Вниз от Хилтопа к краю утеса вела крутая тропинка. Именно по ней Гасси отправлялся на рыбалку, босиком перепрыгивая кочки с сухой травой и не обращая внимания на то, что тропка резко обрывается прямо над зазубренными скалами. Если подойти к обрыву слишком близко, сухая земля могла легко осыпаться. Спустившись на следующее утро по этой дорожке, через пару часов Антония, слегка обгоревшая на солнце, поднималась на холм, держа в руке мокрый купальник.

Когда она вошла в дом, Саймон сообщил, что Айрис у себя — отдыхает перед ленчем. Впрочем, прислушиваясь к ее шагам наверху, он думал, что ей это не очень-то удается.

— Я так рад, что ты остаешься здесь и будешь кормить моих птичек, — признался Саймон. — Айрис говорит, что с этим справилась бы и Белла, но знаешь, тебе я больше доверяю. Где зерно, я тебе уже показал. Не забудешь менять им воду? И, пожалуйста, разговаривай с Джонни. Он это так любит. Он скучает, если на него не обращают внимания.

— Я все запомню, — ответила Антония. Ей натерпелось поскорее уйти наверх и узнать, почему Айрис не спится. Вот только скажет ли ей об этом Айрис? Скорее всего, просто пожалуется на нервы. Вряд ли она признается, что ее мучает страх, каким-то непонятным образом связанный со вчерашним телефонным звонком.

Антония переодевалась в своей комнате, когда услышала за дверью голос Айрис:

— Антония! Какие странные причуды приходят тебе в голову! Надо же додуматься принести в дом эти ужасные водоросли!

Антония подошла к двери и в изумлении уставилась на пучок бурых водорослей, с которых сбегала вода:

— Откуда они здесь? — воскликнула она. — Я их не приносила.

Айрис наклонилась и осторожно подняла водоросли:

— А кто же еще, дорогая? Правда, совсем не обязательно было тащить их прямо наверх.

— Но я их не приносила! — не соглашалась Антония. — Зачем бы мне это понадобилось?

— Понятия не имею. Но вот же они — прямо перед тобой. Кроме тебя, на пляж еще никто не ходил — даже Гасси.

Айрис была одета в выцветший ситцевый халатик, подпоясанный на талии шнурком. Во рту она держала сигарету и щурилась от дыма. Казалось, спор лишает ее последнего терпения.

— Будь добра, отнеси это, пожалуйста, вниз. — Она протянула Антонии неприятные скользкие растения.

Неожиданно Антония вышла из себя:

— Должно быть, ты думаешь, что я совсем идиотка! — воскликнула она. — Хожу во сне, ради шутки приношу в дом эту гадость!

Айрис устало нахмурилась:

— Честно говоря, я не знаю, что и думать, дорогая. Давай не будем об этом сейчас. Просто убери их отсюда. У меня раскалывается голова, и какой у меня будет после обеда вид — ума не приложу. — Она похлопала Антонию по руке. — Это все ерунда. Глупости — и больше ничего. Но я все-таки думаю, тебе надо бы показаться доктору. Мы устроим это, когда вернемся с Саймоном после уик-энда.

— И от чего, по-твоему, я страдаю? — спросила Антония. Ей снова захотелось разозлиться, чтобы не чувствовать, как ее охватывает непонятный страх.

— Похоже, от амнезии — частичной потери памяти, — невозмутимо ответила Айрис. — Я все же за то, чтобы, пока нас не будет, ты пожила в отеле. Правда, Саймон со своими птичками… В конце концов, ничего страшного ты ведь не делаешь? — Айрис прижала ладонь ко лбу. У нее был ужасно напряженный взгляд — как будто от потери памяти страдала она сама.

— Дорогая, когда ты понесешь эту траву, не захватишь ли мне сюда бренди с водой? Воды можно поменьше. — Она вымученно улыбнулась. — Кто бы мог подумать, что я буду так нервничать перед свадьбой. Как глупо!

