— Ты прекрасна, — сказала Мэрилин Хоув. — Абсолютно прекрасна.

Ханна посмотрела в зеркало, которое шло во всю длину стены в гостиной в доме Хоувов. Незнакомка глядела на нее, незнакомка, блестящие волосы которой свободно падали на плечи, лицо было бледным, а полные сомнения глаза без привычных очков казались огромными.

Меня трудно узнать, подумала она тревожно.

Кольцо с изумрудом сверкало на пальце каждый раз, когда она шевелила рукой; восхитительное, баснословно дорогое розовое платье сидело на ней с элегантной грацией; контактные линзы, которые ей порекомендовала Мэрилин… Все это делало ее совершенно непохожей на себя.

Ханна Маклин. Миссис Маклин. О Господи…

— С тобой все в порядке, Ханна?

Нет, подумала она, нет, я не в порядке. Я чувствую себя так, будто заключила договор с дьяволом.

— Ханна? Присядь на минутку. Мне послать за Грантом?

— Нет! — Ханна выдавила улыбку на губах. — Я в порядке. Правда. Просто… просто…

— Нервы в последнюю минуту, — улыбнулась Мэрилин. — Конечно. Я чувствовала то же самое.

— Ты? — мягко спросила Ханна.

Та кивнула и обняла за плечи Ханну.

— Я была отпугивающе жесткой, — сказала она, когда они медленно шли к двери. — Положительно, я собиралась убежать в ту минуту, когда услышала звуки «Свадебного марша». Но затем я увидела Боба, который ждал меня у алтаря, и все тревоги мигом улетучились. Думаю, у тебя будет так же.

Но так не получилось. Грант смотрел так угрожающе, так отчужденно и властно. Она хотела повернуться и убежать, бежать и бежать и никогда не возвращаться. Но его глаза крепко держали ее, они остановились на ее лице и, казалось, притягивали ее, и она медленно двинулась к нему под музыку из Лоэнгрина, негромко звучащую в большом светлом зале.

Грант протянул руку.

— Ханна, — сказал он мягко.

Еще было время бежать, но она подняла голову и вложила свою холодную как лед руку в его. Его пальцы накрыли ее, и ей стало тепло от их прикосновения. Он потянул ее вперед, пока она не приблизилась к нему, улыбнулся, и что-то произошло с ней такое, что невозможно описать или понять, что-то, что было опасным и возбуждающим и что на мгновение заставило ее позабыть об иллюзорности происходящего.

— Есть какое-либо особое место, где бы ты хотела провести медовый месяц? — спросил Грант и, когда она покачала головой, перечислил возможные места так небрежно, словно это были пункты в списке покупок. — Испания? Франция? Италия? Может быть, что-нибудь экзотическое, Япония например, я всегда хотел увидеть храм Ясукуни. Или, может быть, куда-нибудь, где потеплее, — задумчиво произнес он, когда она не ответила. — Мексика, Карибы.

— Мексика, — сказала она быстро, автоматически выбирая то, что ближе к дому. Она никогда не была там, но Салли как-то, вернувшись из Акапулько, с восторгом рассказывала о толпах, музыке и днях, забитых всяческой суетой, организованной служащими отеля. Для Ханны это звучало ужасно, ибо она, уезжая в отпуск, предпочитала быть предоставленной самой себе. Но это был не отпуск, это был притворный медовый месяц, и в таких обстоятельствах распланированные мероприятия, загружающие целые дни, были ей на руку.

— Прекрасно, — ответил он, на чем и закончилось обсуждение.

Длинный белый лимузин подвез их к группе светлых нарядных зданий, со всех сторон окруженных буйно разросшимися деревьями; лазурное море тихо плескалось у нагретого солнцем пляжа.

Улыбающийся служащий провел их в номер-люкс с изысканно обставленной гостиной, ванной из черного и розового мрамора и спальней, похожей на нечто из волшебной сказки — в белой кисее, с бледно-голубой ниткой и тропическими цветами.

— Мне раздернуть занавески на кровати, сэр? — спросил служащий с едва заметной улыбкой, как будто он видел сотни пар, проводящих медовый месяц, и знал, где они окажутся в тот момент, как он оставит их наедине.

Но не они. Не она и Грант. Ханна ощутила тяжесть в груди.

— Ханна? Тебе нравится? Она слегка улыбнулась ему.

— Это… это очень мило.

— Очень мило? — Грант ухмыльнулся. — Думаю, владелец убил бы себя, услышь он такое определение рая.

— Рай? — На этот раз ее улыбка стала более правдоподобной. — Рай. Рай. Это то, что пишется на полотенцах.

— Не смотри на меня так, — сказал он, направляясь к встроенному бару в дальнем конце комнаты, — я не выбирал название.

— Нет. Только место.

