойством, которые, почувствовав в душе своей начало любви и распознав в себе, из-за предпочтения, склонность к какому-нибудь образу, прибегали к разлуке и прекращали посещения, чтобы не увеличилось то, что они испытывают, но выходило это дело из их рук, и становилась смерть между ослом и прыжком.

Это указывает на то, что любовь крепко пристает к сердцу людей с таким качеством, и если она овладеет ими, то никогда не уйдет. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

Я удаляюсь от треволнений любви, ибо счел я, что оборвать — качество прямо идущего. Я видел: в начале любви обращаешь ты глаза твои к цветам ланит, Но, пока наслаждаешься ты в уединенье, вдруг оказался ты в кольцах цепей, Как тот, кто обманут был близостью мелкой воды и поскользнулся, и исчез в полноводных потоках.

И поистине, долго дивлюсь я всякому, кто утверждает, что влюбляется от одного взгляда, и едва ему верю. Я считаю такую любовь лишь видом страсти, а чтобы она овладела в моих мыслях глубиной души и проникла за преграды сердца, то я не думаю этого. Любовь никогда не прилеплялась к моему сердцу иначе как через долгое время после того, как человек не покидал меня целую вечность, и я брался с ним за все важное и неважное. Таков я и в забвении и в тоске: я никогда не забывал дружбы, и моя тоска обо всем, что знал я прежде, поистине, заставляет меня давиться водой и задыхаться, глотая пищу. Спокоен тот, у кого нет этого свойства!

Я ни от чего не чувствовал пресыщения, после того как узнавал что-нибудь, — никогда не спешил ни с кем сдружиться при первой же встрече и не желал перемены в чем-нибудь из своих пожиток, — ибо я говорю не об одних друзьях и братьях, но обо всем том, чем пользуется человек из одежды, верховых животных, кушаний и другого.

Я не наслаждался жизнью и не покидала меня молчаливость и замкнутость с тех пор, как отведал я вкус разлуки с любимыми, и поистине, эта печаль постоянно ко мне возвращается и горесть забот непрестанно меня посещает. Воспоминание о том, что прошло, всегда делало мою жизнь горькой, когда начинал я ее сызнова, и поистине, я — убитый заботами в числе живых и погребенный печалью среди жителей мира. Аллах же хвалим при всяком положении, нет бога, кроме него!

Обо всем этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

Правдивая любовь не бывает дочерью часа, и не дает огниво ее огня, когда хочешь. Но не спеша идет она и зарождается от долгого слияния; крепко стоят устои ее. Не близки к ней перемена места и уменьшение, не далеки от нее неподвижность и увеличение. В подтверждение тому видим мы, что всякий росток, растущий быстро, вскоре погибает. Но я — земля твердая, жесткая, — трудно любому посеву ее подчинить.
Не проникают в нее его корни, и не заботит ее, чтобы щедрым был дождь.

Но пусть не подумает думающий и не вообразит воображающий, будто все это противоречит моим словам, начертанным в начале послания, что любовь — связь между душами в их основном, вышнем мире, — напротив, это подкрепляет их. Мы знаем, что душу в этом нижайшем, мире окутывают завесы и постигают случайности, и окружают ее свойства земных сфер, которые скрывают многие ее качества, и хотя не изменяют их, но становятся перед ними. А на соединение можно действительно надеяться лишь тогда, когда душа к нему расположена и подготовлена, и после того как дошло до нее знание о том, что с нею сходно и согласно, и скрытые свойства души были противопоставлены сходным с ним свойствам любимой. Тогда душа соединяется подлинным соединением, без препятствия.

Что же до того, что возникает с самого начала из-за каких-нибудь явлений телесного предпочтения и одобрения взором, который не переходит за пределы красок, то в этом тайна страсти и ее истинный смысл. Когда же страсть увеличивается и минует этот предел, и совпадает с усилением ее сближение душ, в котором равно участвуют и душа, и природные свойства, — тогда она называется любовью.

Отсюда и входит ошибка к тому, кто утверждает, что он любит двоих и влюблен в двух разных людей. Это является лишь со стороны страсти, о которой мы только что упоминали, и она называется любовью в переносном смысле, а не в подлинном. Что же касается души любящего, то у него нет избытка склонности, который он мог бы обратить на дела веры и земной жизни) — как же быть тут увлечению любовью к другой? Об этом я говорю:

Солгал утверждающий, что любовь к двоим суждена, как солгал об основах веры Мани [39] . Нет в сердце места для двух любимых, и не будет более новое вторым. Как разум един и не знает творца, кроме единого милосердного, Так и сердце едино и может осилить лишь одного, Далеко он или близко. Говорящий так сомневается в законе любви, и далек он от здравой веры. Так же и вера в бога — единая она и прямая; нечестив тот, кто имеет две веры.