Инто хватался за уступы, задыхаясь от усталости. Из-под сапог сыпались мелкие камни. Он старался не смотреть вниз, иначе кружилась голова. Ноги болели так сильно, что Инто мечтал избавиться от них, как от чего-то ненужного. Ветер крепчал и пронизывал до костей. На большой высоте труднее было удерживать равновесие, а тропка будто нарочно становилась круче и чаще обваливалась.

Хуже всего оказался туман. В белой мгле мальчик больше не видел Добывателей и не слышал их голосов. Возможно, они и не ушли далеко, просто старались не шуметь, чтобы не разбудить здешних хозяев. Это был мир верхних Стражей, спрятанный от алчных людских глаз. Снежные властелины не любили непрошенных гостей. Недаром, когда по утрам они выбирались из пещер, верхушка Хрустальной горы пропадала из виду. Это туманное дыхание Стражей обволакивало всё вокруг, словно пар изо рта в холодное время года.

Оставшись в одиночестве, мальчик порядком струхнул. Рядом не было старших Добывателей, которые укрыли бы от опасности, и никто не подсказывал, как вести себя, чтобы не попасть в беду. А вдруг Стражи заметят его и поднимут бурю?

Инто остановился, чувствуя, как холодеет затылок. Он вытянул руку, но не увидел кончиков пальцев — таким густым был туман. Тогда мальчик опустился на четвереньки и стал ползти, боясь оступиться. Он двигался медленно, тщательно обстукивал тропинку и искал боковые пути, в которые могли уйти Добыватели. В конце концов, Инто окончательно отстал и остановился, чтобы перевести дух.

Даже хорошо, что всё спрятал туман. Без него мальчика давно могли заметить. На тропинке уже попадался снег, и падали сверху ледяные крупинки. Тёмная одежда предательски выделялась на белом фоне. Благодаря туману, Инто не видел пропасть под ногами, и это немного успокаивало. Он привык к высотам, но к безопасным, а здесь ничто не отгораживало его от возможности стать жертвой горам.

Чем выше Инто поднимался, тем чаще его терзали сомнения. Несколько раз мальчик останавливался с мыслью вернуться в деревню, пока его не хватились. Он просто скажет Памеа, что случайно уснул в лесу, пока расставлял ловушки, а раны можно списать на неудачное падение. Например, бежал за глухарём и не заметил поваленного дерева, или ловушка соскочила, когда Инто её прилаживал, а может, он затеял тренировку по стрельбе из лука и сильно поранил руки.

Отговорок скопилось так много, что Инто больно закусил губу. И откуда в его голове столько вранья? Неужели Амерцо был прав, не подпуская его к горам ради блага общины? Но кто докажет, что в голове того же Манра не рождаются плохие мысли, пусть он и светловолосый?

К горлу подступил ком. Инто возненавидел себя. До чего же он мерзкий, когда пытается оправдаться, очерняя других. Манр пошёл рисковать жизнью ради горцев. Впору было устыдиться и вспомнить о зудящей под капюшоном макушке.

«Или ты думаешь, что твоё дерзкое желание стоит чужих жизней? Так, ведь, ты думаешь?» — прошепелявил в голове голос старейшины.

Перед глазами Инто встали как наяву презрительные взгляды общинников. В ушах зазвенел едкий смех Неки, и зашелестели гадкие шепотки. Мужчины и женщины, старики и дети — все смотрели на Инто, как на прокажённого. Он стал проклятием для деревни, хотя и не сделал ничего плохого. Почему горцы так уверены, что Инто никогда не станет Добывателем? У него есть две руки, две ноги и голова на плечах. А ещё он сильный и лучше всех стреляет из лука.

В груди снова закипала ярость, но Инто не стал её сдерживать, а продолжил подниматься, остервенело хватаясь за камни. Гнев добавил ему сил. Он струился по венам горячим ядом и отравлял душу, но помогал выжить телу. Инто решил, что лучше уж умереть на полпути к мечте, чем прожить всю жизнь на роли деревенской женщины: носить воду и наблюдать, как Добыватели кичатся своими кристаллами.

Инто всегда мечтал если не о добром, то хотя бы снисходительном взгляде Амерцо и восхищённом Неки. И чтобы все в деревне видели в нём опору и надежду, какую возлагали на своих сыновей. Инто должен был доказать самому себе, что чего-то стоит, и тогда он сможет смотреть на других без зависти — как равный. Он представил, что когда станет совсем старым, то соберёт горцев на площади, как делает это Амерцо, покажет им добытый в путешествии кристалл и расскажет эту историю, а после счастливо умрёт и отправится на гору Лоа, где ждут его мать и отец.

