Однако на следующее утро эта ситуация уже не казалась настолько приятной.

У Маркуса ночью началась легкая лихорадка, и его пришлось держать в постели. Он был капризным и беспокойным, и плакал каждый раз, стоило Фанни отойти от его постели.

— Кузина Фанни, вы тоже собираетесь в путешествие? — плача спрашивал он.

Исчезновение Чинг Мей потрясло его так же сильно, как и Нолли. Он прекрасно помнил исчезновение своей матери и своего отца и никому в этом мире не доверял.

Фанни едва смогла улучить момент, чтобы одеться и причесать волосы. Когда поздним утром Лиззи поднялась наверх с сообщением, что хозяин хочет видеть ее в библиотеке, у нее возникло желание послать ответное сообщение, что она не сможет прийти. Затем у нее неожиданно возникла мысль, что, возможно, дядя Эдгар случайно услышал о присутствии мистера Марша в деревне и хочет поговорить с ней об этом.

Она заторопилась вниз прямо от постели Маркуса. Ее длинные черные волосы рассыпались из-под торопливо воткнутых шпилек, и из-за своих обязанностей сиделки она надела свое самое старое платье.

Голоса в библиотеке должны были предупредить ее. Она настолько торопилась закончить этот разговор и бежать назад к Маркусу, что не смогла осознать, что там звучали голоса не только дяди Эдгара и Амелии.

Она увидела, что он стоит у окна, сразу же, как только вошла в комнату. Он разговаривал с Амелией, слегка внимательно наклонившись к ней. Амелия, чьи тщательно расчесанные блестящие светлые волосы были перевязаны черными бархатными бантами, а на хорошенькое голубое утреннее платье была наброшена муслиновая косынка без единого пятнышка, выглядела очаровательной, оживленной и восхитительно юной. Контраст между ней и Фанни в этот момент не мог не броситься в глаза.

Он отразился в глазах Адама Марша, когда он обернулся и увидел ее. Она почувствовала, что какое-то мгновение он пристально оценивающе разглядывал ее, прежде чем поклонился и улыбнулся.

— Мисс Фанни! Мы снова встретились.

Дядя Эдгар, со своим самым доброжелательным выражением, вышел вперед.

— Фанни, моя дорогая, почему вы не сказали нам, что разговаривали вчера с мистером Маршем и что мы можем ожидать сегодня его визита?

— Ну, я… — почему же она хотела сохранить их встречу в секрете? Неужели потому что ожидала, что так и случится, что он будет так внимательно склоняться к Амелии?

Нет, нет, Амелия всего лишь неуклюжая школьница. Или была такой совсем недавно. Невозможно было точно определить, когда именно за последние одну или две недели она неожиданно обрела достоинство и какую-то загадочность. Не началось ли это с того чая в пагоде, когда она столь оживленно болтала с Робертом Хэдлоу? Она не так много хихикала, она стала чаще задумываться, и сейчас, окруженная вниманием привлекательного мужчины, была по-настоящему хорошенькой.

Они все ждали, чтобы Фанни закончила начатую фразу. Здесь была и тетя Луиза, и Джордж. У всех были бокалы с мадерой и бисквиты, по отношению к гостю демонстрировалось гостеприимство, хотя им и хотелось, должно быть, побольше узнать о нем.

— У Маркуса началась лихорадка, — сказала она. — Я ни о чем не думала, кроме него. Во всяком случае, у меня создалось впечатление, что мистер Марш сказал, что собирается нанести визит после полудня.

— Маркус болен, — воскликнул мистер Марш. — Мне очень жаль слышать это.

— Это только легкая лихорадка…

— Мы должны позвать доктора Бейтса, — прервал дядя Эдгар. — Почему этого до сих пор не сделано?

Нос тети Луизы, но причине ли мадеры, или от удовольствия принимать симпатичного и, вероятно, неженатого молодого человека, а может быть, от косвенного упрека мужа, приобрел знакомый цвет виноградной кисти.

— Фанни сказала, что лихорадка легкая. А вы сами видите, мистер Марш, Фанни практичная молодая женщина, к тому же очень привязанная к детям. Моей собственной дочери, боюсь, еще только предстоит узнать практическую сторону жизни.