— Да. — Он слегка присвистнул, когда взял бутылку шампанского из ведерка со льдом. — «Дом Периньон». Очень здорово.

Пробка негромко хлопнула, и искрящееся вино, пенясь, вытекло из горлышка бутылки. Он налил его в два хрустальных бокала и один протянул ей.

— Я… я, пожалуй, не хочу вина, спасибо.

— Я думал, это, возможно, поможет мне привести тебя в настроение, но… — Он улыбнулся и обнял ее. — Ну вот, мы муж и жена, и теперь я могу тебя поцеловать.

— Ты целовал, — сказала она быстро, — после того как судья провозгласил нас…

— Это был не поцелуй, Ханна, это была формальность. — Его дыхание согрело ее щеку, когда он наклонил голову. — Дай я покажу тебе, что значит поцелуй, — сказал он, и его рот прижался к ее рту. Она издала стон страдания и отвернулась от него.

— Что ты делаешь?

— Хватит игр, — сказал он охрипшим голосом. — Не теперь.

Его рот был холоден и мягок, когда он заставил ее замолчать, медленно, но уверенно двигаясь по ее губам. Она упиралась, а он отодвигался назад, притягивая ее к себе, до тех пор пока не оперся о стену, прижав ее к себе.

— Грант, — сказала она, — не надо.

— Поцелуй меня, — прошептал он. Его язык скользнул между ее губ. — Теперь все в порядке, Ханна, тебя можно отпустить. Все в порядке, дорогая.

Она чувствовала, как тяжело бьется его сердце, чувствовала тепло его тела. Он был теплый, словно белый песок, согретый солнцем, у него был вкус моря, чистого, соленого и мощного. Ее сердце забилось чаще, потом заколотилось. Она почувствовала головокружение, как в тот момент, когда он взял ее за руку и потянул вперед к алтарю несколько часов назад; она чувствовала, словно она плавится, словно падает на пол бесформенной массой…

— Ты сделана не изо льда, — прошептал он, — несмотря на то что пытаешься изобразить это. — Он легонько ударил ее по губам. — Откройся мне, Ханна, дай мне попробовать тебя.

— Нет, Грант, нет. Нельзя!

— Можно, черт тебя возьми, — сказал он с грубой силой. — Ты моя жена!

Его жена. Его жена.

Слова били по ней, кипели в ее крови, и она извивалась в его руках, когда он прижимал ее к себе, и уже не могла сказать, где кончается ее тело и начинается его.

— Ты так прекрасна, — прошептал он и наклонил ее лицо прямо к своему. — Я люблю, как ты смотришь, когда я касаюсь тебя, Ханна. Твои глаза затуманиваются, твой рот становится мягче…

— Грант, — прошептала она, задыхаясь. — Грант, послушай меня. Мы не можем… Я не хочу…

Ее душили рыдания, когда он легонько укусил ее шею. Ее голова упала назад, и он шептал ее имя, когда целовал ее в горло.

— Нет, хочешь, — сказал он заплетающимся языком. Его язык скользнул между ее губами, и она издала стон удовольствия. — Ты хочешь этого, — сказал он, и его руки скользнули вниз по ее телу, его большие пальцы просто прошлись по ее груди и оказались на ее талии. — И это. — Он схватил ее и прижался телом так, чтобы она почувствовала его восставшую плоть.

— Грант, — сказала она неистово, — Грант…

— Вот, что ты делаешь со мной, — прошептал он мягко и торопливо. Он взял ее руку и положил себе между ног. — Ты чувствуешь это, Ханна? Это для тебя, дорогая, все для тебя. — Она захныкала, когда он обнял ее одной рукой и провел по ее телу кончиками пальцев, затем накрыл ее грудь.

Его большой палец двинулся, и она почувствовала, как ее груди напряглись, ища его прикосновениям

Останови его, сказала она себе, останови его сейчас, прежде чем будет поздно. Останови его, прежде чем он зайдет слишком далеко и не будет возврата.

Его пальцы между тем расстегивали пуговицы спереди на ее платье. Наконец он высвободил ее плечи из розового шелка, наклонился и поцеловал выпуклость каждой груди, возвышающуюся над белым кружевом, и дрожь почти непереносимого возбуждения прошла по ней.

— Теперь твоя очередь, — сказал он и положил ее руки на свою рубашку.

Нет, подумала она, нет, я этого не сделаю. Но ее пальцы уже легко скользили по мягкому хлопку, дрожа, когда они расстегивали пуговицы, а затем она вытащила рубашку из брюк и завернула ее ему на плечи.

— Прикоснись ко мне, — сказал он, и она положила ладони плашмя на его грудь и закрыла глаза, почувствовав жесткость темных, чуть вьющихся волос, тепло его мускулистого тела.

