Амброс не позволил Саре прийти в порт, чтобы проводить его, поскольку существовала пусть ничтожная, но все же опасность, что кто-то увидит их вдвоем даже в этом необычном месте.
А потому они попрощались в гостиной тети Аделаиды. Пожилая дама предусмотрительно покинула комнату, оставив влюбленных одних на целых двадцать драгоценных минут.
Амброс стоял в дорожном костюме, с похудевшим, бледным и серьезным лицом; в глазах — непоколебимая решимость.
— Как долго тебя не будет? — спросила Сара. Все ее возбуждение улетучилось, и она чувствовала лишь тоску расставания и необъяснимую тревогу.
— Трудно сказать. Быть может, три месяца или шесть, а возможно, и целый год.
— А я все это время должна находиться в усадьбе Маллоу?
— Если не случится ничего такого, что заставит тебя оттуда уехать раньше. Например, если обнаружат твои истинные цели или их поведение сделается абсолютно невыносимым.
— Я вынесу.
— Нет, милая, ты не должна переступать определенную грань. Даже ради меня.
Амброс улыбнулся, но Саре хотелось, чтобы в его улыбке было больше теплоты и нежности. Неизменно серьезный, он после судебного решения, казалось, утратил последние остатки юношеского задора. Теперь от него веяло только суровостью и непреклонностью.
— И помни: я буду писать тебе при любой возможности.
— Сообщай мне обо всем, что тебе удастся обнаружить, — попросила Сара.
— Подобные письма я стану пересылать не по почте, а с надежным человеком. Нельзя допустить, чтобы такое письмо попало в чужие руки. Иначе наше дело дрянь.
— Но я должна знать, что с тобою, — вскричала Сара. — Предположим, тебя не будет целый год!
— Вряд ли, но даже если такое и случится, ты должна вооружиться терпением. Помни о нашем будущем, о наших правах.
Наконец Сара улыбнулась.
— Тайно, в душе, я стану думать, что я подлинная хозяйка усадьбы Маллоу.
— Но только вместе с правомерным хозяином.
— Амброс, не нужно постоянно напоминать мне об этом!
Тем не менее, перед ее мысленным взором возник образ чернобрового мужчины, спокойно сидящего с уверенностью законного владельца в уютной библиотеке, освещаемой пламенем камина. Видимо, не так-то просто изгнать память о нем из любого дома, в котором он пожил, особенно если он в течение нескольких месяцев являлся его хозяином. Да, он вовсе не был ничтожной личностью.
— Амброс, — взмолилась Сара, — возвращайся как можно скорее.
— Непременно. И при любом удобном случае Я буду писать тебе, — повторил Амброс и добавил: «А если ты узнаешь что-нибудь существенное, достанешь письма или другие бумаги, которые помогут нам выиграть дело, то немедленно сообщи.
— Ты хочешь сказать, что я должна их украсть!
— Вряд ли наш ловкий противник оставит на виду какие-нибудь важные документы, но если это произойдет, то да, тебе придется их украсть. Или, скажем, на время позаимствовать. — Амброс слегка улыбнулся, видимо, намереваясь приободрить ее. — Не смотри на меня с таким испугом. Предпочитаешь сидеть сложа руки и смириться с несправедливостью?
— Нет, нет! Я, как и ты, полна решимости, — заявила Сара, но на какой-то момент ощутила странную, необъяснимую тревогу.
— Хотя я по-прежнему убеждена, — добавила она, — что для тебя куда проще жениться на богатой невесте.
В глазах Амброса мелькнуло выражение крайней неуступчивости.
— И позволить этому самозванцу праздновать победу! А также потерять тебя. (Саре, видимо, только показалось, что последняя фраза прозвучала после едва заметной паузы.) Я люблю тебя, Сара. Ты должна меня ждать. Вернусь при первой же возможности, и все будет хорошо. А теперь мне пора. Корабль выйдет в море с приливом.
Амброс коротко обнял Сару. Прижался прохладной щекой к ее щеке. Если бы он не сжимал ее так крепко, Сара подумала бы, что с ней сейчас только одна половина этого человека, другая же, жаждущая мести, уже под жарким солнцем Вест-Индии.
