Дэйдр висела на дверце машины, пока Люк укладывал багаж и ружья. Когда он вернулся за чем-то в дом, она неожиданно сказала:

— Я думаю, именно теперь, когда вас не будет, меня убьют.

— Какой вздор ты несешь, — воскликнула Эбби. Было зябкое раннее утро. Она надела толстую юбку и свитер, купленные накануне, и все равно мерзла.

— Это не вздор, — сказала Дэйдр. — Он, возможно, только и ждал, пока я останусь одна. — Кто?!

— Человек, который ходит по ночам. Я рассказывала вам о нем. — Дэйдр смотрела на нее с упреком. Она ожидала от Эбби более серьезного отношения к своим словам.

— Ты много читаешь? — спросила Эбби. — Или смотришь телевизор?

— Да. Иногда.

— Отсюда такие мысли. Сама подумай, зачем убивать ребенка?

— Потому что я знаю слишком много.

Эбби сохраняла торжественное выражение лица.

— Например?

— Ну, разное.

— Ты имеешь в виду личность человека, который бродит по ночам? Если ты действительно думаешь, что он существует, почему бы тебе не посмотреть, кто это?

Дэйдр отвела взгляд. И вдруг Эбби поверила ей. Девочка была до смерти напутана. Вся ее агрессивная беспечность лишь скрывала страх.

— Когда-нибудь я посмотрю, — пробормотала она.

— Дэйдр, слезай с дверцы, — сказал вернувшийся Люк. — Ты легкая, но не настолько.

— Люк, Дэйдр нервничает из-за тех шагов, которые ей слышатся по ночам, — сказала Эбби. — Правильно ли мы поступаем, оставляя ее с бабушкой?

Люк похлопал Дэйдр по плечу:

— Совершенно не о чем беспокоиться. Я обещаю тебе. В любом случае я просил Джока присмотреть тут за всем.

— Джока?

— Я знаю, что ты не доверяешь ему, но дай такому парню ответственное поручение, и он воспримет его очень серьезно. Из него получится прекрасный сторожевой пес.

Люк улыбнулся Дэйдр, и она, уловив уверенность в его голосе, ухмыльнулась в ответ. Он действительно говорил твердо, как будто знал, что беспокоиться не о чем.

Но они не успели больше ничего сказать, так как подошла Лола со своей сумкой.

— Я еду в твоей машине, Люк. Ты не возражаешь, Эбби? Здесь удобнее, чем с Милтоном. Его кресло занимает все пространство.

— Пожалуйста, — сказала Эбби спокойно.

На террасе появилась старая миссис Моффат и помахала рукой на прощание.

— До свидания, Эбби и Люк. Берегите себя. Дэйдр, иди домой и позавтракай. Привезите нам шкуру кенгуру. Милтон и Мэри только что уехали. Будет прекрасный день. Дэйдр и я покатаемся на пароме или еще чем-нибудь займемся. Дэйдр, милая, ты в таком тонком платьице. Еще холодно по утрам. Будьте осторожны, Эбби. Возвращайтесь целыми и невредимыми. Столько несчастных случаев в наши дни…

Монолог оборвался. Как обычно, он был похож на запутанный клубок шерсти.

— Ну и ну! — сказала Лола. — Слова у нее никогда не кончаются. Беги, милая. — Она подтолкнула Дэйдр: — Позавтракай и слушайся бабушку.

— Желаю вам хорошо провести время вдвоем, — сказал Люк.

— Хорошо провести время! Одним! — но Дэйдр храбро ухмыльнулась в ответ, и Эбби обнаружила, что смаргивает слезы. Неужели она начинает любить этого невыносимого ребенка со всеми его наглостью, любопытством и ложью?

— С ними все будет в порядке? — спросила она.

— С мамой и Дэйдр? — удивилась Лола. — Боже милостивый, конечно. Мы часто оставляем их на уикэнд. В конце концов, в доме давно нет мужчины, кроме Милтона, и едва ли его, беднягу, можно брать в расчет.

— Но Дэйдр все время твердит, что слышит ходьбу по ночам?

Лола вздохнула:

— Пожалуйста, не надо о ее фантазиях. Не в такую рань. Она не слышит ни звука. Она спит, как бревно, как и все дети.

— Тогда чего она боится? — спросила Эбби прямо.

— Дэйдр? Боится? Моя дорогая, она крепка, как кремень. Если она внушила тебе, что боится, она еще лучшая актриса, чем я думала.