* * *

Антонии казалось, что во время венчания в церковь в любую минуту может войти тот незнакомец с сиплым голосом. Она не спускала глаз с открытой двери, почти не обращая внимания ни на речитатив священника, ни на заостренное книзу худощавое лицо Айрис, слегка дрожавшей от волнения и напряжения, ни на крупную фигуру Саймона — выглядевшего неряшливым даже в новеньком черном костюме. Саймон рассеянно повторял за священником слова брачного обета. Сейчас ему скорее ближе «Песнь Песней» Соломона — Голос твой сладок и лице твое приятно. Наверное, ему не терпится страстно прильнуть к роскошным распущенным волосам Айрис.

Однако в церковь так никто и не вошел. Из гостей там были только она и Дугал Конрой с матерью — крупной женщиной с обыкновенным лицом и смеющимися проницательными глазами.

Пожалуй, от взгляда Генриетты Конрой, подумала Антония, не ускользнет ничего. Интересно, чувствует ли она, что эта свадьба какая-то словно ненастоящая?

После церемонии все пятеро отправились к Конроям на чай, который подавала пышнотелая горничная, готовая хихикать над каждым услышанным словом. Затем Саймон и Айрис уехали в нанятом на уик-энд автомобиле. Напоследок Айрис крикнула ей:

— Запирай свою дверь на ночь, дорогая, если тебе все-таки вздумается ходить во сне!

А Саймон добавил:

— Не забудь каждый день менять птичкам воду!

Лишь беззаботная болтовня Генриетты Конрой обо всем на свете немного скрасила короткое свадебное чаепитие. Когда Айрис с Саймоном уехали, почтенная дама обратилась к Антонии:

— А вы ходите во сне, дорогая? Как это интересно.

— Нет, не хожу, — громко ответила Антония, чтобы туговатая на ухо Генриетта услышала. — Во всяком случае, я в этом абсолютно уверена.

Генриетта с любопытством взглянула на нее:

— Тогда почему Айрис так сказала?

— Да тут кое-что случилось…

— Что-то случилось! Вы непременно должны мне рассказать. Правда, Дугал?

Дугал нахмурился:

— Не обращайте внимания, Антония. Мама ужасно любопытна.

— А что в этом плохого? — спросила Генриетта приятным грудным голосом. — Скажите, кто у вас спит в пустом крыле? Я думала, оно закрыто.

— Почему вы об этом спрашиваете? — осторожно поинтересовалась Антония.

— Кто-то допоздна там засиживается. В три часа ночи я, например, вижу в окнах свет.

— Так, значит, он все-таки горит! — победоносно сказала Антония. — А вот Айрис говорит, что мне это только кажется. Но, представьте себе — комната совершенно пуста. Там одна только пыль.

— Как странно! Да, Дугал?

— Должно быть, этому есть свое объяснение, мама.

— Ну конечно. Всему есть объяснение. И искать его ужас как интересно. Дугал считает, что у меня болезненное воображение, Антония. Как вы думаете, уж не прячет ли ваш кузен там кого-нибудь?

— Но комната пуста, — повторила Антония. — Я сама ее видела. Там не было ничего, кроме седого волоса, который я нашла.

— Седой волос! — Генриетта жадно впитала необычную информацию. — Я так и знала! Вашу тетю Лауру убили из-за денег.

— Мама! — не выдержал Дугал. — Не говори глупостей. Лаура Майлдмей умерла в Окленде месяц назад.

Генриетта сникла:

— Тогда убили кого-нибудь другого.

— Какая нелепость! Этот седой волос наверняка принадлежал какой-нибудь уборщице. И пролежал там не один месяц.

Генриетта печально взглянула на Антонию:

— У моего сына совершенно нет воображения. Он ведет такую скучную жизнь. И все из-за той женщины в его конторе — из-за мисс Фокс.

— А она в чем провинилась? — безропотно спросил Дугал.

— Она слишком рациональна. Ты сам так говорил. А рациональность разрушает жизнь. Правда, Этель?

