Это был самый долгий в жизни Али день. Он начался за сутки до, ещё в Москве.

Вначале был сон, не столько плохой, сколько непонятный. Алевтина вроде бы сидела на заднем ряду большого актового зала и щёлкала семечки – крупные, отборные, чистые, и очень вкусные. На сцене убого одетые женщины вели политические дебаты. Кто-то из спорящих был без косметики вообще, а кто-то безвкусно раскрашен, но все они отличались нарядами из гардероба Кати Пушкарёвой (прости господи!). Аля прислушалась: вроде бы закрывают их партию – то ли обиженных, то ли брошенных женщин. Обделённые выходят по очереди на сцену и с трибуны рассказывают, как их обижали и обманывали. Алевтине передали заметку в газете, в которой сообщалось о закрытии партии этих несчастных. Аля наблюдала за происходящим и щёлкала семечки. В общем, бред какой-то.

Сон взбудоражил и не дал выспаться. Алевтина старалась потом уснуть, но тщетно. Она пыталась приснившееся толковать, но семечек в соннике не нашла, только семя или зерно, а увидеть во сне зёрна и семена для молодых женщин означало благополучие и счастье. И неизбежность встречи с достойным избранником.

Вот и хорошо. Вот бы сон в руку. Вообще такой непонятный сон явился впервые за все «Восемьдесят дней вокруг да около». До этого снилось всё только радужное и фруктово-овощное. Как-то Алевтина собирала во сне невероятно богатый урожай огурцов и помидоров. Причём помидоры были, естественно, колонскими (Колонские помидоры – сорт знаменитых сладких томатов, выращиваемых в Колонии, пригороде Бердянска) и обещали счастливую семейную жизнь, а огурцы – процветание в делах и счастливую любовь. Как раз то, что надо.

Все приготовления завершены, но муторный сон настроение подпортил.

Дашка подбросила до вокзала и провожала со своеобразными напутствиями:

– Так. Ты едешь наконец-то разобраться в себе и понять: да ‒ да, нет ‒ нет. И вообще – нужно ли тебе всё это? Так что без иллюзий, пожалуйста. Тем более в свете последнего сна.

– Да брось ты! – отмахнулась Алевтина.

Она успела рассказать утренний сон и Даше, и Денису, и уже пожалела об этом, потому что Дашка решила, что сон очень плохой, и семечки – это слёзы, а Денис сказал, что вещий, поскольку «Партия одиноких женщин» действительно закрывается.

Сутки в поезде получились смазанными и утомительными. Они с Денисом несколько раз созванивались, он всё уточнял время прибытия и мурлыкал об объятьях на перроне, но Але почему-то было неспокойно, она совсем не спала ночью и ждала встречи так напряжённо, будто эти самые первые перронные минуты уже должны были что-то подсказать и решить.

Ни попутчики, ни дорога не впечатлили, что было необычным для Алевтины, которая всегда чутко улавливала и пластику пейзажа за окном, и палитру пассажиров в вагоне. Сегодня всё это осталось незамеченным и неоценённым.

Слегка порадовала только чистота в вагоне и постоянно работающий туалет. Вместо сырого и серого, как в детских воспоминаниях, белья, теперь пассажиры получали запечатанные пакеты с простынями цвета и аромата мяты, где красной полоской отмечено, какую простынь стелить на матрац, а какой укрываться. Конечно, Алевтина уже давно познала комфорт поездок, особенно в зарубежных поездах, но дорога в Бердянск такой приятной была впервые. Однако даже мятное постельное не настроило взволнованную путешественницу на полноценный ночной сон. Она неровно подремала с полуночи до двух, а дальше – всё, одни только мысли и переживания.

Надо поспать, уговаривала себя Алевтина, а то совсем некстати тёмные круги под глазами образуются. Круги эти всегда некстати, но завтра они особенно нежелательны.

Уговоры не подействовали: поспать не получилось – круги нарисовались. Усталость проступала откуда-то изнутри и пробегала нервными подрагиваниями по поверхности кожи. Не нравилось Але собственное состояние, очень не нравилось. Она, конечно, ожидала мурашек по коже, но от эйфории, а не от недосыпа.

Проводнику даже не пришлось Алевтину будить. К пяти утра она уже умылась, пытаясь убрать болезненную резь в не спавших вторые сутки глазах, и припудрила тёмные круги. И даже заставила себя съесть банан в качестве очень раннего завтрака.

Прибытие через полчаса. В пять тридцать по местному времени. Аля смотрела в светлеющее ясное небо, а в голове медленно формулировались и истаивали облака мыслей.

Через полчаса я его увижу. Через тридцать коротких минут закончится разлука в десять лет, и можно будет всё сказать и сделать. Всё, что хотелось сделать уже десять лет. Нет, двадцать. Почему же я не рада? Почему не чувствую пульсацию радости? Что сейчас живёт во мне вместо неё? Только усталость. Просто очень хочется спать.

Поезд всё медленнее отстукивал привычный ритм, и вот-вот перестук нарушится и перестанет быть правильным, и каждый вагон, вздрогнув напоследок, замрёт перед определённой – своей – щербиной на перроне, будто именно к ней, к этой щербинке, так долго ехал и всегда стремился.

Алевтина не была первой на выходе. Проснулась раньше всех, а теперь сидела и ждала, когда освободится проход и шумные активные пассажиры, недавно выпавшие из сна, повысыпаются из вагона. То ли от волненья, то ли от бессонья, но ноги не хотели весело толпиться со всеми в тамбуре и, спотыкаясь, выпрыгивать раньше всех на перрон.

Она неспешно встала и спокойно прокатила сумку по узкому проходу.

Денис – точно такой, как на последнем фото, и даже в той же одежде – стоял чуть в стороне и ловко подхватил сильными руками вещи, успев улыбнуться, но Алевтина смотрела с недоумением. Она искала то, что искать обычно не приходится, потому что оно само бросается в глаза и тут же передаётся в руки.

Она искала цветы.

Где цветы?!

Понятно, что рейс ранний, и букет сейчас купить проблема, но об этом следовало побеспокоиться заранее, ведь они не виделись целых десять лет! Как же без цветов-то?

В картине мира Алевтины цветы в такой ситуации присутствовали обязательно, они были вписаны в неё навсегда и мастерски нарисованы самыми незабываемыми красками. Теперь же пустые руки приняли саквояж и сумку и стали занятыми, но Алевтина не знала, что ей делать со своими опустевшими руками. Белое пятно в картине вместо букета цветов – как минимум некрасиво. А ещё очень непривычно: Алевтине впервые в нужный момент не подарили цветов.

Но это было не самое неприятное.

Больше пустых рук девушку поразила пустота в сердце.

Вот этого она точно не ожидала и не могла понять.

Она так ждала этой встречи, так готовилась, два месяца настраивалась и предвкушала, ей казалось, что они, как и говорил Денис, до машины не дойдут – раньше задушатся в объятьях. У Али даже совсем недавно в голове спотыкалась нелепая мысль: как бы не утащили её вещи, пока она в полубеспамятстве будет таять в Денисовых руках. И – на тебе! Она ровным счётом ничего не почувствовала. Сердце, её нежное, умеющее трепетать от лёгкого прикосновения или от одного слова сердце, сейчас, при виде его – ЕГО! – не дрогнуло. Как такое может быть? Ничего не ёкнуло, не замерло, не заколотилось быстрее – совсем ничего!

Впереди Денис деловито тащил саквояж с сумкой, раз или два полуоглянувшись на Алю и прокладывая наиболее короткий путь к машине. Алевтина продолжала размышлять. Что-то не так. Неужели он тоже ничего не почувствовал? Зря она тогда приехала, ох, зря! Удастся ли им «настроить энергетику», если они так сильно отвыкли друг от друга?

Подъезда с консьержкой Алевтина, конечно, не ожидала – она прекрасно помнила, в каком состоянии здесь оставались дома, но дверь… Дверь-то можно было нормальную сделать? Следующий маленький шок – эдакий шочок – нужно было передышать, и Аля остановилась и сделала глубокий вдох, прежде чем переступить порог. Была надежда, что это всё-таки квартира, а не берлога холостяка, а то страшный дерматин двери…

Оказавшись в квартире, Алевтина сразу отправилась в душ. Денис сказал, что на всё про всё у них полтора часа, а сам пошёл спать. Усталость усталостью, но Аля удивилась подобному гостеприимству. Из них двоих по-настоящему устала и не выспалась именно она, а он… Хоть бы чаю предложил, что ли…

Пока Денис спал, Алевтина осваивала душ – вроде всё работает, и даже почти чисто. В углу ванны дохлый паучок – купаться уже не мешает. Но растерянность не проходила. К той первичной, перронной, добавилась вторичная – квартирная.

