(Воды Медвежьего моря близ г. Еванда, корабль «Павлин», 12-й трид 1019 г. от р. ч. с.)

Нико не мог выбраться из Унья-Паньи долгую половину трида. Море штормило каждый день. Ливни обрушились на Намул, точно проклятье. Бешеный ветер срывал фонарики и палатки. Улицы блестели от воды и битого стекла.

И вот, наконец, прояснилось.

Всюду люди. Суетливые, кричащие. Матросы в желтоватой одежде из просмолённой ткани, шумные торговцы — любители азартных споров, мальчишки, не отводящие глаз от клеток с диковинными птицами и зверями. И хотя среди них у Нико не было ни одного знакомца, кроме толстогубого Намада, похожего на раздутую рыбу, он чувствовал себя здесь гораздо уютнее, чем среди аборигенов Таасских островов и вечно весёлых жителей Намула.

На рассвете, незадолго до прибытия в порт Валаара, Нико стоял на палубе и рассасывал лекарство от тошноты. Среди стёртых в порошок растений получалось распробовать мяту, кисло-солёные водоросли и незнакомую пряность. Нико каждое утро съедал по щепотке и ругал себя, что в прошлый раз, разозлившись на родительницу, отказался прихватить мешочек, да так и промучился всё путешествие. Теперь, получив от Намада маленький подарок, он был от души благодарен.

Туман медленно, неохотно растворялся в дневном свете. На горизонте появилась полоса белых скал. Точно громады айсбергов они нависали над мутными серо-синими водами Медвежьего моря. Кое-где на ломаных вершинах бурела трава. Нико вглядывался в горизонт с волнением и тревогой. Сотни историй о Большой косе он слышал из уст Такалама. И всё же красноречие прималя сильно уступало реальности. В памяти сами собой появились строки из песни о Большой косе:

Иду к тебе по водам тёмным. Лечу холодным, влажным ветром. С тревогой, в сердце затаённой, Вдыхаю хмарь угрюмых кедров. Я помню, помню твои степи. Где волны трав, как волны моря. И где тела из праха лепят, И топят в нём детей, как горе.

Валаар — остров меловых скал и вулканов, медленно, неохотно распахивался перед Нико. Земля туманов и пустынь. Загадочный лоскут суши, полный тайн, омытый круговертью холодных течений. Он был так близко, что Нико не верил собственным глазам.

Проходивший неподалёку Намад растянул толстые губы в улыбке. Тучный и круглый, он был одет в коричневый халат с узором из вертикальных линий, перетянутый серебристым поясом. Нико едва сдержал смех, увидев торговца пряностями. В таком наряде Намад выглядел, как пузатая бочка, стянутая железным кольцом. Торговец вынул из-за пазухи трубку и мешочек с ароматным табаком. Сладко закурил, зажмурился.

— Вот и прибудем скоро, — протянул он.

— Скажи-ка, Намад, — задумчиво произнёс Нико. — Что ты знаешь о Валааре?

Торговец помолчал немного. Выпустил кольцо дыма.

— Из приятного там отменная икра и горячие источники. Из неприятного — всё остальное.

— Так плохо?

— По сравнению с Соаху это империя нищих. Впрочем, как и большинство земель в мире. Чем холоднее, юноша, тем злее народ. Я слышал, на Большой косе у каждого в доме есть комната, забитая дровами и углём. Целая комната! И всё ради того, чтобы пережить зиму. Так скоро и леса у бедняг не останется. Будут закупать из Намула. И торф, и дрова.

— Мы и сами закупаем, — пожал плечами Нико.

— Потому что щадим своё. Да и нет у нас болот. А закупаем понемногу. Рыбку на угольках поджарить, купаленку подтопить, закоптить мяско. А они огнём холодную смерть гонят. Это, юноша, не так-то просто.

— Дашь мне какой-нибудь совет?

Торговец нахмурился, вынул трубку изо рта.