Дородная горничная, вошедшая в комнат чтобы забрать посуду, лишь издала утробный смех. Антонии показалось, что она вообще никогда не разговаривает — только хихикает. Девушка с сочувствием подумала о Дугале: бедный, его окружают сухая деловитая мисс Фокс, вечно хихикающая Этель и мать, голова которой постоянно забита собственными фантазиями. Неудивительно, почему он такой сдержанный и практичный. Если с ним случится что-то странное, он просто в это не поверит. Вот уж кто спокойно позволил бы другим считать, что у него частичная потеря памяти. Хотя кто знает… Возможно, он не так мягок, как кажется. Антония поняла, что ей ужасно любопытно узнать, какой он на самом деле. Ее глаза озорно блеснули. Пожалуй, она попросит его не отвозить ее прямо домой, а прогуляться в наступающей темноте на холм пешком. А по дороге он ее поцелует. Просто так, шутки ради.

«Ну и штучка ты, Антония Вебб!» — сказала она сама себе. Пусть, все равно дерзкое желание почувствовать на своих губах прикосновение губ Дугала Конроя не ослабевало.

Возле калитки ветер гнул тамариск и разносил по холму унылый шорох его листьев. Небо немного пожелтело, и холм, словно одеялами, укрылся тенями. Внизу, в Самнере, на крутых склонах рядами теснились белые домики, вокруг в садах буйствовал ярко-розовый и желтый портулак и герань. Море нежно ласкало прибрежный песок, приберегая ярость для скал, чернеющих по другой стороне холма. Даже печальный свист крапивника не проникал в эту уютную и тихую долину.

Через открытую дверь Генриетта пожелала им доброй ночи:

— Оставались бы лучше у нас, — кричала она. — Если вас что-нибудь напугает, сразу звоните, и Дугал вас заберет.

Дугал неловко взял девушку под руку. Она по-дружески склонилась к его плечу. Ветер становился все резче и холоднее. Сухие колючие кусты мануки распростерлись по холму, будто гигантские пауки.

— Надеюсь, вы не побоитесь там в доме одна? — вежливо поинтересовался Дугал. — Не обращайте внимания на мамину ерунду.

А как насчет ее собственной «ерунды»? — подумала Антония. Во всяком случае, она наговорила ее не меньше Генриетты.

— Думаю, что не побоюсь, — честно призналась Антония. В конце концов, ничего ведь не случилось. Всего лишь голос в телефонной трубке, ночной крик, стук окна да полоска света под дверью.

— Пожалуй, вам было бы разумнее остаться в отеле, — признал Дугал, а затем добавил: — Или у нас.

Антонии показалось, что Конрой явно предпочитает отель. Она покачала головой:

— Я не совсем одна — там Белла с Гасси. К тому же Саймон хотел, чтобы я присмотрела за его птичками. Да что со мной может случиться! В конце концов, я знаю, что в той комнате никого нет.

— Конечно, никого, — несколько неуверенно согласился Дугал. — Хотя странно. Ведь там действительно горел свет, я сам видел. Впрочем, должно быть, этому есть простая причина.

— Тогда почему же ее никто не назовет?

Она раздумывала, не сказать ли ему о том вчерашнем любопытном звонке Айрис, но затем решила, что не стоит. Над ней опять будут только смеяться: она якобы делает из мухи слона. Пожалуй, будет лучше найти разгадку самой. К тому же сейчас она вообще не была расположена к такому разговору. Они шли рука об руку, и Антонии ужасно захотелось, чтобы лед в его душе немного оттаял. Раньше ее беспокоил совсем другой вопрос — как умерить пыл представителей противоположного пола. Дугал Конрой притягивал ее как раз своей холодностью. Хотя, вполне возможно, он просто прятался под этой маской равнодушия. Бедненький, его совсем замучили женщины.

— Ладно, давайте выбросим все это из головы, — беззаботно сказала она. — Пойдемте завтра вместе купаться, если будет такой же хороший день.

Она почувствовала, что поставила его в неловкое положение.

— Завтра? Я даже не знаю…

— Чур, не говорить, что вы не можете! — воскликнула Антония. Она все еще напропалую кокетничала, однако мысль понежиться на песке вместе со строгим светловолосым молодым человеком показалась ей приятной. В конце концов, она немного скучала здесь одна.

— В выходные я обычно езжу на рыбалку, — объяснил он. — С другом. Мы ловим в одной из горных речек лосося.