Гостья заглянула в тёмный зал, осторожно прикрывая дверь. Денис спал на животе, держа правую ладонь на темени. Аля улыбнулась: такая смешная поза, будто держит пятернёй крышу, чтоб не съехала.

Опасаясь разбудить спящего феном, Аля попыталась закрыть дверь в спальню, но та не желала оставаться в закрытом положении и распахивалась под собственной тяжестью. Пришлось подтащить сумку и подпереть. Кажется, регулировка навесов помогает в таком случае. У неё в офисе была одна дверь перекошена, так вызванный мастер убрал этот перекос за пять минут.

Уложив стрижку, Алевтина дважды длительно зевнула, позавидовав спящему Денису, и занялась макияжем. Нет, ну, водостойкая тушь, конечно, обязательна, но вот что делать с тёмными кругами под глазами? Тональный крем вряд ли надолго поможет – до первого купания, в лучшем случае.

Аля ещё раз зевнула. Вот кому действительно надо поспать, так это ей. Она вообще была против ранней поездки на море в день приезда, после обеда разве что, но Денис настоял на утреннем море и компании. Совершенно незнакомые люди Алевтину тоже не устраивали, но какая-то она уж чересчур податливая в последнее время – Мур-Амур всему виной.

Она была бы не женщиной, если бы не исследовала холостяцкую берлогу Дениса.

Странная берлога. Очень странная. Будто и не холостяцкая вовсе.

Осмотрев квартиру, Алевтина глянула на часы. Всё. Уже пора поднимать Дениса. Хотела разбудить так, как он во сне видел, но передумала. Успеется ещё. Просто открыла зал – а Денис уже потягивается и смотрит время на телефоне. Поотжимался, мельком поглядывая на гостью, и пошёл умываться. Аля заглянула в открытую ванную. Денис смешно фыркал над раковиной. Почему мужчинам нужно издавать какие-то звуки при умывании – фыркать, крякать, кряхтеть?

– А нас уже ждут, – сказал Денис сквозь фырканье и воду.

Он пошёл в зал, оставив Алю чуть позади. Алевтина перемещалась за ним по квартире, наблюдая. Хоть бы заметил её, что ли? Для него ведь наряжалась.

– Денёк, а это обязательно – именно сегодня так рано ехать на море, да ещё и с незнакомой мне компанией?

– Обязательно. Мне Серёга уже и денег дал.

– А ты…

Алевтина запнулась, так как подойдя к открытой двери зала, упёрлась взглядом в голые ягодицы Дениса: тот спокойненько надевал плавки.

– Что «я»? – обернулся к Але. – Подглядываешь?

– И не думала! Ты бы хоть предупредил, что сюда нельзя.

– Да ладно! Что в этом такого?

Алевтина хотела спросить, а всегда ли Денис берёт деньги со своих лучших друзей – своего «брата» и его семьи, но потеряла мысль, Денис же сам объяснил:

– Да. Мы давно планировали, к тому же они мне уже заплатили. У них машины нет, так что у нас уговор: с меня услуги трезвого водителя и машина, с них – хавчик и бензин. Удобно! Золото сними, – велел Денис, наконец, оглядев Алевтину. – Какое золото на море?

Это вместо «Хорошо выглядишь!» или чего-то ожидаемого в таком случае. Нда-а…

– А я его никогда не снимаю – ни на Майорке, ни на Мальдивах.

– А тут лучше сними. Оставь дома.

– А разве это безопаснее? К тебе домой даже я по дереву забраться смогу – у тебя балконная дверь не закрывается. Я когда бельё развешивала…

– Никто не посмеет. Все знают, кто здесь живёт. Вот смотри.

Денис открыл ящик стола и достал конверт, а из него – веером – пачку долларов.

– Здесь пара-тройка тысяч. Лежат себе спокойно, никто их не трогает.

И хлопнул веером купюр по ладони.

Наверное, сумма должна была Алевтину сильно впечатлить, поэтому она приглушённо улыбнулась. Нет, всё-таки слишком много различий между ними. Слишком. Их даже не перечислить, удастся ли преодолеть?

– Ну, хорошо. Частично оставлю золото дома.

Аля решила заменить эффектный набор (кольцо и серьги, с которыми не расставалась), на простенькие серёжки и колечко, но остаться совсем без украшений она не могла – это всё равно, что раздеться донага в общественном месте. Или потерять защиту. Любимое золото вернулось в бархатный мешочек, а обычное – засияло на нужных местах. Денис покачал головой:

– Ну, смотри сама. Утопишь – пеняй на себя, – и отвлёкся на телефонный звонок.

– Пока ведь ничего не утопила, ни в одном море-океане, – прошептала Алевтина с улыбкой, любуясь Дени Муром и вспомнив, как он не любил, когда его так называли.

Как давно она не видела этот профиль! Все фото, старые и новые, были в фас, а она так соскучилась по другой стороне Дениса! Аля отслеживала каждое его движение и не переставала прислушиваться к себе. Внутри шла напряжённая работа. Слишком напряжённая и постоянная. Так нельзя. Ведь не на экзамене он, не в МГИМО поступает!

Денис отключил телефон и положил его на полочку под зеркалом, улыбнулся (наконец-то!) и спокойно посмотрел в глаза:

− Всё. Нас уже ждут. Только на рынок надо за огурцами-помидорами заехать. Они забыли купить.

− Колонские? – обрадовалась Алевтина. – Сто лет не ела! До Москвы они как-то теперь не доходят.

И тут же подумала, что чересчур явно обрадовалась помидорам: как самому большому на данный момент счастью в своей жизни.

И зачем нам посторонние люди? Неужели они так необходимы в день встречи? Хотя, может, это и к лучшему. В компании человек быстрее раскрывается и проявляет себя. Вот и посмотрим на него. А то глаза в глаза мы все такие хорошие, идеальные прямо, а как надо на жизнь окружающую отвлечься – профиль или анфас продемонстрировать – тут всё настоящее и начинает проскакивать. Так что хорошо, что компания будет. Для ускорения процесса узнавания друг друга – хорошо.

Пока Денис делал покупки на рынке, Алевтина отзвонилась своим в Москву и рассказала, что прибыла благополучно и уже устроилась. Кажется, Даша не услышала восторга в голосе сестры и осталась этим очень довольна.

Наверное, надо было пойти с Денисом, фруктов купить каких-нибудь, воды, размышляла Аля, оставшись сторожить машину. Но, может, он сам догадается.

У входа на рынок сидели бабушки с букетами дешёвых садовых цветов и кумушки помоложе, с цветами подороже. У первых яркие охапки наполняли ведёрки, у вторых – пластиковые вазоны. Аля задержала взгляд на пёстром шаре из палисада и вспомнила свои опустевшие на перроне руки. А ведь даже Дашке было стыдно сказать, что он без цветов к поезду явился.

Не догадался Денис. Ничего не купил. И прошёл мимо бабульки с букетиками. Ой, дались ей эти букеты!

Алевтина всё ещё рассматривала машину, воспетую Денисом по телефону.

Бедненько, конечно, но чистенько. На зеркале иконки с крестиками, а на ветровом стекле болталась фигурка бело-чёрно-рыжего кота с изумрудными глазами и неестественно пушистым хвостом. Mascot. Нет, MasCat – животное, приносящее счастье. Денис с детства истово верил в иконки и в кошачьи талисманы.

Да, сиденья действительно новые, но всё остальное… Машина старая, Алевтина могла поклясться, что задняя дверь со стороны водителя не открывается. Так почему-то исторически складывается в авто такого типа и возраста. Этим средством передвижения можно было гордиться лет пятнадцать назад, но не сейчас. И не перед Алевтиной.

Денис перехватил критический взгляд пассажирки и стал оправдываться:

− Обивку дверей ещё не успел поменять. Будет такого же цвета, как и сиденья.

– Да. Неплохо будет, – согласилась Алевтина и старалась больше не обращать внимания на убранство машины, чтобы не смущать хозяина.

– Кстати, – перевёл тему Денис, встряхнув барсетку, – здесь у меня ценный веник. Обратный билет твой – всё, как ты и хотела: середина ваго-она, нижняя по-олка.

– И мягковские интона-ации тебе удались блестяще! – похвалила девушка.