Мысль об этом ещё больше подбодрила Инто, да и туман стал редеть. Руки совсем заледенели и пришлось-таки надеть меховые перчатки. Инто не доставал их до последнего. В них было куда труднее прощупывать путь, и мальчику казалось, что он ослеп. Но вот тумана не стало вовсе, и Инто увидел над головой лазурное небо, такое яркое и сочное, что от одного взгляда на него заболели глаза. Солнце только-только начало подниматься из-за горы Лоа, которая отсюда казалась всего-то с ладонь.

Инто почти добрался до вершины. Стоило поспешить, чтобы успеть увидеть верхних Стражей. Вокруг лежали снега, и виднелись следы Добывателей, нарушавшие гладкую белизну. Инто невероятно обрадовался, обнаружив ориентир, но ветер быстро заносил дорожку, сметая в неё ледяную пудру. Винтовая дорога делала ещё один поворот влево и уходила на верхнее плато.

Становилось труднее дышать. Инто старался заполнить лёгкие, но воздуха почти не получал. В глазах мутнело, и хотелось лечь, вот только ложиться было нельзя. Можно уснуть и закоченеть на снегу, а если Добыватели, возвращаясь, найдут Инто живым, то непременно сбросят со скалы под руководством Амерцо. Мальчик щурился, глядя на яркое солнце, и продолжал идти вперёд. Сдаваться уже поздно. Цель так близко, что легче умереть, чем остановиться.

Добравшись до вершины и с трудом переведя дух, Инто приподнялся и заглянул наверх. Плато оказалось огромным. Он и подумать не мог, что здесь столько места. Пока мальчик шёл, высматривая Добывателей, дважды проваливался в снег почти по пояс, потом застрял в расщелине и едва не лишился сапога. Никого из деревенских видно не было — наверняка прятались. Инто осторожно перебирался от одной ледяной гряды к другой, но скоро окончательно заблудился среди колючей пустыни.

Плато уходило резко вниз и продолжалось ещё на сотни шагов. Инто немного подумал и съехал по отвесной стене, пару раз перекувырнувшись и чуть не свернув себе шею. Охнув и перекатившись на бок, он кое-как поднялся и ощупал рёбра. Вроде ничего не сломано, но без синяков не обойдётся. Какие уж там синяки, когда до казни остался один шаг.

И тут до Инто донёсся грохот. Вдалеке из-под снега начали вырываться ледяные кристаллы. Они блестели на солнце, как осколки айсберга, а внутри копошились огромные фигуры. Они истошно вопили, словно метались по терновой клети, ломали прозрачную корку и выбирались наружу. Инто представлял Стражей могучими великанами в доспехах, охранявшими сундуки с сокровищами, а они оказались уродливыми существами с бородавчатыми мордами, тремя парами когтистых лап и хвостом, напоминавшим буров.

Сердце пропустило удар от страха. Непослушные ноги сделались ватными. Инто с трудом смог заползти за ближайший снежный гребень и спрятаться там. Стражей было пять. Три совсем громадных и два поменьше. Все, как показалось мальчику, чуть ни со скалу величиной. Уж не от того ли, что они падают с Хрустальной горы, порой дрожит земля и по камням расходятся трещины?

Стражи обнюхали друг друга, а потом самый мощный из них схватил маленького и расколол ему голову массивной челюстью. Во все стороны брызнул дождь переливающихся осколков. Мёртвое тело рухнуло, и Инто почувствовал мощный толчок. Хруст стекла в пасти хищника и вопли бегущих прочь существ оглушили его. Хищник откусил ещё кусок от неподвижной туши и, перемалывая его, побрёл вслед за остальными.

Как только силуэт Стража скрылся на горизонте, Инто увидел Добывателей. Один за другим они осторожно подбегали к сверкающей глыбе и принимались бесшумно отбивать от неё кусочки. Так вот же они — кристаллы! Те из Добывателей, кто посмелее, заходили внутрь и выносили камни оттуда. Они управились всего-то за пару минут, и Инто удивился, почему они вынесли так мало и по таким крошечным кусочкам. Стражей, ведь, уже и не видно.