Позднее Сара попрощалась с обеими сестрами, Эмилией и Шарлоттой. Они взволнованно обсуждали ее новое положение в семье Маллоу и, вероятно, слегка злорадствовали по поводу того, что тете Аделаиде, не совсем справедливо отдававшей предпочтение Саре, не удалось найти ей подходящего мужа. Хорошо, что им ничего не было известно об Амбросе; сестры, скорее всего, нашли бы его чересчур скрытным и осторожным человеком. Если бы он по-настоящему любил Сару, непременно заявили бы они, разве он не захотел признаться бы открыто в своих чувствах, не откладывая и не заботясь о собственном наследстве. Они, подумалось Саре, не в состоянии трезво, с практической точки зрения, смотреть на подобные вещи. По их романтическим представлениям, любовь превозмогает все трудности и устраняет любые препоны, хотя более опытные и разумные люди сразу поняли бы, что брак в сложившихся условиях обречен на неудачу. Амброс, не переставая, сетовал бы на свое невезение и собственную бездарность, а она упрекала бы себя за то, что, выйдя за него замуж, усугубила его бедственное положение.
Нет, они поступают правильно и идут по единственно возможному пути.
Правда, Саре было бы приятнее, если бы сестры с меньшим восторгом отзывались о ее работе в семье лорда Маллоу.
— Там будет наверняка значительно интереснее, чем с моей миссис Трокмортон, — вздохнула Эмилия. — Мы ездим на воды, принимаем ванны и возвращаемся в Лондон, вот и все наши развлечения. К ней редко кто приходит, но она не любит быть одна. Порой мне так надоедает сидеть и смотреть на нее — а она ужасно напоминает укутанного в платок мопса, — что в пору завопить истошным голосом.
— По крайней мере, у нее нет замужней дочери, — вставила Шарлотта, — беспрерывно критикующей состояние дел в доме.
— Однако леди Райт-Дейвис добра и не придирчива.
— Верно, но она немощна и безвольна. Соглашается со всем и каждым. Ее отвратительная дочь совсем не считается с ней. И у нас никогда, буквально никогда не бывает мужчин!
— И у нас, — проговорила Эмилия с грустью.
— Мне тоже не придется их видеть, — сказала Сара резко.
— Но там будет лорд Маллоу. Он, говорят, очень красив. У него прелестная жена. Разумеется. Мы вовсе не намекали на что-то романтическое, Сара. Но, по крайней мере, у тебя будет с кем серьезно побеседовать. И трудно сказать, кто может прийти к ним в дом.
Гувернанткам не положено заводить знакомство с гостями хозяев.
— В самом деле, каким образом люди женятся? — вздохнула опять Эмилия. — Уже сейчас вижу, как я постепенно становлюсь похожей на миссис Трокмортон — так же, как она, кутаюсь в шерстяные платки и вечно боюсь сквозняков, будто они мои личные враги и только ищут способа меня умертвить. С тобой, Шарлотта, произойдет то же самое.
— И постоянно выслушивать слова сочувствия от этой противной дочери, потому что, видите ли, у меня нет мужа!
Сара смотрела на своих сестер. Обе были одеты в старомодные безвкусно сшитые платья, точно соответствующие их нынешнему положению; у обеих на лице застыло скорбное, печальное выражение, которое, видимо, сделалось для них привычным. Предположим, Амброс не вернется; предположим, им не удастся осуществить свой план и разоблачить самозванца или он окажется подлинным Блейном, несмотря на все странные противоречия, — тогда ее ожидает та же самая участь, какая постигла Эмилию и Шарлотту.
И Сара подумала, что готова на любой сомнительный и безрассудный поступок, лишь бы не превратиться в серое жалкое ничтожество. Всякие колебания исчезли. Теперь ей не терпелось поскорее приступить к осуществлению задуманного.
Было очевидно, что Амалию принудили смириться с появлением в ее семье гувернантки.
Она встретила Сару с холодной учтивостью.
— Боюсь, мисс Милдмей, что, пока мы не переедем в усадьбу Маллоу, вам придется взять на себя всю заботу о Тайтусе. Мы были вынуждены рассчитать Энни.
— Мне очень жаль, леди Маллоу.
— Прислуга, на мой взгляд, становится слишком самолюбивой и дерзкой. Энни вообразила себе, что ее права — именно так она выразилась — каким-то образом были нарушены.
