Никки отказывался надеть пальто, он ссылался на то, что мама запретила им выходить на улицу. Присси пыталась силой засунуть в рукава его руки. Ее лицо было бледно и замкнуто, мальчику стоило огромных внутренних усилий отважиться на сопротивление. Однако это представлялось ему менее опасным, нежели новая встреча с Клементиной, которая, несомненно, уже поджидала его в парке.

Сарра была одета и нетерпеливо поторапливала брата.

Присси молча стояла перед ним, протягивая ему пальто. Никки собрал все свое мужество, вырвал пальто из ее рук и швырнул его на пол.

Присси задумчиво посмотрела на него и спокойно сказала:

— Ну, что же… У тебя еще будет время передумать, пока я сама оденусь.

Раньше этого никогда не случалось средь бела дня, но сегодня произошло именно в тот момент, когда Присси появилась на пороге детской, уже полностью одетая, с чемоданом в руках.

«Ну что, Никки, разве я тебе не рассказывала о том, что случается с непослушными мальчиками? — протянул знакомый скрипучий голос. — Делай то, что говорит тебе Присси. Будь умницей, или…» — раздался отвратительный злобный смешок.

Лицо Никки исказилось, он разрыдался, неловко засовывая руки в рукава пальтишка. Сарра тут же последовала его примеру. Угрожающий окрик няни заставил их замолчать, и они быстро и бесшумно спустились вниз по лестнице, так как она потребовала от детей соблюдения абсолютной тишины, чтобы не побеспокоить их мать.

Вместо того, чтобы отправиться с ними в парк, Присси остановила такси. Никки не сомневался в том, что они направляются в дом Клементины, но поездка в машине была хотя и короткой, но все-таки, передышкой.

Войдя в квартиру, Присси сразу же провела их в комнату в конце коридора, сообщив, что скоро вернется и попросив не шуметь.

Она вышла, захлопнув за собою дверь. В замочной скважине проскрежетал ключ.

Сарра, обследовав все углы, начала беспокоиться. Ее нижняя губа задрожала, и она захныкала, просясь домой к маме. Скоро тихие всхлипывания переросли в громкий плач. Никки очень хотелось дать волю своему страху и отчаянью, но он сдержался, зная, что производимый ими шум может привлечь Присси или, что было бы еще хуже, Клементину.

Чтобы успокоить сестру, Никки принялся показывать фокусы, достав из кармана носовые платки. Она сразу же замолчала и, подхватив со спинки стула длинный красный шарф Присси, принялась подражать брату.

Никки глаз не сводил с этого шарфа. Где же он его уже видел?

Брижитт никак не могла прийти в себя после того, как Присси рассказала ей о телефонном звонке Фергюссона. Тело ее сотрясалось от рыданий, она оплакивала его умершую любовь, скорбя о ней так же, как и об ушедшем навсегда брате. Еще горше было ей услышать эту страшную новость из уст постороннего человека. Впрочем, для Фергюссона Присси вовсе не была посторонней! Более того, в короткий срок она сумела стать для него всем — нянькой его детей и жены, единственным утешением в короткие дни отпусков, источником тайных радостей и наслаждений. Неужели он не мог еще чуть-чуть подождать? Ведь Брижитт уже находилась на пороге выздоровления!

Только после сильной дозы снотворного она понемногу затихла и уснула на несколько часов. Во сне ей казалось, что она медленно тащится в дождь по раскисшей дороге, с трудом переставляя ноги с налипшими на подошвы комьями липкой глины.

Когда она медленно открыла глаза, постель ее была в беспорядке, одеяла валялись на полу. Она ощутила острую боль и покалывание в ногах. Осознав то, что произошло, она окончательно проснулась. Она шевелила ногами во сне, подсознательно имитируя воображаемые движения. Она проделала это с такой силой, что сбросила одеяла с кровати.

Брижитт попробовала пошевелить ногами наяву. Это далось ей с трудом, но принесло безумную радость и облегчение.

Она нажала на кнопку звонка и с нетерпением ждала прихода тетушки Аннабель.

Вместо нее появилась горничная и объяснила, что миссис Темплер в постели — у нее разыгралась мигрень, а Присси ушла с детьми на прогулку.

Брижитт не поверила своим ушам, ледяной ужас сковал ее тело. Она рывком села на кровати и, ухватившись за ее колонку, потребовала от горничной, чтобы та помогла ей подняться. Оказавшись на ногах, она так сильно качнулась, что перепуганная горничная едва успела ее подхватить. С ее помощью Брижитт упрямо осуществляла одну попытку за другой, и ей удалось даже сделать несколько неверных шагов. После этого ее силы иссякли, и она рухнула на кровать, почти потеряв сознание. Ей казалось, что бледное детское личико, обрамленное длинными черными волосами, склоняется над ней, зловеще шепча: «Ты — это я…». Внезапно ее осенило, — она поняла, кого ей так напоминала черноволосая девочка: именно так должна была бы выглядеть Присси в детстве.

Самым удивительным показалось ей то, что внезапно сквозь обморочный туман проступило другое лицо. Усилием воли, она сосредоточилась и поняла, что над нею действительно стоял Фергюссон. Он побледнел и осунулся, но в глазах его светилась радость.

— Бидди, ты ходишь! — без конца повторял он.

Чему он так радуется? Уже слишком поздно! Присси присвоила себе все: ее дом, детей, фамильные портреты, мужа. Все теперь принадлежало Присси…

Кто-то отчаянно кричал рядом с нею, ее пытались привести в чувство.

— Брижитт, куда ты ездила тогда? Назови адрес!

В какой-то момент она ясно расслышала голос Фергюссона, он был резок и очень настойчив.

— Но ведь ты не хотел мне поверить… — пробормотала она.

— Теперь это неважно. Где ты была?

— 15 Пэлхэм-Роад, Хэммерсмит, — услышала она, словно издалека, свой собственный голос. — Зачем ты туда собрался?

— Потому что думаю, что Присси там.

О… Присси. Всегда и везде. Она не могла себя заставить повторить это имя.