Как я уже писал, только у нас в стране, кажется, есть поговорка – не зарекайся от тюрьмы и сумы. В моей ситуации надо бы добавить – и онкоцентра на Каширке. Я думал, и даже на все сто процентов был уверен, что более никогда не попаду в этот гадюшник – бизнес-центр на человеческом горе. Но, увы, вновь я здесь. Правда, ныне все иначе – Шовда все оплатила, и у меня теперь отдельная палата, даже рабочий стол по-моему желанию поставили. Но это форма, а по содержанию все то же, те же алчные, наглые врачи и медсестры. На сей раз я здесь особо не задержусь. И нынешнее мое лечение почти механическое, и оно уже закончено – просто жду, когда рана вокруг катетера чуть заживет, и я улечу. Нет, не на своем дельтаплане, хотя уже очень хочу. Я успел почувствовать вкус полета на нем. Кстати, из-за него сюда попал. Но я не об этом… А почему не об этом? Таком прекрасном, завораживающем, восхитительном! Как это здорово и как захватывает дух, когда ты как орел – ну, может, не как горный орел, но хоть какое-то подобие – взлетаешь и паришь над горами. До сих пор это ощущение полета и почти невесомости владеет мной. Наверное, как наркоман, уже испробовав раз, другой, даже не совсем удачно, я все равно мечтаю и хочу летать. Чуть-чуть, хотя бы на мгновение почувствовать восторг полета и свободы, а не ползать по этой бренной земле. В эти дни я часто думаю о Максиме. Ах, мне бы сейчас его опыт и совет. И я вновь и вновь вспоминаю, как он, только сутки проведя в воюющей Чечне и уехав домой, сказал, что весь адреналин вышел, и он более не хотел в жизни рисковать, забросил все, в том числе и дельтаплан. Стал жить спокойно, размеренно, как простой обыватель, просто стал наслаждаться мирной жизнью. От этого очень располнел, и как сказал его лечащий доктор: «Привыкшее к нагрузкам и рискам сердце, а может, и душа, не вынесли этого покоя». А у меня, может, я и восхваляю себя, все наоборот – две войны здесь прожил, почти все и всех потерял, а этот адреналин, про который никто ничего толком не знает, вдруг появился. И я знаю, что меня называют сумасшедшим, свихнувшимся от горя, болезни и лет. А для кого-то это просто ребячество. Но я очень хочу жить! Знаю, что недолго осталось. Но я хочу хотя бы этот отрезок, последний отрезок, полноценно, свободно в полете прожить!

В середине мая, как обычно, в горах воцарилась тихая, теплая, по-настоящему весенняя пора. Все зацвело; такие краски, такой дурманящий аромат альпийских лугов. И все запорхало – пчелки, бабочки, птички, жучки. А всяких вредных мух и комаров здесь не бывает – райский уголок! Здесь надо жить, свободно жить, а значит, летать. Поэтому я несколько дней занимался своим дельтапланом, а когда закончил, решил, как и у Максима, соорудить некий ангар для дельтаплана на чердаке, чтобы сильным ветром не унесло. А в последний момент подумал: «Затащу я аппарат на чердак – потом и не вытащу. Попытаюсь-ка полетать». Я уже прочел пару книжек по дельтапланиризму. Но это теория, а на практике оказалось очень непросто. Во-первых, день должен быть безветренным или маловетреным. Во-вторых, и это самое главное, надо правильно уловить направление нисходящего потока. А в-третьих, начинать надо с небольших и пологих склонов, обязательно под наблюдением инструктора, а первые полеты, вообще, только в паре с ним. Последнее невыполнимо, да и начинал же кто-то один, без всякого инструктора и теории. Так и я буквально загорелся… Рядом с моим домом, прямо под родником, на скале огромный выступ, и далее – пропасть и… необъятный простор над ущельем. Именно туда и спадает родник. Раньше я к краю этой пропасти даже подходить боялся: илисто, скользко, высокая трава, и я всегда вспоминал стихи Лермонтова о горном роднике:

Теперь я частенько стою на краю этого головокружительного обрыва: присматриваюсь, даже словно прицеливаюсь – смогу ли я отсюда полететь. Смогу, хочу и даже должен. Но до этого надо потренироваться на более спокойных, пологих и безопасных участках. По правде, я даже не представлял, что все будет так непросто, тяжело и страшно. Страшно попасть в ситуацию, когда ты словно в невесомости и от тебя почти ничего не зависит. С третьей попытки я немного взлетел, но так испугался этой свободы полета, что весь сжался, потащил аппарат вниз, чуть его не разбил, ногу до крови ушиб. А как я устал! Просто выбился из сил от напряжения всех мышц и страха. Вернулся я домой разбитый и удрученный. Хотел было дельтаплан на чердаке поставить, да так устал, что бросил у дверей, а сам спать. И вижу сон, который часто снился в молодости, один к одному: я забираюсь на какую-то непонятную высоту, и меня охватывает леденящий страх – не знаю, как спуститься, а высоты боюсь, кажется, вот-вот не удержусь и полечу вниз, разобьюсь. Просыпаюсь в ужасе, весь потный, и вновь заснуть боюсь, не дай Бог, вновь это все повторится. Давно я этот сон не видел. Видимо, он снится только в молодости, когда ты куда-то стремишься, о чем-то возвышенном и великом мечтаешь, когда ты думаешь только о вечном, и тебе кажется, что вся жизнь впереди. А подсознание подсказывает – все в меру, не лезь очень высоко, там рискованно, опасно, и слезать очень больно и страшно. Но на сей раз я вновь во сне залез на какую-то невероятную высоту, а она, как тонкая вершина дерева, вся качается – то ли тебя сбросить хочет, то ли сама обломаться боится. Да на сей раз я не боялся. Наоборот, восторгался азартом и даже как-то бравировал смелостью. А когда проснулся и, пытаясь анализировать свой сон, понял, что по молодости чего-то возвышенного хочешь достичь, но рисковать не надо и не решаешься, ведь ты уже во многих ипостасях: сын, пусть и приемный, друг, коллега, муж, отец, кормилец и так далее, словом, все впереди и многое от тебя зависит. А сейчас? А сейчас все позади. Та ветка, по которой ты всю жизнь куда-то взбирался, уже давно обломилась, сгнила, и от тебя ничего и никто не зависит, все в прошлом. Все было зря? Все понарошку? А ты, как пустышка, завис в воздухе: и не взлетаешь и не падаешь – никчемный удел, печальный итог. Ты одинок! Страшно. Как в могиле страшно. Задыхаюсь. Я выбежал из дома. Мрак. Очень прохладно. Тишина, лишь речка что-то там шепчет. Луны нет. Темно. Небо темное-темное и миллиарды звезд, как миллиарды искр – искр жизни, света и будущего смотрят на тебя, …зовут. Куда бы полететь? Какую звезду выбрать? Где же мои родные и близкие? И мне захотелось сейчас, именно сейчас, посреди ночи, пойти к тому месту, куда и днем никто подойти не смеет, откуда «по гладким камням в бездну ниспадая, теряется во мраке» наш родник. И я уже направился туда, и никакого страха, никаких мыслей, мечтаний или идей. Я словно отключился от реальности. Все прошло, а впереди полет и облегчение, и гармония. Я всех простил, и меня, я надеюсь, все простят. Почти на ощупь, но я уже добрался до того места. Вот меня укололи кусты терновника, вот я глажу жесткие листья осоки, чувствую липкий, скользкий ил под ногами, и камни отполированы водой, и звонко родничок журчит. Напоследок через свой катетер я как-то попытался выпить сладкой, студеной воды, обмыл лицо, руки. Потом встал как по стойке смирно. Подо мной черная, бездонная пропасть мрака, куда я хочу нырнуть. Удивительно, но был я очень спокоен. Даже стук сердца не слышу – отстучало, отболело, отживает. Тишина… И вдруг я слышу, как горы говорят. Обо мне говорят. Говорят, что дядя Гехо мне зря дал имя Стигал. Мне надо в бесконечное небо смотреть, к звездам стремиться, а я – в бездну. Словно зарядом сверхтока меня от края пропасти отшвырнуло. Колючки терна с упреком ужалили. Я пополз вверх, потом побежал к дому.

Еще до зари мой красно-белый дельтаплан взбирался на пологую вершину, оставляя на росистой траве неровный, но ползучий след наверх. С первыми лучами солнца, приветствуя рассвет, я осмотрел с этой вершины весь Кавказ. Какая красота, гармония, свежесть и чистота! С такими же чувствами я побежал вниз, и какая-то приятная, мощная небесная сила оторвала меня от земли. Я полетел. Я по-настоящему полетел. И страх был, и волнение. И я пытался как-то дельтапланом управлять. И, конечно, приземлился я не там, где планировал, а еще дальше, ушибся, боль в ноге, и аппарат не удержал, но я испытал за эти две-три минуты такое поразительное удовольствие, как говорится, такой действительно неописуемый кайф, что был просто очарован и потрясен. Я хотел все это тут же повторить и еще дальше полететь, но меня переполняло такое чувство торжества и победы, что я не мог бы снова сосредоточиться. И тут, когда я со своим летательным аппаратом поднимался, услышал гул мотора. Кто нарушил мой праздник? Кого могло сюда занести? Участковый. Вездесущий.