Как только Добыватели ушли, оправившийся от страха Инто не смог отказать себе в соблазне утащить от хрустальной гряды осколок побольше. Он подбежал к ней и остановился в ступоре. Ещё недавно прозрачные камни стали серыми. Только в местах, где откалывали пластины, поверхность чуть поблёскивала. Теперь Инто понял, почему Добыватели так торопились. Он обошёл пустой кокон со всех сторон, и не найдя искомого, решился зайти внутрь. Мешкать не стоило. Инто боялся потерять след Добывателей. Обратный путь он запомнил не так хорошо, как хотелось бы.

Внутри было светло из-за отверстий в потолке. Бугристые стены тоже окаменели. Инто выхватил нож и принялся скоблить их в надежде поддеть хоть маленький кусочек, но поверхность крошилась, будто глина. Инто попробовал в одном и в другом месте, пока не услышал, как в углу что-то зашевелилось. Мальчик остолбенел и на время перестал даже дышать. Сердце в груди билось тревожно и гулко, его ритм, похожий на удары шамана по бубну, дробил воцарившуюся в пещере тишину.

Шум больше не повторялся. Мальчик приблизился к груде сваленной в кучу породы и осторожно убрал первый камень. Под ним оказался второй, третий и четвёртый. Рыхлые пластины и больше ничего. Впереди чернела воронка, ведущая под землю, но лезть в неё Инто не решился. Он схватил первый попавшийся обломок и ринулся вслед за Добывателями.

Снаружи пещеры ждала неприятность. Безголовый страж начал оживать и пытался встать, вонзая лапы в снег. Он был уродливым и серым, сродни куску породы в кармане Инто. На этот раз оцепенение не продлилось долго. Мальчик, пятясь, отошёл от Стража и рванул прочь, но слепой и глухой зверь как-то учуял его. Инто утонул в сугробе по колено, ноги завязли в снегу, и бежать было невыносимо трудно. Он высоко поднимал колени и неистово топтал рыхлую поверхность. Вот они — следы Добывателей. Совсем близко. Добраться бы до них, и идти сразу станет легче.

Безголовый страж поднялся и издал оглушительный крик, исходивший из обрубка горла. Тут же пространство задрожало от далёкого рёва и топота других существ. Они возвращались с края плато. Инто, задыхаясь, рухнул на дорожку, проделанную Добывателями. Страж вспорол её серпом когтистой лапы и загрёб мальчика вместе с кучей снега. Если бы у существа выросла голова, он сожрал бы добычу в ту же секунду. Пальцы с такой силой сжали Инто, что рёбра захрустели, и из лёгких разом вышел весь воздух. Хотелось закричать, но изо рта вырвался только сдавленный хрип. Инто понял: вот он — конец. Бесцветный, бугристый и слепой. Сейчас его переломят надвое или отдадут на растерзание другим Стражам. Только бы не было больно. Только бы всё закончилось быстро. Только бы…

Страж издал протяжный стон и разжал когти. Инто рухнул в сугроб с безвольностью тряпичной куклы. В лапе существа торчала арбалетная стрела. Мальчик обернулся и увидел, как старшие Добыватели, хоронясь за дальним холмом, неистово машут ему руками. Они не кричали, но подавали знаки. Инто понял всего несколько: «ползи», «снег», «сюда». Пока Страж вопил от боли, мальчик на немеющих локтях отполз в сторону и, зарывшись по горло в снег, стал пробираться к Добывателям.

«Они знают, что делать, они спасут!» — пульсировало в голове.

Инто добирался целую вечность, оставляя за собой свежую борозду следа. Над головой свистел ветер, метель задувала в лицо ледяную крупу. Протяжный стон позади холодил затылок. Инто чувствовал дыхание смерти у самого уха. Из-за льдистой гряды выглядывали испуганные физиономии новичков. Старшие Добыватели вышли вперёд, и как только Инто оказался достаточно близко, втащили его в убежище. Оказавшись в руках общинников, мальчик тут же провалился в забытьё.

Когда Инто очнулся, произошедшее показалось ему сном, но, открыв глаза, он встретился с мрачным взглядом Амерцо, и надежда пропала. В свете ночника рябое лицо старейшины выглядело особенно неприятно. Тени заполнили каждую морщинку и впадинку на его щеках, отчего изъяны стали заметней. Амерцо был страшен в своём молчаливом гневе. Он ничего не сказал, но Инто понял, что дело совсем плохо.

Когда старейшина ушёл, мальчика заставили встать и одеться, а потом двое Добывателей повели его на площадь, где ждали суд и казнь. Инто не стал вырываться. В кармане куртки до сих пор лежал злополучный серый камень. Инто ковырял его ногтём, стараясь сдержать слёзы. Его колотил озноб.

