У наивного читателя может сложиться мнение, да и вы, любезный тайный советник, где-то пытаетесь убедить молодое поколение россиян, что многое в стране делалось без ведома «доверчивого» вождя, которому вы служили верой и правдой до конца его дней.
Этим вы вводите в заблуждение доверчивых читателей. Ни одна казнь, ни одно убийство политических или государственных деятелей не совершались без санкции Сталина.
Возьмём, например, дело грузинских оппозиционеров, якобы «готовивших покушение на Сталина». Когда Маленков подал составленный Берией список тифлисских «бандитов-террористов» Сталину, матёрый генсек, чтобы не оставить отпечатков своих пальцев на листе, не притрагиваясь к бумаге, поставил галочки карандашом перед фамилиями Орахилошвили, Элиавы, другими обвиняемыми. Против фамилии Кавтарадзе поставил чёрточку. Вот эти-то чёрточки и галочки воплощали в себе и следствие, и суд, и помилование!
Сергей Ноевич Кавтарадзе — старый большевик, видный политический деятель Грузии, которого Иосиф Сталин хорошо знал, — был помилован.
Во Вторую мировую войну по требованию Сталина Кавтарадзе вернули из Сибири в Москву. Сначала его поселили на Лубянке, потом в гостинице. Накормили, одели и отвезли в Кунцево, где его дожидался Верховный главнокомандующий.
Когда Кавтарадзе вошёл в кабинет, Сталин поднялся во весь рост и с наигранной улыбкой, протягивая руку, воскликнул:
— Здравствуй, генацвале Серго! Ты где был до сих пор?
Смущённый Кавтарадзе тихо ответил:
— Сидел.
— Нашёл время сидеть! Или ты не знаешь, что идёт война и такие, как ты, нужны. Мы хотим, чтобы ты поработал в Министерстве иностранных дел, понимаешь?
Потом, как гостеприимный хозяин, истинный кавказец, велел подать обед с вином. Разговорились о том о сём.
Затем Сталин поднялся из-за стола, за ним последовал Кавтарадзе. Раскуривая трубку у открытого окна, Сталин некоторое время молчал. Вдруг, резко повернувшись к гостю, пронзил его тяжёлым взглядом:
— А всё-таки ты хотел убить меня!
И, резко отвернувшись от оцепеневшего кунака, быстро покинул комнату.
Гость, придя в себя, ждал, прислушиваясь, что сейчас явятся люди и его вновь доставят на Лубянку. Но никто не появлялся. Постояв ещё минуту-две, Сергей Ноевич решительно направился к двери и, выйдя в прихожую, спустился по лестнице во двор. Огляделся — нигде никого.
Он направился к проходной, не сомневаясь в том, что уж здесь его точно возьмут. Охранника на месте не оказалось, но машина стояла.
Кавтарадзе решительно распахнул дверцу салона, сел и приказал шофёру: «Вези!»
В гостинице он некоторое время ждал. Но, не дождавшись людей в штатском, прилёг на диван и крепко уснул.
Утром явились те самые люди в штатском, вежливо пригласили в машину.
Кавтарадзе не выразил ни удивления, ни беспокойства, ни волнения. Он был готов ко всему и молча последовал за ними.
Сидя в салоне автомобиля, в окно не глядел. Голова его была низко опущена, и только Бог знает, какие гнетущие думы одолевали его, что проплывало перед его глазами. Может, мрачные застенки камер НКВД, а может, арестантские вагоны, трюмы речных пароходиков, скученность, грязь и вонь холодных бараков, забитых трёхъярусными кроватями, и лесоповал на пятидесятиградусном морозе.
Когда машина остановилась у парадного подъезда Министерства иностранных дел, он глазам своим не поверил, потом облегчённо вздохнул.
Со Сталиным Кавтарадзе больше не виделся. Сознавал, что он — всего лишь винтик, который понадобился в тяжёлые годы испытаний гигантского государственного механизма, и в любую минуту этот винтик, как бывший в употреблении, поистёртый, вышвырнут в груду утильсырья гулаговских бараков. Этого часа Сергей Ноевич ждал, самоотверженно отдаваясь работе в советском МИДе, до марта 1953-го.
Так уничтожался генофонд нации, мыслящая элита не только русских, грузин, украинцев, белорусов, азербайджанцев, но и других народов — в большинстве своём одарённые и умудрённые жизненным опытом старики. Их уничтожали как живую историческую память и как свидетелей, знавших прошлое авантюристов от политики, которые ради достижения власти шагали по трупам.
Достигнув власти, Берия уже не стеснялся в выборе средств и избавлялся от неугодных, физически их истребляя.