— Не улыбайся. У них не принято улыбаться. Все там ходят мрачные, как будто завтра пеплом обратятся. Странный народ. Угрюмый. Если устанешь от этих рож — наведайся в Сливовые источники, вот там девочки весёлые! Мигом хворь с тебя снимут.

Намад хитро подмигнул и оставил собеседника в одиночестве.

Стараниями Такалама, Нико знал язык северян достаточно хорошо. Говорил, конечно, с акцентом, но это его не тревожило. Лучше так, нежели нанимать кого-то. Такалам шутил, что у девяти из десяти местных переводчиков познания в воровстве гораздо глубже, чем в соахском. По этой причине он однажды лишился кошелька. И попал бы впросак ещё восемь раз, не обладай правдолюбием. У Нико столь полезного проклятия не имелось. Да и денег было не особенно много. Кто знает, какие расценки у местных прималей.

Искать их, бродя по дорогам Валаара, юноша не собирался, а спрашивать у местных было нельзя. Про прималей вообще не стоило заговаривать. Ни с кем. Такалам едва не погиб из-за этого, когда впервые вернулся на родину.

Пастыри пепла не строили домов, редко ночевали под крышей. Их почти невозможно было застать дважды в одном и том же селении. Но, как известно, примали не обходили стороной постоялые дворы, винные дома и закусочные на перекрёстках. В одно из таких заведений Нико и направился по прибытии в порт.

Собрав воедино советы Тавара, Такалама и Намада, он переоделся в простую, тёплую одежду, какую сейчас носило большинство валаарцев: кожаные ботинки на толстой подошве, плотные штаны тёмно-зелёного цвета, приятную телу шёлковую рубаху, поверх ещё одну — шерстяную, на пояс широкий ремень для оружия, дальше куртку со множеством ремешков и карманов, подбитую мехом. Наряд довершал плащ из грубой, коричневой ткани, спасавший от дождя и косых взглядов.

Ветер дул с севера, подгоняя хмурые облака. Нико сошёл с трапа и надвинул капюшон. Старая пристань, провонявшая водорослями и тухлой рыбой, всё ещё дремала. Покачивались на волнах и бились друг о друга просмолёнными боками лодчонки. Выгружали товар вялые матросы. Усталые рыбаки сматывали сети и несли утренний улов, кто к домашнему столу, а кто на продажу. Всё кругом серое, тихое и блёклое. Даже на торгу люди шумели не в полную силу. В Унья-Панье было куда веселее.

Нико не увидел ничего знакомого. Дома у кромки моря как на подбор низкие, невзрачные. Почти ни одного каменного. Здесь ютились те, кому не хватало денег перебраться подальше от приливов. Каждую весну нижний ярус города на несколько тридней уходил под воду. Об этом говорили забившиеся в щели стен ракушки и водоросли, гнилые основания хижин, чёрная плесень.

Чем выше Нико поднимался по центральной дороге, тем приятней делалась картина. Вдали от губительных волн встречалось всё больше добротных зданий в два, а то и в три этажа. Грязные тропки сменились мощёными улицами, где чаще попадались вывески. Одна привлекла внимание Нико и заставила улыбнуться. Ярким красным пятном горели в сумраке сонной улицы слова: «Закусильня и выпивальня». А внизу мелкими буквами приписка: «Уйдёшь сыт, пьян и жив, даже если приходил мёртвым».

Здание оказалось маленьким, зажатым между высокими, деревянными домами. Нижний этаж «закусильни» был сложен из кирпича и побелен. Второй сбит из досок. Наверху имелось подобие балкона, а внизу чисто выметенные ступени, отвратительно скрипучие, дававшие хозяину возможность тут же узнать о госте.

Дверь распахнулась, не успел Нико потянуться к ручке.

— Приветствую! — неожиданно бодро выпалил усатый мужичок и потянул юношу внутрь.

Нико с неохотой снял капюшон и огляделся. Помещение было небольшое, чуть задымлённое, уютное.