Антония ясно представила его в болотных сапогах и спортивной куртке: его белокурые волосы развеваются по ветру, а взгляд голубых глаз ясен и проницателен. Она почувствовала себя еще более одинокой.

— Вы, наверное, не любите женщин.

Ей показалось, что Дугал нетерпеливо дернулся:

— У вас нет причин так говорить.

— Правда? Тогда я скажу точнее: вам не нравятся женщины, которые сломя голову мчатся из Англии, чтобы поскорее заполучить наследство. — Ее веселость разом как будто улетучилась. Сама не понимая, почему ведет себя так глупо, она добавила: — Но меня привели сюда совсем не деньги. Просто я почувствовала: самое главное из того, что оставила мне тетя Лаура, — это любовь к путешествиям и к приключениям. Мне показалось, что я предам ее, если не приму на себя эту часть ее завещания.

Дугал молчал. Они добрались уже почти до самой вершины холма. Белла оставила в холле свет, и единственный во всем огромном доме желтый огонек горел, словно глаз каменного белого призрака.

Высвободив руку, Дугал сказал:

— Вам не следовало сюда приезжать. В этом не было никакой необходимости.

Антония не знала, смеяться ей или плакать:

— Вот как?

Он шагнул было к ней. В темноте Антония не смогла разглядеть его лица, однако догадывалась, что оно очень серьезно.

— Уверяю вас, личное присутствие здесь совсем не обязательно.

Антония рассмеялась. Серьезность Конроя казалась ей и смешной и милой. Она смутно чувствовала, что адвокат полностью на ее стороне, хотя и ведет себя довольно холодно и даже как будто враждебно.

— Почему вы так говорите?

Они дошли до дома, и Антония взялась за дверную ручку. Она совсем забыла о своем желании, чтобы Дугал ее поцеловал. Теперь уж не до этого. Да и вряд ли он такой легкомысленный… Странно, но эта мысль почему-то порадовала ее.

— Знаете, — вдруг выпалил он, — хорошо бы, чтобы поскорее наступил ваш день рождения, и вы побыстрее получили бы свое наследство.

— Да что вы такое говорите! — удивилась она. — Неужели вы думаете, что Саймону нельзя доверять? Лично я о нем самого прекрасного мнения. К тому же его не очень интересуют деньги, и вряд ли из-за каких-то четырех тысяч фунтов он пустится во все тяжкие. Даже и думать нечего!

Дугал ничего не ответил. Антония открыла дверь, и на его лицо упал свет. Увидев, что адвокат озабоченно хмурит брови, девушка растрогалась:

— Вы так печетесь о моих интересах… Поверьте, я очень ценю это, даже если не показываю вида. Спасибо, что проводили.

Он колебался:

— Вы уверены, что с вами ничего не случится?

— Конечно. Обещаю, если что, позвонить.

— Обязательно. Я сразу же приеду.

— Надеюсь, этого не понадобится, — улыбнулась Антония. — Вы напрасно волнуетесь.

Однако, едва захлопнув за собой дверь, она уже думала совсем по-другому. Пожалуй, Дугал Конрой никогда не станет волноваться попусту. Она остановилась в холле, размышляя над его словами. Уж если он так говорит, значит, его действительно что-то беспокоит. Вот только что? Скорее всего, ему просто передалась общая нервозность — и только лишь.

Шторка на птичьей клетке была задернута, и ее обитатели мирно спали. Без их веселого щебета в холле царила мертвая тишина. Антония подняла голову и посмотрела на темную лестницу. Сейчас она поднимется к себе и сразу же ляжет. Айрис советовала ей запереть дверь. Какая ерунда! Она же не лунатик. Впрочем, как знать… Может, и впрямь она сама принесла утром в дом эти водоросли? Ведь если она и в самом деле страдает от амнезии, то может об этом и не догадываться. В том-то весь и фокус…

Поднимался ветер. Антония внимательно прислушалась — не стучит ли где-нибудь окно? Нет, все тихо. А ведь сейчас ветер сильнее, чем вчера. Странно… Все это ужасно странно. Впрочем, она слишком устала, чтобы о чем-то думать. Скорее бы в постель.

