К переезду Брижитт из клиники для нее была приготовлена самая светлая и просторная комната в доме. Много места в ней занимала огромная старинная кровать с балдахином, привезенная одним из Темплеров из Мадрида для своей молодой жены. Добросердечная тетушка Аннабель приложила максимум усилий для того, чтобы ее племяннице было действительно удобно. Она поднялась к ней тотчас же по ее прибытии.

— Надеюсь, здесь тебе будет хорошо, дорогая, и уж, во всяком случае, спокойно, — на этом этаже занята только твоя комната и комната сиделки. Внизу — кухня, а этажом выше — бывший кабинет, где я обустроила помещение для своих любимцев. (Дом был буквально наводнен кошками, которых обезумевшая от одиночества старуха подбирала на улице и пыталась пристроить в «хорошие руки»…) А теперь ты должна отдохнуть перед приездом Фергюссона, — добавила она и направилась к двери.

Фергюссон, спешащий к несчастной калеке, бесполезному существу, от которого осталась одна оболочка, все еще красивая, эффектно расположенная в декорации старинной испанской кровати… При мысли об этом Брижитт больно закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Спасибо, тетушка Аннабель, — обратилась она к старухе. — Вы все очень добры ко мне. И эти чудные цветы… Кто их прислал?

— Фергюссон. Кто же еще? Тебе очень повезло с мужем, дорогая.

Сиделка Эллен заговорила о том же, едва войдя в комнату. Это была высокая крепкая блондинка с добродушным и одновременно решительным выражением лица. Она сразу же понравилась Брижитт. Такую симпатичную сиделку тоже мог найти только Фергюссон. Милый Фергюссон, такой внимательный по отношению к своей беспомощной жене…

— Вам страшно везет, — сказала Эллен. — Я видела вашего мужа лишь однажды, но готова пойти за ним в огонь и в воду. Немного найдется на свете мужчин, о которых я могла бы сказать то же самое! Ради него вы должны поскорее поправиться.

Брижитт пришлось сделать новое усилие над собой, чтобы сохранить безмятежное и заинтересованное выражение лица.

— В вашем доме все просто чудесно — и он сам, и все его обитатели, — продолжала сиделка. — Старый джентльмен Саундерс такой шутник! Особенно он бывает мил по понедельникам, когда прячет от вашей тетушки деньги на хозяйство, а она должна их найти, играя с ним в «горячо-холодно»! И ведь надо же придумать такое — если она их так и не найдет, он кладет их обратно в карман! Вот только как она-то выкручивается? Тетушка ваша — просто молодец, уж как любит своих кошечек и свое симпатичное привидение! А братец ваш, Ги — прелюбезный молодой человек, вот только ему все время нужно что-нибудь подкрепляющее. Витамин «В» очень бы не повредил! Ну а Присси — настоящее сокровище! Вашим деткам она как мать.

— Кстати, о Присси! — вставила реплику Брижитт. — Вы не знаете, дети скоро вернутся с прогулки?

— Присси сказала, что поведет их к автобусной остановке, чтобы встретить вашего мужа.

У Брижитт сжалось сердце. «Какая разница, — подумала она, — что теперь его буду встречать не я, а Присси? Главное, чтобы хоть кто-нибудь это делал.» Когда-то, еще до их женитьбы, Брижитт регулярно поджидала его на этой автобусной остановке. Наверное, он уже давно забыл об этом…

Когда сиделка оставила ее одну, Брижитт никак не могла заснуть. Два убогих холмика под простыней — то, что теперь представляли собою ее ноги, — неотрывно притягивали ее взгляд. Стоило ей отвести глаза, — и в ее воображении вырисовались стройные и такие подвижные ножки Присси. Она тут же представляла себе эту девушку распростертой на широкой испанской постели, а саму себя — нетерпеливо переминающейся с ноги на ногу, стоящей на свежем осеннем ветру в ожидании Фергюссона. Вот как все должно было бы быть! Впрочем, он не должен застать ее в подобном расположении духа! Ведь ему необходимо видеть улыбающуюся и уверенную в себе жену, для того, чтобы не терять надежды на то, что она выбежит ему навстречу, когда он в следующий раз приедет в отпуск!

Не успела она об этом подумать, как дверь открылась, и Фергюссон появился на пороге. Он подбежал к кровати и крепко обнял ее. Ничто не существовало больше для Брижитт, только его крепкие, надежные руки, его лицо, склоненное к ее лицу. Как она могла подумать, что что-то, кроме этого, имело хоть какое-нибудь значение?! Бестактности дядюшки, фальшивая любезность тети и даже стройные ноги Присси — разве все это было важно, если рядом с нею находился Фергюссон! В его объятиях она почувствовала себя молодой и здоровой, несмотря на полностью неподвижные ноги. Брижитт счастливо рассмеялась. Фергюссон сначала удивленно взглянул на нее, но ее смех был так естественен и заразителен, что он тут же к ней присоединился.