— Пива, вина? — угодливо спросил хозяин.

— Сытный завтрак, — бросил Нико, оглядев пустые столы.

Глупо было думать, что с утра пораньше в первой попавшейся «закусильне» его будет ждать прималь. Ни в ближнем, ни в дальнем зале, не нашлось ни души. Нико ел в одиночестве и внутренне благодарил хозяина за отсутствие расспросов. В Унья-Панье юношу так замучили болтовнёй, что он большую часть времени провёл на корабле, почти не выходя в город. Здесь всё было иначе. Не смотря на приветливость, мужичок оказался молчаливым.

Нико безо всякой пользы скитался по городу весь день. Он обошёл большинство улиц Еванды — в общем-то не самого маленького города Валаара, но из питейных домов не нашёл ничего крупнее «закусильни». Чернодень он коротал в плохо протопленной комнатушке на втором этаже. Здесь имелась только прибитая к стене деревянная полка с соломенной подушкой и пыльный камин. В день выдавалась одна свеча. Ещё в плату входил скромный обед. Нико решил экономить на завтраках и ужинах, и заметил, что хозяин выказывает любезность всё реже. Другие пленники затмения вечером спустились вниз — потянуть бокальчик пива, пока в топке горел огонь и можно было разглядеть хоть что-то, кроме темноты. Нико не решился составить им компанию. Он чувствовал странную робость, которой прежде за собой не замечал.

Ничего не менялось вплоть до последней четверти трида. Очередным вечером, вернувшись с холодной прогулки, Нико порадовал хозяина требованием сытного ужина и бокала горячительного. Юноша сел за свободный стол и стал ждать, привычно оглядывая постояльцев. Лица в основном были те же. Нико решил завтра же отправиться в столицу. Он оттягивал до последнего, думая, что в портовом городе всегда полно пришлых. На деле, почти никто не оставался здесь дольше, чем на сутки. Все спешили к Рахме, а Нико притягивала близость порта, откуда в любой день можно было отправиться домой, к берегам тёплого, приветливого Террая. Путь в глубины Большой косы отдалял его от Соаху, и это угнетало.

Мир за пределами дворца оказался куда страшнее, чем рассказывал Такалам. Старик хотя бы знал, кому верить. Нико горько смеялся над прежней уверенностью, пылкими словами укора Седьмому, храбростью, которую дарила защита наёмников и советы учителей. Теперь он чувствовал себя жалким и несчастным. Не знал, как подступиться к людям. Где искать наставника. Чем зарабатывать деньги. Не стыдись он собственной слабости, давно сидел бы на мягких подушках в комнате и слушал щебет молодой жены. В безопасной, сытой скуке.

Хлопнула входная дверь. Нико глянул на очередного посетителя, да так и застыл. Это был высокий мужчина. Нестарый, но полностью седой. Сальные лохмы до плеч, грязная, пыльная одежда в заплатках и мешок за плечами ясно давали понять, что он долгое время провёл в пути. Именно таким Нико представлял скитальца-прималя.

Высыпав на прилавок горсть мелких монет и сказав что-то хозяину, мужчина сел за дальний стол. С его приходом поутихли даже те, кому ударило в голову спиртное. Нико не сводил глаз с угрюмого постояльца. Он не заметил, как принесли ужины. Тот, что достался незнакомцу, был куда скуднее. Хозяин потчевал его вчерашней картошкой, разогретой на масле, и бокалом горячей воды.

Нико дрожал от волнения. Он не мог есть, хотя вот только что был страшно голоден. Вместо этого юноша залпом выпил кружку крепкого пива и стал ждать прилива храбрости. Понемногу всё возвращалось в прежнее русло. Пьяный шум смелел, продолжались начатые разговоры. В левом углу кто-то травил байки. В правом играли на деньги. В дальней зале стучали по столам и требовали девок. Нико почувствовал, как перед глазами всё плывёт, и испугался. Как был, в одной рубахе и лёгких штанах, он выскочил наружу, в объятия стылого ветра. Прыгал с ноги на ногу, дрожа от холода — дурак дураком. Такалам бы посмеялся. Даже обидно, что старик не услышит ни один его позорный рассказ.