— Я знал, что так будет, — сказал он неистово, и слова заструились по ее крови.

Да, о, да, она знала это тоже. Она всегда это знала. Она хотела его с самого начала, какой смысл было отрицать это. И он хотел ее, она знала это, она знала это все время.

Все разговоры о контракте и ребенке были только витриной.

Это волшебное, вспыхнувшее пламя, которое всегда ждало, чтобы вспыхнуть, которое всегда угрожало охватить их, — это было единственное, что могло что-нибудь значить. Ее дыхание перехватило, желание, горячее и страстное, заиграло в крови.

Ее голова упала назад, когда он, подняв ее, понес через гостиную в спальню. Он опустил ее рядом с кроватью так, чтобы ее груди коснулись его груди, ее живот слегка касался его живота, и он отдернул занавеску.

— Скажи мне, что ты хочешь меня, — сказал он.

Его лицо было почти скрыто тенью, но она видела его глаза, блестящие от желания. Ты еще можешь остановиться, прошептал слабенький голос внутри нее, есть время.

Но его рот вновь прижался к ее рту, и, когда он поднял свою голову, она потеряла самообладание, у нее осталось только желание, растущее с каждым ударом сердца.

— Да, — сказала она тихим голосом, — о да, Грант, я хочу, я всегда хотела.

Он засмеялся мягко и торжествующе, сдернул с себя рубашку, проворными пальцами снял совсем ее платье, и оно упало на пол.

— Нам будет потрясающе вместе, — сказал он мягко. — Я знал это с первого раза, как коснулся тебя.

— Ты знал? — прошептала она, в то время, как его руки скользили по ее бедрам.

Он поймал ее палец зубами и мягко пососал его, а затем укусил нежную подушечку нижней части ее большого пальца.

— Да, — он прижал свой рот к ее груди, и она слабо вскрикнула, когда его зубы слегка сомкнулись на твердом соске, выступающем из белой сорочки, — после того как я ушел от тебя той первой ночью, я почти вернулся.

— Я бы не позволила тебе войти. — Ханна зарылась лицом в его грудь.

— Я бы достучался в твою дверь и взял бы тебя так или иначе, — сказал он хрипло.

— Я бы поборолась с тобой. — Она почувствовала, что его шепот возбуждает ее.

— Недолго.

— Почему ты не пришел? — прошептала она. — Почему ты ждал все это время?

— Я не знаю. — Он приблизил ее к себе. — Может быть, потому, что я не был уверен, хочу я тебя поцеловать или убить, — сказал он с легким смехом, когда укладывал ее в глубину мягкой постели.

— А теперь ты уверен?

— Да. — Он опустил край ее сорочки и поцеловал ее в этом месте. Его поцелуй был долгим. — Я хотел знать, ты отдаешься мне потому, что хочешь, или будешь холодным камнем, выполняющим условия контракта?

— Что?

— У меня теперь есть ответ, не так ли, дорогая? — Он провел рукой по ее телу. — О, да.

— Грант? — Ханна снова зарылась в подушки. — Помолчи теперь.

Он несильно зарычал, когда укусил ее за горло. — Дай мне твою руку, — прошептал он, — и…

— Нет, Грант, пожалуйста. — Она толкнула его, и он затих. — Что, ты думал о… обо мне как о холодильнике, выполняющем условия… условия контракта?

— Что? — Он раздраженно улыбнулся. — Черт, я не записывал.

Она села, вдруг с болью осознав, какой развязной она, должно быть, выглядит в одной только сорочке, с распущенными по плечам волосами и размазанной губной помадой, и снова зарылась в постель и попыталась, не найдя ничего лучшего, укрыться до подбородка.

— Что ты имел в виду? — настаивала она.

— Ханна…

— Контракт не дает тебе права… — она перевела дыхание, — затащить меня в постель, и ты это знаешь.

— Мой Бог, женщина. — Он засмеялся облегченно. — Ты собираешься провести здесь обсуждение всех юридических тонкостей? Хорошо. Технически, полагаю, ты знаешь главное. — Он вскочил и схватил ее за запястье. — Наш брачный договор таков. Теперь посмотри и…

— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Ханна вырвала свою руку. — Грант, ничто не дает тебе права…

— В чем проблема, Ханна? — сказал он, и голос его вдруг стал холодным и скучным. — То, что я делал, — это занимался любовью с моей женой.

— Ты хочешь сказать, что пытался соблазнить меня.

— Прости меня, — сказал он мягким, но угрожающим тоном, — но я не вижу различий.

Ханна собрала постель вокруг себя.

— Мы согласились, что… что секса между нами не будет, но ты…

— Какого черта ты тут болтаешь? — Грант скатился к краю матраца, встал на ноги и положил руки на бедра. — Как ты предполагала иметь ребенка, Ханна? Найти его в капусте или ждать, пока аист принесет и бросит его в твой подол?