Потом он поднялся и включил настольную лампу. Ее мягкий свет окончательно разогнал тени сумерек, притаившиеся по углам. На лестнице уже раздавался шепоток Сарры и беззаботное пение Присси. Она была самой веселой и непосредственной среди взрослых обитателей старого дома. Мрачным призракам прошлого не было места под одной крышей с нею.

Что это она там напевает? Ах, да, — Брижитт вспомнила слова детской песенки про Клементину: «Клементина, Клементина, миленькая ты моя…»

Сарра первая ворвалась в комнату и засветилась от счастья при виде матери. Брижитт погладила ее всклокоченную головенку.

— Да, малышка, — я уже здесь! Входите, Присси! А где же Ник?

Присси вошла летящей походкой. Ее волосы растрепал ветер, щеки раскраснелись. Она казалась воплощением юности и жизнелюбия.

— Он здесь. Поторопись, мой милый; чего ты ждешь?

Наконец появился и Никки. Он вошел медленно, почти нехотя, и замер на пороге. Он был бледен, его щеку пересекала длинная царапина, штаны на коленках были выпачканы грязью.

— Ну и ну! — Фергюссон критически его разглядывал. — Ничего удивительно в том, что ты не очень-то торопился войти! И надо же было так вымазаться!

Брижитт протянула руку к ребенку:

— Подойди поближе, малыш. Дай мне на тебя посмотреть!

Никки сделал неуверенный шаг вперед; напряжение не отпускало его, он так и не улыбнулся.

Болезненное ощущение заставило сжаться сердце Брижитт: больная мать, прикованная к постели, могла вызвать неосознанное отвращение у ребенка. Когда он к ней все-таки приблизился, она заметила выражение ужаса в его глазах, свойственное ему после пробуждения от ночных кошмаров.

— Что с тобою, малыш? Кто тебя так расцарапал? — нежно спросила она его.

— Клементина, — пробормотал Никки чуть слышно.

— Кто такая Клементина? — спросил Фергюссон. — Только не говори мне, что ты теперь дерешься с девочками!

Присси широко улыбнулась:

— Ну, конечно же, нет. Это все выдумки, — он просто упал.

— Это Клементина меня толкнула! Я ненавижу ее! Почему она всегда приходит в парк, когда мы там гуляем?

— Ерунда! Вы же знаете, какое у него богатое воображение, миссис Джи? — проговорила Присси поверх головы мальчика.

Фергюссон переводил взгляд с бонны на своего сына.

— Значит, никакой Клементины не существует? Но почему он присвоил выдуманной девочке такое редкое имя?

— Может быть, все дело в песенке, которую вы поете? — спросила Брижитт Присси. Почему-то она не могла также решительно отвергнуть возможность существования реальной злой девочки, как это сделал Фергюссон.

— Возможно, мадам. Но я догадываюсь еще об одной причине. Вчера я нашла в шкафу старую куклу и назвала ее Клементиной, просто чтобы дать ей какое-нибудь имя. Не знаю, почему, но Никки очень ее испугался и мне пришлось ее убрать.

— Кажется, я знаю, о чем вы говорите. Я и сама до смерти боялась эту куклу в детстве, — сказала Брижитт.

— Она разговаривает по ночам, — произнес Никки сдавленным голосом.

— Как бы то ни было, — обратилась Брижитт к Фергюссону, — не будем ставить эксперименты на психике собственного ребенка. Мы должны немедленно избавиться от этой игрушки!

— Я очень сожалею о том, что показала ему ее. Самое удивительное то, он стал ее еще больше бояться после того, как я убрала куклу в шкаф, — заметила Присси.

— Мы просто сожжем ее, — сказала Брижитт, притянув к себе голову Никки.

— Много шума из ничего! — проговорил Фергюссон, к которому вернулось хорошее настроение. Он поднял мальчика и усадил его к себе на плечи. — И что же тебе сказала эта кукла?

— Что она всегда знает, когда я вру; и у нее был очень странный голос.

— А может быть, это и неплохо? По крайней мере, ты уже не сможешь рассказывать о том, что тебя атакуют девочки, которых вовсе не существует в природе. Ну да ладно уж, не огорчайся! Присси, принесите куклу, пожалуйста, — мы сожжем ее в камине.

Когда злополучную игрушку бросили в огонь, Сарра приплясывала от восторга, а Никки спрятал голову у матери на плече, чтобы ничего не видеть.

— Она больше не придет, малыш; с этим покончено, — прошептала Брижитт ему на ухо.