Вернувшись, Нико обнаружил свою тарелку пустой. Посчитав это за знак, он прошёл к дальнему столу и сел напротив седого мужчины. Сердце норовило пробить грудную клетку. От скитальца сильно пахло потом и немытым телом. Нико с трудом подавил желание прикрыть нос.

— Ты прималь? — спросил он вместо приветствия.

Незнакомец глянул на юношу с молчаливым укором и продолжил ужинать.

— Мне нужна помощь, — сбивчиво шепнул Нико. — Я заплачу.

— Уйди-ка ты отсюда, пока худо не стало, — хрипло сказал мужчина. — А коли надо поговорить, выжди, пока я выйду, и иди следом. Да не сразу.

Нико вернулся на своё место, чувствуя пристальные взгляды в спину. Ему стало не по себе. Пришлось купить ещё один ужин и жевать, с трудом подавляя волнение. Прималь допил воду, поднялся и двинулся к выходу. У порога взгромоздил на плечи мешок. Хозяин проводил его брезгливым взглядом. Нико торопливо проглотил всё, что оставалось на тарелке, и пошёл следом.

В первую минуту не мог ничего разглядеть в сгустившейся темноте. Быть может, прималь обманул его и ушёл? Но нет. Он стоял вдали от оконного света и ждал. Нико торопливо подошёл.

— А ты ума недалёкого, сразу видно, — сказал мужчина. — Ужин свой без присмотра оставил, ещё и за мой стол подсел. Чего тебе надо?

— Хочу стать прималем, — без раздумий выдал Нико. — Я буду платить тебе за учёбу.

— Да ты и впрямь дурак, — вздохнул мужчина. — Все чужестранцы болваны. Откуда прибыл?

— С Соаху. Я всё Медвежье море переплыл, чтобы стать прималем.

— Ох и, — равнодушно отозвался мужчина. — Болван ты и есть болван. Не знаешь даже, что нельзя за такое денег предлагать. Я тебя сам выбрать должен. И учить как сына своего.

— Так выбирай! Вот он я!

— Экой ты шустрый. Зачем тебе в примали? Сейчас-то ты вон какой румяный, да молодой. А будешь как я. Поиграться хочешь. Сказок наслушался.

— Я хочу узнать мир, — твёрдо сказал Нико.

— Ты, дурья башка, даже не знаешь, что на холод нужно одеваться теплее. Какой тебе мир познать?

— Я умнее, чем ты думаешь!

— Что мне слова, когда я вижу, что ты дурак дураком?

Нико промолчал.

— Иди грейся, болван заморский. А утром я буду ждать тебя вон там, у того большого дома. Не проспи только. Я задерживаться не стану.

За ночь Нико не сомкнул глаз. Он радовался неожиданной удаче и покинул закусильню, когда рассвет ещё не занялся, а хозяин и его помощники только встали, чтобы испечь хлеб.

Пару долгих часов промаялся ожиданием, прежде чем появился непонятно откуда прималь. Он выглядел куда лучше вчерашнего и приятно пах мылом. Одежда была выстирана, седые патлы вымыты, расчёсаны и стянуты в гладкий хвост.

— Меня зовут Нико.

— Какое мне дело, как тебя зовут. Иди за мной да помалкивай.

Они вышли из города и долго брели вдоль бурых полей, посеребрённых инеем. Горизонт клубился снеговыми тучами. Вдалеке темнели горные хребты.

— Летом тут всё белым-бело было от ромашки, — неожиданно прервал тишину прималь. — А теперь смотри-ка, вся ржавая стоит.

Нико промолчал.

— Ты хоть знаешь, как становятся прималями?