В словах Амалии содержалось совершенно недвусмысленное предостережение. Сара выдержала се пристальный хмурый взгляд.
— Постараюсь сделать все, что в моих силах, леди Маллоу.
— Мой муж утверждает, что вы знаете, как обращаться с детьми. Хочу предупредить: Тайтус трудный ребенок. Внезапная перемена обстановки и климата слишком сильно повлияла на его хрупкий организм. А потом еще моя свекровь. Я не имела ни малейшего представления…
Здесь Амалия, вероятно, почувствовала, что слишком разоткровенничалась, к тому же с человеком, к которому испытывала неприязнь. Внезапно оборвав свою речь, она позвонила горничной и велела проводить Сару в ее комнату.
— Тайтусу следует сегодня пораньше лечь в постель, — сказала Амалия. — Завтра утром мы отправляемся в дальнюю дорогу. На ужин не давайте ему ничего, кроме хлеба и молока, и я бы воздержалась от шумных игр.
Сара с удивлением взглянула на нее, но затем сообразила, что имеется в виду леди Мальвина. Несмотря на все ее важничанье и манерность, Амалия, как видно, уже начала немного побаиваться свекрови.
— И еще, мисс Милдмей. Поскольку это ваш первый вечер в нашем доме, вы, наверное, предпочтете поужинать одна в своей комнате.
Предложение, как понимала Сара, не было проявлением чуткости и заботы об ее удобствах. Просто слегка отодвигалось время, когда Сара будет сидеть с ними за одним столом. Тем не менее, слова Амалии ее обрадовали. Пока семья ужинала, она могла приступить к своему частному расследованию. Другой возможности в этом доме уже не будет.
— Благодарю вас, леди Маллоу, — коротко наклонила она голову.
Вошла горничная, и неприятная натянутая беседа окончилась.
Итак, Саре дали понять, что Амалия ее приняла лишь под давлением обстоятельств. Главная роль в семье принадлежала Блейну, и он проявил свою волю из упрямства или, возможно, в самом деле беспокоясь о благополучии сына. Однако, несмотря ни на что, недооценивать Амалию было тоже нельзя. Она располагала собственным оружием и могла попытаться сделать пребывание Сары — как и опасался Амброс — совершенно невыносимым.
Ребенок стоял посреди просторной детской комнаты в ночной фланелевой рубашонке. Он выглядел худеньким, чистеньким и испуганным. Его бабушка, запыхавшаяся от какой-то чересчур оживленной игры, откинулась на спинку кресла, энергично обмахивая веером свое разгоряченное лицо. Когда Сара вошла, она, с трудом переводя дыхание, проговорила:
— Ах, наконец-то вы появились, мисс Милдмей. Я занимаюсь одна с мальчиком с тех пор, как эта глупая Энни на что-то обиделась и ушла. Но мы здорово вдвоем играем, не так ли, мой птенчик?
Сара взяла ребенка за руку. Он не сопротивлялся, но его горячая ладошка лежала безвольно в руке Сары.
— Ты не забыл меня, Тайтус? — проговорила Сара.
Мальчик молча кивнул. На его серьезном лице не отразилось ни радости, ни неприязни. Казалось, он уже научился мириться с неизбежным. Из себя могли вывести его только более сильные потрясения; например, необходимость привыкать к неугомонной бабушке или терпеть злую Энни, которая исподтишка часто щипала его. Как подсказал ему ребячий инстинкт, когда он обнимал Сару за шею, эта тетя с добрыми глазами не станет щипать, ни пугать.
— Мы будем хорошими друзьями, — сказала Сара спокойно. — Я научу тебя многим вещам — читать, рисовать, — покажу, где на земном, шаре есть другие страны. На географической карте мы проследим, как ты путешествовал из Тринидада в Англию. Будем гулять в лесу, и у тебя будет свой пони, на котором ты сможешь кататься, когда захочешь.
— Правильно, — заметила леди Мальвина с одобрением. — Растормошите парнишку. Он вылитый мой сын в этом возрасте, только очень уж вялый и медлительный. Думаете, вам удастся вдохнуть в нее энергию, мисс Милдмей? И есть ли у него для этого физические данные? Нужно, чтобы они были.