— Она права, Эбби, — сказал Люк. — Не волнуйся. Для этого нет причин.

— У Дэйдр совершенно невыносимая манера говорить и делать все что угодно, лишь бы на нее обратили внимание. Милтон прав. Ее придется отправить в пансион, где она, надеюсь, поймет, что она вовсе не центр вселенной.

— Я бы скорее назвала ее замкнутой, чем жаждущей внимания, — не успокаивалась Эбби.

— Дэйдр! О Боже, нет. Не с такой матерью, как я!

— А как насчет ее отца?

— Мне бы не хотелось говорить о нем, если не возражаешь, Эбби. Но, если ты ищешь, откуда у Дэйдр этот дар к фантазированию, то ты смотришь в верном направлении.

— Когда он вернется в Австралию?

— Когда захочет. Он живет, как ему вздумается. И если я тогда еще буду ждать его, можно считать, что ему повезло.

— Дэйдр, похоже, думает, что он здесь. — Лола нетерпеливо вскрикнула:

— Ну вот! Разве это не доказывает мои слова! Нельзя верить ни одному ее слову. Правда, Люк? Уж ты-то знаешь.

— Она своеобразна, — сказал Люк уклончиво. — Если мы решили ехать за Мэри и Милтоном, то надо поспешить.

День клонился к закату, когда Эбби увидела первую в своей жизни стаю попугаев. Они искали еду и, когда машина пронеслась мимо, взлетели, демонстрируя розоватые крылья. Неожиданность этого прекрасного цветного пламени захватывала дух.

Эбби вскрикнула от восхищения, а Люк только сказал «Гейлахи» с безразличием человека, видевшего это много раз.

Но странный плоский пустой пейзаж как будто мгновенно осветился, и Эбби еще долго смотрела вслед птицам, пока они не стали лишь черными штрихами в небе.

— Удачное название для губной помады, — сказала она. — Если воспользоваться им так же эффектно, как получилось у этих птиц, то, пожалуй, производители могли бы сколотить на этом целое состояние.

— Возможно, они на это надеются, — сказала Лола.

— Тогда почему они не рекламируют ее? А наоборот, так необычно неуловимы?

Лола пожала плечами:

— Может быть, они еще не готовы. Ты ведь знаешь, что у меня были только образцы.

Эбби повернулась удивленно.

— Но ты мне ничего не сказала? Даже тогда, когда я столько времени искала эту компанию.

— Я сама не знала. Ты меня заинтересовала, и я спросила своего босса.

— А разве он не знает, где делают эту помаду?

— Нет. Ему ее только недавно прислали. Это рекламный трюк. Он сказал, что выбросил проспекты.

— Ну, ничего, — сказала Эбби, — у меня есть еще одна нить. Я попробую в понедельник. Я просто не могу не найти разгадку этой детективной истории.

— Какая нить? — спросил Люк.

— Это просто голос в телефоне, голос старой женщины с артритом.

— Боже милостивый, Эбби! Ты становишься фантазеркой, как Дэйдр. Правда, Люк?

Люк искоса взглянул на Эбби:

— И гораздо более хитрой. Когда ты все это успела, дорогая, и почему я ничего об этом не знаю?

— Ты бы все равно мне не поверил.

— И сейчас не верит, я думаю, — сказала Лола.

— Но они все связаны, — продолжала Эбби уверенно. — Тот мужчина, который угрожал мне и назвал дамочкой в красном, грабитель, которому не нужны были мои драгоценности, толстая женщина, продавшая мне игрушечные качели, а теперь еще старческий голос. Я найду их всех. Я найду ту старуху.

— И все из-за какой-то безобидной губной помады под названием «Гейлах», Эбби!

— О, я думаю, что эта помада просто прикрытие. По всему видно.

Люк сказал с наигранной печалью в голосе:

— Ты удивительная женщина, Эбби. Тебе не хватает только дома и мужа. Для полного счастья нужны приключения, тайны, загадки. Ты неисправима, мой маленький Шерлок. Как ты думаешь, Лола, если Эбби находит столько зловещих признаков в спокойной городской жизни, то что она почувствует, взглянув на этот доисторический пейзаж. Я уже не говорю о первом в ее жизни кенгуру?

— И парочке страусов эму в придачу, — добавила Лола. — Действительно, Эбби, ты — сущий ребенок. Подожди, когда Мэри и Милтон узнают об этом…

— А зачем им знать? — сказал Люк. Его рука скользнула вниз незаметно для Лолы и сжала колено Эбби. Как будто это был тайный жест любви и защиты. Он не хотел, чтобы над его глупенькой маленькой женой смеялись.