— Я знаю, что устраивают какое-то неприятное испытание для этого. Я готов.

— Какое-то?

Мужчина хмыкнул. Нико не знал, что ответить. Это было одной из тем, которых Такалам никогда не касался. Он запрещал ученику даже думать о том, чтобы стать пастырем пепла. А причины не объяснял.

— Так ты не знаешь об испытании?

— Я готов к нему.

— Не знаешь.

Мужчина сунул озябшие ладони в рукава.

— Для начала тебе надо уяснить одну вещь. Вестник мёртвых не должен бояться смерти.

— Я не боюсь смерти. Я убивал.

— Причём тут твоя похвальба кровавыми делами? Ты не должен бояться собственной смерти.

— Мне что надо умереть? — фыркнул Нико.

— Почти, — сухо сказал прималь. — Так что подумай хорошенько и сверни с этой дороги, пока не поздно.

— Я не отступлю.

— Конечно не отступишь. Откуда у тебя ум на такое?

И они продолжили идти. Ближе к обеду решили передохнуть в деревушке, встретившейся на пути. Зашли на постоялый двор у околицы. Нико велел принести побольше еды. Заплатил сам. Прималь от угощения не отказался. Ел он неспешно, размеренно. Но Нико заметил, как за показной неторопливостью сквозит голод, как жадно блестят при виде мяса блёклые глаза.

Закрапал дождь, и заночевать решили под крышей. Наутро продолжили путь. Прималь больше не пугал Нико испытанием, а начал обстоятельно рассказывать о месте, в которое они идут.

— Ты знаешь, как звали самого великого прималя на Большой косе?

— Ивва?

— Болван. Его звали Маруи.

— И что в нём было великого? — нахмурился Нико, размышляя, почему Такалам не рассказывал о столь значимом человеке.

— А вот слушай, — Прималь поправил сумку на плечах, прочистил горло и взялся объяснять: Видишь вон те горы? За ними есть озеро. Раньше оно вдвое меньше было. Теперь так разлилось, что конца и края не видать. Лет пятьсот назад стоял у этого озера большой город. Звался Каландул. Слышал о таком?

— Не слышал.

Мужчина усмехнулся, видя, что Нико не сводит с него восхищённых глаз. Разум юноши оголодал без историй.

— Пошли-ка через лесок. Так ближе будет. Под ноги смотреть не забывай. Там в корягах змеи попадаются иной раз. Как выйдем в поле, дальше расскажу.

Они сошли с дороги и углубились в чащу. Дубы и берёзы кутались в останки жухлых нарядов. Горделиво зеленели на их фоне сосны. Пахло смолой, грибами, но сильнее всего юношу захватил аромат палой листвы, который с такой любовью описывал Такалам. Нико прежде не доводилось дышать морозным воздухом, выпускать пар изо рта и есть покрытые льдинками ягоды. Мясистые, почти безвкусные плоды шиповника, состоявшие сплошь из косточек. Горьковатую калину, окрасившую пальцы в кровавый цвет. Нико облизал сок и во второй раз уже откусывал, а не отделял её от грозди. Повторяя за прималем, он срывал с веток терпкие ранетки и жевал с удовольствием, как небывалое яство. В Соаху их и скот бы есть не стал, но Нико был в восторге. Он узнавал, каков на вкус Валаар. Настоящий Валаар. Не тот, что предлагали попробовать в закусильне. Тамошние обеды наполовину состояли из привозных продуктов. Картошка с Намула. Соахские пряности. Из местных ингредиентов только солонина и рыба. А ещё сало. Оно здесь было совершенно изумительное.

Они выбрались из леса, не встретив ни одной змеи. Нико запоздало вспомнил, что гады хладнокровные и наверняка впали в спячку. Наставник отбросил палку и сказал хмуро:

— Ты бы ещё у озера спохватился. Бестолочь и есть бестолочь.

