Прежде чем перейти к событиям, происходившим в нашей стране накануне Великой Отечественной войны, сделаю краткий обзор происшедшего в странах Европы по воле Гитлера.
Как известно, лидер германской фашистской партии Адольф Гитлер с первого дня захвата власти в стране начал лихорадочно готовиться к большой войне.
Соблюдая внешне условия мирного договора, заключённого 3 марта 1918 года в Брест-Литовске между Советским Союзом и Германией, фюрер скрытно приступил к формированию разных родов войск, уделяя основное внимание техническому перевооружению, подготовке военных специалистов и разведывательных служб. Был дан импульс бурному росту военной промышленности.
Всё это делалось скрытно, так чтобы недоступно было ни слуху, ни глазу постороннего. Военные объекты возводились в подземельях лесных чащоб либо в недоступных обозрению, отдалённых от городов местностях. Продукция там же и складировалась.
Параллельно шла идеологическая обработка населения, пропагандировалась исключительность арийцев, самим Богом предназначенных господствовать над низшими расами.
Однако сам фюрер не унаследовал никаких внешних признаков, свойственных благородным арийцам, кроме гусиной походки и нордического характера.
В середине тридцатых Гитлер почувствовал, что страна достаточно окрепла, а численность вооружённых сил многократно превысила стотысячную, утверждённую Версальским договором армию, и отказался соблюдать ограничения. Открыто комплектовал новые вооружённые силы на основе объявленной всеобщей воинской повинности.
Поразительно, но США, Великобритания, Франция, Италия, Япония, Бельгия, подписавшие в июле 1919 года в Версале мирный договор, никак не отреагировали на то, что Гитлер приступил к активным действиям.
В начале 1936-го вместе с союзной Италией сверг республиканский строй в Испании и утвердил власть генерала Франко.
В конце того же тридцать шестого Германия вступила в военно-политический союз с Японией, создав ось Берлин — Рим — Токио. Не замедлила вступить в союз с Германией и Венгрия.
Началом открытой агрессии явился захват Греции. В марте 1938-го немецкие войска вторглись в Австрию, а затем продиктовали свою волю Чехословакии. 1 сентября 1939-го Гитлер спровоцировал войну с Польшей.
Встревоженные наглыми, разбойничьими действиями Гитлера Англия и Франция 3 сентября 1939 года объявили войну Германии. Но действия этих великих держав против агрессора были настолько инертными, что Гитлер, побряцав под их носом оружием, оккупировал Данию, Норвегию, Люксембург, Бельгию, Голландию, а затем после непродолжительных схваток захватил Францию.
В марте сорок первого к Германии присоединяется и Югославия.
Теперь, дорогой герой романа господин Лукашов, давайте вернёмся в родную страну.
С окончанием Первой мировой войны, согласно Рижскому мирному договору, была определена новая польско-советская граница и часть украинских и белорусских земель отошла к Польше.
Но вот что удивительно: политики сталинских времён этот договор считали несправедливым.
Отношения с Польшей обострились с утверждением в Союзе безраздельной власти Сталина. Политики и историки утверждали, что в Польше пан Пилсудский ещё в 1922 году установил фашистскую диктатуру, названную почему-то «санацией», а после его смерти — в 1935-м — Рыдз-Смигл заключил антисоветский пакт с Гитлером. Заметьте — в 1935-м!
Вот и выходит, что ещё до утверждения в Германии фашистской диктатуры в Польше уже воцарился фашизм.
Тогда непонятно, зачем Гитлеру надо было провоцировать войну со своим давним союзником, тем более что уже действовал антисоветский пакт и возникла возможность использовать в войне с Советским Союзом профашистски настроенных поляков.
Но как бы там ни было, на Польшу Гитлер пошёл «огнём и мечом», как говорят сами поляки. Устоять перед его всё сокрушающей силой, прошедшей парадным маршем по Европе, вооружённые силы Польши не могли.
Замешательство возникло и в нашей правящей верхушке. Сталин не мог допустить, чтобы фашисты оказались рядом с Минском, откуда прямой путь на Москву. А главное, генсек считал, что представилась «редчайшая возможность вернуть России Западную Белоруссию и Западную Украину».