Оба рассмеялись. Вот уж бессмертные фильмы: смотрит поколение за поколением и насмотреться не может.

Они въехали в просторный двор загородного дома, а там их уже ждали: куча пакетов с кастрюлями и кучка людей. Денис представил Алевтину, но она не успела рассмотреть юркнувших в машину детей и громоздкую хозяйку, захлопотавшую около кастрюль.

Аля чуть отошла в сторону от погрузочной суеты и сразу услышала тишину и покой приморского села. И эти домики… Такие же, как двадцать и, наверное, пятьдесят лет назад: одноэтажные, приземистые, ненагло выглядывающие из-за крашеных в разное заборов. Отвыкла она от таких домиков и улиц.

Уже когда рассаживались по местам, мелькнул щуплый хозяин. Он подскочил к жене и сунул ей что-то в руку:

– Стой, Галь! Удостоверение моё положи! На!

Женщина стала умащивать «корочку» в своей…

Алевтина с ужасом упёрлась взглядом в эту, с позволения сказать, «сумочку».

Зачем столько жить, спрашивается?

Второй раз в голове Али возник этот вопрос. Впервые он сформулировался именно так, когда по телевизору демонстрировали программу о долгожителях. Там показывали то ли бабушку, то ли дедушку – Алевтина не с начала смотрела, а определить пол по тому существу, что стекленело перед камерой, было невозможно.

То ли старик, то ли старуха выглядело жутко. Тому человеческому существу было сто семнадцать или сто двадцать семь лет – она точно не расслышала. У него, у существа, был лысый череп в крупных коричневых пятнах, а на нём – несколько белых волосков, которые колыхались от малейшего движения вокруг. Казалось, дунь ветер посильнее ‒ и сдёрнет вмиг с черепа уже засушенный пятнистый скальп с седыми былинками вместе, как с одуванчика. Наверное, отсюда произошло выражение «старушка – божий одуванчик», подумалось тогда Алевтине, и она поняла, что теперь до конца жизни при виде обдуваемого одуванчика её будет преследовать виденье пятнистого черепа.

Не меньше скальпа с былинками шокировало личико-сухофрукт, эдакий сморщенный коричневый изюмчик с чёрным провалом беззубого рта. Где-то глубоко в глазницах кисли совершенно бессмысленные, обесцвеченные тремя веками водянистые глаза, из которых ушла даже последняя мысль: а что я ещё здесь делаю?

На эту достопримечательность, появившуюся в позапрошлом веке, и правда было страшно смотреть. Да что там порыв ветра! Казалось, дунь сквозь экран телевизора, и не только пятнистый скальп, но и весь этот иссушенный остов человека, эта еле живая мумия разлетится, как кучка осенних листьев. Алевтина тогда испугалась, что лет через сто (на этот раз в прямом смысле) она может так же мумифицироваться, обесцветиться и остекленеть, и решила, что сто двадцать лет ей точно жить не стоит, так, восемьдесят, максимум девяносто, да и то при сохранении способности обслуживать саму себя.

Теперь второй раз в жизни в сознании всплыл вопрос: зачем столько жить? Алевтина увидела такую дряхлую живучесть предмета, от которой оторопела.

Это была сумочка. Когда-то. Много лет назад это была заурядная дамская сумочка бежевого цвета, небольшая, на молнии, с одной недлинной ручкой. Образ предмета можно было довольно точно восстановить по едва сохранившимся останкам. Теперь эта полудохлая сумочка, явно пришедшая в этот век из прошлого, выглядела как та человеческая мумия – страшно, нелепо и потрясающе.

Аля пыталась припомнить, видела ли она ещё когда такую древнюю сумку, и не могла. Никто из женщин в её окружении не доводил галантерею до такого состояния и тем более не держал при себе. У бабушки, правда, была одна старая мамина, но она просто молодуха по сравнению с этой долгожительницей! Бабушке сумочка очень нравилась, она с ней несколько летних месяцев не расставалась, но у подручной любимицы вовремя порвалась ручка, и бабушка приспособила её для хранения документов.

В этом же истерзанном, исстрадавшемся предмете держали повседневные вещи, то есть им пользовались, и причём по прямому назначению, будто заставляя через силу исполнять какие-то функции, до которых этому предмету уже не было никакого дела. Всё равно что принудить ту человеческую мумию из передачи на работу ходить или сексом заниматься.

Фу! Алю передёрнуло. Хотелось крикнуть: оставьте беднягу в покое, перестаньте мучить! Сумки столько не живут!

Но сумочку в покое не оставляли. С бедолаги сыпались ошмётки бежевого дерматина, оголяя серую тканую основу и места разноцветной штопки. Ручка была несколько раз пришита, оторвана и снова пришита то коричневыми, то розовыми, то белыми нитками; фурнитура вырвана «с мясом», а молния с обеих сторон тоже прошита – вручную – бежевым и розовым. Но она открывалась и закрывалась! И в сумочку входили и выходили разные предметы: телефон, кошелёк, ключи, рабочее удостоверение мужа… А значит, ею всё ещё можно было пользоваться!

Поражало то, что эта сумка додыхала не у бомжихи-модницы, а в руках молодой жены офисного сотрудника города Бердянска. Нет, пожалуй, самым шокирующим было то, что все они считали это нормальным: ну, подумаешь, старенькая сумочка, молния ведь ещё работает, так что пусть умирает своей смертью прямо на работе, о какой пенсии может идти речь? Пусть работает, пока сердце не остановится. Получается, сердце сумки – это молния, руки сумки – это ручки, фурнитура и украшения – причёска и макияж… Алю ещё раз передёрнуло, но окружающие этого снова не заметили.

До пляжа доехали чересчур быстро, будто торопились. Сонная Алевтина даже не успела рассмотреть, как изменились окрестности города. Ну, ладно, ещё будет время. Денис по телефону расписывал, как будут насыщены их дни до путёвки.

Наконец, на пляже она разглядела друзей Дениса.

Рыжие мочалки подмышек бросились в глаза первыми – этот Сергей безнадёжно отстал от цивилизации. Плавки в полосочку гармонировали с полосками рёбер и были то ли большими, то ли растянутыми. Фу! Алевтина отвела взгляд. Ну, не нравится ей дряблая обвислость слишком худых. Не нравится. Сергей активно жестикулировал и при каждом взмахе чахлых крыльев пугал Алевтину своими мочалками.

Аля отвела взгляд и засмотрелась на Галину.

Вот уж где присказки вспоминаются! Противоположности притягиваются. Супруга была фундаментально дородной, как сундук. Нет, конечно, когда-то, в ту мифическую эпоху, которую большинство женщин именует «до родов», она была стройнее, возможно, намного, о чём говорили не полные, но мощные, с хорошо очерченными мышцами, ноги. Но туловище – квадратное, кряжистое, словно по ошибке приставленное к стройным ногам, несло на себе мало следов материнства, но много – лентяйства и обжорства. Избушка на курьих ножках, а не женщина!

«До родов»… Что за формулировка такая дурацкая? Ну, что такого особенного в этом состоянии? Конечно, Алевтина ещё не рожала, но рожали её подруги. И Дашка. Дважды. И ничего на ней не осталось, чего не было до беременности. Весы показывали пятьдесят три на следующий день после родов – и первых, и вторых. Но Дашка – диетчица, и фанатеет от всяких йог и пилатесов. И работает много – мотается целый день то по дому, то по городу. А эти, которые «до родов» на что-то похожи, а «после родов» – исключительно на мешки сала, просто ленивы и прожорливы. Да! Мама ведь тоже не спрятала талию под слоем жира, хотя любит тортики и поваляться на диване. Но в меру. В очень чётко ограниченную меру, а не вволю и за восьмерых.

Дальше мысли Алевтины переместились в сторону другой сказки – из машины выкатился Колобок: абсолютно круглый улыбающийся мальчик десяти лет, который весил однозначно больше папы и совершенно не походил на него. Как, впрочем, и на маму.

– Меня Гриша зовут, а Вас?

– Алевтина.

– Очень приятно. А это мой друг Андрей. Он по соседству живёт и с нами часто на море ездит.

– Приятно познакомиться, Гриша и Андрей, – девушка улыбнулась детям, успев разглядеть обоих ребят.

Андрей – мальчик как мальчик, поджарый, мускулистый, спокойный, слегка растерянный. Круглый Гриша – гораздо раскованнее и обаятельнее и, кажется, лучше многих взрослых знает, как себя вести и что говорить.