Он и другие дорвавшиеся до власти в своей политической игре делали ставку на молодёжь. Расчёт не лишён смысла. Молодые, даже здравомыслящие, во многом подобны пластилину в ловких руках политиков. Посредством идеологической обработки и демагогии, похвал, подкупа, повышения в должности властвующий авантюрист может вылепить из честолюбивого молодого человека послушного, бездумного, причём искреннего исполнителя своей воли, что не всегда удаётся с умудрённым жизненным опытом, самостоятельно мыслящим человеком.
Беда в том, что авантюризм дорвавшегося до ничем не ограниченной власти правителя, уверенного в собственной божественной непогрешимости, опирающегося на механически мыслящее, раболепствующее окружение, в конце концов приводит страну к разорению, а народ — к бедствиям и смуте.
Молодые дилетанты, увлекающиеся политическими играми, в диспутах на вечную тему «отцов и детей» прибегают к примеру полководческого таланта Александра Македонского. Но короля делает свита.
Слышали молодцы о покорителе миров, но не ведали о том, что у юного воинственного царя многие полководцы греческих и македонских отрядов были старики-генералы, закалённые в походах и боях при Филиппе — отце Александра. А в состав военного совета входили философы-мудрецы во главе с Аристотелем.
Однако опьянённый военными успехами и громкой славой молодой завоеватель возомнил себя богом. И не только возомнил, но и послал в Грецию повеление — причислить себя к олимпийским богам, а лик свой изображать на монетах.
Традиционно на греческих монетах помещались образы богов — покровителей городов-государств. Устраивая торжественные парады, Искандер (под этим именем Александр вошёл в героический эпос Востока) стал появляться в роскошных восточных нарядах и требовать, чтобы воинство, во главе с седыми генералами, отбивало ему земные поклоны.
Отступление от привычной суровой простоты возмущало и полководцев, и советников-философов. Всех, кто открыто выражал недовольство, Александр предавал казни с бездумной кичливостью. Ропщущих, разжаловав, изгонял.
Охваченный воинственным пылом, уверенный в непревзойдённости своих достоинств, молодой царь строил планы новых походов. И когда его стали манить сказочные богатства Индии, он двинул войска в сторону «золотых» городов долины Инда.
Да, видно, иссяк воинственный дух легионеров-завоевателей в утомительных походах. Сковал тяжёлый недуг и самого царя в пути. И только когда смерть, не щадящая ни великих, ни униженных, стала у изголовья венценосца, он выразил последнюю волю: везти его бренные останки на родину в бочке мёда с оголённой рукой, чтобы видели люди, что ничего на тот свет он не унёс.
К сорока-пятидесяти годам к одарённому человеку приходит мудрость и истинное понимание жизненных ценностей, его разум начинает различать необходимое, возможное и абсолютное, что не всегда доступно в молодости. Даже в глубокой старости он сохраняет ясность ума и логику мышления.
Слабоумные с возрастом тупеют, и дело у них доходит до старческого психоза и даже маразма.
Последних во все времена умели отличать от здравомыслящих, почтительно относились к их сединам, но в совет старейшин не вводили, племенными вождями не избирали.
О феномене Александра Македонского стали говорить люди молодые и среднего возраста, рвущиеся к власти с начала перестройки, когда старикам объявили «холодную войну» и, невзирая на лица, заслуги и знания, в буквальном смысле стали изгонять с руководящих постов.
Популярный в советское время лозунг гласил: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт». Жаль, что молодые не всегда хотят идти по дороге, а старикам уже нельзя. Но, к сожалению, всё приходит слишком поздно: мудрость — к живым, слава — к мёртвым.
Сталинисты, страдающие ностальгией по временам, когда любимый вождь создавал им условия жизни близкие к райским, тоже на каждом шагу твердят о недооценке великих заслуг вождя и его феноменальности.
О тех, кто создавал славу Александру Македонскому, я уже сказала.
В отличие от Сталина Александр — баловень судьбы. Ещё с колыбели, ослеплённый жаждой военной славы, привыкший и к суровому военному быту, и к блеску и роскоши царской жизни, он считал себя потомком Ахиллеса и всю жизнь мечтал превзойти его.
Александр не успел познать себя, но прозрел перед смертью.
А сущность сознания и личности Сталина, кажущаяся непознаваемой для некомпетентного в медицинском отношении покорного окружения, таилась в хроническом душевном заболевании — паранойе.
Такие правители — предшественники Сталина по складу характера и психики, — известны с древних времён. В Иудее — царь Ирод, в Риме — император Нерон, в России — Иван Грозный, в Турции — кровавый султан Абдул-Гамид, в Германии — Адольф Гитлер.