Нико проглотил раздражение. Разве он должен знать о таких вещах лучше него?

— Рассказывай дальше про Каландул.

Прималь взял из его рук ломтик сыра, купленного в деревне, съел и заговорил:

— Во всей округе прекрасней города не сыскать было. Величавый. Весь из белого и розового камня выстроен. Получше нашей теперешней столицы. И жил в нём прималь. Звали его Маруи. Тогда ещё вестники мёртвых не скитались, как теперь, а жили там, где родились. Да и называли их по-другому. А после того случая переменилось всё. А может и не так. Легенды есть легенды. Они всё перевирают. Я пятьсот лет назад тут не жил. Но одно было точно. Как есть было. Тут уж не придумаешь, если своими глазами видел.

Так вот. Прималь этот — Маруи — был большим человеком в Каландуле. Всё-то он умел, всем помогал. Сам император, говорят, ужинал с ним не раз. Маруи гнал от города бури, менял русла рек, чтобы орошали ближние поля. Видишь, вон там, у подножия горы, ручеёк блестит? Раньше великая река была, больше Лейхо даже. Звалась как-то интересно. Не помню уж. Врать не буду. В общем, Маруи такой силой обладал, что нынешним прималям она только снится.

И тут история по двум путям идёт. Одни говорят, что он к концу жизни ходил почти весь из пепла сделанный и был ростом с великана. Чёрное солнце ненавидело его. Потому как из-за Маруи не получалось у него великий город погубить. Всю непогоду рассеивал великий прималь. И тогда чёрное солнце сделало огромный камень и сбросило на Каландул. Хотел Маруи остановить его и обратился к мёртвым. Без них не хватало у него сил. А хитрый прах воспользовался прималем. Впился в остатки живой плоти, выел её, добрался до самого сердца. Так Маруи умер и превратился в статую, а камень ударил в Каландул. Осталась от города одна вмятина. Со временем озеро перетекло в неё и стало как бы двойное.

А есть ещё одна история. В ней говорится, что Маруи успел предсказать падение камня, а сам умер до того, как это случилось. И был он не великаном, а обычным стариком. И пепла в себе не носил. Жители Каландула не захотели упокоить великого прималя и предать его затмению. Они замуровали его останки в каменную статую и поставили на площади, чтобы дух мёртвого Маруи никуда не ушёл и продолжал защищать их.

Да только это не помогло. Город всё равно погиб, а с ним и почти все жители. Остались только затопленные развалины и статуя Маруи.

— Так мы идём к нему?! — выдохнул взволнованный Нико.

— К нему, — согласился наставник. — Уж сколько лет статуя делится даром с теми, кто решает стать прималями. И до сих пор сила её не иссякла. Я тоже проходил испытание здесь.

— Что мне нужно будет сделать? — загорелся Нико.

— Показать, что ты не боишься смерти.

— Как?

— Не торопись с расспросами, дурень. У меня уже в горле пересохло столько болтать.

И он замолчал. В голове Нико метались лихорадочные мысли. История Каландула захватила его. Глупый старик. Как он мог утаить великую историю из-за тяжести испытания? Во всём Соаху не найти юноши крепче Нико!

Чем ближе путники подходили к горам, тем больше они открывались. Скоро стал виден широкий скальный прогал. Воображение Нико тотчас посчитало его руслом древней реки. Он восхищался величием природы, давившим со всех сторон. С каждым шагом затонувший город становился ближе. Нико едва сдерживал нетерпение. Ему хотелось сорваться и побежать.

Видя это, наставник разрешил юноше идти вперёд. Нико бросился к таинственному озеру, как полоумный. Он тут же сбил дыхание. Горло жгло непривычно холодным воздухом. Трава приятно пружинила под ногами, умаляя вязкость песка. Гладкие камни, обкатанные водой, и обломки ракушек подтверждали догадку. Ручеёк у подножия гор когда-то был зажат каменными тисками и прокладывал дорогу здесь. Наверняка, будучи рекой, он впадал в Медвежье море.