– Ты что? Совсем обалдел?

Я повел плечами.

– Тут нельзя летать!

– А дышать можно? – как-то жестами показал я.

– Ты больной. Здесь рядом погранзона, и они могут запросто замочить.

– Здесь мой дом и моя земля. Что хочу, то и делаю, – мычу я в ответ. Не знаю понимает он или нет, а я продолжаю:

– А кому я мешаю?

– Нельзя! Запрещено! – кричит он. – Приказ!

– Тебе приказ, а не мне, – жестикулирую я. – Ты раб и крепостной, а я у себя дома, я свободен и делаю, что хочу. Понял?

Он, конечно, не все понял, но смысл уловил, рассердился, а я пытаюсь объяснить:

– Хочешь от рабства освободиться? Попробуй. Полети. Такой кайф, наслаждение!

Это он четко понял и отвечает:

– Я не дурак… и жить хочу.

Может быть, мне это не надо было говорить, но он нарушил мой праздник и торжество, да я и не говорил, а промычал:

– А мой сын, сыновья дураки были и жить не хотели?!

Видимо, он понял, насупился и зло говорит:

– Как Бог дал… А тебя в последний раз предупреждаю: еще раз этой дрянью воспользуешься – в воздухе расстреляю. Такой приказ. Понял?

– Ага! – промычал я. – Попробуй!

С этими словами я тронулся вверх. Он преградил мне дорогу, даже попытался силой остановить, но я действовал жестко и решительно – мне, как говорится, терять нечего и отступать некуда и некогда. Уже у самой вершины я понял, что с восходом солнца ветер усилился и изменил направление. И мне надо было успокоиться, сосредоточиться, слиться в гармонии с природой и окружающим миром, да разве эти купленные с потрохами отщепенцы дадут спокойно жить, тем более летать. В общем, мой дельтаплан был уже испорчен, в первое же мгновение направился и полетел не туда и не так. И надо было его выпустить, от него освободиться, но на виду у этого участкового я вначале не хотел, а потом и не смог, а дельтаплан меня с такой силой швырнул, понес, я едва сгруппировался, а меня со всего маху – к земле. Под откос тащил он меня метров тридцать, а может, и более, – пока не отлетело крыло, и тут дельтаплан меня накрыл. Как будто все закончилось, аппарат я кое-как обуздал, но мне очень тяжело, задыхаюсь, дышать не могу и воздуха не хватает. Глянул я на катетер, а там обильно сочится кровь: оказывается, он от ударов грудью о скалы вошел внутрь. Наверное, меня ждала бы мучительная смерть, если бы не подоспел участковый. Он все видел, вначале за голову схватился, а потом подхватил меня и потащил на более ровное место. Потом туда подогнал уазик, погрузил в него и с ревом – на подъем. Я еще соображал, когда мы проезжали мимо моего дома, и я хотел что-то сказать, а потом от этой тряски и от нехватки кислорода я стал терять сознание. В больнице Ведено врачи мне никак помочь не смогли, а вот в Шали оказался на месте опытный специалист. Он вычистил мой катетер и догадался подвести кислородный мешок с принудительной подачей воздуха. Я сразу пришел в себя. Ожил. С этим же кислородным мешком я в тот же день вылетел в Москву. Здесь в аэропорту меня уже ждали Маккхал и зять, прилетевшие из Вены. Шовда прилететь не смогла, у нее не оформлены документы, да и ребенок мал. Но она уже сделала все необходимое: когда деньги есть, много денег, то в онкоцентре тебя на руках носят.

У меня теперь здесь отдельная, большая палата, персональная медсестра и даже сиделка – им тоже не хило заплачено, и доктор частенько заглядывает и все выпытывает, где мне такой хороший катетер поставили, за какие деньги и как я себя с ним ощущаю? У него, как обычно, свой расчет, свои заботы в конкурентной борьбе за клиента. А у меня свой. Как только все на место поставили, и стал я спокойно дышать – все пытался звонить участковому в Чечню. А он не берет трубку, потом вовсе отключил связь, а ночью позвонили с незнакомого номера, оказывается, соседский мальчик:

– Тебя просили не беспокоиться. Все убрали, и дельтаплан на чердак затащили… Так велено передать, – сброс сигнала.

Я спокойно вздохнул. Все-таки участковый не сука. Видимо, и мою снайперскую винтовку спрятал. Ведь я ее в доме оставил и, когда мимо дома последний раз проезжал, о ней ему хотел сказать.

Вот такая жизнь. Сам при смерти, а другого убить, отомстить все же грежу. Псих? А может, так и надо?!