— Таким путем, как мы согласились, конечно… искусственное оплодотворение, Грант. Мы сказали…

Резкий, грубый звук его смеха прокатился по комнатам. Она почувствовала, как краска стыда разливается по ее лицу, когда он смеялся снова и снова.

— Давай я скажу тебе напрямую. — Он с трудом перевел дыхание. — Ты подумала, ты действительно подумала, что я соглашусь… соглашусь заниматься любовью с пробиркой?

— Да, — слезы злости появились у нее на глазах. — Да, конечно. Вот, что ты сказал. Вот, что мы обсуждали. Мы…

Его смех превратился в злобное рычание, и Ханна закричала, когда он внезапно схватил ее и бросил поперек кровати.

— Ты думала, я соглашусь надеть кольцо на твой палец, дать тебе мое имя, черт, дать тебе моего ребенка, и все это даже не прикасаясь к тебе? — сказал он сквозь стиснутые зубы.

— Так мы договорились. — Ханна сделала гримасу, пытаясь освободиться.

— Нет. Нет, Ханна, мы так не договаривались. Что ты за женщина?

— Не та, что спит с мужчиной, потому… потому что она подписала клочок бумаги!

Лицо Гранта исказилось от ярости.

— Ты произносишь это так, словно даешь урок морали. Но какая мораль заставляет тебя думать, что лучше зачать ребенка в пробирке, а не от мужчины?

— Это была твоя идея, не моя. Именно ты предложил это!

Он схватил ее за плечи, когда она начала отворачиваться.

— Нет, не моя! Что ты планировала, говоря о нашем ребенке, что это уже старо? Что он будет зачат в стекляшке?

— Уходи, — сказала она дрожащим голосом. — Ты слышишь меня, Грант? Выйди из этой комнаты!

— С удовольствием. — Он прошел к двери, затем повернулся лицом к ней. — Завтра…

— Завтра ты можешь начать отменять все мероприятия.

— Нет.

— Почему нет? Ты поверенный, не я.

— Никаких отмен. — Его ноздри раздувались. — И никакого развода. Не раньше, чем ты зачнешь моего ребенка.

— Ты можешь держать меня из-за клочка бумаги, который гласит, что…

— Ты согласилась оставаться моей женой до тех пор, пока не будет зачат ребенок или не истечет срок действия соглашения.

— Но это — это три года, — сказала она в смятении.

— Найми адвоката и оспорь соглашение, если оно не нравится тебе.

— Мне не по карману…

— Нет. Тебе не по карману. — Он неприятно улыбнулся. — Особенно, если добавить санкции, в случае если я выиграю тяжбу, за возмещение ущерба и затрат.

— Какого ущерба? Каких затрат?

— Изумруд на твоем пальце. Каждая тряпка вон в тех очень дорогих чемоданах. Психологическая жестокость, которой я подвергся и от которой страдал из-за того, что ты нарушила контракт. Я могу быть очень убедительной жертвой, Ханна, богатым преуспевающим человеком, который хотел наследника и, будучи одурачен красивой женщиной, подписал соглашение…

— Никто в это не поверит, — сказала она дрожащим голосом.

— …соглашение, которое она теперь отказывается выполнять. — Он мягко засмеялся. — Черт, думай о юридической стороне вопроса, которую мы нарушили! Дело могло бы длиться годы, — его улыбка исчезла, — и могло бы стоить миллионы.

— Ты выродок! — Ханна побелела. — Ты знаешь, я могу…

— Тогда ты обманулась, не так ли, дорогая?

— Я… я расскажу всем о тебе, — сказала она, повышая голос. — Я расскажу им, что ты за человек, как ты шантажируешь меня…

— Попробуй, если ты сможешь заставить кого-нибудь слушать. А если и сможешь, они поднимут тебя на смех.

— Они будут смеяться и над тобой, Грант. Ты думал об этом?

— Да, но есть разница между нами, дорогая. — Его рот скривился. — Мне ровным счетом наплевать на то, что обо мне думают.

Она с ужасом посмотрела на него, когда он медленно, уверенно шел к двери спальни, а затем пронзительно закричала вслед ему:

— Ты не можешь так сделать! Он вернулся и притянул ее к себе.

— Есть только один выход из этого, — сказал он грубо и поцеловал ее, но не со страстью, а со злобой. После поцелуя он оттолкнул ее от себя так, что она упала назад к стене. — Подумай об этом. Я подожду, пока ты будешь принимать решение.

— Никогда, — завопила она, когда он шагнул в гостиную. — Ты слышишь меня, Грант? Никогда! — Она протянула руку и хлопнула дверью. — Никогда, — прошептала она, бросилась на кровать, перевернулась на живот и разрыдалась.