Она медленно пошла наверх, включая свет наверху и выключая в холле. Окна в ее комнате были открыты, и шторы колыхались на ветру. Пахло морем. Когда она подошла закрыть окно, на ее лицо упали мельчайшие брызги дождя. Она вспомнила, что оставила свой купальник и еще кое-какие вещи сушиться на веревке. Возможно, Белла занесла белье в дом, но если нет — ветер изорвет его в клочья. Надо бы сходить посмотреть.

Когда она открыла заднюю дверь, налетевший ветер чуть не сшиб ее с ног. Она увидела, как ее одежда бьется на веревке, словно взбесившиеся призраки. Антония бросилась через лужайку прямо по траве. Вечернее платье зацепилось за колючую листву копейного дерева — кайкомако. Антония дотронулась до ветки с твердыми, как жесть, листьями и услышала их неприятное металлическое лязганье. Собрав в охапку все свое белье, девушка поспешила к дому. Задняя дверь захлопнулась, и не было видно ни огонька. Над крышей ходили тучи, в промежутках проглядывало бесцветное небо. Отчетливо слышался пронзительный свист крапивника.

Ну и местечко, думала Антония, пробираясь в темноте к дому. Она надеялась, что дверь не захлопнулась на замок.

Затем до нее вдруг дошло, что она не слышала, как дверь закрылась. Может, ее захлопнул ветер? Ну конечно, ветер! Она просто была уже далеко, на лужайке, и не услышала. А вот Беллу стук двери, наверное, разбудил, и она наверняка вышла посмотреть, в чем дело.

Антония шагнула к двери и повернула ручку. Дверь легко открылась, и в следующую секунду девушка уже была в доме. Как глупо, что она едва не поддалась панике. Однако Белла, похоже, не выходила. Ни в коридоре, ни в холле никого не было.

Несмотря на это, Антония вдруг почувствовала, что за ней кто-то наблюдает.

Она не смогла бы этого объяснить. Везде было тихо — ни одной тени, ни звука шагов. И все же Антония могла поклясться, что из укромного уголка за ней следит пара внимательных глаз.

По спине пробежали мурашки. Затаив дыхание, Антония стояла и прислушивалась. Но бешеные порывы ветра, слабый шум моря и лязганье листьев копейного дерева заглушали все остальные звуки.

Что ж, если за ней следят, она должна показать, что не боится. Собрав все свое мужество, Антония пересекла холл и, приоткрыв шторку, заглянула в клетку с птицами, чтобы проверить, все ли с ними в порядке.

Лимонно-желтый попугайчик переступил с лапки на лапку и сонно забормотал.

— Красавчик! — шепнула Антония.

Не поворачивая головы, она прикинула, далеко ли до телефона. Чтобы попасть в нишу под лестницей, ей придется пройти через весь холл. А там ужасно темно. Кстати, как раз оттуда за ней было бы удобнее всего наблюдать… Нет, сейчас она все равно не решится звонить Конроям — ведь ничего не произошло. Правда, можно позвать Беллу — но снова возникал тот же вопрос — что она ей скажет? И зачем она станет зря ее пугать?

Теперь она уже пожалела, что не осталась в спальне, а отправилась за своим бельем. Уж лучше бы оно порвалось на лоскутки…

Впрочем, что мешает ей вернуться в спальню прямо сейчас? Да ничего. В холле пусто, на лестнице — тоже. Все, что ей надо, — это преодолеть короткий путь наверх, а затем по коридору — до своей двери. Меньше чем через минуту она уже будет там. Вот только не следует слишком спешить, чтобы не дать тому, кто за ней наблюдает, лишний повод посмеяться над ее трусостью.

Она уверенно пересекла холл и начала подниматься по лестнице.

Крался ли кто-нибудь следом за ней? Она не знала, потому что смотрела прямо перед собой. Она наконец поднялась по ступенькам, а затем быстро преодолела оставшееся расстояние до своей комнаты.

Закрывая дверь, она вспомнила голос Айрис, которая крикнула ей: «Запирай свою дверь, дорогая!» Но ведь этим она предостерегала ее от ночных прогулок, а не от незваных гостей. Тяжело дыша, она все-таки повернула ключ в замке. Затем закрыла окна и, посмотрев, нет ли в нежилом крыле света, задернула шторы.