Под снисходительным тоном матери Амелия опустила ресницы на свои розовые щечки. Она выглядела невыносимо самодовольной. И вдруг Фанни возненавидела их всех за то, что они только что с ней сделали, позволив ей войти неподготовленной в комнату, в таком виде, чтобы сравнение ее с Амелией было неизбежным.

Они намеренно сделали это. Ей страстно захотелось, чтобы она убежала все же в тот день в Лондоне. Затем она вспомнила детей наверху, полностью зависящих от нее, и устыдилась собственного эгоизма. Однако в глазах ее и в надутых губах остался гнев. Пусть Амелия кокетливо улыбается. Она будет сама собой, она откажется быть слабой и униженной.

— Фанни, мистер Марш рассказывал нам, как случилось, что в тот день он оказал детям в поезде такую неоценимую помощь. Служащий компании опаздывал. Мистер Марш обнаружил расстроенную Чинг Мей. Будучи в состоянии говорить по-китайски, он вскоре прояснил для себя факты. Я правильно рассказываю, мистер Марш?

— Мисс Фанни выразила удивление тем, что я говорил на языке Чинг Мей, — глаза мистера Марша снова смотрели на Фанни, на этот раз с иронией. — Я не объяснил ей, как объяснил вам, что мой отец был хорошо известным коллекционером китайского фарфора и нефрита. Он совершил несколько путешествий на Восток, и в двух из них я сопровождал его. Мне следовало добавить, что в тот день я был в Тильбюри, потому что «Чайна Стар» привезла несколько новых образцов для коллекции, которой теперь владею я.

— И он подыскивает дом, в котором можно было бы хранить ее, — воскликнула Амелия, не в состоянии больше молчать. — И в котором можно было бы жить самому, конечно. Мистер Марш, если бы это оказалось где-нибудь здесь но соседству, я была бы рада я имею в виду, мы все были бы рады.

Она вспыхнула из-за своей откровенности, а Адам Марш улыбнулся.

— Это очаровательно с вашей стороны, мисс Амелия.

Забавно, подумала Фанни, когда он смотрел на Амелию, это почти мрачное выражение оставляло его, и он выглядел легкомысленным и веселым. Он не анализировал ее, как анализировал Фанни. Но ведь Амелию и не нужно было анализировать. Она не выглядела в разные дни то как дочь лорда, то как служанка.

— Да, я устал от скитаний, — продолжал он, — и собираюсь осесть на месте. Как я уже говорил мисс Фанни, я испытываю сильную привязанность к этой части Англии. Наша встреча была совершенной случайностью, не так ли?

— Счастливой случайностью, мистер Марш, — тепло сказала тетя Луиза. — Я надеюсь, мы сможем убедить вас посетить некоторые из наших увеселений в этом году. Позже мы даем бал в честь Амелии.

— И, ей-богу, адвокат моего брата из Шанхая тоже будет здесь, — сказал дядя Эдгар. — Некий мистер Хэмиш Барлоу. Я полагаю, вы не слышали о нем?

Действительно ли что-то сверкнуло в этих темно-карих глазах? Это были непроницаемые глаза, решила Фанни с самого начала. Амелия могла бы утонуть в них целиком. Так же, кстати сказать, могла и она.

— Боюсь, что мое знакомство с Китаем сосредоточено в основном на Пекине. Но мне будет интересно встретиться с мистером Барлоу.

— Я неожиданно вспомнила! — крикнула Амелия. — Вчера Роберт Хэдлоу сказал, что Херонсхолл скоро будет выставлен на продажу. Старый мистер Фаркуарсон собирается постоянно жить в Лондоне. Это едва в десяти милях отсюда. Это дом в георгианском стиле, мистер Марш, с прелестными светлыми комнатами. Совсем не такой темный и мрачный как наш.

— Но этот дом по-настоящему красив, — возразил мистер Марш.

Фанни обнаружила, что не в состоянии стоять там, в то время как Амелия возбужденно устраивает будущее этого постороннего человека. Конечно, ему не следовало позволять ей делать это! Хотя, если он говорил правду и действительно хотел купить дом, Херонсхолл чрезвычайно для этого подходил. Высокие окна замечательно демонстрировали бы его коллекцию китайского фарфора — если она, конечно, существовала…

Она прервала беседу, сказав совершенно спокойным тоном.