Но прошедший горнило Гражданской войны, верховодящий Советской страной не оголил оружия, проявил выдержку, не вступая в конфликт с захватчиком, перешёл границу лишь после того, как участь Польши была уже решена.
В середине сентября войска Украинского и Белорусского фронтов, не встретив сопротивления со стороны гитлеровцев, продвинулись на Запад. И что же? Дабы избежать столкновения, дипломаты — наши и германские — определили разграничительную линию, пролегавшую примерно там, где проходила линия Керзона, условно установленная в 1919 году.
Керзон — английский министр иностранных дел — провёл эту линию через Гродно — Яловку — Немиров — Брест-Литовск — Драгунск — Устимуг и до самых Карпат. Значит, был тайный сговор между генсеком компартии Сталиным и лидером партии фашистов Гитлером, согласно которому Советскому Союзу была выделена доля восточных территорий?!
И после этого вы, Николай Алексеевич, лицемерно утверждаете, что той осенью тридцать девятого Сталин «политически уже выиграл только что начавшуюся мировую войну», только не уточнив, какой постыдной ценой.
За несколько суток до перехода нашими войсками границы вы, Николай Алексеевич, по поручению Сталина выехали в район Минска с удостоверением представителя Генерального штаба Красной армии и с первыми же частями на броневике въехали в Брестскую крепость.
В ней оказались представители вермахта, которые должны были передать крепость советскому командованию.
Вы присутствовали при встрече комбрига Кривошеи-на с командиром танкового корпуса Гейнцем Гудерианом, который до уничтожения Сталиным видных полководцев и военных специалистов нашей армии практиковался у нас и после этого стал ведущим теоретиком и создателем германских бронетанковых сил.
Гудериан оценил и перенял у Тухачевского доктрину создания и массированного использования бронетанковых войск, которые только что блестяще испытал на практике, пробив оборонительные укрепления Польши и пройдя от её западной до восточной границы.
А в это время сменивший маршала Тухачевского генерал-выдвиженец Кулик из 1-й Конной армии продолжал уверять Сталина и своих бывших однополчан — Ворошилова и Будённого, говоря: «На кой хрен реактивные снаряды, в них наш боец не разбирается. Самое надёжное — полевые орудия на конной тяге да боеприпасов побольше».
Но как показала Вторая мировая война, снаряды немецких танков пробивали броню нашего нового БТ-7, а снаряды наших танков отскакивали от немецкой брони, как горох от стены.
И вообще после ареста Тухачевского, других маршалов, комдивов, комкоров военные деятели, сменившие блистательные кадры в 1939-1940-х годах, будучи невежественными в вопросах военной науки, старались искоренить всё новое, разработанное и предложенное военспецами — «врагами народа», внедряя то, чем пользовались кавалерия и пехота ещё времён «Очакова и покоренья Крыма».
Вы сами, Николай Алексеевич, пишете о том, что был прекращён по настоянию маршала Кулика выпуск 76-миллиметровых орудий, которые оказались лучшими в мире в течение всего периода Великой Отечественной войны.
Зато был налажен выпуск 107-миллиметровой пушки, известной и оценённой Ворошиловым и Будённым в годы Гражданской войны.
Был подвергнут критике и ограничен в производстве пистолет-пулемёт Дегтярёва, который оказался незаменимым в ближнем бою в период Великой Отечественной.
Маршал Кулик добивался ещё снятия с вооружения противотанковых ружей.
Вам, Николай Алексеевич, с помощью генерала Власика с трудом удалось кое-что из нового вооружения армии отстоять и наладить его производство до начала Великой войны.
Но всего, что было произведено, оказалось крайне недостаточно.
Не всё было учтено и вами, советником вождя, в делах военных в масштабах государства, зная и видя, что враг подходит вплотную к нашим границам.
Вы извините меня за то, что, будучи человеком малосведущим в сложных вопросах военного искусства, быть может, неуклюже и где-то ошибочно отражаю собственное мнение, но я пользуюсь моральным правом, продиктованным совестью.
Мне кажется, Николай Алексеевич, вы, посланный страдающим шпиономанией Сталиным в Брестскую крепость на встречу сторон под видом представителя Генерального штаба, исполнили свою роль чисто механически, как информатор, не больше. Но вы-то являлись хоть и тайным, но главным лицом, разведывающим, дознающим, которому генсек поручал самые ответственные задания, донесениям которого верил, а советам следовал.