На площади собрались все от мала до велика. Инто сразу увидел Памеа в том же зелёном платье. Её красивое лицо опухло и покраснело, а под глазами виднелись мешки. Похоже, она долго плакала, и у Инто подступил к горлу ком. Ему показалось, что остальные женщины сторонятся Памеа. Они смотрели на Инто с омерзением.

Когда мальчика водрузили на валун, где обычно стоял старейшина, тело налилось свинцовой тяжестью. Ноги гудели, а кровь в висках пульсировала так сильно, что в глазах стало белым бело, как посреди снежной пустоши, где Инто недавно побывал. Мальчику показалось, что укоризненные взгляды толкают его в пропасть, давят на грудь, чтобы он пошатнулся и упал. И хотя позади всё ещё была твёрдая земля, у Инто затряслись колени.

Вскоре появился старик Амерцо. Он шёл, опираясь на трость, и отказался от помощи сыновей. Когда он проходил мимо Памеа, та бросилась ему в ноги. Кажется, она вымаливала что-то. Инто поразился её поступку и испугался. Старейшина не позволял матерям выделять своих сыновей или дочерей. Дети в деревне считались общими. Женщины растили и воспитывали их совместными силами, но, конечно, тайком кормили вкусностями и ласкали любимчиков. Инто не мог этого не чувствовать. Он с раннего детства знал, что у него нет матери, и если он назовёт так кого-нибудь, его ударят. Но Памеа бросилась перед Амерцо, рискуя обрушить на себя весь его гнев. Старик долго стоял, возвышаясь над ней, как гора Лоа над нижними землями. Сморщенное лицо старейшины было мрачным. Он ничего не сказал и прошествовал к пьедесталу. У Инто разошёлся комок в груди. Амерцо не стал бить Памеа. Какая же она добрая и глупая. Теперь все деревенские станут косо на неё смотреть.

Сыновья помогли старейшине подняться, и начался суд.

— Этот горец нарушил клятву и подверг опасности всю деревню, — громогласно объявил Амерцо. — Из-за его алчных желаний горные Стражи пришли в ярость и едва не лишили нас дома. Если бы не доброта богов, с верхнего хребта сошла бы огромная лавина, и нас разом похоронило бы под снегом! Всех до одного!

Дальше Инто не слушал. Он молча скрёб камень в кармане и смотрел себе под ноги, представляя, как шагнёт в бездну. Лицо покраснело от жгучего стыда. Если бы Добыватели не отвлекли Стража, и остальные существа увидели Инто, они разъярились бы точно так же, как безголовый. Из-за этого снег мог начать отслаиваться огромными пластами. От погребённой под его потоком деревни остался бы только чистый лист. Инто подумал, что под грузом вины будет падать в пропасть гораздо быстрее. Он очнулся от мыслей только, когда Амерцо объявлял приговор.

— Но поскольку горы смилостивились над убогим и не забрали ни одного из наших кормильцев, а Памеа поклялась хранить обет молчания до конца своих дней, я сохраняю жизнь предателю и изгоняю его в нижний мир. Сейчас же шаман Трау сотрёт его имя из памяти барьера, чтобы никогда больше очернённая дурными мыслями голова не появлялась среди нашего народа!

Инто стоял, как громом поражённый, и смотрел на Памеа. Его спихнули с постамента, всучили в руки сумку — ту самую, с которой он шёл к Хрустальной горе, и позволили забрать лук со стрелами. Потом молчаливая процессия повела изгнанника через плато к каменной арке в толще скалы, за которой начиналась дорога в нижний мир. Инто брёл, как в полусне. Памеа протиснулась через толпу и взяла его за руку. Она ничего не сказала, но у самой арки сняла свой расшитый узорами пояс и повязала Инто. Тот спохватился и тайком сунул ей в руку тот самый камень, добытый на вершине Хрустальной горы. Нищенский подарок, но больше Инто ничем не мог отплатить своей спасительнице.

Потом мальчика толкнули за барьер, и, когда он обернулся, перед ним осталась только сплошная скальная поверхность. Горные шаманы с давних пор прятали вход в верхний мир, чтобы никто не посмел напасть на деревню ради наживы или потревожить Стражей. Алчным дикарям из низин неведомы было искусство добывать кристаллы. Они не обучались терпению и уважению и хотели всё сразу. Теперь Инто считался одним из них. Не успел он опомниться, как увидел нечто жуткое и едва не закричал от страха.