Сара посмотрела на застывшую фигурку. Мальчик был тонким, хилым и напряженным, как дикий котенок. Все его страхи были стянуты внутри худого тельца в тугой узел. И он очень страдал от одиночества. Вероятно, большую часть времени он проводил в обществе безразличной прислуги, пока его мать занималась собою. Видно, материнская любовь не была одной из добродетелей Амалии.
— Он боится собственной тени, — заявила леди Мальвина. — Мальчик должен ходить на голове, а он слишком смирный. Почему он такой? — закончила она ворчливо.
— Некоторые дети от природы тихие и робкие, — сказала Сара, думая о том, что ни одна из характеристик не подошла бы к сыну леди Мальвины. — Дайте Тайтусу время оглядеться. Он еще приноравливается к окружению. Подождите, пока он не привыкнет к стране и не прокатится на своем пони.
— Вы, кажется, очень рассудительная девушка, должна я заметить. У вас, несомненно, богатый опыт работы с детьми?
— Да, леди Мальвина, — солгала Сара.
— Мм-м. Ну что ж, мой сын, признаюсь, вперед меня разглядел ваши прекрасные качества. Мне вы показались довольно-таки нахальной молодой особой. И моей невестке тоже. Она была, должна вам заметить, не очень обрадована решением мужа. — Старая дама хихикнула. — Не очень обрадована. Заподозрила, что Блейн соблазнился на новое смазливое личико. Мой сын большой охотник до хорошеньких мордашек. Была такая Мария с молочной фермы, когда он еще ходил в школу. Сейчас он предпочел забыть ее. Потеря памяти пришлась ему как нельзя кстати. Все-таки мне нравится, когда мужчина ведет себя по-мужски, энергично, напористо, если хотите. Не так, как этот чересчур правильный кузен Блейна с рыбьей кровью.
— Вы имеете в виду того молодого человека, который был бы наследником, если бы не вернулся ваш сын, леди Мальвина? — спросила Сара с невинным видом.
— Амброса? Именно. — Леди Мальвина скривила рот в знак глубокой неприязни. — Он, возможно, и неплохой малый. Трудолюбивый, добродетельный, не игрок, обладает прекрасным вкусом. Но он принадлежит к типу людей, который я не выношу. Думаете, он уплатил бы мои долги, взял меня в свою семью и позволил развлекаться с его детьми, если бы смог их произвести?
Леди Мальвина опять захихикала над собственными, очевидно, довольно непристойными мыслями. Часть пудры просыпалась на платье. Чепец съехал набок. Слишком толстая, она, как видно, любила вкусно поесть, не отказывала себе ни в чем и, по ее собственному признанию, швыряла по-глупому деньгами. С прислугой откровенничала точно так же, как в данный момент с Сарой, практически совсем Незнакомым ей человеком. Но Сара уже почувствовала в ней какую-то скрытую душевность, которая не могла не нравиться. И, кроме того, ее беспечная болтовня могла стать источником нужной информации.
Про себя Сара уже решила вести дневник, записывая содержание важных разговоров, которые не надеялась удержать в памяти, а также отдельные высказывания и даже неприятные реплики вроде: «Думаете, он уплатил бы мои долги?» Слушая, Сара вся кипела от негодования, так как леди Мальвина совершенно несправедливо упрекала Амброса. Впредь ей не раз придется внешне спокойно выслушивать подобные рассуждения, не подавая вида и не заступаясь за любимого. К этому следовало быть готовой.
— Вам очень повезло, леди Мальвина, что ваш сын вернулся домой. Похоже на какое-то чудо, не правда ли?
— В известной мере так оно и есть. Хотя оповещение было напечатано во всех крупных газетах мира. Обошлось в немалую сумму, скажу я вам.
— Ваш сын оказался единственным претендентом на наследство?
Было уже пора заняться Тайтусом, уложить его в постель, но разговор представлялся слишком важным, и Сара не хотела его прерывать.
Леди Мальвина медленно приподняла тяжелые веки и с любопытством уставилась на Сару:
— Что вы имеете в виду, мисс Милдмей?
— Только то, что объявление в газетах могло побудить каких-нибудь мошенников попробовать завладеть богатым наследством.
Леди Мальвина поднялась и, поправляя шуршащие юбки, высокомерно заявила:
— Вы полагаете, что если бы такое произошло, то я бы не смогла своевременно разоблачить обманщиков? Я вовсе не дура, мисс Милдмей.