Алевтина повернулась лицом к воде.

Море…

Даже маленькое и мелкое, оно всё равно будет морем. Сейчас нужно позабыть о виденных больших морях и понять это нефритовое, и прочувствовать всё, что оно может дать, насладиться им.

За спиной набирала силу обычная пляжная суета: мужчины натягивали тент, пряча от солнца машину и место около неё; Галина по очереди заглядывала во все двери и в багажник, что-то отыскивая; дети постягивали шорты и с повизгиванием бросились к воде.

– Помочь? – Алевтина на всякий случай спросила у Дениса, который привычным движением вколачивал в песок длинный шест для тента. Нет, красиво он всё-таки двигается, что бы ни делал. Бывают же такие люди!

Мур задержал взгляд на лице девушки, потом скользнул вниз по силуэту и улыбнулся:

– Раздевайся. Что ты поможешь? Тент натягивать?

– На вот, подстилку у воды постели, – Сергей нашёл занятие новой знакомой.

Стоянка по традиции разделилась на две: у машины в тени и у воды на солнышке. Детвора уже вовсю плескалась.

– Тёть Аль! Идите к нам! Вода теплючая-а-а-а! – пропел сияющий Колобочек.

Нет, ребёнок всё-таки славный, но раскормленный до безобразия. Кому от этого хорошо, кроме глупой мамы? Наказание надо какое-то придумать для таких родителей, и тревогу бить ещё в садике, если дети перебирают в весе.

Алевтина медленно сняла леггинсы и тунику, чувствуя спиной, что Денис замер там, у машины, и наблюдает за каждым её движением.

– Дэн! Дэн! Ты меня слышишь? – окликнул Сергей.

Аля улыбнулась. Она была права: Денис действительно не сводил с неё глаз.

Нет. Одежда на солнце выгорит, оставлять её здесь нельзя. Девушка повернулась и медленно пошла к машине, сосредоточившись на песчаных барханчиках и редких ракушках под ногами – пусть Денис рассмотрит её как следует, раз уж начал.

Развесив одежду на спинке своего сиденья, Аля глотнула минералки, которая уже начала греться. Что с ней будет через час без мобильного холодильника?

Уже после первого купания пришлось смыть остатки косметики. Водостойкая тушь оказалась совсем не такой, невзирая на её стоимость. Хорошо, что в маленькой походной косметичке у Алевтины было всё необходимое, чтобы избавиться от нестойкой стойкости. А красота? Блеск в уставших глазах появился, и хватит.

Пока вся компания разместилась на покрывалах у воды – обедать вроде ещё рано, да и солнце не очень злое. Денис с Сергеем подбрасывали в воду мальчишек. Бедный Денис! Ему достался Колобочек.

Вдруг Сергей подскочил к жене с бешеным шёпотом:

– Где удостоверение? Дай! Дай быстро!

Та молча всколыхнулась навстречу ошмёткам монстры-долгожительницы, растревожила полумёртвую молнию, подёргав раз пять, и достала красненькую новенькую книжечку – снова не поверилось, что в таком дохнущем предмете может находиться что-то живое. Сергей схватил освобождённую из склепа корочку и умчал куда-то по пляжу.

Интересно, а как Галина на работу ходит с такой сумочкой? Или у неё всё-таки есть другая? Но почему-то казалось невероятным, что у этой женщины может быть ещё одна сумочка, тем более нормальная.

– А где ты работаешь, Галь?

– А? – женщина наблюдала за перебегающим по пляжу мужем. Тот двигался загадочными зигзагами – видимо, красная корочка требовала исполнения какого-то ритуала. – Я? Да нигде не работаю. Раньше в детском саду воспитателем работала. И в магазине продавцом. А как Гришеньку родила, так и не работаю. А что толку работать, как зарплата всё равно маленькая?

Логично. Для обладательницы дохлой сумочки (ой, далась мне эта сумочка!).

– Ну, если у мужа зарплата хорошая…

– Да совсем не хорошая, не хватает.

А работать так и не пробовала за десять лет. Даже самой маленькой зарплаты хватило бы на новую сумочку, да не на одну. И, глядишь, ребёнок три раза в день ел бы, а не восемь, если б ты дома не сидела. Ну, правильно! Зачем горбатиться за гроши, лучше откармливать Гришу!

Алевтина, наконец, разглядела, за чем, точнее, за кем метался по пляжу Сергей. От него по песку улепётывала бабка с двумя сумками в клетку. Она приседала и семенила прочь, путаясь в длинном подоле. Сергей почти догнал её, но в последний момент шустрая бабуля резко увернулась, и разогнавшийся было преследователь завяз в песке и упал. Бабка воспользовалась везеньем и припустила в противоположную сторону. Косынка с головы её уже соскользнула и едва держалась на пряди седины, но женщина продолжала уносить тяжёлые ноги и сумки.

– Не убежишь! – выкрикнула Галина. – Он у меня лёгкой атлетикой в школе занимался!

И гордо улыбнулась Алевтине.

Очень лёгкий атлет догнал бегунью, вырос перед ней во всей красе, похлопывая красной книжечкой по ладони. Женщина опустила сумки и стала поправлять зависшую на спине косынку. Начался разговор.

– А что это за?..

«Что это за клоунада?» хотелось спросить Алевтине, но Галина уже охотливо принялась объяснять:

– Он у меня эколог. Имеет право контролировать и штрафовать. Так что сейчас креветок наедимся-а-а! – просияла в предвкушении.

– А сколько стоят эти креветки?

– Десять гривен пакетик!

– Так это он из-за десяти гривен старуху так?!

– Нет! Что ты! Она ему минимум три пакетика даст!

– А-а! Ну, это совсем другое дело, – протянула Алевтина и серьёзно посмотрела на Галину.

– Вот именно! Тридцать гривен на дороге не валяются!

Переговоры прошли успешно. Сияющий Сергей возвращался к подстилкам с победой, потрясая пакетиками с трофеями и содержимым плавок (дались мне эти плавки!).

– Андрюша! Гришенька! Идите сюда!

Галина созывала детишек на пир.

Набегавшаяся пожилая женщина допоправляла, наконец, косынку, взяла сумки и теперь уже медленно поплелась вдоль воды.

– Креветка! Свежая варёная креветка! Семечки! Самые вкусные жареные семечки!

Вся она – походкой, спиной и голосом – транслировала жалобу: её только что ограбили!

Мелькнула мысль послать Гришеньку купить десять пакетиков, но они – аборигены – расценят это как выбрык столичной штучки, которая сорит «шальными» деньгами и тем самым обесценивает их «кровно заработанные». Да и жирненький ребёнок может не догнать шуструю бабулю… А! Плевать!

Рассуждая, Алевтина сходила к машине за кошельком и направилась к креветочнице, которая как раз остановилась неподалёку у невраждебной подстилки и бойко отгружала загорающим семечки – чёрные и розовые.

Аля не дала женщине собраться в дальнейший путь:

– Пакет креветок и пакет семечек, пожалуйста. Сдачи не надо, − и вложила в сухую загорелую руку пятьдесят гривен. Старуха не поверила своему счастью, стала пытаться отсчитать сдачу.

– Не надо. Я же просила. Лучше скажите: семечки хорошие?

– Очень! Очень хорошие! И креветка сочная! Удачная сегодня. Не пожалеешь, деточка!

Женщина насыпала щедрейшие порции, не забывая поглядывать на тощий кошмар своей жизни у Алевтины за спиной: там Сергей что-то возбуждённо рассказывал и прыгал перед женой ‒ ни дать ни взять добытчик, довольный охотой и собой.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, деточка! Бог всегда с тобой будет!

И счастливая креветочница пошла по своей жизни дальше.

«Спасибо, деточка!..» Как часто Алевтина слышала эти слова! А вот о том, что Бог всегда с ней будет, услыхала впервые.

На подстилке вся компания смачно трескала креветки.

– Садись с нами, похрусти, − предложила радушная Галина.

– Спасибо, но я такое не ем.

Алевтина опустила на подстилку креветки, захватив с собой только кулёчек с семечками, и направилась к машине.

– Зря! Это же деликатес!

Деликатес – это другое, хотелось сказать Але. Ну, да ладно!

– Странная она. Сама не ест, а нам зачем-то купила, – удивился за спиной голос Галины.

Алевтина положила кошелёк в сумку, молния пропела знакомую мелодию из трёх нот – приятно, как всегда. На секунду Аля задержала взгляд на любимице: форма, качество отстрочки, фурнитура, скромный настоящий фирменный знак – всё безупречно. Интересно, что бы сказала Галина, узнай она, сколько стоит её сумка – где-то полугодовой доход их семьи?