Устье заворачивало, и Нико следовал по нему, пока не выбежал на плато. В лицо ударил сильный ветер. Сорвал с головы капюшон. Нико задыхался, но глаза его горели. Необузданный восторг так и плескался в груди. Вот он Каландул! Затопленный город из легенды. Далеко внизу.

Наставник не солгал. Озеро было огромным и сдвоенным. Половинки походили на сросшиеся сливы. Правая меньше и почти круглая. Левая крупнее, с рваными краями. В зеркальной глади, не занятой разноцветьем кувшинок, отражались снеговые облака. На скалах деревья побурели, кусты пожухли, а у берегов зеленела нежная трава и рассыпались жёлтыми брызгами цветы. Нико не верил своим глазам.

Подошедший наставник сухо пояснил:

— Там на дне горячие источники бьют. Вода тёплая даже зимой. Трава не сохнет. И кувшинки чуть ни круглый год цветут. Спускайся осторожней.

— В котором из них Каландул?

— В круглом.

— Теперь скажешь мне, что делать? — спросил Нико, как только они оказались в долине.

— Помнишь, я тебя просил купить дюжину мешочков?

Юноша с готовностью кивнул.

— Собери у берега песок и камни. Наполни их и каждый завяжи. Погоди, я найду тебе нитку.

Прималь опустил на землю тяжёлую сумку с ремешками и долго копался в карманах. Он выудил из глубин скарба серый моток и ремень со странной пряжкой. Нико принялся за дело. День клонился к вечеру. Быстро темнело. Он едва управился к сроку.

— Теперь пора отдохнуть и выспаться, — сказал наставник. — А завтра утром начнём испытание. Я поем, а ты не ешь. Если хочешь вобрать в себя дух прималя, надо, чтобы тело было пустым.

Нико не стал спорить. Этой ночью он тоже не сомкнул глаз. Только к рассвету мысли сделались вялыми, и сон сморил усталого юношу. Но не успел он опустить веки, как наставник велел подниматься.

— Возьми все мешочки и накрепко привяжи к вот этому поясу по кругу.

— Готово, — сообщил Нико несколько минут погодя.

— Теперь слушай, что ты должен будешь сделать. Тебе надо вызвать дух Маруи из статуи и попросить его вселиться в твоё тело. Для этого придётся сидеть перед статуей неподвижно, не моргая, не шевелясь. Даже если почувствуешь, что нет больше сил терпеть — жди. Он появится в самый последний миг. А если испугаешься смерти — плюнет на тебя, да и всё. Я сумел вызвать его только с третьего раза. Дам тебе нож на случай, если испугаешься. Если что случится — срежь пояс. Пряжка на нём тугая. Открывается плохо.

— Так мне надо это всё на себя надеть? — удивился Нико.

— Да. А потом нырнуть и доплыть до площади. На ней есть постамент. Сядь на него и замри. Смотри на статую. Она будет за аркой видна. Груз поможет тебе не шевелиться. Иначе всплывать будешь.

Нико затаённо слушал.

— Где там узелок твой? Я позавтракаю, пока ты плаваешь.

— Вот. Уже можно?

— Разденься только. Догола. Не бойся, не замёрзнешь. Вода тёплая.

Нико послушно разделся. Сложил вещи у камня. Надел ремень и защёлкнул пряжку. Наставник сунул ему маленький нож. Нико, не глядя, заткнул его за пояс и пошёл к воде.

— Можешь нырять сразу, — посоветовал наставник. — Там обрыв.

Нико глубоко дышал, стараясь угомонить бешеный стук сердца. Потом набрал полную грудь воздуха и нырнул.

Холодная вода становилась теплее. Погружаться было легко. Песок и галька тянули на дно. Поначалу Нико ничего не видел в темноте. Но потом его взору открылись развалины. Статую он заметил почти сразу. Она лишь отдалённо напоминала человеческую фигуру. Нашёлся и постамент, о котором говорил наставник. Устроившись на нём, юноша воззрился на великого Маруи.