С этими словами леди Мальвина удалилась. Сперва Сара подумала, что, может быть, она зашла чересчур далеко, но потом, поразмыслив, успокоилась. Старая женщина любила поговорить и томилась одиночеством. С невесткой у нее было мало общего. Из-за Тайтуса она все равно станет часто приходить в детскую и, конечно же, захочет поболтать. И, следовательно, еще будет достаточно времени, чтобы определить, насколько верно первое впечатление: леди Мальвина чего-то опасается и втайне немного нервничает.
Сара ощутила прилив душевных сил. Выпавшее на ее долю приключение становилось чрезвычайно интересным, а связанная с ним опасность делала его особенно увлекательным.
Тайтус покорно съел хлеб с молоком и, не протестуя, дал себя уложить в постель в детской комнате с горящим камином. Это было большое уютное помещение, пожалуй, слишком богато убранное. Старый лорд Маллоу, видимо, не представлял себе, что эту комнату так быстро приспособят для подобных целей.
— Ты когда-нибудь раньше ездил на поезде? — спросила Сара. Она уже обнаружила, что Тайтус разговаривал, только если его спрашивали, причем ограничивался лишь односложными ответами. Нет.
— Значит, путешествие покажется тебе интересным. У тебя есть игрушки, которые ты хотел бы взять с собой?
— Нет.
— Разве у тебя нет любимых игрушек? И не было в Тринидаде?
— Там у меня был Хосе.
— Кто такой Хосе?
— Черный мальчик.
Скудные сведения позволили Саре понять еще одну причину замкнутости и молчаливости Тайтуса. Его отец, поглощенный собственными честолюбивыми замыслами, не обратил внимания на произошедшую в детской душе трагедию. Лишившись близкого друга, Тайтус еще не научился забавляться игрушками, привычными для английских детей. Ну что ж, неплохо бы купить ему деревянную лошадку, оловянных солдатиков и настоящего пони. Что касается заботы о Тайтусе, то по крайней мере эти обязанности Сара дала себе слово выполнять добросовестно, без всяких скидок.
— Спокойной ночи, Тайтус, приятных тебе снов. Ты хочешь, чтобы я на некоторое время оставила гореть свечу?
Большие черные глаза ребенка смотрели на нее с мольбою. Сара сообразила, что ни Энни, ни Амалия не замечали этой небольшой слабости Тайтуса и обрекали маленького пришельца из другого мира спать в темной английской детской.
— Хорошо, я не задую свечку, — пообещала Сара. — Мы будем друзьями, не правда ли?
— Отчего вы не зовете меня Джорджем?
У Сары на мгновение замерло сердце.
— Почему я должна? Тебя так звал Хосе? — спросила она наугад.
— Да. И мама. Когда я был маленький.
— Но в Англии она стала называть тебя Тайтусом?
— Она сказала, Джордж только для совсем маленьких.
— А папа тебя тоже называл Джорджем?
— Когда вернулся из плавания, — проговорил мальчик, морща лоб, — он всегда звал меня Тайтусом.
— Он долго был в море?
— Очень долго. Но мама сказала, он больше не уйдет в море. И мое имя Тайтус; так звали моего дедушку.
— Хорошее имя, — заметила Сара.
Это было наследственное, родовое имя, которым она непременно потом назовет своего сына. Пока же ей придется так называть этого ничего не подозревающего ребенка.
Между тем она могла теперь занести в дневник весьма важные сведения. В тот вечер она, вероятно, уже не встретится с Блейном Маллоу.
Вскоре горничная принесла ужин.
— Спасибо, — сказала Сара как можно дружелюбнее. — Ты едешь с нами завтра?
— Нет, мадам. Меня оставляют здесь с миссис Робинс.
— А кто такая миссис Робинс?
— Экономка, мадам.
— Ах вот как. А как тебя зовут?
— Люси, мадам.
— Ты еще очень молода. Это твое первое место работы?
— Да, мадам. Мне уже четырнадцать лет.
— Надеюсь, миссис Робинс относится к тебе хорошо.
— О да, она в порядке. А когда хозяина и хозяйки здесь нет…
Люси быстро прижала ладонь к губам, испугавшись, что чуть было не проболталась незнакомому человеку.
— Ты можешь говорить мне откровенно, Люси. Мне все равно, чем занимается миссис Робинс, оставшись одна. В конце концов, она отвечает за весь дом и, следовательно, сама себе хозяйка, разве не так?