Сзади подошёл Денис (Аля узнала его шаги с оттяжкой), слегка коснулся плеч кончиками пальцев и – давно спавшие мурашки пробежали вниз до вьетнамок, потом поднялись вверх и защекотали где-то под купальником…

– Аленький! Не обижайся на них, они люди простые, но душевные.

– Ага. Душевненько он так бабулю с креветками обобрал.

– Что поделаешь! Такова тут у нас жизнь!

– А по-другому не пробовали?

– А зачем? Им и так хорошо.

– И это твои лучшие друзья?

Денис пожал плечами, словно повторяя: «Что поделаешь!»

− Сейчас кушать будем.

Мур достал складной стульчик и в три красивых движения собрал его в тени под тентом. Не такой стульчик, как у бабушки был, не выцветшую табуреточку, а ярко-синее кресло с подлокотниками.

− Это для кого? – на всякий случай уточнила Алевтина.

− Как это для кого? – улыбнулся Денис. – Для королевы! Или для королевишны, если угодно. Чтобы Вам удобно было.

И подмигнул Але.

Стол на покрывале сымпровизировали быстро. Галина просто пооткрывала судочки, кастрюльки и банки, а потом занялась чисткой огурцов, купленных Денисом.

– Что, такие горькие? – поинтересовалась Алевтина, увидев горку раздетых донага овощей.

– Да нет вроде, но они грязные, не в море же их мыть!

– Зачем в море? Баклажка с водой в машине стоит.

– Да? А я и не знала.

А спросить не пробовала? Как мелочи всё-таки характер раскрывают. Алевтина бы обязательно спросила, а не пошла бы по трудному пути комсомольцев – огурцы зачем-то раздевать. Интересно, а что бы она с помидорами сделала? Водкой обработала или в соке искупала?

«Стол», по народному обычаю, вмещал в три раза больше еды, чем нужно.

Сильно поджаренная курица в кастрюльке, охотничьи колбаски, картошка в мундире, сатэ, уже вялый скользкий сыр, обесшкуренные огурцы, помидоры, пакеты с соком, пиво и покрепче… И ни одной бутылки минералки. Хорошо, что есть баклажка-спасительница.

Алевтине почему-то есть не хотелось. Может, морской воздух, само море и солнце давали энергию. Или впечатления, которые всё-таки стали появляться.

Или вид семейки, расположившейся неподалёку. У традиционно расплывшихся родителей двое детей: рыхлая, в складочках, девочка, и бочкообразный, с многоэтажными боками, мальчишка. Как много появилось жирных детей! Папа говорил, что раньше такого не было, и народ откармливал свиней, а теперь – детей до свиноподобного состояния.

Галину явно беспокоил толстый мальчик. Жирненькую девочку она игнорировала, а с мальчика глаз не сводила. Наконец, не выдержала:

– Мой Гриша не такой толстый, да?

Такой. А через три года будет ещё толще. Алевтина не стала ничего говорить, просто пожала плечами. Пусть Галина задумается. А ещё лучше, пусть купит пару поросят и откармливает их, сколько хочет – всё равно ведь дома сидит, хоть бы хозяйством обзавелась, что ли? Площади ведь позволяют, насколько гостье удалось заметить.

Она всё-таки положила на рассыпчатый ломоть нарезного батона очень плоский жареный кабачок, оказавшийся неожиданно острым. Запила остроту приторно сладким оранжевым соком из пластикового стаканчика. Всё. С едой здесь покончено. Да и неудобно прикасаться к столу, к которому не имеешь никакого отношения. Здесь даже магазинчика никакого нет – ничего не купить, никак не поучаствовать в общем застолье. Денис ведь не предупредил.

Подсаживаясь к еде с противоположной стороны «стола», Сергей по неосторожности сыпнул песка на подстилку, туда, где лежал фотоаппарат, почему-то без футляра. Галина схватила аппарат, вскрикнув:

− Ты что, больной?! Придурок!!

«Больной придурок» молча отсел от взъярившейся супруги, ничуть не обидевшись обращением, и потянулся за следующим куском курицы.

Алевтина сидела чуть осторонь на своём синем троне и чувствовала себя всё так же чужой, не влившейся в компанию. Может, к столу подсесть, но куда? Все подходы уже заняты. Да и устала она безмерно, и лучше подремать в кресле, чем под палящим солнцем у воды или на краешке покрывала.

Денис снова плескался с пацанятами на мелководье. Совсем как в детстве. А ведь он никогда не заплывал на глубину, по крайней мере, на Алиной памяти такого ни разу не было. Плавать умел, нырял постоянно, но не любил отдаляться от берега. Алевтина вернулась издалека-изглубока поиграть в яркий фиолетовый мячик. Давно ей не было так весело. Она всё пыталась защитить причёску от воды, но это оказалось невозможным.

Мур поднырнул сзади, и девушка тихонько вскрикнула. Дети тактично погнали мяч в сторону от неожиданно сблизившейся парочки. Денис развернул Алю к себе.

− Только голову не мочи, – попросила та.

− Так не страшно ведь, реснички уже смыла. Так даже лучше. Теперь ты на ту Алечку из детства похожа.

− А с ресничками на кого похожа?

− На серьёзную дамочку, к которой страшно подступиться – того и гляди права попросит или тест на ай-кью заставит проходить.

Алевтина рассмеялась. По поводу старения она не комплексовала – оно ещё не началось, но неужели она такая солидная в макияже? А Денис крепко обнял, прижавшись в воде всем телом, и прошептал на ушко:

− Талисманчик мой из детства… Как же к тебе прикоснуться, а? Не знаю…

Да так и прикасаться – Алевтина почувствовала его враз и сильно, и тут же оглянулась на мальчишек. Те, как профессиональные актёры, не смотрели туда, куда не нужно, и сосредоточенно занимались пластиковой бутылкой, обнаруженной в воде.

У Али, как в детстве, ослабли ноги, но в море было легко не только удержать, но и удержаться. Она мягко высвободилась и пошла к берегу. Объятья почти без одежды были первыми. Раньше Денис прикасался только к одетой Алевтине.

Мур подсел к Але на подстилку, подставив стопу под её напедикюренные пальчики. Они так в детстве делали, будто мерялись ступнями или измеряли длину ног. На самом деле хотелось невзначай коснуться бедра.

Напрасно она переживала, что они отвыкли друг от друга – вот и настроили энергетику, дождаться бы теперь ночи. День, казалось, длился бесконечно. Так всегда бывает на море… впечатлений. Который час, интересно? Сколько ещё осталось трепетать в ожидании? Але захотелось пить и время посмотреть. Денис улыбнулся именно так, как ей сейчас нужно было и, когда она вставала, скользнул рукой по ноге и слегка куснул за коленку. Раньше он себе такого не позволял. Но это было раньше. Теперь у них есть сейчас.

Алевтина, не скрывая смелой улыбки, пошла к машине глянуть время – наверное, уже часа три. Ей показалось, что зазвонил телефон. Денис медленно двинулся за ней. Только бы не стал продолжать при всех «приручать энергетику».

Телефон действительно звонил. Аля взяла трубку – номер высветился незнакомый.

− Алевтина? – Аля слегка растерялась, но почему-то сразу поняла, кто звонит. − Где вы сейчас находитесь?

Она едва заметно вздрогнула и села на сиденье. Спасительное движение скрыло подкосившиеся ноги.

− Интересный вопрос по мобильному от незнакомого человека. Кто это говорит? – спросила нейтральным, почти деловым тоном.

Голос в трубке отчеканил, ударяя на каждом слове:

− Это девушка Дениса Удовенко.

Колени свела сильная болезненная судорога. Алевтина застыла в боли.

Денис, уже стоявший рядом, начал прислушиваться.

− Какое интересное у вас имя, прямо индейское: «Девушка Дениса Удовенко!» «Моя белая скво!» А Денис Удовенко знает, что вы его девушка? – тон сделала прилично-ехидным – максимум, на какой была способна в данной ситуации.

Денис уже дважды вопросительно дёрнул подбородком и поднял бровь вверх. Теперь беззвучно пошевелил губами, и Аля считала: «Домовёнок?» Кивнула утвердительно. Вроде он сам не понял! Она уже несколько раз где-то глубоко внутри перешла от жара к холоду и наоборот… Но лицом и голосом ничего не выдала, не выплеснула ни капли.