— Мы достаточно повеселились. Хватит об этой губной помаде. Наложим табу на эту тему до конца уикэнда.

— Согласна, — сказала Лола. — А мы доберемся до темноты?

— Сомневаюсь. Еще больше ста миль.

— Когда появятся кенгуру? — спросила Эбби.

— Теперь в любой момент. Только следи. Они издали похожи на пни.

Местность вокруг них действительно была первобытной. Солнце садилось, и с наступлением сумерек огромная плоская долина без травы и воды становилась монотонно серой и серебряной. Сухие деревья, похожие на обглоданные кости, торчали из земли под самыми невероятными углами наклона, низкорослые эвкалипты чернели в уходящем свете. Ни звука, кроме мурлыканья автомобиля па пыльной дороге, и постоянное хриплое карканье ворон.

Мэри и Милтон маячили где-то впереди, их автомобиль был окутан облаком пыли.

— Они не видят кенгуру, иначе бы остановились, — сказала Лола. — Как обидно. Они должны здесь быть.

Но вокруг не было ничего, кроме камнем падающих ворон, рыжеватой фигуры лисы вдали, поедающей мертвую овцу и трех эму, серыми призраками убегавших прочь на своих длинных ногах. Люк остановил машину, чтобы посмотреть на них. Лола вышла, потягиваясь.

Вдруг она закричала:

— Люк! Кенгуру!

Он бросился к ней, уставясь на три серые фигуры, неподвижные, как три пня. Головы повернуты, передние лапы расслабленно свисают.

Люк взял ружье, и они с Лолой двинулись крадучись по плоской равнине. Чуть позже он выстрелил, и серые фигуры взвились в воздух и помчались прочь пружинистыми прыжками. Люк и Лола, преследуя их, скрылись из вида. Эбби осталась одна в машине, одинокая в этой огромной тиши. Даже вороны перестали каркать. Не было ни огней, ни ветра, ни движения, только сгущающаяся темнота, величественное безоблачное мерцающее небо и тишина.

Неожиданно эта сверхъестественность ошеломила Эбби. Пейзаж был слишком жутким, каким-то нереальным, далеким от человеческой жизни. Безводный, бесцветный, неизменяющийся миллионами лет. И она была здесь одна.

Именно так. Она была одна с того самого момента, как приехала в Австралию. Редкие проявления страсти Люка и его странные угрызения совести не могли успокоить ее надолго. Теперь она снова осталась одна, лишняя, чужая, с неудобными капризами и дурными предчувствиями, как Дэйдр, говорившая, что ее могут убить…

Но даже здесь, на этой огромной пустой равнине, у нее было странное чувство, что за ней наблюдают.

Она с ужасом выскочила из машины, и закричала, дрожа:

— Люк! Люк, вернись!

И немедленно из-за колючих кустов, не спеша, поглощенные разговором, появились Люк и Лола. Они не могли понять, почему Эбби расстроена.

— Я испугалась, — выкрикнула она вызывающе. — И мне все равно, что вы считаете меня дурой.

— Нет, действительно ребенок, — сказала Лола ласково. — Глупый маленький ребенок.

Но Люк был настроен более серьезно.

— Почему ты плачешь? Что тебя напугало? Нельзя плакать только оттого, что сидишь одна в машине!

— Можно, — сказала Эбби. — Это так печально. Разве ты не видишь?

Но они не видели ничего, кроме ее глупой плаксивости. Английская девушка, не привыкшая к огромным пространствам и нерукотворной древности. Они слегка презирали ее. Они, очевидно, не могли понять, что этот пейзаж — видимое выражение всех ее странных страхов и дурных предчувствий. Реализовавшийся кошмар. Но даже Люк не мог это понять. Они все будут жалеть, что взяли ее, и Милтон больше всех. Она боялась встречи с Милтоном.

— Поехали, — сказал Люк коротко. — Эбби просто переутомилась. Я думаю, что впервые, да еще в сумерках, этот пейзаж подавляет. Завтра при солнечном свете все будет выглядеть иначе.

(Но солнечный свет только подчеркнет торчащие кости мертвых деревьев, и колючие кустарники, и голую красную землю…)

— Хотя боюсь, что гостиница не сильно ободрит тебя. Это необжитые районы. Я предупреждал. Тебе действительно не следовало ехать.