— Да, наверное, вы правы, мадам. Она всегда очень веселая и добрая и на многое смотрит сквозь пальцы, если ее это устраивает.
Люси густо покраснела, и Саре осталось только гадать, что являлось источником веселья миссис Робинс — мужчина или бутылка с джином. Подобно хлопотливой белке, Сара собирала и запасала в своей памяти крупицы ценной информации.
— В какое время начинается внизу ужин, Люси?
— В восемь часов, мадам.
Люси — слишком юная и неопытная, чтобы считать ниже своего достоинства прислуживать какой-то гувернантке — ушла. Сара отставила поднос с едой, прокралась на цыпочках к двери, приоткрыла ее слегка и прислушалась. Почти в этот же момент зазвучал гонг к ужину, а через пару Минут на лестнице раздалась тяжелая поступь леди Мальвины, сопровождаемая легкими шагами Амалии. Блейн, должно быть, уже находился внизу. Сара простояла у двери, затаив дыхание, около десяти минут — ни звука, абсолютная тишина.
Чтобы выяснить, какие помещения на втором этаже занимаю Блейн и Амалия, много времени не потребовалось. Первая дверь, которую Сара отворила, вне всякого сомнения, вела в покои леди Мальвины. Навстречу хлынул такой густой запах горящего угля, смешанный с тяжелым ароматом одеколона, что Сара поспешно отступила.
Следующая дверь принадлежала господской спальне. Здесь горел газовый светильник, и Сара увидела широкую кровать с передней спинкой причудливой формы, украшенный искусной резьбой потолок, тусклый блеск зеркала и брошенный шелковый халат Амалии. В любой момент может войти служанка, чтобы прибрать и приготовить постель. Сара быстро осмотрелась, удивляясь собственной смелости. Что она надеялась отыскать? Толком она сама и не представляла. Просто ее интересовало все, что можно было бы добавить к полезной информации. Как это ни странно, но в спальне не было признаков мужского присутствия. На туалетном столике лишь предметы, несомненно, принадлежавшие Амалии, в шкафу только женская одежда. Но, разумеется, была и дверь, соединяющая спальню с комнатой Блейна.
Хватит у нее присутствия духа открыть ее? Сдерживая дыхание, Сара осторожно повернула ручку.
Но дверь не шелохнулась, была заперта с другой стороны. Пробежать бесшумно по коридору к следующей двери было делом всего нескольких секунд. Комната Блейна — хотя и меньше соседней спальни — выглядела уютнее. Судя по узкой кровати, Блейн спал один.
С горящими щеками Сара аккуратно притворила дверь и тихо ушла. Она обнаружила больше, чем ожидала. Конечно, по крайней мере, данный факт ее нисколько не касался, и ей было стыдно от сознания, что она невольно проникла в чужую интимную тайну.
Однако поддаваться эмоциям нельзя. Ее главная цель — библиотека. Если и существовали какие-либо документы, то они должны были находиться в письменном столе, за которым Блейн сидел накануне. Пока семья ужинала — времени для основательного поиска вполне достаточно, — ей вряд ли кто помешает. В крайнем случае, она могла сказать, что пришла выбрать книгу для чтения.
Спустившись с лестницы и проходя мимо столовой, она заметила слегка приоткрытую дверь и не могла удержаться, чтобы не остановиться и не подслушать разговор.
Говорила, главным образом, леди Мальвина, как всегда не переставая, и, очевидно, с набитым ртом.
— …во всяком случае лучше этой лицемерной Энни. И Тайтус. как видно, к ней привязался. Конечно, она старается казаться более важной персоной, чем есть на самом деле.
— А мне она представляется для своего положения на удивление развязной и нахальной особой, — заметила Амалия сухо.
— О, го было всего лишь притворство. Бедняжке ужасно нужна эта должность. Теперь гувернанток хоть пруд пруди. А чем еще может заняться образованная девушка, когда вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь? Главное — она нравится Тайтусу. А ребенок очень нуждается в ласке. Ты, Блейн, обходишься с ним чересчур сурово.
— Не хочу его испортить.
Непримиримые нотки в голосе Блейна уже не удивляли Сару, она успела к ним привыкнуть.