− Так где вы находитесь?! – снова потребовали ответа в трубке.

Звонкий уверенный голос. Чересчур уверенный.

Денис окаменел и потемнел лицом. Или это тень от машины после солнца?

− А почему вас это волнует?

Алевтина пыталась не дрогнуть голосом, даже слегка добавила громкости и уверенности, сама же с внутренней судорогой соображала, как быть.

Что говорить?

Что делать?

Подыгрывать Денису или нет?

Почему он молчит?

Вдруг он опять во что-то вляпался?

Посеревшее лицо Дениса ничего не выражало. Он о чём-то размышлял, но тактику поведения Але не подсказывал.

− Я спрашиваю: где вы находитесь?!

Молодой самоуверенный голос совсем обнаглел. Значит, чувствует за собой право.

Алевтина отключила связь и вопросительно посмотрела на Дениса, ожидая объяснений.

Тот, продолжая соображать, взял свой мобильник и, в состоянии полуотрешённости, медленно двинулся от машины.

Вот так вот, значит…

Алевтина проводила Дениса взглядом и почувствовала сама, как меняется этот её взгляд. Собственные глаза вдруг стали пугающе холодными. Ледяными. Она уронила мобильник на ещё сомкнутые судорогой колени и прижала ладони к глазам. Ладони горят, глаза холодные или наоборот?

Десятки мыслей забились… нет, не в голове только, а во всём теле. Жар, холод, подёргивание, пульсация, толчки, пинки, уколы. Почему-то вспомнилась реклама лекарства, где ёжики зловредных вирусов прорывают ткани организма. Аля словно сейчас наглоталась таких ёжиков, и они метались внутри, пробивая себе пути – нещадно коля и разрывая живое. Аля и не знала, что внутри у неё так много живого. Во рту стало очень горько, один ёжик орудовал в сухом горле. Живое закричало бы, если б ему позволили. Но ему не позволяли.

Денис!

Алевтина попыталась отловить нескольких ёжиков-мыслей. Пока безуспешно. Ёжики-чувства вообще не поддавались опознаванию.

Девушка потянулась за бутылкой с виноградным сиропом. Отпила прямо из горлышка. Ёжик из горла убрался, горечь вытеснила искусственная сладость. Вроде стало немного легче. Нет, просто хитрые ёжики разбились на группки и локализовались, перестав метаться по всему живому. Их было не так много, как Алевтине показалось. Всего несколько штук.

Итак. Порахуємо слоненят, тобто їжачків. (Посчитаем слонят, то есть ёжиков (из м/ф «Петрик П’яточкин»)).

Первое и пока самое основное. Домовёнок существует, а не исчез, как мне думалось. Значит, ритуал экзорцизма был не настоящим, а разыгранным специально для меня.

Второе. Она знает, что Денис со мной, и сейчас его разыскивает.

Третье. Ведёт себя нагло, самоуверенно, значит, чувствует свою правоту.

Выходит, он не порвал с ней, но запудрил мозги мне? Как посмел?!

Денис!

Он всё ещё разговаривал, отойдя к морю. Судорога, сковавшая ноги и низ живота, не отпускала Алевтина сидела в машине, не в силах выйти, боялась, что ещё одного удара – солнечного, от солнышка – она не выдержит.

Денис!

Он сделал ещё несколько шагов к морю. Алевтина вдруг физически ощутила, как расстояние между ними растёт. Это не пятьдесят метров, а пятьсот или пять тысяч, в общем, много. Очень много. Он стоял спиной и говорил; слушал и говорил, говорил и слушал…

Денис!

И с этой минуты Але стало ясно, что он уже никогда не повернётся к ней лицом, только спиной; да и то лицо, которое она видела сегодня с утра, было лишь временно обращено к ней; на самом деле он всегда был ориентирован в другую сторону. А кем тогда была она, Алевтина?

Денис!

Злые ёжики внутри подозрительно притихли. Сбежали? Нет. Они там сдохли, зацепившись, застряв, где попало. Сдохли и остались в середине. Что теперь делать? Как их убрать? Не жить же с ними, в самом деле!

Денис!!

Он развернулся и, с оттяжкой переставляя тяжёлые ноги по песку, пошёл к Але. Или к машине? Может, он сейчас уберёт ёжиков? Должен убрать. Только он знает, как это сделать, не может же Аля держать их в себе.

Денис!!!

Он замедленным движением положил телефон на панель и посмотрел на Алю.

Наконец-то!

Повернулся к ней лицом. Это лицо успело заостриться и ощутимо прибавило в возрасте.

Вот сейчас он всё объяснит, и исчезнут все ёжики, а с ними подозрения, недоразумения и раздирающая боль…

Аля ждала, что он скажет.

Сказал.

− Позвонить, что ли, бывшей? Сообщить, что у меня появилась «девушка»? Пусть они друг другу глаза повыцарапывают.

Развернулся и пошёл к воде.

И это всё?! А где же объяснения всего происходящего?

И кто избавит Алевтину от колючих, разрывающих живое злючек?

Алевтина так и сидела, подавшись вперёд и замерев, заклякнув в той ещё, первой судороге. Она боялась пошевелиться, чтобы затихшие ёжики не ожили и не стали рвать живое дальше. Хотелось свернуться калачиком на сиденье, вжаться бочком, чтобы тепло-тепло стало, и уснуть, отключиться, умереть вместе с проклятыми ёжиками, чтобы больше ничего никогда не чувствовать.

Денис!!!

А он уже у моря. У самого синего моря. Нет, зелёного. Такого нефритового, непрозрачного, каким бывает только Азовское. При чём тут море? Я с ума схожу!

Снова телефон. Тот же наглый номер. Алевтина не стала отвечать. Кажется, она уже могла двигаться. Просто пошла к морю, к самому нефритовому морю. И к Денису. Может, теперь объяснится?

Он сидел на краю подстилки и швырял камешки, которые до воды не долетали. Зачем их тогда кидать? – опять завертелись в голове Али совершенно ненужные мысли.

Денис подвинулся, когда подошла Алевтина. Она села рядом, вытянув ногу и стараясь не коснуться его ноги. Автоматически отметила это своё движение: вроде рядом и даже параллельно, но − не касаясь друг друга. А что же было час назад?

− Во что ты опять встрял, Талисмальчик?

Он помолчал.

− Ещё не знаю.

Снова молчание.

− Что происходит?

− Не знаю.

И молчит. Интересно, а кто в этой ситуации должен знать? Аля?

Объяснений не будет. Понятно. По крайней мере, сейчас. А когда тогда? Ей нужно сейчас. Сейчас! Срочно!! Пока она отошла от машины, от телефона и того, что оставила там, того, что услышала там, того, что поняла и почувствовала. Сейчас!!! Пока она может ходить, дышать, думать. Пока не ожили проклятые ёжики, пока снова не началось…

Денис молчал и смотрел в нефритовое мелководье. Алевтина внимательно, не искоса, не украдкой (она-то ничего не украла), а спокойно сбоку посмотрела на него: на эту профессионально профилированную чёлку, на этот сто раз виденный во сне профиль, на эти вымечтанные во сне и наяву ресницы. Зачем мужчине такие длинные ресницы? Так всегда говорят женщины, когда видят длинные тёмные мужские ресницы. Нет, он прямо постарел. Не повзрослел, а постарел как-то сразу. Лучше бы ты вовремя повзрослел, Талисмальчик! Тогда бы сейчас стареть не пришлось.

− Денис…

Он всё так же смотрел вперёд, в морскую не-глубину.

Дениска, Дениска! А поворотись ко мне передом, а к Домовёнку задом!

Чушь какая! Никогда он уже не повернётся ко мне. Никогда. И мы оба это знаем. Но он знает больше. Что же ты наделал, Дениска-дурачок!

− Дэн, такая ситуация не обрушивается вдруг. Чтобы такое получилось, надо было сделать много неверных выборов подряд. И ты их сделал. Зачем?

− Не знаю.

И молчит. И не смотрит. И долго будет молчать и не смотреть? Нет, не так. Не надо долгих мудрёных фраз. Они сейчас не к месту. А как нужно? Аля не знала. С ней впервые такое.

Не поворачиваясь и даже не дрогнув ресницами, Денис выронил:

− Мы сегодня ночуем у Серёги. Так надо.

И это всё.

Алевтина не спеша (а куда теперь торопиться?) встала и пошла к машине.

