Самарканд. Тюрьма. Мрачные, то и дело изгибающиеся, разветвляющиеся коридоры… По одному из них с факелами в руках шествует группа людей, среди которых нетрудно узнать знакомых нам «гадальщика», лопоухого, торговцев горшками и арбузами и… Джамаля, правителя Самарканда. Группа проходит мимо ниш в стене, в которых за толстыми железными прутьями видны измученные фигуры узников. Такого примерно рода камеры и в полу коридоров. Это–зинданы. Люди останавливаются около одного из зинданов, факельщики освещают чрево зиндана, на дне которого видна фигура заключенного. Факельщики — тюремщики со знанием дела показывают повелителю свой «товар».
— Имам Дауд, — информирует тюремщик — об обитателе зиндана — богохульник. Богоотступник…
Джамаль не считает нужным далее вникать в дело имама Дауда и следует дальше, останавливается у другого зиндана…
— Это Джафар. Бунтовщик. Смутьян…
— Почему они молчат? — наконец произносит Джамаль.
— У них… отрезаны языки, а у этого, мой повелитель, еще и руки.
Повелитель Самарканда ковыляет дальше.
— Господин повелитель… Господин повелитель! — слышится отовсюду — справа и слева из–за решеток на шествующих смотрят изможденные лица заключенных.
Но вот перед шествующими открываются двери — свита оказывается в камере пыток. Внутри помещения по обе стороны камеры и в глубине ее — предметы, необходимые для пыток. Тут же — трое людей. Двое из них, судя по всему, работники тюрьмы, третий — Чеку…
Работники раскланиваются, усаживают повелителя Самарканда Джамаля в кресло… Один из его свиты что–то шепчет ему на ухо — тот едва уловимым кивком принимает к сведению сказанное, затем немигающее взирает на Чеку.
— Ведомо ли тебе, кого изволят лицезреть твои, да будут они прокляты, глаза? — спрашивает глава тюрьмы.
— Это — повелитель славного города Самарканда. И да будет к ним всегда милостив Аллах! — отвечает Чеку.
Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю — тот коротко что–то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:
— Почему ты здесь?
— Я с приятелем гулял по базару и тут…
— Гуляли?
— Свидетель Аллах — гуляли…
Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.
— Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?
— Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.
Снова смех.
— За арбузы и дыню забыли заплатить?…
— О, вы всевидящие и всезнающие люди — да, забыли! Забыли — чертова память!..
Веселое оживление.
— Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?
Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:
— Видит Аллах, они разорили меня.
— Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.
Повелитель города снова что–то шепчет главе тюрьмы.
— Ты погубил двух лучших воинов повелителя — тоже нечаянно?
— О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали «двое»? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …
— Хватит лжи! — рявкнул глава тюрьмы. — Прикуси свой грязный язык!
Повелитель города дает знак главе тюрьмы — шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:
— Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому — да поможет его деяниям Аллах! — повелителю Самарканда — лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?
— Я несчастный бродяга — да покарает меня Аллах! — а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.
Повелитель что–то шепчет снова — в который уже раз! — главе тюрьмы — тот жестом подзывает лопоухого.
— Говори, как назвал нашего… всемилостивого?
Лопоухий мнется.
— Говори!
— У меня не поворачивается язык — да отсохнет он! — произнести это богопротивное слово…
— Говори! — наконец–то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.
— Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…
— Так и назвал? — спрашивает тюремщик.
— Он… «кривой Джамаль»… Клянусь, это его слова!
Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено — идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг–другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов — один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…