Прошла долгая минута. Нико затаился, и рыбы принимали его за каменное изваяние. Они, не боясь, проплывали мимо и закрывали обзор. Круглые глаза равнодушно пялились, морды тыкались в лицо, усы щекотали. Юноша не поддавался желанию прогнать их. Ему хотелось оттолкнуться от скользкого дна и, пропустив смерть-воду под руками, вынырнуть. Но нельзя: ещё немного и Маруи даст о себе знать.

С каждым ударом сердца сохранять в груди жизнь становилось сложнее. Она рвалась наружу вереницей пузырей, и Нико терпел из последних сил. Весь он стремился к поверхности. Туда, где лучи превращались в золотые струи. Мельтешили стаи мальков, похожие на клубы мошек. Ветер качал водяные лилии, а с ними и всё кружево русалочьего леса приходило в движение. Стебли в росинках воздуха напоминали стволы, увенчанные мозаикой жёлтых, зелёных и красных листьев. Пропитанные светом, они сияли подобно стеклу витражей.

Нико не мог поднять голову и полюбоваться игрой тёплых оттенков. Перед ним в мутной голубизне открывалась картина куда более мрачная, навевающая мысли о смерти. Утонувший город раскидал кругом замшелые руины. Терялись в сумраке уходящие в глубину ступени. Останки стен и колонн, облепленные водорослями, казались чудищами с сотнями лап. Зонтики мраморных крыш лежали возле площади, как сбитые поганки.

Прошло уже двести счётов, а дух Маруи не торопился покидать статую. Нико, не моргая, всматривался в грубые черты каменного исполина и увещевал его поделиться частью силы.

Тело — смола. Застыло от холода, закоченело. Волосы мерно колыхались в невидимых потоках. И только разум кипел, бушевал, борясь сам с собой. Нико выпустил порцию воздуха, обманув лёгкие. Первым порывом было схватиться за нож и срезать пояс. Но юноша не шелохнулся. Испуганные пузырями рыбы отпрянули. Их серебристые овалы мелькали туда-сюда, вплетались в сети водорослей, прятались в щелях между валунами. Нико ждал, но в ответ лишь глухая неподвижность. Грудь спирало, и он выпустил ещё одну порцию. Явно больше, чем хотел. Страх обвил сердце ледяной змеёй. Чуть дрогнули пальцы. Нико терпел.

Наконец, ему померещился белый силуэт за аркой. От волнения юноша выдохнул всё, что оставалось, и начал захлёбываться. Пальцы судорожно нащупали нож на поясе. Проклятье! Лезвие было настолько тупым, что не могло срезать даже нити, на которых висели мешки. Нико взялся отрывать их руками. Он замешкался. Остатки сил бесполезно растворялись в воде.

Нико встал и оттолкнулся от постамента. Последним судорожным рывком попытался всплыть, но не вышло. Вместо духа прималя юноша впустил в себя воду. Он медленно падал на замшелое мощение, а наверху переливались медовыми отсветами листья кувшинок. С губ срывались последние пузырьки. Это было так глупо, так нелепо, что верить не хотелось. Призрачный силуэт оказался всего лишь солнечным лучом, скользнувшим по укутанной мраком статуе.

В это время наставник Нико ушёл уже достаточно далеко, прихватив одежонку и все деньги незадачливого ученика. Он много лет притворялся прималем, но столь остроумную штуку проделал впервые. Настоящее мастерство — умудриться так разыграть глупого парнишку. И ведь, главное, без убытков! Лжепрималь ни на шаг не сошёл с намеченной дороги, не получил ни единого синяка, не испортил кровью справную одежонку юнца. Даже снимать её самому не пришлось. Хороший улов. И всего-то за старый ремень с поломанной пряжкой, да тупой нож.