Огонь в камине почти погас, когда Фергюссон зашел к Брижитт, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Он присел на краешек постели и начал развлекать ее рассказами о том, как прошла вечерняя трапеза.

— Тетушка Аннабель пыталась отловить в парке очередного кота и, вернувшись, была в таком виде, что гораздо больше походила на ведьму, чем дурацкая кукла Никки. Дядюшка Саундерс весь вечер просто вопил от радости: он придумал новый тайник для хозяйственных денег и уверен, что уж на этот раз они от него не уплывут. Ги не спускал глаз с Присси, и нужно признать, что она и впрямь была сегодня очень хорошенькой.

— Ну а ты с кого не спускал глаз? — спросила Брижитт, перебирая его спутанные волосы.

— С тебя, любовь моя. Я смотрел на тебя. Ты сидела напротив и все время мне улыбалась.

— Ты еще хуже Никки, — ласково проговорила Брижитт.

— Вовсе нет; меня посещают только восхитительные виденья.

Они замолчали. Тени сгустились в углах просторной комнаты. Брижитт разглядывала лицо Фергюссона: энергичная линия подбородка, прямой нос, худые щеки, блестящие светлые волосы.

— Какая завтра будет погода? — спросила она.

— Прекрасная.

— Ты всегда так говоришь.

— Просто во время моих полетов всегда бывает хорошая погода. Я рассчитываю вернуться во вторник.

Фергюссон положил голову ей на грудь. Его мягкие густые волосы нежно щекотали ей шею и подбородок.

— Не торопись. Постарайся отдохнуть во время моего отсутствия. Я буду дома не позднее четверга — это крайний срок.

— Может быть, я уже смогу ходить к тому времени.

Его пальцы так сильно стиснули ее ладонь, что она тихонько застонала.

На пороге внезапно появилась сиделка.

— Визит закончен. Наша больная должна спать, — непреклонно заявила она.

— Согласен, — лицо Фергюссона вновь стало беззаботным. — Особенно, если она не собирается долго залеживаться в постели!

После его ухода Брижитт вновь попробовала пошевелить ногами. Ну почему они оставались совершенно неподвижными и никак не хотели слушаться? Это было просто необъяснимо.

Сиделка уже давно легла, а Брижитт все не удавалось заснуть. Когда она наконец-то начала погружаться в полузабытье, еле слышный шепот вернул ее к действительности: «Твой оптимизм — глупость. Тебе не на что надеяться! — Ты никогда не сможешь ходить!»

Брижитт в ужасе оторвала голову от подушки. Казалось, звук исходил из камина. Этот надтреснутый голос мог принадлежать только старухе. Кукла! Никки сказал, что она говорила как-то странно. Но не может же она иметь те же фантазии, что и маленький мальчик! Наверное, это был сон. К тому же воспоминание о том, что Фергюссон был совсем рядом, с нею под одной крышей, придало ей сил и помогло снова взять себя в руки.

Уже глубокой ночью пронзительный крик, раздавшийся в коридоре, разом прервал ее сон. Секунду спустя задыхающаяся Эллен влетела в комнату.

— Ничего страшного, мой котеночек! Просто я столкнулась в коридоре с любимым привидением вашей тетушки и выронила чашку с водой. Черт побери! Это первый призрак, с которым мне приходится встречаться!

— Простите, а как он выглядел? — спросила Брижитт с иронической усмешкой.

— Маленький такой человечек в чем-то светло-коричневом.

За дверью послышались возбужденные голоса. Было очевидно, что своими воплями Эллен перебудила всех домочадцев. На пороге возник Фергюссон с электрическим фонариком в руках: он прихватил его на тот случай, если придется выйти на улицу и проверить все ли спокойно рядом с домом. Выслушав рассказ Эллен, он решил все же сделать обход. Вернувшись, он спросил дядю Саундерса, запирают ли на ночь окно в вестибюле. Получив утвердительный ответ, он сообщил, что на сей раз оно было распахнуто настежь.

Наконец Фергюссон предложил всем отправиться спать и зашел к Брижитт, чтобы ее успокоить.

— До сих пор призраков видела только моя сумасшедшая тетка, все считали их плодом ее больного воображения, — сказала она.

— Честно говоря, я и сам думаю о том же! — ответил Фергюссон. — Наверное, в дом просто забрался вор, но Эллен спугнула его, и я сомневаюсь, чтобы что-нибудь успело пропасть.

И тем не менее утром было обнаружено, что кое-чего все-таки не хватало. Это был золотой ангел и статуэтка из старого дрезденского фарфора, изображавшая пастушка и пастушку. Одевая детей на прогулку, Присси сделала удивительное открытие, состоявшее в том, что вор прихватил с собой также и пальтишко Никки с меховым воротничком, висевшее на вешалке в прихожей.