— Если вы меня извините, я бы хотела вернуться к Маркусу.

— Конечно, моя дорогая, — сказал дядя Эдгар. — Но не превращайте себя в пленницу в комнате больного. Вы знаете, что в этом нет нужды.

— Фанни всегда считала, что ее призвание ухаживать за больными, — сказала тетя Луиза извиняющимся тоном. — Затем, позже она начала говорить о монастырях. Я думаю, она всегда воображала, что в ней есть что-то от мученицы. Полагаю, это от ее кельтских предков.

— Она слишком привлекательна для монастырей и больниц, — прогудел дядя Эдгар. — И, в добавление к праздникам этого года, мистер Марш, Фанни исполняется двадцать один год, что, естественно, будет отпраздновано подобающим образом.

Как умны они были — тетя Луиза со своим предположением, что склонность к мученичеству удерживает ее в комнате больного Маркуса и заставляет носить самую старую одежду, дядя Эдгар со своим намеком, что двадцать один это значительно больше, чем нежная свежесть семнадцати.

Или она просто навоображала себе эти вещи, потому что влюбилась и все ее чувства невыносимо обострились? Она знала, что ей не суждено легкой доли, и для того, чтобы достичь счастья, ей придется пройти по туго натянутому канату. Более вероятно, что ей суждено было упасть и непоправимо пораниться.

Она выбралась из комнаты и только хотела бежать к детям, ее союзникам, а теперь еще добрым и нежным друзьям, не критикующим и не задающим лишних вопросов, как в смятении услышала у двери голос Адама.

— Я очень привязался к детям. Я обещал им прийти. Я не помешаю, если зайду в комнату больного на две минуты?

— Как это внимательно с вашей стороны, мистер Марш, — голос тети Луизы выражал согласие, как того требовала вежливость, но звучал все же слегка ошеломленно — тетя Луиза была слегка выведена из себя.

— Это может оказаться корь, мистер Марш. Умоляю, не заразитесь. — Амелия рассмеялась, но она тоже была слегка выведена из себя.

Фанни заторопилась вверх по лестнице, ни о чем не думая. Она не хотела, чтобы он приходил в детскую. Он уже был с ней слишком официален, слишком подавлял ее. Он уже дал семейству Давенпортов все приемлемые объяснения и пошел своим путем. Вероятно, он разбивал сердца направо и налево. Она не должна была позволить, чтобы Нолли и Маркус волновались из-за него.

— Мисс Фанни!

Они были у поворота на второй пролет лестницы. Рядом никого не было. Из детской Фанни могла расслышать хныканье Маркуса.

— Мне рассказали, как умерла Чинг Мей. Это правда? Она была вынуждена повернуться и посмотреть на него.

— Вы полагаете, это могло быть неправдой? — медленно спросила она.

— Я имею в виду, не было никакой другой причины ее смерти?

— Насколько мне известно, никакой. Мой кузен Джордж — вы, должно быть, заметили, в каком он состоянии. Он до сих нор не оправился от полученного на войне ранения. Но его учили убивать шпагой, а не… не голыми руками.

— Так что это был сбежавший заключенный?

— Должен был быть. На дознании коронер решил именно так. — Она посмотрела в его внимательные глаза. — Почему вам это небезразлично?

— Потому что в этой загадке я вижу вызов. Очень серьезный вызов.

— Вы так смотрите на меня, — сказала Фанни. Она дотронулась руками до своих волос неизбежным женским движением, пытаясь привести их в порядок. — Что-нибудь не в порядке?

— Всё.

— В таком случае, вам лучше вернуться и поговорить с моей кузиной Амелией. У нее сегодня утром было достаточно времени для туалета.

Он засмеялся, как будто ее язвительность позабавила его, затем остановился и задумчиво сказал:

— Да, ваша кузина Амелия очаровательное создание. Мне кажется, мы будем проводить много времени вместе. Если бы я знал, то приехал бы значительно раньше.

— Знали что?

— Ну, что вересковые пустоши могут быть настолько завораживающими. Возбуждающими, темными, непредсказуемыми, штормовыми, трагическими. И еще теплыми и блестящими, как летний день, полными света, невинными, неотразимыми.

Он говорил о вересковых пустошах. Но в его устах это звучало так, как если бы он говорил о женщине.