— Все, что ей нужно, это стаканчик чистого бренди, — сказала Лола. — Но если ты так пуглива, Эбби, тебе лучше держаться подальше, когда мы завтра пойдем на охоту.

Мэри и Милтон уже устроились, когда они приехали в одноэтажный деревянный отель маленького, в одну улицу, городка. Они оба были в баре. Милтон сидел в своем кресле, занятый беседой с несколькими местными жителями.

— Вот и вы, наконец, — сказал Милтон. Он улыбнулся Эбби: — Вы очень устали. Выпейте.

Остальные мужчины повернулись и уставились на них без стеснения, как люди, нечасто встречающие незнакомцев. Один сильный на вид мужчина с копной темных волос особенно старался быть дружелюбным.

— Вы, ребята, навряд ли проехали столько, сколько я. По суше из Дарвина. Далековато.

— И с какой же целью? — спросил Люк.

— Просто осматриваюсь. Может быть, доеду до Сиднея или до Барьерного Рифа. Меня зовут Майк Джонсон. Это ваша жена?

Он смотрел на Лолу. С ее загоревшим лицом и оживленным видом это была простительная ошибка. Она выглядела партнером Люка. Но рука Люка обняла Эбби, нетерпеливо или по-хозяйски, она не поняла.

— Нет, вот моя жена. И ей необходимо выпить. У нас был тяжелый день.

— Честно говоря, эта страна пугает меня до смерти, — призналась Эбби.

Все рассмеялись. Они узнали ее английский выговор, и им все сразу стало понятно. Даже Милтон поддержал ее:

— Я согласен с вами, Эбби. Она пугает. Эти огромные пространства. Жизнь и смерть ничего не значат. Время ничего не значит. — Он подтянулся в своем кресле:

— Может быть, поэтому я люблю приезжать сюда. Перспектива жизни — приятная вещь.

Но понимал ли он ее странный сверхъестественный страх? Она так не думала.

— Вы совсем не выглядите усталым, — сказала она.

— О, я умею путешествовать. Это единственное, что я умею. Но Мэри устала. Ей пришлось вести машину всю дорогу. Вам всем троим, девочки, лучше лечь пораньше.

Мэри кивнула:

— Я за это. Вы тоже, Эбби? Предупреждаю, комнаты отнюдь не верх удобств. Но я так устала, что мне все равно.

— И мне тоже, — сказала Эбби бодро. — Я засну, как бревно.

Она и вправду думала, что заснет, когда готовилась лечь в постель. Она приняла ванну в обшарпанной ванной комнате, где вода была бледно-янтарной от ржавчины, но, по крайней мере, горячей, и надела теплый халат. Люк недаром предупреждал ее, что ночи здесь очень холодиые. Поздние весенние морозы были сильными, а стены и крыша этой ветхой гостиницы очень тонкими.

Мэри и Милтон занимали двойной номер с одной стороны от Эбби и Люка, а Лола — с другой. Напротив было еще три комнаты, одну наверняка занимал черноволосый мужчина из Дарвина, назвавшийся Майком Джонсоном. Эбби надеялась, что задержавшиеся гости не будут сильно шуметь. Каждый звук был отчетливо слышен, включая голоса и смех в баре.

Ужин был довольно скверным: жесткая баранина, запиваемая, по настоянию Милтона, огромным количеством кислого красного австралийского бургундского, и потом рисовый пудинг. Обслуживала их пожилая, небрежно одетая, но дружелюбная женщина с завитыми белокурыми волосами.

— Я предупреждала вас, что мясо жесткое, — сказала она. — Пейте побольше вина.

— Принесите еще бутылку, — сказал Милтон. Обычно такой капризный и придирчивый, он не обращал никакого внимания на неудобоваримую еду, возможно, просто был размягчен переменой обстановки. Он был любезным и веселым и даже умудрился оживить Мэри.

Вино принесла другая женщина с бледным, смертельно бледным лицом, как на рисунках Чарльза Эдамса. После всего, что они выпили в баре, даже Эбби приятно расслабилась, и ее стало клонить ко сну. Она и Мэри охотно отправились спать, но Лола не собиралась покидать мужчин. Похоже, она находила мужчину из Дарвина подходящим партнером, что можно было только приветствовать, поскольку она уже не смотрела неотрывно на Люка.

Когда Эбби приводила в порядок лицо перед пятнистым зеркалом, заглянул Люк.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Прекрасно. Хочу спать.