Мне думается, что вы, как человек, гражданин и патриот, исполняющий такую важную роль, не должны были ограничиваться рамками порученного.
Скажем, побывав в районе старой государственной границы, обозревая новую, любезно и небескорыстно дарованную Гитлером Сталину, вы обязаны были обратить внимание вождя на состояние старых оборонительных сооружений и необходимость возведения новых, тем более после недавней войны с белофиннами.
Я имею в виду злополучную линию Маннергейма, которую с трудом прорвали ценой больших жертв наши войска.
Почему же вы не предложили Сталину немедленно приступить к возведению такой же оборонительной стены на новой границе? Разве территориальная отдалённость без преграждений обеспечивает надёжность границы?
А ведь время ещё было — целых полтора года. За это время можно не только протянуть широкие полосы минных полей и колючей проволоки, в которых захлебнулись бы хоть на какое-то время танки Гудериана, запуталась бы мотопехота врага, но и возвести железобетонные доты, дзоты, другие противотанковые преграды.
И далее, наверное, должны были обратить внимание и на связь, памятуя, что без устойчивой связи невозможно достичь оперативного руководства боевыми действиями всех родов войск.
Вы-то должны были знать, что с ростом военной техники возрастает манёвренность всех родов войск, а это, в свою очередь, требует усиления мобильности средств связи, позволяющей бесперебойно руководить при быстрых и длительных движениях с частыми переменами пунктов управления.
Быть может, это мелочи, не относящиеся к компетенции военного советника вождя, но считаю своим долгом заметить, что гитлеровское командование, в первую очередь, перед нападением на нашу страну обратило внимание на связь, по крайней мере в приграничных районах Белорусского военного округа.
С помощью заброшенных диверсантов в ночь перед нападением были оборваны все виды связи, и без того, можно сказать, никуда не годные.
Телефонная и телеграфная связь в приграничных районах была в неудовлетворительном состоянии — плохая трассировка линий, ветхие провода, подвешенные на деревянных стойках, установленных на крышах зданий. Телеграфная связь осуществлялась с помощью аппаратов «Юза» и «Морзе».
И ещё на что необходимо было обратить внимание, так это на магистральные линии связи, ведущие к нашим границам, которые шли через Варшаву на центр, находившийся в руках гитлеровских захватчиков.
Немцы же всё это учли и сразу после захвата Польши приступили к возведению мощных оборонительных преград и линий связи.
А что касается самого главного, прочно связавшего вашу судьбу с судьбой Сталина, того, что он раз и навсегда уверовал в глубину ваших военных познаний, в полезность ваших советов, проникся уважением не только к вашим способностям, — так он переоценивал их.
В одном прав — благодаря вам «на всю жизнь усвоил одно из правил военного искусства: как важно сосредоточить на решающем участке силы и средства, нанести по противнику неожиданный, массированный удар».
Конечно, это имеет значение при наступательных действиях, а при обороне?
Об этом вы, как военспец и советник, должны были подумать в конце тридцатых — начале сороковых годов, учтя после встречи в Бресте высокую манёвренность сил вермахта, и создать, как было сказано, мощную линию обороны вдоль всей границы. Ведь наши укрепрайоны ударные силы противника обошли, охватив их клещами осадных частей вторых эшелонов, так, кажется, было?
Ваша роль как советника главы государства, мне кажется, от начала и до конца была политической игрой, но вы же человек русский, и не сторонний наблюдатель, представляющий безграмотных рабочих и крестьян, как вы изволили выразиться.
И не просто русский, а дворянин, квалифицированный и грамотный офицер царской службы, который, пусть даже прекрасно устроившись при верховном правителе и пользуясь всеми благами кремлёвского коммунистического рая, всё же не должен был забывать, что Советский Союз — ваша родина, а советский народ — родной народ, многострадальный, стонущий от гнёта тирании, чему вы сами были свидетелем.
И необходимо было эту землю и этот народ если не оградить полностью, то хотя бы посодействовать ограничению грядущих потрясений путём воздействия на того самодура, который всё же нет-нет да и прислушивался, следовал вашим советам.