— Если эта девушка начнет портить мальчишку своими нежностями, ей придется искать себе другое место, невзирая на смазливое личико.
— А ты, помнится, говорил мне, что вообще не обратил внимания на ее внешность, — вставила Амалия холодно.
— Это мама сказала мне, что она хорошенькая. Не правда ли, мама? Но, разумеется, я постараюсь убедиться и сам. Ведь приятно иметь в доме миловидное создание. Надеюсь, мы будем иметь удовольствие видеть мисс Милдмей за нашим столом уже завтра вечером. Дорогая, позволь положить тебе еще немного цыпленка.
С пылающим лицом Сара пошла дальше. Поделом ей. Когда человек тайно подслушивает, ему неизбежно придется услышать и неприятные вещи. Ей следует просто отбрасывать их и запоминать только полезные сведения.
В данный момент было важно хотя бы бегло осмотреться в библиотеке, а не тратить драгоценные минуты, размышляя над репликами мужа, который запирается от своей жены.
В библиотеке, как и в последний раз, ярко пылал огонь в камине, было уютно и тепло, и Сара, подавляя желание постоять у веселого огня, подошла к столу, где вместе с письменными принадлежностями лежало начатое письмо, адресованное мистеру Уайтхаусу. Тут же указывалось и название улицы в Тринидаде.
«Дорогой Уайтхаус, — писал Блейн, — мне хочется выразить вам свою благодарность в какой-нибудь более осязаемой форме …»
Уайтхаус! Так ведь это тот самый человек, которого Амброс безуспешно пытался поймать, который тотчас переезжал, как только его место проживания становилось известным, и который якобы уехал опять в Вест-Индию. Тот самый человек, который уверял суд, что знает Блейна с момента его прибытия в Тринидад после побега из дома и первого морского путешествия.
Значит, Уайтхауса все-таки подкупили! И теперь его вновь вознаграждали из благодарности или в ответ на маленький шантаж.
Раздумывая, следует ли ей просто запомнить содержание коротких строк или взять листок с собой в качестве вещественного доказательства, более осязаемого, чем обещанное Блейном вознаграждение, Сара услышала приближающиеся шаги.
Она моментально подбежала к окну и спряталась за тяжелыми гардинами, задернутыми из-за холодной гуманной погоды.
В библиотеку вошел дворецкий Томкинс. Он, вероятно, намеревался лишь немного прибрать, подложить угля в камин и навести порядок на письменном столе. Но возился он ужасно долго, а под конец задержался у огня, соблазненный теплом. Сара буквально дрожала от волнения и нетерпения. Черти бы побрали этого несносного человека! Сперва ему понадобилось греть ладони, Затем он повернулся к камину спиной и, приподняв фалды сюртука и покачиваясь на пятках, покряхтывал с явным удовольствием.
Прошли десять долгих минут. Затем Томкинс резко приподнял голову и замер, прислушиваясь. На его лице появилось бесстрастное выражение, своей обычной важной поступью он прошел к двери, открыл ее и поклонился вошедшему Блейну.
— Сегодня, Томкинс, я выпью кофе здесь. Мне нужно закончить кое-какие письма.
Сара чуть не расплакалась. В узенькую щелочку между гардинами она увидела, как Блейн сел за письменный стол и взял ручку. Склонив темноволосую голову, он принялся писать. Вид у него при этом был довольно хмурый, но писал он не останавливаясь. Вскоре вернулся Томкинс с кофейным прибором на серебряном подносе. Молча поставив поднос на стол, он удалился.
Сара явственно ощутила дразнящий запах горячего ароматного кофе. И ей сразу же вспомнился собственный, оставленный нетронутым ужин. Если кто-нибудь войдет в ее комнату и обнаружит полный поднос и начнет интересоваться местонахождением гувернантки, то ее ожидают крупные неприятности. Какой бестолковой и неуклюжей посчитал бы ее Амброс, если бы сейчас увидел, как она стоит, повернувшись лицом к освещенной библиотеке и чувствуя за спиной холодные стекла окна, за которыми сгустился мрак туманной ночи. С улицы доносились приглушенные шумы: скрип колес проезжающих экипажей, возгласы извозчиков и торопливые шаги поздних прохожих.