— Тогда отдыхай. Я скоро.

— Ты еще собираешься пить?

— Недолго. В таком месте полагается.

Он наклонился поцеловать ее. Но он не думал о ней. В его глазах был странный блеск, подавляемое возбуждение. Он был явно взвинчен. Что ж, Люк был австралийцем. Может быть, в этом было объяснение. Или он просто слишком много выпил.

— Надеюсь, эта кровать более удобна, чем кажется на первый взгляд, — сказал он.

— Не думаю. И одеяла тонюсенькие.

— Не снимай халат, — он уже был в дверях, спеша вернуться в компанию. Но остановился. — Ты больше не боишься?

— Нет. Извини за то представление. Но я действительно была напугана.

Она вспомнила жуткий пейзаж и вздрогнула.

— Должно быть, я сумасшедшая, — сказала она.

— Может, не настолько, насколько ты думаешь, — загадочно сказал он и исчез за дверью.

Значит, Люк все-таки частично понимал ее чувства. Эбби стало полегче. Его шаги замерли, слившись с шумом в баре. Немного погодя в коридоре послышались другие шаги, и вскоре кто-то стал тихо насвистывать очень знакомую мелодию: «Но я люблю только тебя-я-я, я люблю только тебя…»

Мелодия Джока! Эбби села в кровати. Но ведь Джок не мог здесь оказаться! К ней вернулись ее тревоги и волнения. Вспомнив, что это местный шлягер и множество людей могли так же увлекаться им, как и Джок, она все равно вылезла из постели и на цыпочках подошла к двери, чтобы украдкой выглянуть.

Именно в этот момент Мэри открыла дверь и тоже выглянула.

Эбби хихикнула.

— Вы тоже слышали?

— Слышала что?

— Эту мелодию, которую Джок проигрывает целыми днями. Кто-то только что насвистывал ее.

— О, — сказала Мэри. Ей явно было неинтересно. Она была совсем одета, как заметила Эбби, и выглядела замерзшей, крепко сцепив руки па груди.

— Мне показалось, что Милтон возвращается. Неужели вы встали, чтобы посмотреть, кто насвистывает эту глупую мелодию? Вы ужасно нервная. Я думала, что я плоха. Милтон все время держит меня в напряжении, хотя и невольно, бедняга. Но вы пугаетесь собственной тени. Вы всегда были такой?

Теперь, когда Мэри уделила ей внимание, которое обычно принадлежало Милтону, Эбби чуть было не начала объяснять про окружавший ее туман замешательства, который все искажал, даже невинную мелодию. Но зачем беспокоить бедную Мэри своими проблемами? У нее достаточно собственных.

— Все в порядке. Я просто не акклиматизировалась. И устала, наверное. Вы тоже выглядите усталой. Я думала, что вы ляжете рано спать.

— Я отдыхала. Но я не могу раздеться до возвращения Милтона. Ему надо помочь. Он может немного управляться со своими палками, но не может самостоятельно лечь в постель.

— Это изматывает вас, — сказала Эбби с сочувствием.

Мэри тяжело вздохнула:

— Да. Это трудно нам обоим. Но скоро… — она замолчала, как бы боясь выразить свою надежду.

— Вы действительно думаете, что он снова сможет ходить?

— О, да. У него очень хорошие шансы. И его уверенность также помогает.

На мгновение Мэри стала похожа на Лолу. В ней появилась твердая решимость, и она стала совсем другим человеком. Затем это прошло, и Эбби засомневалась, не почудилась ли ей эта перемена, так как Мэри снова выглядела бледной, усталой и подавленной, принимая без жалоб свои неприятности.

— Вам лучше поспать, Эбби. Завтра нам снова предстоит долгий путь. Я привыкла, но вы нет. И не прислушивайтесь к шуму, в таком месте можно услышать бог знает что. Мы предупреждали вас, что это не Риц.

Вскоре после того, как Эбби вернулась в постель, она услышала, как стукнула дверь, и затем голос Лолы резко сказал: «Ш-ш-ш!»

Значит, Лола была в своей комнате не одна. Кто же был с ней? Черноволосый мужчина из Дарвина? Или тот, кто насвистывал мелодию Джока? Было ли это заранее условленное свидание или неожиданное?

Злясь на себя за то, что вообще это услышала, Эбби зарылась головой в подушку. Но спать было невозможно. Кроме шума и жесткой кровати, она еще и промерзла насквозь. Если она собиралась заснуть, нужно было достать горячую грелку.