Пить! Ей хотелось пить! Наверное, никогда раньше у неё не возникало желания выпить так много воды – хоть целую канистру! Пить…

Телефон снова пиликал. Монитор высветил девять неотвеченных вызовов. Она мне что-то очень хочет сказать. Надо заблокировать эту назойливую нечистую силу. Хотя… На следующем, десятом, вызове Алевтина задала только что возникший в измученной голове вопрос:

− Откуда у вас мой номер телефона?

− Как это откуда?! У Дениса в записной книжке посмотрела!

− Девушка, милая, а слово «воспитание» вам о чём-нибудь говорит? И заглядывать в чужие телефоны…

− Воспитание?! Воспитание?!! О каком воспитании ты! мне… А ты! в курсе, что это ты! приехала к чужому парню?! Я с ним полгода прожила, и только месяц как не живу! Он сказал, что у него с женой проблемы, и сейчас нужно пожить отдельно.

Подыграть или нет? Кем он там меня представлял? Психологом? Да. Давней знакомой и психологом, что помогает ему справиться с… Ну, где же он? Куда он делся? Почему не рядом? Почему не подскажет, как себя вести? Денис! – носилось в голове Алевтины, пока она вертелась на сиденье, стараясь в окно увидеть Дениса. Он будто специально исчез из поля зрения.

− И ты! мне ещё будешь о воспитании что-то!..

− Послушай, я не знаю, как там тебя по имени, Домовёнок. Но с Денисом меня связывают отношения иного рода. Я не живу с чужим мужем, а оказываю ему психологическую поддержку и помощь.

− Смотри, чтоб тебе! не пришлось оказывать физическую! помощь!!! Ты не знаешь, с кем связалась!!! Да ты!…

− Да с быдлом и связалась, судя по всему, с кем же ещё.

Подыграть не получилось, стало только ещё противнее.

− Слушай сюда! Слушай сюда, я сказала!!!… – завопила трубка.

− Хамка.

Поставила клеймо Алевтина и отключила телефон.

Только слишком тихо и аккуратно поставила. Слишком интеллигентно. Надо было с этой сучкой малолетней на её уровне – вопелки, кричалки, тупые угрозы. Фу, гадость какая! Куда же я попала? Где мои вещи? Да, кстати. Мои вещи в квартире Дениса. И-и-и! – опять сильная боль. Нельзя было сюда возвращаться. В эту машину. На это же самое место. Та же самая судорога (или уже другая?) свела ноги и живот – и снова не пошевелиться. Да что же это такое? Что же это?! Почему так больно?! Почему?!!!

Теперь ожил телефон на панели – и Денис тут как тут. Аля сказала только:

− Девять неотвеченных вызовов.

Почему-то голос ей повиновался, а тело – нет.

Денис взял зудящую трубку и пошёл прочь.

Ну, и пошёл ты!

Прочь!

Пошёл ты!

Как ты мог?!

Предатель!!!

Денис!!!

Аля зажала рот двумя руками, чтобы не закричать от всех болей сразу, и согнулась сильно-сильно, к самым коленям. Сколько она так выдержит? Минуту? Час? Вечность?

Холодная капля скатилась из внешнего уголка глаза и заскользила по внешней стороне бедра – осторожная такая, далёкая, с краю и по краю, как неродная… Только одна? Одной ведь мало. Одна не поможет. Не справится. И почему она холодная? Здесь ведь так жарко. Ах, да! Это тело у меня горячее, а глаза – холодные теперь. Ледяные. Я и забыла.

Прошёл час. Час реального времени. В какой-то момент (уже довольно давно) боли надоело – слишком сильная и терпеливая жертва ей попалась – и она ушла. Судорога ослабела и совсем отпустила. Но Аля всё ещё боялась пошевелиться. Уж лучше ёжики-злючки, чем то, что только что её скрутило. И никому ведь не скажешь. Никому не пожалуешься. Дашке? Она там с ума сойдёт. Есть лишь один человек, но − нельзя, ни в коем случае нельзя.

Всё это время Денис ходил вокруг да около машины, но далеко – как на длинной привязи, чтоб слышно не было. Периодически перенабирал номер, когда срывалось, ходил, останавливался, приседал и долго сидел, глядя через лобовое стекло на Алевтину (или сквозь неё?).

Долго он разговаривает. Слишком долго. Значит, с реальной Алевтиной он объясниться не торопится, а вот с виртуальным Домовёнком…

Денис по большой кривой обошёл машину сзади и приблизился к открытой двери. Никаких объяснений, никаких вступлений, держит телефон внизу, у бедра, и говорит:

− Ты должна уехать. Я остаюсь с Олей, − и подмигивает Але, показывая на телефон.

Опять сжало низ, но уже слабее, терпимо. Можно даже в лице не меняться.

Не знала Алевтина, что в бердянских детсадах работают такие всемогущие воспитательницы. Она что, всё Азовье крышует? Подмигивает он! Это вместо того, чтобы поговорить и объяснить, во что вляпался, подмигивает, мол, умная же, поймёшь. Поняла. Но от такой подачи ситуации Алевтине сразу расхотелось подыгрывать. После секундной паузы она сказала отчётливо, чтобы по громкой связи хорошо было слышно той, для которой разыгрывался данный акт комедии:

− Я согласна. Меня такая ситуация не устраивает. Я уезжаю.

И судорога вмиг отпустила. И ноги и живот. Всё. Можно и впрямь ехать.

Денис, видимо, понял, что перестарался, потому что тут же негромко добавил, прикрыв динамик:

− Просто на море чуть раньше поедешь… – и − секундный взгляд на Алю. И снова подмигнул. Потом развернулся, телефон к уху и – той, виртуальной:

− Всё слышала?

Довольно жёстко, без нежности.

Главное, что Алевтина всё слышала. И всё поняла. Окончательно. Только уж очень резко. И болезненно. Но тело вроде бы согласилось жить дальше – ей существенно полегчало.

От любви до ненависти – один телефонный звонок. Всё кануло в Азовское море. Вот так вот. Банально и нелепо. Все лета – в Лету.

Наконец, Денис вернулся. А возвращаться некуда. Поздно. Он положил телефон, задержал взгляд на Алевтине и, кажется, понял.

− Она шантажирует тем, что выдаст твои махинации? – спросила Алевтина.

По метнувшемуся к её глазам взгляду, Аля определила, что угадала.

Вот дурища-то! Надеется удержать парня страхом разоблачения! Хорошая база для семьи и любви в ней. И таких идиоток ещё ох как много на свете!

– Помоги мне найти жильё, – сказала и ушла вдоль берега.

Потом вокруг ловили уплывающие матрацы, играли в волейбол, плескались, смеялись, визжали, гонялись друг за другом и окунали в воду… А она сидела на самом уголке покрывала как часть пляжного пейзажа – ничего не видя, ничего не слыша, ничего не говоря.

Подходил Сергей и что-то сказал. Аля пыталась вспомнить, что именно, ведь она тогда ему кивнула и ответила «да». С чем она согласилась? Что пообещала?

– Алевтин, пойдём, мы уже собираемся.

Слова – Сергея или Галины? она даже этого не уловила – вывели из ступора.

Да! Вспомнила. Сергей тогда сказал, что нашёл ей комнату, но сначала надо вещи забрать, так что ночевать все едут к ним. К ним так к ним. Ей уже всё равно.

Денис был у машины и, стоя спиной к морю и некоторым людям, переодевал плавки.

Аля отвернулась. Достал её уже сегодня этот стриптиз, который она не заказывала. Он будто специально обнажается, любя себя и даря окружающим. Это ненормально и некрасиво. Эксгибиционизмом попахивает. Самовлюблённым и самодостаточным.

Как-то очень быстро стемнело, или это у неё случился новый провал в восприятии? Она даже не заметила, как они доехали.

Алевтина сидела на диване, пытаясь справиться с внутренними температурными качелями: ей то становилось жутко холодно в просторном зале хозяйского дома, то безумно душно посреди пространства, наполненного воздухом.

Ей хотелось прохладной колодезной воды (в таких дворах обязательно должны быть колодцы!), а через минуту она уже мечтала согреть руки об огромную чашку горячего чая (хоть бы предложили!).

Галина не предложила ни того, ни другого. Вместо этого она достала стопку альбомов с фотографиями. Голову тянуло назад, но Алевтина попыталась сосредоточиться на том, что ей показывали. Хозяйка начала традиционно – с самого начала начал.

– Вот. Вот это наш свадебный. Смотри. Вот это мы с Серёжей…

Крупная весомая невеста и маленький неполновесный жених улыбались довольно счастливо.

