Как-то мой друг сказал:

– Я на днях оперировал одну женщину, ее сын участковый в высокогорном селе. Говорит, у них горы потрясающие, приглашает посмотреть, оценить, погостить.

Поехали. Картина действительно невообразимая, неописуемая, но наше внимание привлекло нечто иное: прямо на противоположном склоне горы, на вершинах деревьев, на этом сочном зеленом фоне – красно-белый треугольный предмет.

– А, – сказал участковый. – Мы называем это – флаг Стигала, теперь как наш древний стяг-символ.

Тут он вкратце поведал нам судьбу односельчанина и под конец добавил:

– Прямо в воздухе из всех орудий, даже гранатомета, стали в него стрелять. Там дельтаплан разбился. А это крыло на вершине застряло.

Печальная история, а он продолжает:

– Я и тогда был здесь участковым, но в то время лежал в больнице, – он показал шрам на шее и продолжил. – Раненный Стигалом наш начальник приказал даже дом Стигала сжечь. До поджога наш односельчанин, парнишка, кое-что попытался вынести из дома – небольшой чемоданчик. Стигал накануне собирался к дочери в Европу. В этом чемоданчике были две-три его тетради – типа дневниковых записей… говорить он не мог.

– У него был катетер? – вдруг вырвалось у меня.

– Да, – удивился участковый, – а ты его знал?

Оказывается, знал. Несколько лет назад, когда моему двоюродному брату поставили диагноз – онкология, я вместе с ним оказался в Москве, в онкоцентре на Каширке, там мы встретили пациента-земляка. Последний не в первый раз был здесь, на очередном обследовании. И как ни странно, он абсолютно не был похож на остальных больных – уже пожилой, но видно крепкий, высокий, широкоплечий, а лицо светлое, даже яркий румянец на щеках, и главное, глаза – очень голубые, ясные, живые. Правда, он говорить не умел, как глухонемой жестикулировал, – убеждал нас, что здесь лечиться нельзя, врачи – мясники, мол, ищите другую больницу, где и лучше, и дешевле. А для доказательства расстегнул рубашку на груди. Признаюсь, мне стало плохо. Нас не надо было более уговаривать – мы спешно ретировались из этого лечебного заведения, а у самого лифта вдруг появился этот больной.

«Ты писатель?» – написал он в блокноте и показал мне.

– Да, – ответил я.

Он из-под мышки достал небольшой пакет, просто заставил взять, а в блокноте написал:

– Мои записи, может, пригодятся.

Двери лифта закрылись, больше я его не видел, и даже имя его не узнал. И признаюсь, прямо на выходе из онкоцентра я хотел этот пакет в урну кинуть, словно от него заразиться мог, но подумал, вдруг он на нас из окна смотрит; увидит, что в моих руках ничего нет, а ведь я, как писатель, обязан любой текст уважать. В общем, этот пакет оказался в моей московской квартире, но и тогда я его даже не раскрыл. Наоборот, я его положил еще в один большой и прочный полиэтиленовый пакет, даже скотчем перемотал, чтобы зараза не распространилась, но не выкинул, а отправил в самый дальний угол нижнего ящика тумбочки. И забыл. Однако всему свой черед, и в жизни случайностей не бывает. Так или иначе почти все записи Стигала попали в мои руки, а это все не просто так.

…Я был в Австрии у Шовды – замечательная женщина! Правда, на профессиональную сцену она вряд ли вернется, теперь считает, что есть кое-что поважнее музыки, – люди. У нее уже четверо детей и ждет пятого. Ее мечта, точнее уже разработанный проект – построить на родовом наделе отцов прежнюю башню, хотя бы ее уменьшенную копию, и добротный дом. Она туда на склоне лет переедет. А музыкой она занимается, и меня не раз исполнением побаловала – прелесть! Объяснила, что у нее теперь иная задача – всем детям она должна дать приличное европейское образование, может, у кого и музыкальный дар обнаружится. Но Кавказ – Родина! Чеченский язык – родной!

– А если честно, – как-то сказала она, – после каждой потери мне было очень тяжело. Одна! Была одна. А сейчас Бог надо мной смилостивился – у меня дети… А родными я горжусь.

В ее доме кругом фотографии Стигала, матери и братьев – младший отдельно, и она с некой тоской говорит:

– Жалко… Но я, как и отец, живу будущим. Этим рада и счастлива…

Я встретился почти со всеми людьми, которые фигурировали в рукописях Стигала. Хотя сам автор тщательно избегал имен, и я догадываюсь, почему, и поэтому попытался сохранить эту безымянность. Единственный, кого я не мог увидеть, – это внук дяди Гехо. После выборов 2006 года он бежал в Москву, там его и пристрелили…

Честно признаюсь, что я подаю этот материал в несколько измененном виде. Может, я и не имел права это делать, но я сделал, потому что записи надо было систематизировать и просто упорядочить. Однако я постарался не нарушать стиль и характер подачи материала, и главный принцип – не испортить оригинал. Вместе с тем я некоторые эпизоды и выражения, особенно политического характера, просто исключил. Конечно, я не профессиональный редактор, и, наверное, от моего вмешательства текст немного видоизменился, может, даже пострадал, но общую идею, а главное – смысл, по-моему, я сумел сохранить и передать. И я понимаю, что кому-то книга понравится, кому-то – нет. Многие вовсе не прочитают, и даже в руки не возьмут, но я благодарен судьбе. Ибо этот текст на наглядном и конкретном примере до конца объяснил мне слова великого Гете:

И конечно, чем убегать, а тем более пасть на колени, лучше свободно – в пропасть… и – напоследок лететь, взлететь, как Стигал!

Вот судьба и смысл существования…

СП ЧР

г. Грозный, 2014 г.