Через несколько минут, когда она выкурила сигарету и немного успокоилась, к ней снова вернулась способность рассуждать здраво. Конечно же, в холле никого не было. Это все ее воображение. Она просто испугалась и вообразила себе бог знает что. Ну кому понадобилось бы за ней следить? Это не мог быть даже обитатель пустой комнаты, потому что там никто не живет. Она уже в этом убедилась. Свет зачем-то включала Айрис. Вот сегодня ее нет, значит, и света не будет.

Но у Айрис нет седых волос…

Антония решительно принялась раздеваться. Она даже подавила детское желание заглянуть под кровать. Уж если в доме кто-то и прячется, наверное, у него хватит ума не делать это в ее комнате. К тому же все равно никого нет. Белла бы наверняка услышала. А задняя дверь просто захлопнулась от сквозняка.

В симпатичной комнате, которую Айрис так заботливо приготовила для нее, нашлась даже подборка новых книг. Антония выбрала антологию поэзии и забралась в постель.

За закрытыми окнами слышался лишь приглушенный шум ветра и моря. В комнату не доносился ни крик чаек, ни грохот оконных рам. В доме было тихо и спокойно.

Хотя у Антонии слипались веки, она упорно заставляла себя читать. В Новую Зеландию она приехала после болезни. Пожалуй, перед сном ей лучше успокоиться и выбросить из головы все свои переживания и страхи.

С лилейными перстами сон мимо него скользнул, — прочитала она.

Затем она закрыла книгу и потянулась, чтобы выключить свет. В ту же секунду парадная дверь хлопнула — не очень громко, но, наверное, громче, чем кто-то на это рассчитывал. Казалось, в последнюю минуту ветер вырвал ее из рук.

Да кто же это, наконец?

Антония заставила себя подняться с постели и заглянуть сквозь не полностью сомкнутые шторы в темный сад. Однако ночь была безлунной, и она ничего не увидела. Даже если бы кто-нибудь стоял на лужайке прямо перед ее окнами, она все равно не смогла бы его разглядеть. На фоне неба она различила лишь покачивающиеся силуэты кайкомако — копейного дерева и молодых сосен.

Кусая губы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Тот, кто был в доме, ушел, не причинив никому вреда, но почему она не может спокойно лечь и заснуть?!

Крутом столько звуков, как будто ее пытаются ими измучить. Она даже позавидовала благословенной глухоте Генриетты Конрой.

Нет уж, ничто не выманит ее теперь из комнаты. К тому же теперь это и не нужно. Ведь птичка улетела.

Впрочем, и сон тоже. Она еще раз закурила и в отчаянии подумала о бренди в горячем молоке или хотя бы чашечке хорошего чая. Может, попозже она и осмелится спуститься на кухню.

Близилась полночь. Часов через шесть будет уже светло. Если пожелает, она может проспать завтра хоть весь день. Ведь даже сейчас не случилось ничего, из-за чего стоило бы звонить Конроям. Не станет же она звать Дугала сюда только из-за того, что к Белле, наверное, кто-то приходил.

Ну конечно — это всего лишь гость Беллы, которого та не хочет никому показывать! Возможно, он и заходил только потому, что в доме нет Айрис и Саймона. Как же она об этом сразу не догадалась? — радостно думала Антония. Теперь она ляжет и уснет даже без помощи горячего молока.

Забравшись в постель, она задернула полог и с наслаждением уютно устроилась под одеялом. Непонятно, много ли прошло времени, когда раздался телефонный звонок.

Антония внезапно проснулась и машинально выпрыгнула из постели. Интересно, кто это звонит в такое время? Наверное, что-нибудь серьезное. Придется подойти к телефону. Все равно, — сонно подумала она, — самозванец уже ушел. Ничего страшного.

Накинув халат и сунув ноги в шлепанцы, она открыла дверь и побежала по коридору на лестницу.

Где-то на середине лестницы она поскользнулась. Она понимала, что падает, и в панике пытаясь ухватиться за перила. Последнее, что она уела услышать, был чей-то пронзительный вопль.