– Вот это мои родители. Мой обожаемый папочка и мама. Они сейчас в Италии работают, папа строителем, а мама в ресторане посудомойкой. Денежек нам подбрасывают…

Так вот почему Галина не работает: родители за неё трудятся!

– А просторный у вас дом.

Сказала, чтобы что-то сказать и проверить голос – с ним-то ничего не случилось? Голос был при ней – тихий и сиплый, но почти послушный.

– Да-а. Это папа построил. А мы тут теперь хозяйничаем. Только удобства осталось в дом провести.

Дом действительно просторный, но планировка загадочная: из семи или восьми комнат только две непроходные: спальня хозяев и детская. Кто так строит?

– А вот это Гришенька маленький. Он у меня с низким весом родился, всего два двести, поэтому в первый год на себя не похож.

Ну, да. Хоть в первый год Колобочком не был.

– А вот тут он уже нормальный.

То есть Колобочек.

– А это за партой в школе. Он у нас хорошо учится, особенно математику любит, а вот по английскому семёрка. У них учительница плохая: сама не знает ничего, инструкцию перевести не может, но всему классу плохие отметки ставит. Наверное, придётся начать задабривать, чтоб не вредила ребёнку. Ой! А это Гришенькин день рождения! Мне эта фотка очень нравится…

Голос Галины – бодрый, нормальный голос – доносился откуда-то издалека, как из другой комнаты, и Аля с большим опозданием улавливала то, что ей говорили.

– Нет, а мне нравится, что Гриша у меня под присмотром. Я его покормлю и уроки проконтролирую, и за компьютером не даю сидеть много. А если б работала, знала бы я, как мой ребёнок растёт?

– Как на дрожжах, – прошептала Алевтина.

− Что? – не расслышала Галина.

Гостья размеренно листала альбомы, пытаясь сконцентрироваться на незнакомых улыбках и кусочках чужого счастья, но зрение не повиновалось – фотографии и комната вокруг расплывались и покачивались.

Где-то далеко, на паласе, виднелся затейливый педикюр, но его никак не удавалось рассмотреть.

О боже! Это же её, Алины, ноги! Как неродные…

Девушка постаралась подтянуть ноги под себя – они ведь, наверное, замёрзли, – но те не захотели двигаться, лишь недовольно пошевелили холёными пальчиками. Алевтина похолодела: что это?! И впилась ногтями руки в бедро – бедро ойкнуло, почувствовав боль. Значит, всё в порядке, просто очень устала. Третьи сутки почти без сна.

– А это мы на море. Гришенька ещё такой маленький.

– Смешной, – выдавила улыбку Алевтина. Она всё делала усилия сосредоточиться на настоящем и поддержать чужой для неё разговор.

− А вы давно с Денисом знакомы? − вдруг перескочила со своей на Алину волну Галина.

Ну, вот. Разговор неожиданно стал не чужим.

− Я бы не хотела сейчас говорить об этом.

А чего бы она хотела? Сама не понимала. Всего и ничего. Спать…. Спать хочется. Только нужно сначала эту вопящую историю с Денисом придушить – и можно будет спать.

Теперь ей снова стало душно. Нет, надо встать и походить немного.

– Галь, а где у вас тут умыться можно, и воды…

– Пить? Щас, пошли, пойдём, щас дам!

Галина засуетилась, будто на ней нажали нужную кнопку. Раньше надо было нажимать, и не мучиться так долго, подумалось Алевтине.

Она осторожно встала и пошевелила стопами, разгоняя кровью колючки в ногах. С силой зажмурилась, останавливая качание комнаты. Комната остановилась, а вот глаза… То ли глаза были жгуче холодными, а веки горели, то ли наоборот. Как тогда на пляже. Нет, нужно срочно умыться. И попить.

Аля догнала хозяйку, проводившую для неё экскурсию по двору:

– У нас в девять воду отключают в кухне, остаётся только колонка. Вот тут.

Краник располагался на высоте двадцати сантиметров от земли. Алевтина осторожно наступила на специальные кирпичики и присела к вентилю.

Вода… Какое блаженство! Просто вода. Как это много!

Первым порывом было стянуть блузку и облиться с головы до ног, но она сдержалась. Намочила прохладной влагой волосы, шею, руки до самых плеч – и стало ощутимо легче. Теперь бы ещё попить – и можно дальше вглядываться измученными освежёнными глазами в незнакомые улыбки.

Галина уже несла через двор набранный в кухне ковш.

– На, пей!

Аля впилась губами в шершавый пластиковый край ковшика. Глаза навели резкость на жёлтом уютном свете, сочившемся из кухни сквозь тканевые занавески. Может, чаю попросить, подумалось ей, но показалось, что воды достаточно.

– Можно мне в комнату воды?

– Конечно-конечно! Я на тумбочку в спальне поставлю.

Теперь ноги перестали быть чугунными, легко разместились на диване под Алевтиной, и некоторые улыбки ей даже начали нравиться.

– А это моя тётя. Она в Чехии работает. По-о-варом. Дочке уже такой дом купила. С удо-о-бствами… А это родители на Новый Год приезжали. Пода-а-арков навезли-и!.. А это мы в лес ездили. Мы каждый год ещё и в лес ездим, а то море надоедает, хочется ещё и в лес – Гришеньку оздоровить.

Алевтина поглядывала на часы – стрелки переместились за полночь, а от Дениса с Сергеем никаких известий. Но хозяйку это, судя по всему, ничуть не тревожило. Видать, привыкла к выбрыкам мужа и его друзей, и научилась не волноваться.

Аля так не умела. Во что там встрял Дениска-дурачок? К тому же там, у него в квартире, все её вещи: паспорт, деньги, кредитки, одежда и косметика, любимый золотой комплект, подаренный мужем – целое состояние для аборигенов!

– Уже полпервого, Галь, где эти искатели приключений?

– Да не переживай ты! Всё будет хорошо. Но я позвоню щас Серёге.

Женщина сходила за телефоном и бесшумно заработала кнопочками.

Алевтина закрыла глаза. Сколько она не спала? Уже сутки. И за предыдущий день всего два часа. Она бы сейчас на неделю уснула.

– Ал-ло! Серёж… Ну, что у вас там? – и Галина надолго замолчала, потом стала угукать и агакать: – Да? Угу… Ага… Понятно. Да что вы? Так вы когда будете, а то Алевтина уже просто вырубается. Ага… Ага. Хорошо…

Аля встала размяться, чтобы и в самом деле не уснуть сидя.

Походила по залу. Простора много, окна большие, современные, телевизор неплохой, растения ухоженные, аквариум, мебель, кажется, даже деревянная, а не фанерная. Фото в рамках на полках: счастливый Колобочек, толстая родительница, тощий родитель… А туалет гадкий – дырка в кирпичах. Фу! И что за привычка у народа недалёкая: сначала компьютер, аквариум и телевизор, а потом только туалет и сумочку. Почему не наоборот?

– Шо? Ага. Да. А-а… Хорошо.

Галина ещё «дакала» и «хорошокала». Наконец, отложила телефон.

– Смотри, там у них…

Алевтина вернулась к дивану.

– В общем, они там в порядке, только они приехали, а там полный разгром в квартире.

– В каком это смысле?

– Ну, вещи все из шкафов повыброшены, в кухне посуда перебита, в ванной всё вверх дном. В общем, они там убираются и вещи твои собирают сейчас. Где-то через час подъедут.

Полтергейст, значит, разбушевался.

– А документы?

– Всё, всё на месте. Они это сразу нашли. И деньги, и паспорт. Ты давай спать ложись, ты уже как привидение шатаешься, а я их дождусь. Я тебе в спальне постелю, Серёгу с Денисом здесь на диване положу, а сама с Гришей лягу.

Ей выделили целую комнату с огромной кроватью, правда, почему-то без постельного белья – просто покрывало, чтобы укрыться на пустой кровати. Наверное, это местный обычай – чтобы не стирать простыней за случайной гостьей. Алевтина не стала раздеваться в таком случае. Наверное, она бы не смогла уснуть в топе и леггинсах, но не теперь. Сейчас она не может не уснуть – её предел давно настал.

Из зала падал свет, и Аля ещё рассмотрела, что на тумбочке рядом с пластмассовым черпачком, на отдельной подставочке, стоит пустой графин со стаканчиком. Они ещё тут не знают, что графины как раз для этого и придуманы – для воды…

Кажется, это были последние мысли самого долгого в её жизни дня.