Она включила свет. Звонка в номере не было. Этого можно было ожидать. Ей придется искать горничную или наполнить грелку самой.

Снова идя на цыпочках к двери, она неуклюже наткнулась на деревянный стул в ногах кровати. Теперь она уж точно всех распугала. Но единственный донесшийся до нее звук — щелчок закрывшейся двери Лолы. Она выждала момент, не желая знать, кто вышел из той комнаты.

Когда прошло достаточно времени, она вышла в коридор, но все же успела заметить, как явно прячущийся мужчина исчезал за поворотом.

На электрической лампочке, свисающей с потолка, не было абажура. Она давала яркий резкий свет. К тому же мужчина шел быстро, и Эбби видела его лишь мгновение. Она не могла бы поклясться, что его редкие волосы были телесного цвета. Яркий свет ослепил ее. Ей вполне могло показаться, что это тот самый человек…

Кто-то произнес за ее спиной:

— Вам что-то нужно?

Она повернулась и увидела женщину с мертвенно-бледным лицом, подававшую им вино. Она выглядела так, как будто всю жизнь жила в погребе.

— Мне нужна горячая грелка!

Она дико дрожала. Не было необходимости объяснять, что она замерзла.

— Конечно, — сказала женщина. — У вас есть своя? — Эбби отрицательно покачала головой. В Сиднее было жарко, хотела она сказать. Ящерицы выползали на теплое дневное солнце.

— Тогда я одолжу вам. Я покажу, где вы можете наполнить ее.

Кухня была большой, старомодной, деревенской. Пестрая кошка с очень круглой, как апельсин, головой замяукала и потерлась о ее лодыжки. Эбби беспокойно ждала, пока закипит чайник. Бар был как раз напротив. В него вела дверь из цветного стекла с узкими прозрачными полосами. Было очень просто подойти и заглянуть, не выпивает ли тот мужчина с Милтоном и Люком. Как старый друг…

Но вопреки ее ожиданиям, его не было видно. Люк и черноволосый мужчина из Дарвина сидели за столом, и кресло Милтона было подвинуто к ним. Люку, казалось, задали какой-то вопрос, так как двое других мужчин с глубоким интересом ждали его ответа.

Наконец он кивнул. Он ничего не сказал. Но его кивка было достаточно, так как те двое расслабились и улыбнулись. Затем Милтон подал знак бармену принести еще выпить.

В баре было еще трое мужчин и женщина. Ни у кого из них не было редких волос телесного цвета.

Чайник яростно плевался в кухне. Эбби сняла его и наполнила свою грелку, слегка ошпарив палец, когда наливала воду дрожащей рукой. Упрямая кошка хотела последовать за ней в комнату.

Она оставила ее в кухне, вышла в коридор и, как бы по рассеянности, открыла дверь в помер Лолы.

— Ах, извини! — воскликнула она. — Я перепутала комнаты.

Лола сидела на краю своей кровати полураздетая. Она подняла глаза:

— Я думала, что ты давно спишь.

— Я спала, но проснулась от холода. Я только что нашла горячую грелку. Не знаю, когда же, наконец, придет Люк.

— Ох уж эти мужчины, — сказала Лола. — Как легко они забывают свои обязанности, но ты не должна вмешиваться — не стоит соревноваться с охотой, гольфом или крепкой мужской выпивкой. Кое-чему тебе придется научиться, милая.

Ничто не указывало на то, что Лола до этого была в комнате не одна. Ее лицо было, как обычно, беспечным и дружелюбным. Хотя у нее как будто был тот же напряженный, яркий взгляд, что и у Люка.

Эбби не могла спросить: «Не был ли только что в твоей комнате мужчина с лицом, похожим на рыбу?» Их уже тошнило от ее вопросов.

— Когда Люк придет спать, ты могла бы отдать мне эту грелку, — продолжала Лола. — Меня некому согреть.

От крайней усталости Эбби заснула до того, как Люк вернулся. Она только наполовину проснулась и не могла понять, где находится.

Но когда Люк тяжело плюхнулся рядом, она пришла в себя.

— Хорошо провел вечер, дорогой?

От него сильно пахло спиртным. Он был пьян.

— Черт возьми, большая рыба! — казалось, он не сознавал, что говорит вслух.

Сердце Эбби екнуло. Значит, он тоже видел того мужчину с рыбьим лицом.

— Но кто же он? — прошептала она. Но Люк спал.