Если она не будет достаточно осмотрительна, то быстро окажется там, на холоде, полностью отрезанной от этой теплой комнаты и ее обманчивого покоя. Стоит только Блейну догадаться о ее присутствии — по звуку или неосторожному движению, — найти се здесь, и она пробкой вылетит из дома.
Поэтому она должна вести себя абсолютно тихо, быть готовой остаться здесь — если нужно — до полуночи, все время сдерживая дыхание. Профессия соглядатая не из приятных. Романтический ореол уже исчез, осталась лишь вызывающая чувство неловкости и унижения реальность.
Прошло, пожалуй, с полчаса. Мирно тикали французские часы под стеклянным колпаком над камином да тихо поскрипывало перо, скользившее по бумаге. Внезапно дверь с шумом распахнулась.
— Блейн! Мы ждем тебя в гостиной.
Сидевший за столом лорд Маллоу едва приподнял голову.
— Я тебе сказал, что мне нужно здесь поработать.
— Но только до того, как будет подан кофе. Ах, ты уже пил его здесь.
— Да. А теперь, моя дорогая, пожалуйста, мне нужно закончить срочное дело.
— Но, милый… Я ждала. Ты знаешь, что я ждала…
Амалия, очевидно, говорила о чем-то, не имеющем отношения к совместному вечернему кофе; ее голос как-то странно изменился, сделался неуверенным, умоляющим, робким. Однако внешне она держалась, как всегда, уверенно, правда, пожалуй, была излишне торжественно наряженной для ужина только в кругу семьи: темно-желтое шелковое платье, отделанное розовыми кружевами, в ушах бриллиантовые серьги.
Блейн поднял голову и глянул на жену с еле сдерживаемым раздражением.
— Да, я знаю, и тебе известен мой ответ. А теперь, пожалуйста, оставь меня.
— Но мы ведь не ссорились.
— Да, мы не ссорились. Как тебе известно, существует много других возможностей возместить.
Голос Амалии сделался визгливым и резким.
— Включая и прелестную гувернантку?
— Включая и прелестную гувернантку, если ты так настаиваешь. Ты видишь, чтобы потрафить тебе, я не оспариваю даже твоих глупых реплик. Но если ты помнишь, у Тайтуса в Тринидаде не было прелестной гувернантки, а только маленький, довольно дурно пахнущий черный мальчик.
— По которому Тайтус очень скучает, — вспыхнула Амалия.
— Неужели? Тогда нам нужно нанять ему другого. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.
— Блейн! Если бы ты только немного задумался… — заплакала Амалия, судорожно сжимая в руке носовой платок. Вид у нее был очень жалкий.
Сара слышала, как Блейн сердито хмыкнул, потом вскочил на ноги и подошел к жене.
— О Господи! Я не выдержу; в конце концов, мне все это изрядно надоест. Пошли, раз такое дело. Выпью с вами в гостиной кофе и потолкую с матерью. Потом ты станешь играть и петь для меня, и мы полчаса будем изображать примерную супружескую пару. Но одному Богу известно, когда я сегодня доберусь до кровати.
У Сары с души свалилась огромная тяжесть, она вся как бы обмякла. Ее спасла настойчивость Амалии, проявленный ею темперамент. Отныне Сара всякий раз, когда Амалии вздумается вести себя чересчур высокомерно и самоуверенно, будет вспоминать, что под внешней оболочкой скрывается жалкая, умоляющая женщина, просящая у мужа что-то, в чем он ей отказывает. Или, быть может, эта небольшая выразительная сцена была простым спектаклем? А Амалия — всего лишь испорченная маленькая тварь, постоянно требующая к себе внимания?
Но тогда отчего заперта дверь в ее спальню?
Сбитая с толку и теряясь в догадках, Сара наконец отважилась выйти из библиотеки и прокралась вверх по лестнице.
В гостиной Амалия тонким голосом молодой невинной девушки пела популярную сентиментальную балладу. Одновременно слышалась громкая речь леди Мальвины.
Очутившись в своей комнате, Сара вспомнила, что из-за чрезмерного волнения позабыла прочитать содержание письма Блейна мистеру Уайтхаусу. Но она запомнила адрес. Нужно срочно написать Амбросу, чтобы он смог нанести визит Уайтхаусу в Тринидаде. Возможно, пройдет несколько дней, прежде чем подвернется подходящий случай отправить письмо, но в конце концов она это сделает.