— Т–с–с! — Чеку Барлас прикладывает палец к губам.

Тимур со своим приятелем пробираются сквозь заросли к реке.

— Любуйся! Ай, да Чеку Барлас: все знает, все видит! — чмокает губами приятель. Тимур потрясен. Дело в том, что на мелководье реки, за густыми зарослями облепихи, купается… Жамбы! Купается весело, как и положено девушке лет 14–15, в нижнем белье до пят, купается, что–то напевая. Чеку Барлас в своей характерной только ему манере, делает попытку сказать что–то по этому поводу скабрезное, но под резко осуждающим взглядом Тимура мгновенно осекся:

— Я ухожу!.. Я ничего не видел! — говорит он, отступая.

Однако для Тимура такого рода покаяние явно недостаточно — он процеживает сквозь зубы:

— Вон!

Ветви зарослей за Чеку Барласом сомкнулись, его рядом как и не было. И тогда Тимур, не в силах подавить в себе нахлынувшие чувства, продолжает наблюдение за купальщицей. Жамбы, немного чисто по–женски покувыркавшись в воде и оглядевшись на всякий случай вокруг, выходит на бережок… раздевается… выжимает белье, раскладывает его едва ли не перед носом Тимура…

Перед Тимуром — невероятное зрелище: он впервые видит перед собой женские прелести. И кого? Любимой, правда, пока тайно любимой, девушки однозначно очаровательной, редкой красоты… Жамбы, заметив Тимура, вскрикнула, поспешно закрылась сухим платьем. Реакция Тимура необычна. Он ее, казалось бы, привлекает к себе, гладит по лицу, но тут вдруг резко преображается, отталкивает её от себя, перед тем больно, «влепив» 2–3 пощечины, бросается прочь…